-- Генерал посмотрел на Демина и не смог удержать улыбки.
-- Нам удалось установить связь с одним большим партизанским отрядом.
-- Каким образом? -- живо спросил Сизов.
-- Забаров уже разговаривал с командиром отряда, местным секретарем райкома. Сейчас от лейтенанта прибежал один разведчик -- Ванин. Сообщил Васильеву об этом. Партизаны решили ударить по немецким тылам. Нужно координировать их действия с нашими. Командир отряда хочет увидеть вас.
-- Это отлично! А где сейчас командир отряда?
-- В селе Фрунзевка. Там митинг готовится. Я пойду туда, и часа через два-три мы будем с ним здесь.
-- Отлично!
В селе Фрунзевка возле школы собралось человек триста. Над толпой стоял размеренно-торжественный гул. На высокое крыльцо взобрался Сенька Ванин, с великим трудом упросивший Шахаева дать ему выступить перед колхозниками.
-- Товарищи! -- сказал он, зачем-то сняв шапку, которую мучил в своих обветренных руках. -- Мы очень долго шли к вам, товарищи!.. И вот, как видите, пришли... Многие хорошие ребята погибли ради этого. Очень хорошие ребята!..
Голос Ванина дрогнул, оборвался, смолк. Толпа тоже застыла в молчании. И Сенька с досадой почувствовал, что все те слова, которые он заранее обдумал и приготовил, которые так красиво улеглись в его голове и так плавно должны были литься из его уст, навсегда исчезли, улетучились куда-то. Уши и щеки оратора загорелись жарким пламенем. Он совершенно забыл, что сказал людям раньше, потерял всякую связь с первыми словами, окончательно растерялся и умолк. Толпа загудела вновь, и под этот гул Сенька спешно покинул трибуну. На его месте встал высокий и худой человек -- тот самый командир партизанского отряда и секретарь райкома, о котором сообщил генералу Демин. Он поздравил колхозников с освобождением, призвал немедленно приступать к весеннему севу. За ним готовился говорить полковник Демин, только что поднявшийся на крыльцо.
Сенька же стоял теперь на почтительном расстоянии от разведчиков и старался не глядеть на них, -- если б можно было, он охотно провалился бы сквозь землю: шуточное ли дело -- первая попытка произнести большую речь окончилась таким скандальным провалом! "А еще обижался на Крупицына, что комсоргом не назначили. Какой из тебя, к черту, комсорг! Болтать попусту мастер, а вот умную речь сказать не смог!" -- беспощадно отчитывал он себя в мыслях. Незаметно к нему приблизился Шахаев. Обняв разведчика, сказал тихо:
-- Ничего, Семен. Не волнуйся. Со всяким бывает такое...
Заглушая неторопливый глуховатый голос начальника политотдела, над селом низко пролетели невидимые ночные бомбовозы. С северо-востока к селу приближались советские танки. Уже отчетливо слышался придавленный рев их мощных моторов.
-- А как же командир отряда попадет к своим партизанам теперь? -неожиданно спросил Ванин, чтобы, очевидно, перевести разговор на другую тему.
-- Попадет. Ему тут каждая тропинка известна.
-- Значит, скоро граница?
-- Скоро, скоро, Сенька!.. Рукой подать!..
-- Дожили, черт возьми!.. А!.. Дожили!..
-- Еще не до такого праздника доживем, Сенька! Выше голову, дружище!..
-- Граница!.. Подумать только надо!.. -- Растроганный, Сенька так стиснул парторга, что у того невольно вырвался стон: забыл, видно, в великой радости отчаянный саратовец про раны старшего сержанта.
Случилось это в один ясный, синий-синий весенний день.
С тяжелыми, но скоротечными боями дивизия генерала Сизова вместе с другими соединениями пересекла Молдавию и вышла на государственную границу СССР с Румынией.
Разведчики первые подошли к Пруту. Дождавшись, когда к реке вышли основные силы дивизии, они разместились на втором этаже какого-то помещичьего дома, откуда хорошо был виден правый берег реки и красныe домики маленького румынского городка Стефанешти. Михаил Лачуга приготовил завтрак. В одном сарае обширной усадьбы Сенька нашел какую-то книжицу, показывал ее Али Каримову. Это был букварь, выпущенный румынами на русском языке для "Транснистрии".
На титульном листе букваря был помещен портрет Антонеску с подписью:
"Великий вождь румынского народа. Освободитель Транснистрии". На следующем листе разведчики увидели портреты короля Михая I и его матери Елены. Михай, названный "реджеле Михай", был изображен художником со всеми аксессуарами, которые полагались королю: три дюжины орденов, эполеты с многочисленными шнурками, кисточками и еще бог знает что.
-- Орденов-то у него еще больше, чем у меня, -- заметил Сенька.
Он раскрыл букварь и прочел первое, что попалось на глаза:
"Земли, расположенные между Днестром и Южным Бугом, являются исконными румынскими и называются Транснистрией. Ее освободила доблестная румынская армия".
-- Этак они и тебя, Каримыч, могли назвать исконным транснистрианцем, -- сказал Сенька и добавил: -- Эх, повстречаться бы мне со всеми этими "освободителями", с реджелями и всякими там "мамами", я бы им показал, чьи это земли!..
Из окна выглянул Шахаев и позвал Сеньку с Каримовым. Каримов побежал сразу. А Сенька немного задержался. Он что-то колдовал над своей гимнастеркой.
Взобравшись по гранитной лестнице на второй этаж, Ванин нарочно тяжело дышал.
-- Что ты как нагнанный! Мешки, что ли, на себе тащил?
-- Тяжело, братцы, -- притворно вздохнул Семен. -- Не видите, при всех наградах человек.
Сенька действительно прицепил все свои ордена и медали. Разведчики догадались, что гвардии ефрейтор Семен Ванин приготовился вступать в "чуждые пределы" -- в Румынию. Среди бойцов Сенька увидал сияющую Веру. Он было подумал сначала, что она прибежала проведать его, но, взглянув на торжественные лица друзей, понял, что произошло что-то очень важное, связанное с приходом Веры.
-- Что у вас тут случилось? -- спросил он, глядя то на одного, то на другого разведчика.
К Сеньке подошла разрумянившаяся, похорошевшая еще больше Наташа и подала ему письмо.
-- От Акима?! Жив!!! -- сразу понял он, то краснея, то покрываясь бледностью. -- Товарищи... Дорогие!.. Чего же вы молчите? Неужели жив!.. Это Вера принесла?! Вот молодец!..
-- Да читай же!.. Чего ты раскричался? -- поторопил его Камушкин.
Ванин развернул листок и, с трудом овладев собой, стал читать знакомое уже разведчикам письмо:
"Мои хорошие друзья, я -- жив! Жив, черт побери!.. Назло всем смертям -- жив!.. Где вы теперь, мои славные товарищи? По сводкам вижу, летите, как на крыльях, к границе. Далеко вы ушли от меня. А я нахожусь в госпитале в Саратове, в Сенькином городе, и все думаю о вас. Вы, наверное, считали меня погибшим. Но вы не учли одного обстоятельства: я не хочу умирать. Я хочу жить! И, как видите, выжил. Собственно, я всегда считал, что ни одна пуля меня не возьмет. Спасла меня, друзья, одна колхозница, Авдотьей ее зовут. Нашла у себя в огороде, в подсолнухах, где я лежал, потеряв сознание от тяжелого ранения в грудь. Укрыла в погребе, а когда пришли наши войска, сообщила какой-то медицинской сестре. И я был отправлен в госпиталь. Но об этом расскажу подробнее, когда вернусь. А это будет скоро! Так что писем мне не пишите. Они меня уже не застанут.
Жму крепко ваши солдатские руки и обнимаю вас всех.
Ваш Аким.
1 марта 1944 года г. Саратов".
Сенька поднял голову, и все впервые увидели в его озорных глазах прозрачные камельки. Он быстро смахнул их рукой и, переборов минутную слабость, спросил:
-- А тебе он разве... не написал, Наташа?
На него лукаво смотрели большие темно-синие глаза.
Разведчики хитро улыбались.
-- Да что с вами, в самом деле? -- не понимал Сенька.
В эту минуту в дверях показался высокий и худой солдат с новенькими ефрейторскими нашивками на погонах. Очки на его ястребином носу блестели.
-- Аким?! -- заревел Ванин. -- Акимка, чертяка!.. Вот те на!.. -подпрыгнув, он обнял друга за шею. -- А как же письмо?..
-- Вот, Вера принесла. А я следом за ней пришел. Вхожу в дом, смотрю -читают.
-- Аким... -- Сенька вдруг замялся, погрустнел. -- Ты... ты, знаешь что... прости меня. Я был не прав...
Аким порывисто обнял своего беспокойного приятеля:
-- Это ты о чем?.. Ну, вот еще выдумал!.. Собственно, что ты... в самом деле?.. Не надо об этом, Семен!..
Они смотрели друг на друга, не скрывая своей большой радости.
Разведчики уселись за стол, Пинчук обещал их вкусно покормить.
Шахаев не торопился к столу, он сидел на подоконнике и молча наблюдал то за Акимом, то за Наташей. Он видел, как горячая кровь приливала к ее счастливому лицу. Лицо ее все время менялось -- Наташа смотрела на Акима то с удивлением, то с безмерной радостью.
Пировали до самого обеда. Пинчук расщедрился и угощал разведчиков такими закусками, о наличии которых на складе старшины солдаты и не предполагали. Кроме общей радости, вызванной выходом наших войск на государственную границу и возвращением Акима, у Петра была еще своя, отдельная радость. Юхим удивил его новым письмом: завхоз построил-таки саманный завод и восстановил колхозные конюшни. Не ожидал Петр от Юхима такой прыти!..
На столе появились куличи, крашеные яйца, золотое виноградное вино в глиняных кувшинах. Это угощали своих освободителей молдаванки, одну из которых Вера уже приревновала к Сеньке. Кузьмич, красный и по-детски счастливый, и Пинчук по очереди произносили тосты. К концу торжества оба они уже хрипели.
Аким и Шахаев не пили. Первому не велели врачи, а второй вообще не любил вина. Они незаметно вышли из комнаты и спустились в сад. Там было прохладно, свежо. Забаров, необычно торжественный, стоял под яблоней и о чем-то оживленно разговаривал с майором Васильевым. Федор то и дело показывал в сторону реки и улыбался. Глубокие морщины на его лбу разгладились. Аким и Шахаев зашли в беседку, присели у маленького круглого столика. Парторг расстегнул полевую сумку и достал оттуда небольшой помятый лист бумаги.
-- Мое заявление? -- удивился Аким.
-- Твое. Может, допишешь?..
Аким с глубокой благодарностью посмотрел на скуластое лицо парторга, потом на его почти белые волосы. "Как он постарел", -- подумал Аким и сказал:
-- Давай... теперь допишу.
Из дома вышли в сад и остальные разведчики. Ванин искал глазами Акима. Но, заметив, что он беседует с парторгом, решил не мешать. Взяв Камушкина за руку, он побежал к краю сада. Спустившись по каменной лестнице, они неожиданно столкнулись с Бокулеем. Румын в глубокой задумчивости всматривался в правый берег. Его большие губы что-то шептали.
-- Бокулей! -- окликнул его Ванин. -- Вот ты и добрался до своей родины!
Румын вздрогнул и обернулся.
-- Шпасибо!.. -- сказал он вдруг. -- Шпасибо, Сенька!..
Ванин приосанился: он хорошо знал, за что его благодарит этот иноземец.
-- Получай свою Румынию, Георгий, да помни: никаких чтоб антонесков в ней больше не было!.. Понятно?
Румын часто и утвердительно закивал головой.
-- То-то! -- продолжал торжественно Ванин. -- Гляди же, как бы снова не послали тебя Транснистрию завоевывать!.. Следи там за министрами-то своими!
-- Бун, Сенька, бун!.. Карашо!..
Бокулей и Сенька сами не знали, как взяли друг друга за руки.
-- Сегодня ночью пойдешь с нами на тот берег?
-- Бун! Карашо!
-- Ну, будь здоров!
Сенька и Бокулей распрощались. Ванин и Камушкин остались одни. Позади, вся залитая солнцем, лежала огромная, необъятная страна, теперь уже навеки освобожденная. А там, за рекой, краснели черепичными крышами домики чужой земли, на которую они ступят ночью.
Камушкин тихо заговорил:
-- О Татьяне и Витьке подумал сейчас... Помнишь Веселую Зорьку? Хорошо ведь: ничего сейчас они не боятся, кругом свои люди, солнце!.. И Витька бегает по саду, весь в белых вишневых лепестках... Хорошо!..
-- Хорошо... -- согласился Сенька, а сам все смотрел и смотрел на ту сторону. -- Вот мы и пришли, Вася! Вася, ты видишь: во-он синеют горы!.. На них заберемся и выше!..
Граница! Сколько думал о нeй Сенька!
Вдруг ему показалось, что все случилось чрезвычайно просто и буднично. Вышли на границу -- и все. Почему так тихо? Отчего не гремят оркестры, не салютуют пушки? Нет, он должен как-то отметить это великое событие!..
Сенька вскинул автомат. Высоко поднял его над головой и дал три длинные очереди. Эхо отозвалось в саду дробным стуком, перекинулось через границу.
-- Ог-го-го-го-го-о! -- заорал Ванин.
-- О-о-о-о-о-о-о! -- откликнулось с того берега. Помолчали оба, по-прежнему глядя за реку.
-- А ведь насчет вишневых лепестков-то ты, Вася, подзагнул, -- вдруг как бы невзначай заметил Сенька. -- Еще не цветут вишни-то. Рано...
-- Так зацветут скоро!..
Камушкин сломал вишневую ветку и украдкой от Сеньки сунул ее себе в карман.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37