Он не участвовал в набегах на бледнолицых. Отправлялся лишь в места, располагавшиеся за Рио-Гранде.
— Сейчас не время сражаться с бледнолицыми. Их слишком много. Ты не забыл, что произошло с теми, кто вышел за пределы резервации, обозначенные бледнолицыми? — угрюмо проговорил Белый Орел.
— Они повели себя, как дураки, — ответил один из команчей. — Бледнолицые солдаты застигли их врасплох.
Белый Орел оглядел толпу, покачивая головой. Было очевидно, что большинству молодых воинов не терпелось поучаствовать в сражении.
— Умереть не стыдно, стыдно умирать с голоду и выполнять предписания бледнолицых. Вы этого хотите? Мужчина должен жить, как мужчина, а не как собака.
— Когда бледнолицый обращается с нами, как с очередным препятствием на своем пути, мы из воинов превращаемся в преступников. Давайте наберемся терпения и подождем, что будет.
— Что, еще одно нарушенное соглашение? Приходят охотники, убивают бизонов, бросают их туши в прерии, — раздался еще один гневный голос.
— Они не уважают Великого Духа, давшего нам бизонов для еды. Нарушают свои обещания. И наш долг — убивать тех, кто отбирает у нас то, что по праву принадлежит нам.
Ястреб молча наблюдал за тем, как Белый Орел проигрывает битву. Молодежь была готова драться.
— А как же насчет наших убитых воинов? — воскликнул высокий команчи, весь покрытый шрамами.
— Всего лишь две луны назад синие мундиры напали на охотившихся юношей. Юноши ничего не сделали, но их убили. Разве можно такое терпеть?
Ястреб и отец обменялись взглядами. Среди убитых юношей оказался единственный сын воина, покрытого шрамами. Он был совсем еще мальчиком. Его зарезали, как и остальных. По толпе прошел ропот.
От толпы отделился юноша и указал на Ястреба.
— Я бросаю тебе вызов, сын вождя, докажи свою мужественность, — произнес он.
Ястреб узнал его, когда юноша повернул лицо к свету. Esatai, Волчонок. Он не любил Ястреба и был против того, чтобы тот поселился в лагере. Однажды они дрались на длинных ножах, Ястреб ранил его и победил.
— Мы собираемся угнать много лошадей, присоединяйся к нам, если не боишься, — нагло заявил Волчонок.
Ястреб ответил не сразу. Он был отважен, а набеги волновали. Но он не любил, когда его загоняли в угол.
— Разве я не ездил рядом с тобой, когда мы сражались с шайеннами, сиу и апачи? — спросил он резко. — Я участвовал в нескольких сражениях, снял с врагов скальпы. Мои подвиги записаны на стенах моего жилища. И всем известно, что я не трус.
— Возможно, но я не видел, как ты сражаешься с бледнолицыми. Может, ты их боишься?
Атмосфера накалялась все больше и больше. Ястреб кожей ощущал ненависть Волчонка и ни слова не проронил в ответ.
— Ты, видимо, боишься, — усмехнулся Волчонок, некоторые его поддержали.
Лишь один человек отважился выступить в защиту Ястреба, его кузен Ohawasape, Желтый Медведь. Отважный воин. К Ястребу он относился с нескрываемым восхищением.
— Я слышу тявканье койота вместо волчьего воя, — рассерженно заявил Желтый Медведь. — У моего кузена много пони, а все жилище увешано скальпами. А это, несомненно, вызывает зависть.
Волчонок взглянул на него:
— У меня тоже много пони! И много скальпов….
— Скальпы у тебя серые, а твои пони не догонят и черепаху, не то, что бизона, — заметил Желтый Медведь.
В его прищуренных глазах была ярость, Волчонок шагнул вперед.
Ястреб поднял руку:
— Это мой бой, кузен, но спасибо на добром слове. — Он повернулся к Волчонку: — Итак, я принимаю твой вызов.
Волчонок в замешательстве переминался с ноги на ногу. У него до сих пор был шрам, шедший от уха до подбородка.
— Мы сразимся, — наконец проговорил он, — как только ты докажешь, что не боишься воевать. Не хочу марать руки о того, кто дрожит при мысли о схватке с врагом.
Ястреб плюнул, выражая презрение, и увидел, как покраснел Волчонок. Его голос напоминал рычание, а глаза сощурились, когда он заговорил:
— Я сражусь с тобой, когда мы вернемся. Шаман загрохотал тыквой, красные перья зашевелились в такт движению.
— Ты должен избавиться от бледнолицей женщины, — произнес он высоким тоненьким голоском. — Она навлечет на нас много бед, если останется в лагере.
Ястреб почувствовал на себе множество взглядов, но лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Нет. Бледнолицая женщина моя. Она останется, пока не надоест мне.
Кто-то выкрикнул что-то в ответ, по толпе пробежал гневный ропот. Ястреб словно не слышал его.
Завтра он пойдет к Деборе и докажет ей, что она должна стать его женщиной.
Внутри типи царил мрак, хотя край неба на востоке посветлел. Дебора с унынием смотрела на пятна на одеялах. Она понятия не имела, что с ними делать и как объяснить их происхождение Подсолнуху.
К счастью, Подсолнух об этом знала и считала вполне естественным. Только в обществе, где прежде жила Дебора, женщины были вынуждены притворяться, что таких естественных функций организма не существует.
Девочка отвела Дебору в другое жилище. На краю деревни в дальнем конце лагеря, почти у гребня горы, находилась маленькая палатка, спрятанная под огромным выступом. Подсолнух повернулась и, смущаясь, взглянула на нее.
Дебора не поняла, что именно должна сказать или сделать. У входа на камнях, выложенных в форме круга, лежала черная обуглившаяся зола.
— Ikaru, — сказала Подсолнух, показывая Деборе, чтобы та вошла внутрь.
Та передернула плечами — из палатки доносился сильный резкий запах.
— Не понимаю, — начала она.
Подсолнух огорченно посмотрела на нее и махнула рукой. Потом жестами кое-как объяснила то, что хотела сказать. Дебора наконец поняла, и лицо ее запылало.
— Tsihhabuhkamaru, — просто сказала Подсолнух. Дебора догадалась, что имела в виду девочка.
— Я так понимаю, что то, что у меня месячные, нарушило естественный порядок вещей.
— Nabi? atsikatu, — мягко произнесла девочка.
Дебора помотала головой.
— Видимо, я должна оставаться здесь, пока это не кончится? Не возражаю. Я считаю некоторые из ваших примитивных ритуалов детскими, хотя и безвредными.
Не обращая внимания на обиженное лицо Подсолнуха, Дебора вошла в палатку. Там пахло шалфеем, кедр, ель и другие растения свисали пучками с наклоненных жердей, из которых состоял потолок.
Крыша была тростниковой, а на полу лежал толстый ковер из пучков растений.
Когда она повернулась, то увидела, что Подсолнух стоит на коленях и разводит костер в обложенной камнями яме, находившейся снаружи.
— Прости, что я была груба с тобой, — произнесла она. Подсолнух посмотрела на нее с улыбкой. Деборе стало не по себе, что девочка так быстро ее простила. Чувство вины лишь усилилось. Она подошла к двери.
— Haitsнi.
— Haitsнi. Haa, — мягко сказала Подсолнух.
Близкие друзья. Интересно, что подумает Подсолнух, если Дебора сбежит, даже не попрощавшись. Но по-другому просто не может быть.
Сама мысль об этом заставила ее вздрогнуть.
Они с Джудит очень рискуют, но надо попытаться.
Господи, что Джудит подумает, когда Дебора не придет к реке? Наверное, самое ужасное. И предупредить ее нет никакой возможности.
От костра пошел дым, девочка знаком подозвала Дебору. Та вышла из палатки и остановилась. Дым был густым и ароматным. Подсолнух улыбнулась и поманила ее вперед. Набросив на плечи Деборы платье, отступила, затем потащила ее за собой. Дебора поняла: это была церемония, видимо, связанная с ее месячными. Дебора кивнула.
— Что за глупости! — прорычал Ястреб, отчитывая Подсолнух.
Подсолнух слушала, уставившись на носки своих мокасин.
— Она не из нашего племени. Ей не нужны наши церемонии.
Он не хотел уезжать, не поговорив с Деборой, но Подсолнух отвела ее в хижину для очищения. Теперь он сможет поговорить с ней лишь по возвращении.
— С тобой ничего не случится, брат мой? — робко спросила Подсолнух.
У нее был такой несчастный вид, что гнев Ястреба улетучился.
— Что тебе привезти? — спросил Ястреб.
Девочка расплылась в улыбке.
— Наа. Мне очень нравится твой последний подарок. Он нахмурился:
— Что за подарок, nu samohpu?
— Дебора. Она такая хорошая.
— Она не для тебя. Ты это знаешь. И не я, ее сюда привез.
— Но ты ее здесь держишь. Так сказал шаман. Он думает, что она принесет нам несчастье, но, по-моему, он ошибается. Она очень старается угодить нам.
— Не нам, а тебе, — промолвил Ястреб, мотнув головой. — Ты проводишь с ней слишком много времени, сестра моя. Когда вернусь, отправлю тебя обратно к отцу. Бабушке нужна твоя помощь.
В глазах девочки мелькнула обида.
— Ты сердишься на меня?
Он положил руку ей на плечо, пропустив прядь ее черных шелковистых волос сквозь пальцы.
— Нисколько. О такой сестре, как ты, можно только мечтать. Я горжусь тобой. Но бледнолицая женщина сможет позаботиться о нашем жилище, а я хочу поспать в собственном доме.
Подсолнух наклонила голову, он тихонько улыбнулся. Изгиб ее щеки был все еще детским и мягким, а руки — полными, как у младенца. Скоро к ней начнут свататься, и она станет взрослой женщиной, с сожалением подумал Ястреб.
— Я привезу тебе твердых конфет, таких, как уже привозил, — сказал он.
Она взглянула на него с улыбкой:
— Привези на двоих. Уверена, твоя женщина тоже захочет конфет.
Как жаль, что, поддавшись минутному побуждению, он препоручил Дебору заботам Подсолнуха. Его сестра сойдет с ума от горя, если случится неизбежное, и никогда не простит ему этого.
Тут он заметил, что на них смотрит отец. Белый Орел был мрачен, Ястреб знал, что он думает о предстоящем набеге.
— Ты уверен, что хочешь участвовать в набеге, сын мой? — спросил Белый Орел, когда Ястреб к нему подошел.
Помолчав, Ястреб ответил:
— Я не опозорю дом моего отца, не хочу, чтобы меня считали трусом, Я не воюю с женщинами и детьми, как Волчонок, я буду сражаться с вооруженными мужчинами. Все знают, что у меня не лежит к этому душа. Но я пойду, я насчитаю столько пар, сколько Волчонку и не снилось, — решительно заявил Ястреб. — А когда вернемся, я встречу его с ножом, пусть тогда попробует назвать меня трусом.
— Ты с ним и раньше встречался.
— Он забыл. — Ястреб посмотрел на отца: — Я ему напомню.
В глазах Белого Орла вспыхнули веселье и гордость.
— Это хорошо. Некоторые мужчины медленно учатся. — Он взглянул на вершины гор: — Чувствую, что ветер переменится, и будет дуть вниз с горных перевалов и вверх с долин. В этом лагере мы не останемся надолго.
— Значит, ты веришь в то, что бледнолицые пленники приносят несчастье?
Белый Орел поджал губы.
— Я верю в то, что однажды этому придет конец, как и всему на свете. Главный Квана объединился с Квахари тукас, они совершают много набегов и убивают множество синих мундиров. Бледнолицые солдаты в ярости, наши молодые воины не желают мира — только войны.
Он, не отрываясь, смотрел на линию горизонта, словно мог увидеть там будущее.
— В месте, называемом Форт-Ричардсон, появился новый начальник. Он учит своих людей сражаться, как команчи. Индейцы называют его Мангоменте. Среди бледнолицых он известен как Макензи.
— Думаешь, ему удастся то, что не удалось другим? Белый Орел пожал плечами:
— Мне бы не хотелось так думать. Но я знаю, что во время набега на прерию Солт-Крик было убито четверо с волосами, как у бизонов. В тот раз набегом руководил Маманти, он забрал их скальпы. Теперь хлопот не оберешься.
Ястреб в этом не сомневался. Он знал мир бледнолицых лучше, чем мир своего отца, и был уверен, что насилие не останется без отмщения.
— На совете ты сказал, что они должны быть терпеливыми. Именно благодаря тебе мы все еще свободны и не находимся в резервации. Неужели они об этом забыли?
— У таких, как Волчонок, короткая память. Они называют тебя трусом, желая оскорбить меня. Это несправедливо.
Ястреб пожал плечами:
— Я привык к оскорблениям и несправедливости. И не реагирую на них так болезненно, как ты.
— Это я виноват в том, что тебе пришлось пережить. Шаман прав в одном: нельзя идти сразу двумя путями. Ты должен выбрать.
— Я выбрал. Вернулся к своему племени.
— Нет, твое сердце все еще в пути.
Ястреб запомнил слова отца. Он думал о них, когда скакал прочь от лагеря, раскрашенный и одетый для боя. И радовался тому, что его сейчас не видела Дебора Гамильтон.
Глава 9
Только днем было тепло, когда пригревало солнце, а утром и вечером Дебора дрожала от холода. Вот и сейчас она натянула плащ из шкуры бизона до самого подбородка и взглянула на Подсолнуха.
Девочка лежала, целиком укрытая шкурами, видны были только ее длинные волосы. Подсолнух научила Дебору заплетать волосы в две длинные косы. Легкую юбку и блузку из хлопковой ткани Дебора сменила на платье из оленьей кожи. Торговцы, или команчерос, снабдили деревню множеством товаров, купленных у бледнолицых. Котлы из меди, винтовки, ружья, иглы, нитки, рулоны ситца — команчерос могли достать все.
Дебора ненавидела мужчин, которые пришли в лагерь. Один из них, высокий и худой, с гладкими волосами, доходившими до плеч, не сводил с нее похотливого взгляда, раздевая ее глазами. Он попытался заговорить с ней, но Подсолнух напомнила ему о Ястребе. Он больше не заговаривал с Деборой, но продолжал смотреть на нее.
Дебора слышала, как он говорил с Белым Орлом, и догадалась, что речь идет о ней.
Белый Орел отказался продать ее, хотя Дебора чувствовала, что он не против, чтобы она покинула лагерь. Белому Орлу многие делали подобные предложения, но, пока не было Ястреба, он их отвергал, и Дебора была благодарна ему за это.
Враждебность окружающих к ней росла, и это становилось невыносимым. Но еще невыносимее была мысль о том, что как только Ястреб вернется, он снова станет ее домогаться.
Отряд ушел уже две недели назад и мог вернуться в любое время. Она видела Джудит нечасто, очень недолго, и рядом всегда кто-то был. Она решила назначить время для побега в следующий раз, когда они встретятся.
— Это безумие, — прошептала Джудит.
Золотые пряди укрыли ее лицо, когда она наклонилась, чтобы вымыть ноги в реке.
— Мы и двадцать ярдов не успеем пройти, как нас поймают.
— У тебя есть другое предложение?
— Нет.
— У меня тоже. Мы должны бежать сегодня вечером. Со дня на день могут вернуться мужчины, и тогда…
Дебора замолчала, но было ясно, что она имела в виду. Джудит тяжело вздохнула:
— Я думала, он тебе нравится. Ястреб. Твой господин.
— Я говорила, что он старался быть добрым и ни разу не оскорбил меня.
Дебора замолчала, вода омывала ее ледяным потоком. Она вздрогнула, но не только от холода.
— Он меня пугает, — прошептала Дебора и по быстрому взгляду Джудит заметила, что та ее поняла. — Джудит, однажды я видела, как какой-то мужчина схватил тебя, когда мы уходили отсюда. Не прячь глаза, скажи, он обидел тебя?
— Нет, это не то, что ты думаешь. — Джудит содрогнулась. — Я не позволю ему оскорбить себя подобным образом. Я видела, что делают мужчины, видела, как они обращаются с некоторыми пленницами, и, клянусь, умерла бы, прежде чем допустить такое. — В ее глазах было отчаяние. — Ты мне веришь? Я все еще чиста, говорю тебе, это так!
— Разумеется, верю. — Дебора глубоко вздохнула. — Как ты думаешь, удастся нам бежать сегодня вечером?
— Да, — ответила Джудит и, понизив голос, сказала: — Отправимся в путь сегодня же. Прости, я такая трусиха. Я буду готова к условленному времени.
— Ты что-нибудь припрятала?
— Кое-что. Боялась, как бы старая ведьма не заметила. Ей доставляет удовольствие меня мучить. Никто не работал больше меня. — Она слегка улыбнулась Деборе. — Если бы мне приходилось волноваться только из-за влюбленного в меня по уши мужчины, я чувствовала бы себя счастливой.
— Наверное, я тоже, будь это кто-нибудь другой, а не Ястреб.
Дебора сказала чистую правду.
— Значит, сегодня вечером, — прошептала Джудит и добавила: — Я сбежала бы прямо сейчас.
Джудит отошла от нее, когда к ним приблизилась женщина-команчи, ругавшая пленниц, нанося им удары палкой. Кузине тоже досталось. Когда женщина двинулась дальше, Деборе удалось встретиться взглядом с Джудит.
— Вечером, когда ярко светит луна.
Джудит молча кивнула.
Время тянулось мучительно медленно. Казалось, каждодневные заботы никогда не кончатся. У Деборы все валилось из рук. Она знала, что нельзя торопиться, но ничего не могла с собой поделать.
Подсолнух с любопытством наблюдала за ней. Девочка вела себя тише, чем обычно, и это насторожило Дебору.
От волнения она болтала без умолку, и слишком быстро двигалась.
— Смотри, сколько пыли, — тараторила Дебора, проводя травяной метелкой по соломенным тюфякам. И вдруг поймала на себе пристальный взгляд. — Дома я совсем по-другому убирала. Я знаю, ты не понимаешь большую часть того, что я говорю. Сегодня мне почему-то очень тревожно. Весной и осенью мы всегда выносили излома ковры и выбивали их, проветривали гардины на окнах, приводили в порядок буфеты и окна…
Дебора замолчала, глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, и постаралась улыбнуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Сейчас не время сражаться с бледнолицыми. Их слишком много. Ты не забыл, что произошло с теми, кто вышел за пределы резервации, обозначенные бледнолицыми? — угрюмо проговорил Белый Орел.
— Они повели себя, как дураки, — ответил один из команчей. — Бледнолицые солдаты застигли их врасплох.
Белый Орел оглядел толпу, покачивая головой. Было очевидно, что большинству молодых воинов не терпелось поучаствовать в сражении.
— Умереть не стыдно, стыдно умирать с голоду и выполнять предписания бледнолицых. Вы этого хотите? Мужчина должен жить, как мужчина, а не как собака.
— Когда бледнолицый обращается с нами, как с очередным препятствием на своем пути, мы из воинов превращаемся в преступников. Давайте наберемся терпения и подождем, что будет.
— Что, еще одно нарушенное соглашение? Приходят охотники, убивают бизонов, бросают их туши в прерии, — раздался еще один гневный голос.
— Они не уважают Великого Духа, давшего нам бизонов для еды. Нарушают свои обещания. И наш долг — убивать тех, кто отбирает у нас то, что по праву принадлежит нам.
Ястреб молча наблюдал за тем, как Белый Орел проигрывает битву. Молодежь была готова драться.
— А как же насчет наших убитых воинов? — воскликнул высокий команчи, весь покрытый шрамами.
— Всего лишь две луны назад синие мундиры напали на охотившихся юношей. Юноши ничего не сделали, но их убили. Разве можно такое терпеть?
Ястреб и отец обменялись взглядами. Среди убитых юношей оказался единственный сын воина, покрытого шрамами. Он был совсем еще мальчиком. Его зарезали, как и остальных. По толпе прошел ропот.
От толпы отделился юноша и указал на Ястреба.
— Я бросаю тебе вызов, сын вождя, докажи свою мужественность, — произнес он.
Ястреб узнал его, когда юноша повернул лицо к свету. Esatai, Волчонок. Он не любил Ястреба и был против того, чтобы тот поселился в лагере. Однажды они дрались на длинных ножах, Ястреб ранил его и победил.
— Мы собираемся угнать много лошадей, присоединяйся к нам, если не боишься, — нагло заявил Волчонок.
Ястреб ответил не сразу. Он был отважен, а набеги волновали. Но он не любил, когда его загоняли в угол.
— Разве я не ездил рядом с тобой, когда мы сражались с шайеннами, сиу и апачи? — спросил он резко. — Я участвовал в нескольких сражениях, снял с врагов скальпы. Мои подвиги записаны на стенах моего жилища. И всем известно, что я не трус.
— Возможно, но я не видел, как ты сражаешься с бледнолицыми. Может, ты их боишься?
Атмосфера накалялась все больше и больше. Ястреб кожей ощущал ненависть Волчонка и ни слова не проронил в ответ.
— Ты, видимо, боишься, — усмехнулся Волчонок, некоторые его поддержали.
Лишь один человек отважился выступить в защиту Ястреба, его кузен Ohawasape, Желтый Медведь. Отважный воин. К Ястребу он относился с нескрываемым восхищением.
— Я слышу тявканье койота вместо волчьего воя, — рассерженно заявил Желтый Медведь. — У моего кузена много пони, а все жилище увешано скальпами. А это, несомненно, вызывает зависть.
Волчонок взглянул на него:
— У меня тоже много пони! И много скальпов….
— Скальпы у тебя серые, а твои пони не догонят и черепаху, не то, что бизона, — заметил Желтый Медведь.
В его прищуренных глазах была ярость, Волчонок шагнул вперед.
Ястреб поднял руку:
— Это мой бой, кузен, но спасибо на добром слове. — Он повернулся к Волчонку: — Итак, я принимаю твой вызов.
Волчонок в замешательстве переминался с ноги на ногу. У него до сих пор был шрам, шедший от уха до подбородка.
— Мы сразимся, — наконец проговорил он, — как только ты докажешь, что не боишься воевать. Не хочу марать руки о того, кто дрожит при мысли о схватке с врагом.
Ястреб плюнул, выражая презрение, и увидел, как покраснел Волчонок. Его голос напоминал рычание, а глаза сощурились, когда он заговорил:
— Я сражусь с тобой, когда мы вернемся. Шаман загрохотал тыквой, красные перья зашевелились в такт движению.
— Ты должен избавиться от бледнолицей женщины, — произнес он высоким тоненьким голоском. — Она навлечет на нас много бед, если останется в лагере.
Ястреб почувствовал на себе множество взглядов, но лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Нет. Бледнолицая женщина моя. Она останется, пока не надоест мне.
Кто-то выкрикнул что-то в ответ, по толпе пробежал гневный ропот. Ястреб словно не слышал его.
Завтра он пойдет к Деборе и докажет ей, что она должна стать его женщиной.
Внутри типи царил мрак, хотя край неба на востоке посветлел. Дебора с унынием смотрела на пятна на одеялах. Она понятия не имела, что с ними делать и как объяснить их происхождение Подсолнуху.
К счастью, Подсолнух об этом знала и считала вполне естественным. Только в обществе, где прежде жила Дебора, женщины были вынуждены притворяться, что таких естественных функций организма не существует.
Девочка отвела Дебору в другое жилище. На краю деревни в дальнем конце лагеря, почти у гребня горы, находилась маленькая палатка, спрятанная под огромным выступом. Подсолнух повернулась и, смущаясь, взглянула на нее.
Дебора не поняла, что именно должна сказать или сделать. У входа на камнях, выложенных в форме круга, лежала черная обуглившаяся зола.
— Ikaru, — сказала Подсолнух, показывая Деборе, чтобы та вошла внутрь.
Та передернула плечами — из палатки доносился сильный резкий запах.
— Не понимаю, — начала она.
Подсолнух огорченно посмотрела на нее и махнула рукой. Потом жестами кое-как объяснила то, что хотела сказать. Дебора наконец поняла, и лицо ее запылало.
— Tsihhabuhkamaru, — просто сказала Подсолнух. Дебора догадалась, что имела в виду девочка.
— Я так понимаю, что то, что у меня месячные, нарушило естественный порядок вещей.
— Nabi? atsikatu, — мягко произнесла девочка.
Дебора помотала головой.
— Видимо, я должна оставаться здесь, пока это не кончится? Не возражаю. Я считаю некоторые из ваших примитивных ритуалов детскими, хотя и безвредными.
Не обращая внимания на обиженное лицо Подсолнуха, Дебора вошла в палатку. Там пахло шалфеем, кедр, ель и другие растения свисали пучками с наклоненных жердей, из которых состоял потолок.
Крыша была тростниковой, а на полу лежал толстый ковер из пучков растений.
Когда она повернулась, то увидела, что Подсолнух стоит на коленях и разводит костер в обложенной камнями яме, находившейся снаружи.
— Прости, что я была груба с тобой, — произнесла она. Подсолнух посмотрела на нее с улыбкой. Деборе стало не по себе, что девочка так быстро ее простила. Чувство вины лишь усилилось. Она подошла к двери.
— Haitsнi.
— Haitsнi. Haa, — мягко сказала Подсолнух.
Близкие друзья. Интересно, что подумает Подсолнух, если Дебора сбежит, даже не попрощавшись. Но по-другому просто не может быть.
Сама мысль об этом заставила ее вздрогнуть.
Они с Джудит очень рискуют, но надо попытаться.
Господи, что Джудит подумает, когда Дебора не придет к реке? Наверное, самое ужасное. И предупредить ее нет никакой возможности.
От костра пошел дым, девочка знаком подозвала Дебору. Та вышла из палатки и остановилась. Дым был густым и ароматным. Подсолнух улыбнулась и поманила ее вперед. Набросив на плечи Деборы платье, отступила, затем потащила ее за собой. Дебора поняла: это была церемония, видимо, связанная с ее месячными. Дебора кивнула.
— Что за глупости! — прорычал Ястреб, отчитывая Подсолнух.
Подсолнух слушала, уставившись на носки своих мокасин.
— Она не из нашего племени. Ей не нужны наши церемонии.
Он не хотел уезжать, не поговорив с Деборой, но Подсолнух отвела ее в хижину для очищения. Теперь он сможет поговорить с ней лишь по возвращении.
— С тобой ничего не случится, брат мой? — робко спросила Подсолнух.
У нее был такой несчастный вид, что гнев Ястреба улетучился.
— Что тебе привезти? — спросил Ястреб.
Девочка расплылась в улыбке.
— Наа. Мне очень нравится твой последний подарок. Он нахмурился:
— Что за подарок, nu samohpu?
— Дебора. Она такая хорошая.
— Она не для тебя. Ты это знаешь. И не я, ее сюда привез.
— Но ты ее здесь держишь. Так сказал шаман. Он думает, что она принесет нам несчастье, но, по-моему, он ошибается. Она очень старается угодить нам.
— Не нам, а тебе, — промолвил Ястреб, мотнув головой. — Ты проводишь с ней слишком много времени, сестра моя. Когда вернусь, отправлю тебя обратно к отцу. Бабушке нужна твоя помощь.
В глазах девочки мелькнула обида.
— Ты сердишься на меня?
Он положил руку ей на плечо, пропустив прядь ее черных шелковистых волос сквозь пальцы.
— Нисколько. О такой сестре, как ты, можно только мечтать. Я горжусь тобой. Но бледнолицая женщина сможет позаботиться о нашем жилище, а я хочу поспать в собственном доме.
Подсолнух наклонила голову, он тихонько улыбнулся. Изгиб ее щеки был все еще детским и мягким, а руки — полными, как у младенца. Скоро к ней начнут свататься, и она станет взрослой женщиной, с сожалением подумал Ястреб.
— Я привезу тебе твердых конфет, таких, как уже привозил, — сказал он.
Она взглянула на него с улыбкой:
— Привези на двоих. Уверена, твоя женщина тоже захочет конфет.
Как жаль, что, поддавшись минутному побуждению, он препоручил Дебору заботам Подсолнуха. Его сестра сойдет с ума от горя, если случится неизбежное, и никогда не простит ему этого.
Тут он заметил, что на них смотрит отец. Белый Орел был мрачен, Ястреб знал, что он думает о предстоящем набеге.
— Ты уверен, что хочешь участвовать в набеге, сын мой? — спросил Белый Орел, когда Ястреб к нему подошел.
Помолчав, Ястреб ответил:
— Я не опозорю дом моего отца, не хочу, чтобы меня считали трусом, Я не воюю с женщинами и детьми, как Волчонок, я буду сражаться с вооруженными мужчинами. Все знают, что у меня не лежит к этому душа. Но я пойду, я насчитаю столько пар, сколько Волчонку и не снилось, — решительно заявил Ястреб. — А когда вернемся, я встречу его с ножом, пусть тогда попробует назвать меня трусом.
— Ты с ним и раньше встречался.
— Он забыл. — Ястреб посмотрел на отца: — Я ему напомню.
В глазах Белого Орла вспыхнули веселье и гордость.
— Это хорошо. Некоторые мужчины медленно учатся. — Он взглянул на вершины гор: — Чувствую, что ветер переменится, и будет дуть вниз с горных перевалов и вверх с долин. В этом лагере мы не останемся надолго.
— Значит, ты веришь в то, что бледнолицые пленники приносят несчастье?
Белый Орел поджал губы.
— Я верю в то, что однажды этому придет конец, как и всему на свете. Главный Квана объединился с Квахари тукас, они совершают много набегов и убивают множество синих мундиров. Бледнолицые солдаты в ярости, наши молодые воины не желают мира — только войны.
Он, не отрываясь, смотрел на линию горизонта, словно мог увидеть там будущее.
— В месте, называемом Форт-Ричардсон, появился новый начальник. Он учит своих людей сражаться, как команчи. Индейцы называют его Мангоменте. Среди бледнолицых он известен как Макензи.
— Думаешь, ему удастся то, что не удалось другим? Белый Орел пожал плечами:
— Мне бы не хотелось так думать. Но я знаю, что во время набега на прерию Солт-Крик было убито четверо с волосами, как у бизонов. В тот раз набегом руководил Маманти, он забрал их скальпы. Теперь хлопот не оберешься.
Ястреб в этом не сомневался. Он знал мир бледнолицых лучше, чем мир своего отца, и был уверен, что насилие не останется без отмщения.
— На совете ты сказал, что они должны быть терпеливыми. Именно благодаря тебе мы все еще свободны и не находимся в резервации. Неужели они об этом забыли?
— У таких, как Волчонок, короткая память. Они называют тебя трусом, желая оскорбить меня. Это несправедливо.
Ястреб пожал плечами:
— Я привык к оскорблениям и несправедливости. И не реагирую на них так болезненно, как ты.
— Это я виноват в том, что тебе пришлось пережить. Шаман прав в одном: нельзя идти сразу двумя путями. Ты должен выбрать.
— Я выбрал. Вернулся к своему племени.
— Нет, твое сердце все еще в пути.
Ястреб запомнил слова отца. Он думал о них, когда скакал прочь от лагеря, раскрашенный и одетый для боя. И радовался тому, что его сейчас не видела Дебора Гамильтон.
Глава 9
Только днем было тепло, когда пригревало солнце, а утром и вечером Дебора дрожала от холода. Вот и сейчас она натянула плащ из шкуры бизона до самого подбородка и взглянула на Подсолнуха.
Девочка лежала, целиком укрытая шкурами, видны были только ее длинные волосы. Подсолнух научила Дебору заплетать волосы в две длинные косы. Легкую юбку и блузку из хлопковой ткани Дебора сменила на платье из оленьей кожи. Торговцы, или команчерос, снабдили деревню множеством товаров, купленных у бледнолицых. Котлы из меди, винтовки, ружья, иглы, нитки, рулоны ситца — команчерос могли достать все.
Дебора ненавидела мужчин, которые пришли в лагерь. Один из них, высокий и худой, с гладкими волосами, доходившими до плеч, не сводил с нее похотливого взгляда, раздевая ее глазами. Он попытался заговорить с ней, но Подсолнух напомнила ему о Ястребе. Он больше не заговаривал с Деборой, но продолжал смотреть на нее.
Дебора слышала, как он говорил с Белым Орлом, и догадалась, что речь идет о ней.
Белый Орел отказался продать ее, хотя Дебора чувствовала, что он не против, чтобы она покинула лагерь. Белому Орлу многие делали подобные предложения, но, пока не было Ястреба, он их отвергал, и Дебора была благодарна ему за это.
Враждебность окружающих к ней росла, и это становилось невыносимым. Но еще невыносимее была мысль о том, что как только Ястреб вернется, он снова станет ее домогаться.
Отряд ушел уже две недели назад и мог вернуться в любое время. Она видела Джудит нечасто, очень недолго, и рядом всегда кто-то был. Она решила назначить время для побега в следующий раз, когда они встретятся.
— Это безумие, — прошептала Джудит.
Золотые пряди укрыли ее лицо, когда она наклонилась, чтобы вымыть ноги в реке.
— Мы и двадцать ярдов не успеем пройти, как нас поймают.
— У тебя есть другое предложение?
— Нет.
— У меня тоже. Мы должны бежать сегодня вечером. Со дня на день могут вернуться мужчины, и тогда…
Дебора замолчала, но было ясно, что она имела в виду. Джудит тяжело вздохнула:
— Я думала, он тебе нравится. Ястреб. Твой господин.
— Я говорила, что он старался быть добрым и ни разу не оскорбил меня.
Дебора замолчала, вода омывала ее ледяным потоком. Она вздрогнула, но не только от холода.
— Он меня пугает, — прошептала Дебора и по быстрому взгляду Джудит заметила, что та ее поняла. — Джудит, однажды я видела, как какой-то мужчина схватил тебя, когда мы уходили отсюда. Не прячь глаза, скажи, он обидел тебя?
— Нет, это не то, что ты думаешь. — Джудит содрогнулась. — Я не позволю ему оскорбить себя подобным образом. Я видела, что делают мужчины, видела, как они обращаются с некоторыми пленницами, и, клянусь, умерла бы, прежде чем допустить такое. — В ее глазах было отчаяние. — Ты мне веришь? Я все еще чиста, говорю тебе, это так!
— Разумеется, верю. — Дебора глубоко вздохнула. — Как ты думаешь, удастся нам бежать сегодня вечером?
— Да, — ответила Джудит и, понизив голос, сказала: — Отправимся в путь сегодня же. Прости, я такая трусиха. Я буду готова к условленному времени.
— Ты что-нибудь припрятала?
— Кое-что. Боялась, как бы старая ведьма не заметила. Ей доставляет удовольствие меня мучить. Никто не работал больше меня. — Она слегка улыбнулась Деборе. — Если бы мне приходилось волноваться только из-за влюбленного в меня по уши мужчины, я чувствовала бы себя счастливой.
— Наверное, я тоже, будь это кто-нибудь другой, а не Ястреб.
Дебора сказала чистую правду.
— Значит, сегодня вечером, — прошептала Джудит и добавила: — Я сбежала бы прямо сейчас.
Джудит отошла от нее, когда к ним приблизилась женщина-команчи, ругавшая пленниц, нанося им удары палкой. Кузине тоже досталось. Когда женщина двинулась дальше, Деборе удалось встретиться взглядом с Джудит.
— Вечером, когда ярко светит луна.
Джудит молча кивнула.
Время тянулось мучительно медленно. Казалось, каждодневные заботы никогда не кончатся. У Деборы все валилось из рук. Она знала, что нельзя торопиться, но ничего не могла с собой поделать.
Подсолнух с любопытством наблюдала за ней. Девочка вела себя тише, чем обычно, и это насторожило Дебору.
От волнения она болтала без умолку, и слишком быстро двигалась.
— Смотри, сколько пыли, — тараторила Дебора, проводя травяной метелкой по соломенным тюфякам. И вдруг поймала на себе пристальный взгляд. — Дома я совсем по-другому убирала. Я знаю, ты не понимаешь большую часть того, что я говорю. Сегодня мне почему-то очень тревожно. Весной и осенью мы всегда выносили излома ковры и выбивали их, проветривали гардины на окнах, приводили в порядок буфеты и окна…
Дебора замолчала, глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, и постаралась улыбнуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28