В конце концов, именно для этого он отвел ее в укромное место на берегу, чтобы никто не услышал ее криков, если она станет сопротивляться. Хотя в сопротивлении не было ничего постыдного.
И он не взял ее.
Он сам точно не знал почему. Он знал о бледнолицых женщинах достаточно, чтобы заставить их отозваться на ласки. И все же он не смог завершить то, что начал. Каким-то непостижимым образом ее слова воздвигли вокруг нее стену, которую он не в силах был преодолеть. Это устыдило бы его. Что привлекало его в ней, кроме изысканной красоты?
Он задумался. В тот момент, когда он держал ее руку, восхищаясь ее хрупким изяществом и нежной молочной кожей, он вспомнил о матери. Ее руки не были мягкими: тяжелый многолетний труд сделал их грубыми. И все же она ухаживала за ними, натирала мазями и кремом и иногда плакала, глядя на покрывавшие их мозоли.
Это воспоминание давно стерлось из памяти. Дебора Гамильтон, подобно призраку из прошлого, восстановила его.
Он думал, что сможет похоронить воспоминания о прошлой жизни, но ошибся. От себя не убежишь, и прошлое превратилось в настоящее.
В нем полыхала обида, с которой он не мог справиться, ведя жестокий образ жизни, все еще вздрагивая от детских разочарований. От этого он чувствовал себя в меньшей мере мужчиной и слабаком.
Пустив лошадь медленной рысью, Ястреб решил, что ему придется заключить соглашение с этой женщиной. Нельзя допустить, чтобы она оказывала на него влияние.
Дебора вытерла влажный лоб тыльной стороной руки. Она помогала Подсолнуху с работой по дому, считая, что домашняя работа здесь гораздо тяжелее, чем в Натчезе. Разумеется, в Натчезе были современные приспособления, облегчающие стирку, от которой так ломило спину. Вальки, огромные трубы и даже машины, которые можно было приводить в движение поворотом большой рукоятки, облегчали домашний труд.
Но стирка одежды на камнях в быстром течении имела почти такой же эффект. Мыло представляло собой смесь животного жира и корней растений.
Они находились далеко вниз по течению от того места, где вода была питьевой. Тут Дебора увидела свою кузину. Ее сердце бешено заколотилось от волнения. Интересно, увидела ли ее Джудит?
Джудит ее увидела. Медленно, скрывая свои намерения, они приблизились друг к другу.
— Джудит, — прошептала Дебора. Она наклонилась, сделав вид, будто целиком, поглощена стиркой. — С тобой все в порядке?
— Стараюсь выжить.
Светлые волосы Джудит были причесаны, но потемнели от грязи. Она была бледной, на руках и лице — царапины и синяки.
— Волчица, которая не отпускает меня ни на шаг, щипается и царапается — это единственное, что мне приходится терпеть.
— Нет, не смотри на меня, — шепотом предостерегла ее Дебора, когда кузина хотела к ней повернуться.
— Сделай вид, будто ты что-то уронила, и мы снова сможем наклониться.
— А как ты? — прошептала Джудит. — Однажды вечером я видела, как тот высокий команчи тащил тебя из лагеря.
— Он не обидел меня. Не так… как мог бы. Он пытается со мной говорить, но язык у него грубый, и это меня пугает.
— Он выглядит таким жестоким, что я боюсь даже смотреть на него, — пробормотала Джудит, содрогнувшись.
— Не такой уж жестокий, — возразила Дебора, и ей стало смешно. Уж не защищает ли она его? Удивленный взгляд Джудит заставил ее покраснеть и попытаться объяснить свои слова. — Он бывает даже добр, как ни странно.
— Я думала, что ты ему понравилась. Просто я видела, как пристально он на тебя смотрит.
Дебора откинула прядь волос и взглянула на кузину. Джудит выглядела такой озабоченной и озадаченной, что она рассмеялась.
— Понятия не имею, что у него на уме. Но пока он еще ни разу меня не обидел.
Она сдвинула брови.
— Иногда, просыпаясь, я нахожу подарки. Например, гребень. Мокасины, когда мои туфли развалились, две атласные ленты для волос. Я знаю, что это он их принес, больше некому. И понимаю, что он чего-то ждет.
— Нам нужно бежать, прежде чем с тобой что-нибудь случится, — сказала Джудит, с опаской озираясь.
— Пока что нам везет.
— Давай попытаемся снова встретиться. Ты сможешь подойти ко мне завтра утром на реке?
— Постараюсь, но нам нужно быть осторожными. Если кто-нибудь заметит, что мы разговариваем, за нами станут следить.
Быстро и тихо попрощавшись, кузины разошлись. Случайный наблюдатель не обратил бы на них никакого внимания.
Но для мужчины, стоявшего на вершине холма, это явилось предостережением.
Подсолнух уставилась на носки своих мокасин, надув губы. Затем укоризненно посмотрела на брата:
— Но почему я не могу попрактиковаться с ней в английском? В этом нет ничего предосудительного.
— Я этого не хочу.
— Но тогда все было бы проще.
— Проще — не всегда лучше.
Ястреб едва сдерживал раздражение. Обычно он был очень терпелив по отношению к младшей сестре. Но сейчас ему хотелось ее ударить.
— Не перечь мне, — предупредил он, когда девочка с тяжелым вздохом отвернулась от него.
— А я и не перечу.
— Она тебе нравится.
Подсолнух кивнула:
— Наа.
Она никак не могла найти подходящее слово.
— Она — kesosooru — очень кроткая. Не кричит, не плачет, не жалуется, как остальные. Она другая.
— Да. Она другая. И не осложняй ей жизнь. Я не обижал ее.
Подсолнух вдруг лукаво взглянула на него:
— Но ты хочешь, чтобы она ходила в твоей одежде.
— Молодая девушка не должна говорить такие вещи. Мне что, рассказать об этом твоей бабушке и попросить, чтобы она выпорола тебя? — зарычал Ястреб.
Подсолнух рассмеялась, в ее темных влажных глазах заплясали озорные искорки.
— Сначала ей придется меня поймать.
— Я поймаю тебя для нее.
— Ты этого не сделаешь, — неуверенно произнесла Подсолнух.
— Хочешь убедиться?
Она помотала головой, и на ее хорошеньком лице появилось разочарование.
— Я так не думаю. Ты выглядишь очень разгоряченным, когда говоришь о Eka-paapi.
Ястреб уставился на нее. Eka-paapi. Красная голова. Это имя ей соответствовало, но он не стал бы давать ей имя команчи. Это нечто слишком, личное, слишком постоянное. От раздражения его голос стал более резким, чем обычно, и Подсолнух отступила, когда он заговорил:
— Возвращайся в мой типи и оставайся с ней. Не своди с нее глаз. И не вздумай отпустить, иначе плохо тебе придется.
Подсолнух помолчала.
— Почему ты такой злой? Думаешь, она хочет сбежать от тебя?
— Ты слишком мала, чтобы рассуждать о таких вещах, — сурово ответил Ястреб и увидел обиду в глазах сестры.
Однако он не стал ее утешать. Пусть знает, что он очень рассердится, если Дебора сбежит из деревни. От этого она будет вдвое бдительнее.
Ястреб наблюдал, как Подсолнух шла по направлению к его типи. Жители деревни привыкли к его странностям. Он не жил с отцом, сестрой и старой матерью покойной жены отца, у него всегда был собственный дом.
Он любил уединение. Но с тех пор, как в лагере появилась Дебора, он проводил ночи в доме отца или снаружи, лежа под звездами на шкурах.
Если бы он ночевал в собственном типи, он не смог бы сдержать своих чувств, а ему было необходимо доказать самому себе, что он может без нее обойтись. Он невольно улыбнулся. Вот до чего дошло дело! Из-за женщины он изменил своим привычкам. Однако Дебора ничего не знала. Она была бы потрясена, если бы кто-нибудь сказал ей об этом.
Дебора — болезнь, сказал себе Ястреб, и он излечится. Возьмет себя в руки. Он нравится многим женщинам в лагере.
Подсолнух бросила Деборе корзину.
— Kima.
Дебора поняла, что ей нужно идти. Она кивнула, сунула ноги в мягкие мокасины из оленьей кожи, которые получила в подарок. Ястреб принес их и сунул ей в руки, не проронив ни слова. Подсолнух захихикала, давая ей понять, что тут дело не только в заботе о ее ногах. Это давало пищу для размышлений.
— Panatsayaa, — сказала Подсолнух, когда Дебора поднялась и взяла пустую корзину.
Черная смородина. Или малина. Дебора все чаще путалась в похожих названиях. Благодаря, говорила «Wura», в то время, как в переводе на английский это слово означало горного льва, и неизменно вызывала смех Подсолнуха.
Солнце нещадно пекло, и Дебора со вздохом подумала, почему Подсолнух выбрала для сбора ягод такое жаркое утро. Лучше бы пойти ближе к вечеру, когда становится прохладнее. Хорошо еще, что на ней легкая одежда, иначе она упала бы в обморок от жары. Кусты черной смородины росли на гребне холма, возвышавшегося над лагерем. Чтобы попасть туда, им нужно было перейти реку и луг, где паслись лошади. Дебора с любопытством смотрела, как мальчишки играют в высокой траве, изображая воинов. У них были маленькие луки и стрелы, они издавали воинственные кличи, очень напоминавшие те, что она слышала в памятную ночь на асиенде Веласкесов. Несколько лошадей испуганно поскакали прочь, и какой-то мужчина прогнал мальчишек.
Добравшись до колючего кустарника на гребне холма, они сели передохнуть на плоский камень. Подсолнух разулась и принялась вытряхивать из мокасин камни. Пробормотала что-то, снова обулась и взглянула на Дебору.
— Я готова, — произнесла Дебора и по лицу девочки увидела, что та ее поняла.
Видимо, Подсолнух немного понимала по-английски. В какой мере, Деборе трудно было определить.
— Kama.
Девочка встала, отряхнула юбку и взяла корзину.
Они направились к кустам. Некоторые ветки, сгибаясь под тяжестью плодов, лежали на земле. Смеясь, девушки съели почти столько же ягод, сколько собрали. На руках, губах и одежде остались пятна сладкого липкого сока.
У Деборы слипались глаза. Подсолнух тоже задремала. Они сели отдохнуть в тени хлопкового дерева. Высоко в небе пели птицы, дул прохладный, освежающий ветерок. Дебора распустила волосы, в которых застряли колючки черносмородиновых кустов, приподняла их сзади, убрав с шеи, и на мгновение закрыла глаза. Тяжелые пряди заструились сквозь пальцы блестящей волной.
— Как тут красиво, — тихонько произнесла она, не зная, поняла ли Подсолнух то, что она сказала, но продолжила разговор.
— Теперь я знаю, почему людям нравится вести простой образ жизни. Раньше для меня это было загадкой. Боюсь, мои соплеменники считают индейцев дикарями. Они ошибаются.
Она обхватила руками колени и улыбнулась слушавшей ее девочке.
— Haitsi. Haa?
— Haitsнi-haa, — улыбнулась Подсолнух.
Дебора поняла, что неправильно произнесла слово, и смысл изменился, но оно не стало обидным. Об этом свидетельствовали мягкая улыбка и ласковый взгляд Подсолнуха.
— Ura. Спасибо.
Подсолнух смотрела не на нее, а куда-то вдаль, где за холодными водами реки были разбросаны типи. Дебора почувствовала, что девочка чем-то озабочена, и ей захотелось преодолеть языковой барьер.
— Не знаю, в чем дело, — нерешительно начала Дебора, — но мне хотелось бы тебе помочь. Ты такая милая, хорошо ко мне относишься.
Подсолнух испуганно взглянула на нее. Девочка хотела что-то сказать, губы ее слегка дрогнули. Но потом он мотнула головой, видимо, передумала.
— Yaa, — пробормотала она.
В ее глазах было замешательство.
Дебора подумала, что будет с этой девочкой, если им с Джудит удастся бежать. Она молилась о том, чтобы побег стал возможен, молилась, чтобы никто не пострадал. Но очень сомневалась в том, что они вообще смогут найти обратный путь к цивилизации. К этому моменту солдаты должны были уже найти их. Продолжаются ли поиски? Скорее всего, да. Ведь с того момента, как их угнали с асиенды Веласкесов, прошло всего три недели.
Дебора не знала точно, где они находятся. Предполагала, что на расстоянии нескольких дней езды от Техаса. Скорее всего, в Нью-Мексико. Если они с Джудит сумеют сбежать и пойдут на юг, им, возможно, удастся найти главный торговый маршрут. Но если их поймают, страшно подумать, что может случиться. Дебора не питала иллюзий относительно Ястреба. Хотя обращался он с ней не так грубо. Но попытку побега он ей не простит.
Предприняв эту попытку, они с Джудит должны быть готовы к любому повороту судьбы. Обратного пути нет.
Подсолнух дала Деборе бурдюк с водой, и та отпила большой глоток. Она поняла, что лучше не проверять содержимое сосудов и не присматриваться к пище. Возросшая подозрительность отбила бы у нее аппетит. Так, например, бурдюк с водой напомнил ей кишечник животного, но она прогнала эту мысль.
Подсолнух вдруг замолчала и замкнулась в себе. Видимо, слова Деборы расстроили ее.
— Kima, — пробормотала девочка.
Дебора последовала за ней в заросли черной смородины. Солнце стояло в зените, и зной стал невыносимым. Даже птицы притихли. Высокая трава шуршала, колеблемая ветром. Дебора сорвала спелую ягоду и положила ее в корзину. Ее пальцы стали почти черными и были покрыты царапинами.
Вдруг раздался чей-то громкий голос, и Подсолнух коснулась ее руки предостерегающим жестом. На лице девочки отразился испуг.
Дебора вздрогнула. Она видела, как команчи возвращаются с женщинами из другого племени. Племена часто воевали друг с другом, крали женщин и лошадей. Сердце Деборы бешено забилось, колени задрожали. Она судорожно сжала руку Подсолнуха.
Снова послышался громкий голос, на этот раз хорошо знакомый Деборе, низкий и хриплый, но веселый, и тотчас же раздался женский визг. Деборе стало дурно. Неужели враг застиг кого-то врасплох? Много ли их там? Она последовала примеру Подсолнуха: опустилась на землю и тихо легла. Кусты скрыли девушек от посторонних глаз.
Припав к земле под шипами и ягодами, они ждали, голоса приближались. Дебора взглянула на Подсолнуха и увидела, что у той от удивления округлились глаза. Она посмотрела на Дебору и приложила палец к губам.
Дебора была в полном недоумении, но тут увидела Ястреба. Он обнимал женщину, одну из тех, в чьих жилах текла кровь мексиканцев и команчи. Женщина хихикала. Дебора замерла. Ей стало ясно, чем они занимались. Дебора закрыла глаза.
В тот памятный вечер Ястреб точно так же вел себя с ней. Дебора слышала стоны женщины, учащенное дыхание Ястреба. Наступившая тишина была оглушительной.
Когда Дебора открыла глаза, по щекам ее текли слезы.
Она не могла понять почему.
Глава 7
Ястреб тихонько выругался, напугав женщину, лежавшую под ним. В ее больших карих глазах застыл страх. Он погладил ее по щеке.
Тихий звук, донесшийся из кустов, находившихся сразу за холмом, поросшим травой, где он решил прилечь с женщиной, заставил его насторожиться. Острый взгляд уловил быстрое движение юбки из хлопчатой материи. Теперь он знал, кто скрывается в кустах, и почувствовал волнение.
Впрочем, ничего особенного нет в том, что видели его с женщиной. Он поднялся, поправляя набедренную повязку, после чего велел женщине привести себя в порядок. Даже не взглянув на нее, Ястреб устремился с холма по направлению к деревне. Женщина последовала за ним. Она, должно быть, привыкла к такому бесцеремонному обращению. Ее типи находился в конце деревни, Ястреб не раз видел, как туда входили мужчины.
Ястреб подумал о Деборе, ее больших глазах цвета лесного ореха и нежной белой коже. И в нем вспыхнуло желание. Напрасно он искал ей замену. Он хотел именно Дебору. Он увидел ее, когда она уже приближалась к деревне, ее яркие волосы развевались на ветру. Рядом шла Подсолнух.
По пути Ястреб наткнулся на брошенную корзину. Спелые сверкающие ягоды рассыпались по земле.
Ястреб остановился. Теперь он знал, почему Дебора и Подсолнух оказались в кустах, и это поумерило его гнев. Он поднял корзину с остатками ягод и пошел дальше.
Солнце жгло немилосердно, отбрасывая на землю резкие тени. Кто-то окликнул Ястреба, но он не ответил. Добравшись до своего типи, нырнул внутрь и остановился, бросив на пол корзину с ягодами. Дебора посмотрела на него и отшатнулась, когда он приблизился к ней.
Издав резкий звук, он схватил ее за руку и рывком поднял, притянув к себе. Кончиками пальцев ощутил, как учащенно бьется ее пульс, как она дрожит от страха.
Их взгляды встретились. Она попыталась высвободить руку, но хватка у него была железная. Тогда, замахнувшись свободной рукой, она дала ему звонкую пощечину. Ястреб ошеломленно смотрел на Дебору.
Она задыхалась, прекрасные глаза блестели от слез. Рыжие пряди упали на лицо, но она храбрилась.
В наступившей тишине раздался тихий вздох. Ястреб с трудом сдерживал ярость. Но уже в следующее мгновение он взял себя в руки.
Он рывком поднял Дебору, перебросил через плечо, откинул полог, выскочил из типи и пошел по деревне.
У Деборы хватило здравого смысла не шевелиться.
Она лежала на его плече, и никто не отважился окликнуть его, пока он нес ее к тому холму, поросшему травой, с которого только что спустился.
Казалось, его нисколько не волновало, что она напугана. Так и должно быть. Женщина не смеет поднимать руку на мужчину, тем более пленница. Хорошо, что никто, кроме Подсолнуха, не видел, как она оскорбила его. Иначе ее ждало бы суровое возмездие. Она вывела его из себя, и он потерял самообладание.
Уж на этот раз он возьмет ее. Услышит, как она стонет от удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
И он не взял ее.
Он сам точно не знал почему. Он знал о бледнолицых женщинах достаточно, чтобы заставить их отозваться на ласки. И все же он не смог завершить то, что начал. Каким-то непостижимым образом ее слова воздвигли вокруг нее стену, которую он не в силах был преодолеть. Это устыдило бы его. Что привлекало его в ней, кроме изысканной красоты?
Он задумался. В тот момент, когда он держал ее руку, восхищаясь ее хрупким изяществом и нежной молочной кожей, он вспомнил о матери. Ее руки не были мягкими: тяжелый многолетний труд сделал их грубыми. И все же она ухаживала за ними, натирала мазями и кремом и иногда плакала, глядя на покрывавшие их мозоли.
Это воспоминание давно стерлось из памяти. Дебора Гамильтон, подобно призраку из прошлого, восстановила его.
Он думал, что сможет похоронить воспоминания о прошлой жизни, но ошибся. От себя не убежишь, и прошлое превратилось в настоящее.
В нем полыхала обида, с которой он не мог справиться, ведя жестокий образ жизни, все еще вздрагивая от детских разочарований. От этого он чувствовал себя в меньшей мере мужчиной и слабаком.
Пустив лошадь медленной рысью, Ястреб решил, что ему придется заключить соглашение с этой женщиной. Нельзя допустить, чтобы она оказывала на него влияние.
Дебора вытерла влажный лоб тыльной стороной руки. Она помогала Подсолнуху с работой по дому, считая, что домашняя работа здесь гораздо тяжелее, чем в Натчезе. Разумеется, в Натчезе были современные приспособления, облегчающие стирку, от которой так ломило спину. Вальки, огромные трубы и даже машины, которые можно было приводить в движение поворотом большой рукоятки, облегчали домашний труд.
Но стирка одежды на камнях в быстром течении имела почти такой же эффект. Мыло представляло собой смесь животного жира и корней растений.
Они находились далеко вниз по течению от того места, где вода была питьевой. Тут Дебора увидела свою кузину. Ее сердце бешено заколотилось от волнения. Интересно, увидела ли ее Джудит?
Джудит ее увидела. Медленно, скрывая свои намерения, они приблизились друг к другу.
— Джудит, — прошептала Дебора. Она наклонилась, сделав вид, будто целиком, поглощена стиркой. — С тобой все в порядке?
— Стараюсь выжить.
Светлые волосы Джудит были причесаны, но потемнели от грязи. Она была бледной, на руках и лице — царапины и синяки.
— Волчица, которая не отпускает меня ни на шаг, щипается и царапается — это единственное, что мне приходится терпеть.
— Нет, не смотри на меня, — шепотом предостерегла ее Дебора, когда кузина хотела к ней повернуться.
— Сделай вид, будто ты что-то уронила, и мы снова сможем наклониться.
— А как ты? — прошептала Джудит. — Однажды вечером я видела, как тот высокий команчи тащил тебя из лагеря.
— Он не обидел меня. Не так… как мог бы. Он пытается со мной говорить, но язык у него грубый, и это меня пугает.
— Он выглядит таким жестоким, что я боюсь даже смотреть на него, — пробормотала Джудит, содрогнувшись.
— Не такой уж жестокий, — возразила Дебора, и ей стало смешно. Уж не защищает ли она его? Удивленный взгляд Джудит заставил ее покраснеть и попытаться объяснить свои слова. — Он бывает даже добр, как ни странно.
— Я думала, что ты ему понравилась. Просто я видела, как пристально он на тебя смотрит.
Дебора откинула прядь волос и взглянула на кузину. Джудит выглядела такой озабоченной и озадаченной, что она рассмеялась.
— Понятия не имею, что у него на уме. Но пока он еще ни разу меня не обидел.
Она сдвинула брови.
— Иногда, просыпаясь, я нахожу подарки. Например, гребень. Мокасины, когда мои туфли развалились, две атласные ленты для волос. Я знаю, что это он их принес, больше некому. И понимаю, что он чего-то ждет.
— Нам нужно бежать, прежде чем с тобой что-нибудь случится, — сказала Джудит, с опаской озираясь.
— Пока что нам везет.
— Давай попытаемся снова встретиться. Ты сможешь подойти ко мне завтра утром на реке?
— Постараюсь, но нам нужно быть осторожными. Если кто-нибудь заметит, что мы разговариваем, за нами станут следить.
Быстро и тихо попрощавшись, кузины разошлись. Случайный наблюдатель не обратил бы на них никакого внимания.
Но для мужчины, стоявшего на вершине холма, это явилось предостережением.
Подсолнух уставилась на носки своих мокасин, надув губы. Затем укоризненно посмотрела на брата:
— Но почему я не могу попрактиковаться с ней в английском? В этом нет ничего предосудительного.
— Я этого не хочу.
— Но тогда все было бы проще.
— Проще — не всегда лучше.
Ястреб едва сдерживал раздражение. Обычно он был очень терпелив по отношению к младшей сестре. Но сейчас ему хотелось ее ударить.
— Не перечь мне, — предупредил он, когда девочка с тяжелым вздохом отвернулась от него.
— А я и не перечу.
— Она тебе нравится.
Подсолнух кивнула:
— Наа.
Она никак не могла найти подходящее слово.
— Она — kesosooru — очень кроткая. Не кричит, не плачет, не жалуется, как остальные. Она другая.
— Да. Она другая. И не осложняй ей жизнь. Я не обижал ее.
Подсолнух вдруг лукаво взглянула на него:
— Но ты хочешь, чтобы она ходила в твоей одежде.
— Молодая девушка не должна говорить такие вещи. Мне что, рассказать об этом твоей бабушке и попросить, чтобы она выпорола тебя? — зарычал Ястреб.
Подсолнух рассмеялась, в ее темных влажных глазах заплясали озорные искорки.
— Сначала ей придется меня поймать.
— Я поймаю тебя для нее.
— Ты этого не сделаешь, — неуверенно произнесла Подсолнух.
— Хочешь убедиться?
Она помотала головой, и на ее хорошеньком лице появилось разочарование.
— Я так не думаю. Ты выглядишь очень разгоряченным, когда говоришь о Eka-paapi.
Ястреб уставился на нее. Eka-paapi. Красная голова. Это имя ей соответствовало, но он не стал бы давать ей имя команчи. Это нечто слишком, личное, слишком постоянное. От раздражения его голос стал более резким, чем обычно, и Подсолнух отступила, когда он заговорил:
— Возвращайся в мой типи и оставайся с ней. Не своди с нее глаз. И не вздумай отпустить, иначе плохо тебе придется.
Подсолнух помолчала.
— Почему ты такой злой? Думаешь, она хочет сбежать от тебя?
— Ты слишком мала, чтобы рассуждать о таких вещах, — сурово ответил Ястреб и увидел обиду в глазах сестры.
Однако он не стал ее утешать. Пусть знает, что он очень рассердится, если Дебора сбежит из деревни. От этого она будет вдвое бдительнее.
Ястреб наблюдал, как Подсолнух шла по направлению к его типи. Жители деревни привыкли к его странностям. Он не жил с отцом, сестрой и старой матерью покойной жены отца, у него всегда был собственный дом.
Он любил уединение. Но с тех пор, как в лагере появилась Дебора, он проводил ночи в доме отца или снаружи, лежа под звездами на шкурах.
Если бы он ночевал в собственном типи, он не смог бы сдержать своих чувств, а ему было необходимо доказать самому себе, что он может без нее обойтись. Он невольно улыбнулся. Вот до чего дошло дело! Из-за женщины он изменил своим привычкам. Однако Дебора ничего не знала. Она была бы потрясена, если бы кто-нибудь сказал ей об этом.
Дебора — болезнь, сказал себе Ястреб, и он излечится. Возьмет себя в руки. Он нравится многим женщинам в лагере.
Подсолнух бросила Деборе корзину.
— Kima.
Дебора поняла, что ей нужно идти. Она кивнула, сунула ноги в мягкие мокасины из оленьей кожи, которые получила в подарок. Ястреб принес их и сунул ей в руки, не проронив ни слова. Подсолнух захихикала, давая ей понять, что тут дело не только в заботе о ее ногах. Это давало пищу для размышлений.
— Panatsayaa, — сказала Подсолнух, когда Дебора поднялась и взяла пустую корзину.
Черная смородина. Или малина. Дебора все чаще путалась в похожих названиях. Благодаря, говорила «Wura», в то время, как в переводе на английский это слово означало горного льва, и неизменно вызывала смех Подсолнуха.
Солнце нещадно пекло, и Дебора со вздохом подумала, почему Подсолнух выбрала для сбора ягод такое жаркое утро. Лучше бы пойти ближе к вечеру, когда становится прохладнее. Хорошо еще, что на ней легкая одежда, иначе она упала бы в обморок от жары. Кусты черной смородины росли на гребне холма, возвышавшегося над лагерем. Чтобы попасть туда, им нужно было перейти реку и луг, где паслись лошади. Дебора с любопытством смотрела, как мальчишки играют в высокой траве, изображая воинов. У них были маленькие луки и стрелы, они издавали воинственные кличи, очень напоминавшие те, что она слышала в памятную ночь на асиенде Веласкесов. Несколько лошадей испуганно поскакали прочь, и какой-то мужчина прогнал мальчишек.
Добравшись до колючего кустарника на гребне холма, они сели передохнуть на плоский камень. Подсолнух разулась и принялась вытряхивать из мокасин камни. Пробормотала что-то, снова обулась и взглянула на Дебору.
— Я готова, — произнесла Дебора и по лицу девочки увидела, что та ее поняла.
Видимо, Подсолнух немного понимала по-английски. В какой мере, Деборе трудно было определить.
— Kama.
Девочка встала, отряхнула юбку и взяла корзину.
Они направились к кустам. Некоторые ветки, сгибаясь под тяжестью плодов, лежали на земле. Смеясь, девушки съели почти столько же ягод, сколько собрали. На руках, губах и одежде остались пятна сладкого липкого сока.
У Деборы слипались глаза. Подсолнух тоже задремала. Они сели отдохнуть в тени хлопкового дерева. Высоко в небе пели птицы, дул прохладный, освежающий ветерок. Дебора распустила волосы, в которых застряли колючки черносмородиновых кустов, приподняла их сзади, убрав с шеи, и на мгновение закрыла глаза. Тяжелые пряди заструились сквозь пальцы блестящей волной.
— Как тут красиво, — тихонько произнесла она, не зная, поняла ли Подсолнух то, что она сказала, но продолжила разговор.
— Теперь я знаю, почему людям нравится вести простой образ жизни. Раньше для меня это было загадкой. Боюсь, мои соплеменники считают индейцев дикарями. Они ошибаются.
Она обхватила руками колени и улыбнулась слушавшей ее девочке.
— Haitsi. Haa?
— Haitsнi-haa, — улыбнулась Подсолнух.
Дебора поняла, что неправильно произнесла слово, и смысл изменился, но оно не стало обидным. Об этом свидетельствовали мягкая улыбка и ласковый взгляд Подсолнуха.
— Ura. Спасибо.
Подсолнух смотрела не на нее, а куда-то вдаль, где за холодными водами реки были разбросаны типи. Дебора почувствовала, что девочка чем-то озабочена, и ей захотелось преодолеть языковой барьер.
— Не знаю, в чем дело, — нерешительно начала Дебора, — но мне хотелось бы тебе помочь. Ты такая милая, хорошо ко мне относишься.
Подсолнух испуганно взглянула на нее. Девочка хотела что-то сказать, губы ее слегка дрогнули. Но потом он мотнула головой, видимо, передумала.
— Yaa, — пробормотала она.
В ее глазах было замешательство.
Дебора подумала, что будет с этой девочкой, если им с Джудит удастся бежать. Она молилась о том, чтобы побег стал возможен, молилась, чтобы никто не пострадал. Но очень сомневалась в том, что они вообще смогут найти обратный путь к цивилизации. К этому моменту солдаты должны были уже найти их. Продолжаются ли поиски? Скорее всего, да. Ведь с того момента, как их угнали с асиенды Веласкесов, прошло всего три недели.
Дебора не знала точно, где они находятся. Предполагала, что на расстоянии нескольких дней езды от Техаса. Скорее всего, в Нью-Мексико. Если они с Джудит сумеют сбежать и пойдут на юг, им, возможно, удастся найти главный торговый маршрут. Но если их поймают, страшно подумать, что может случиться. Дебора не питала иллюзий относительно Ястреба. Хотя обращался он с ней не так грубо. Но попытку побега он ей не простит.
Предприняв эту попытку, они с Джудит должны быть готовы к любому повороту судьбы. Обратного пути нет.
Подсолнух дала Деборе бурдюк с водой, и та отпила большой глоток. Она поняла, что лучше не проверять содержимое сосудов и не присматриваться к пище. Возросшая подозрительность отбила бы у нее аппетит. Так, например, бурдюк с водой напомнил ей кишечник животного, но она прогнала эту мысль.
Подсолнух вдруг замолчала и замкнулась в себе. Видимо, слова Деборы расстроили ее.
— Kima, — пробормотала девочка.
Дебора последовала за ней в заросли черной смородины. Солнце стояло в зените, и зной стал невыносимым. Даже птицы притихли. Высокая трава шуршала, колеблемая ветром. Дебора сорвала спелую ягоду и положила ее в корзину. Ее пальцы стали почти черными и были покрыты царапинами.
Вдруг раздался чей-то громкий голос, и Подсолнух коснулась ее руки предостерегающим жестом. На лице девочки отразился испуг.
Дебора вздрогнула. Она видела, как команчи возвращаются с женщинами из другого племени. Племена часто воевали друг с другом, крали женщин и лошадей. Сердце Деборы бешено забилось, колени задрожали. Она судорожно сжала руку Подсолнуха.
Снова послышался громкий голос, на этот раз хорошо знакомый Деборе, низкий и хриплый, но веселый, и тотчас же раздался женский визг. Деборе стало дурно. Неужели враг застиг кого-то врасплох? Много ли их там? Она последовала примеру Подсолнуха: опустилась на землю и тихо легла. Кусты скрыли девушек от посторонних глаз.
Припав к земле под шипами и ягодами, они ждали, голоса приближались. Дебора взглянула на Подсолнуха и увидела, что у той от удивления округлились глаза. Она посмотрела на Дебору и приложила палец к губам.
Дебора была в полном недоумении, но тут увидела Ястреба. Он обнимал женщину, одну из тех, в чьих жилах текла кровь мексиканцев и команчи. Женщина хихикала. Дебора замерла. Ей стало ясно, чем они занимались. Дебора закрыла глаза.
В тот памятный вечер Ястреб точно так же вел себя с ней. Дебора слышала стоны женщины, учащенное дыхание Ястреба. Наступившая тишина была оглушительной.
Когда Дебора открыла глаза, по щекам ее текли слезы.
Она не могла понять почему.
Глава 7
Ястреб тихонько выругался, напугав женщину, лежавшую под ним. В ее больших карих глазах застыл страх. Он погладил ее по щеке.
Тихий звук, донесшийся из кустов, находившихся сразу за холмом, поросшим травой, где он решил прилечь с женщиной, заставил его насторожиться. Острый взгляд уловил быстрое движение юбки из хлопчатой материи. Теперь он знал, кто скрывается в кустах, и почувствовал волнение.
Впрочем, ничего особенного нет в том, что видели его с женщиной. Он поднялся, поправляя набедренную повязку, после чего велел женщине привести себя в порядок. Даже не взглянув на нее, Ястреб устремился с холма по направлению к деревне. Женщина последовала за ним. Она, должно быть, привыкла к такому бесцеремонному обращению. Ее типи находился в конце деревни, Ястреб не раз видел, как туда входили мужчины.
Ястреб подумал о Деборе, ее больших глазах цвета лесного ореха и нежной белой коже. И в нем вспыхнуло желание. Напрасно он искал ей замену. Он хотел именно Дебору. Он увидел ее, когда она уже приближалась к деревне, ее яркие волосы развевались на ветру. Рядом шла Подсолнух.
По пути Ястреб наткнулся на брошенную корзину. Спелые сверкающие ягоды рассыпались по земле.
Ястреб остановился. Теперь он знал, почему Дебора и Подсолнух оказались в кустах, и это поумерило его гнев. Он поднял корзину с остатками ягод и пошел дальше.
Солнце жгло немилосердно, отбрасывая на землю резкие тени. Кто-то окликнул Ястреба, но он не ответил. Добравшись до своего типи, нырнул внутрь и остановился, бросив на пол корзину с ягодами. Дебора посмотрела на него и отшатнулась, когда он приблизился к ней.
Издав резкий звук, он схватил ее за руку и рывком поднял, притянув к себе. Кончиками пальцев ощутил, как учащенно бьется ее пульс, как она дрожит от страха.
Их взгляды встретились. Она попыталась высвободить руку, но хватка у него была железная. Тогда, замахнувшись свободной рукой, она дала ему звонкую пощечину. Ястреб ошеломленно смотрел на Дебору.
Она задыхалась, прекрасные глаза блестели от слез. Рыжие пряди упали на лицо, но она храбрилась.
В наступившей тишине раздался тихий вздох. Ястреб с трудом сдерживал ярость. Но уже в следующее мгновение он взял себя в руки.
Он рывком поднял Дебору, перебросил через плечо, откинул полог, выскочил из типи и пошел по деревне.
У Деборы хватило здравого смысла не шевелиться.
Она лежала на его плече, и никто не отважился окликнуть его, пока он нес ее к тому холму, поросшему травой, с которого только что спустился.
Казалось, его нисколько не волновало, что она напугана. Так и должно быть. Женщина не смеет поднимать руку на мужчину, тем более пленница. Хорошо, что никто, кроме Подсолнуха, не видел, как она оскорбила его. Иначе ее ждало бы суровое возмездие. Она вывела его из себя, и он потерял самообладание.
Уж на этот раз он возьмет ее. Услышит, как она стонет от удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28