У тебя не было другого выхода.
Андрей Николаевич. Был.
Вопросительная пауза.
Татьяна. Уехать в Америку?
Андрей Николаевич (медленно). Мы не могли уехать в Америку.
Татьяна. Извини.
Андрей Николаевич (усмехается). Чепуха... Не за что. Но объяснить это
невозможно. Это надо прожить. Этим надо пропитаться...
Татьяна. Надо ли?..
Андрей Николаевич (вздыхает). Конечно, нет. Это я так, для примера...
Пауза.
Андрей Николаевич. Да, у меня был выход... Я мечтал. После работы я
забирался в брошенную голубятню, мечтал и записывал свои мечты, положив
тетрадь на ящик из-под бананов...
Пауза.
Андрей Николаевич (негромко, сам с собой). Американская мечта... Аме-
риканская...
Может быть, для того, чтобы понять, что такое родина, полюбить ее та-
кой, какая она есть, надо покинуть ее, а потом вернуться?.. Истина одна,
и она может открыться тебе в любой точке земного шара. Или не отк-
рыться...
Татьяна. Мы говорили об Антоне...
Андрей Николаевич (глядя перед собой). Я к этому и веду.
Татьяна (чуть настороженно). Не понимаю?..
Андрей Николаевич. Иногда мне кажется, что я занимаю в его жизни не
свое место.
Татьяна молча смотрит на него.
Он чувствует ее взгляд, но не поворачивает головы.
Пауза.
Андрей Николаевич. Чужое место.
Татьяна (с легкой иронией). Вот уж не думала, что мужчины придают
этому такое большое значение.
Андрей Николаевич. А женщины? Разве нет?..
Татьяна (холодно). Спроси у своей младшей сестры.
Андрей Николаевич (сухо). Это не типичный случай.
Татьяна (начинает истерически хохотать). Что?.. Как ты сказал?.. (Хо-
хочет.) Не типичный случай?! Ой, я не могу!.. (Хохочет.) Скажу Шуроч-
ке... она... она обхохочется!.. Не типичный случай!.. О-хо-хо!..
Андрей Николаевич (резко вскакивает). Прекрати!.. Сейчас же перес-
тань!.. Я совсем не то... Я...
Вдруг застывает на месте, прикладывает руку к груди.
Смех мгновенно обрывается.
Татьяна бросается к Андрею Николаевичу.
Татьяна (интонации профессиональной сиделки, не первый случай). Спо-
койно, Андрей... Ничего страшного, все хорошо, все нормально... Не нап-
рягайся...
Садись, вот так, откинь голову, дыши... Так, хорошо...
Осторожно усаживает Андрея Николаевича в кресло.
Во время предыдущей сцены на небе сгущались тучи, и сейчас на галерее
и на веранде заметно потемнело.
Андрей Николаевич (бормочет, в его голосе слышатся дребезжащие стар-
ческие нотки). Ничего, Танюша, ничего, бывает... Перед грозой... Давле-
ние...
Татьяна. И давление мы сейчас измерим... Ты только сиди спокойно, не
нервничай...
Андрей Николаевич откидывает голову на спинку кресла, закрывает гла-
за.
Андрей Николаевич (настойчиво). Я спокоен... Я абсолютно спокоен...
Мне плевать... (Сквозь зубы.) Гори оно все ясным огнем!.. (С нарастающей
яростью в голосе.) Пошли они все к чертовой матери!..
Татьяна (гладит его по голове). Все хорошо, Андрюша, все хорошо...
Андрей Николаевич (не открывая глаз, слабым голосом). Воры... Него-
дяи...
Подонки...
На галерею из сада поднимается Максим, напевая или насвистывая мело-
дию из фильма "Генералы песчаных карьеров". Издалека доносится протяжный
раскат грома. При виде Татьяны, хлопочущей над Андреем Николаевичем,
резко обрывает мотив. Татьяна жестом дает ему понять, что все, в об-
щем-то, не так страшно.
Берется за одну ручку кресла, Максим за другую.
Тянут кресло с Андреем Николаевичем на веранду.
Андрей Николаевич (бормочет). Кто я для него?.. Слабый старик.
Больной человек.
Инвалид. Одной ногой в могиле... Прошлое не в счет... Не было... Ни-
чего не было...
Ослепительная вспышка молнии над садом.
Оглушительный раскат грома. Первые капли дождя.
Максим (облегченно). Наконец-то!..
Татьяна. Слава тебе, господи!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Декорация та же. Гроза кончается. Отдаленные раскаты
грома, редкие вспышки молнии, тихий шелест дождя.
Андрей Николаевич сидит у стола в кресле-качалке, Татьяна измеряет
ему давление.
Максим в холле в глубине сцены импровизирует на пианино.
Легкая джазовая мелодия.
Андрей Николаевич (ни к кому не обращаясь). Мерзавцы!..
Татьяна (качает грушу). Мерзавцы, мерзавцы...
Андрей Николаевич. Негодяи!.. Паразиты!.. Наука гибнет... Армия?..
Это не армия
- это сброд!.. Мародеры... Убийцы... Воры...
Максим (громко, из холла, не переставая играть). Ты, дядюшка, как
всегда прав, и сейчас, может быть, прав более, чем когда-либо...
Андрей Николаевич (возбужденно). Вся беда России в том, что это очень
богатая страна, невероятно богатая, фантастически!..
Максим (подхватывает). И в ней всегда было легче и выгоднее украсть,
чем сделать...
Андрей Николаевич (делает попытку встать). Вот-вот, именно так!..
Татьяна (строгим тоном). Сидеть!
Андрей Николаевич (послушно возвращается в кресло). Украсть что-то
готовое, сотворенное самой природой и по недосмотру Божию отданное в
грубые хамские лапы... Чернобыль. Ящик Пандоры...
Максим (веселится за пианино, при свечах). Бесплатный сыр бывает...
э-э-э...
только... э-э-э... в мышеловка-ах!.. Если ты такой умник... йе-йе!..
то где же тогда твои дэ-энэжки?.. Йе-йе!.. Йо-хо-хо!.. My darling!.. My
pretty girl!..
Татьяна. А Кулибин?.. Циолковский?..
Максим (оглушительно, раскатисто хохочет). Кибальчич, Желябов и Софья
Перовская!.. Тра-та-та-та-та-та!..
Лупит по клавишам так, словно поливает из пулемета.
Андрей Николаевич (во весь голос). Циолковский хотел воскресить всех
покойников и вывезти их на Луну!.. Шучу.
Максим (перестает играть). Всех-то зачем? В земле столько всякой сво-
лочи зарыто...
Встает, выходит на веранду, ковшом заливает воду в самовар, втыкает
вилку в розетку.
Татьяна. Сто семьдесят на сто тридцать.
Собирает прибор.
Максим. На Луну... Мало того, что Землю засрали...
Татьяна. Макс!..
Максим (сокрушенно). Ай-ай-ай!.. Прошу прощения! Живу здесь тридцать
пять лет и никак не могу привыкнуть к этому словесному ханжеству! Норма-
тивная и не нормативная лексика - чушь какая-то!..
Андрей Николаевич (подхватывает). И при этом переводят того же Бодле-
ра, свободно употребляющего такое, скажем, сверхпохабное словечко, как
"ля пинь"! Где в нашем государстве можно встретить такую поэзию? На за-
боре и на стенке общественного туалета!..
Татьяна. Сейчас такое печатают...
Максим (рассудительно). Пресса - это стены и заборы государственного
здания. И если само здание превратилось в гигантских размеров сортир...
Татьяна. Да что с вами сегодня?.. Неужели нет других тем для разгово-
ра?..
Уходит через холл, унося с собой приборчик для измерения давления.
Поднимается по лестнице на второй этаж.
Андрей Николаевич провожает ее взглядом и, как только она скрывается,
встает, быстро наливает себе рюмку коньяка и выпивает ее.
Все это он проделывает так быстро, что Максим даже не успевает его
остановить.
Максим (ошарашенно). Дядя!..
Андрей Николаевич (умиротворенно опускаясь в кресло). Когда у меня во
рту смердит валидолом, я чувствую себя почти покойником.
Пауза.
Андрей Николаевич (видит разложенные на столе бумаги). А это что?..
Рукопись?..
Таня принесла?..
Максим. Да.
Андрей Николаевич. Зачем? Что им всем неймется: пишут, пишут!..
Максим. Может быть, тебе лучше полежать?
Андрей Николаевич (возмущенно). Да оставьте вы этот лазаретный тон!..
Давление!
Магнитная буря! Расположение звезд! Лунные фазы!.. Мало ли что могло
повлиять?..
И каждый раз надевать похоронные личины, ходить на цыпочках, говорить
шепотом?!
Максим. Ты преувеличиваешь...
Андрей Николаевич (подхватывает). Старческая мнительность, да?..
Максим (пожимает плечами). Не знаю, я не психолог.
Андрей Николаевич. Психолог... Никогда не понимал этой науки. Мнения,
наблюдения, гипотезы - а как было шаманство, так и осталось... Кому-то
дано, кому-то - нет, и никакие книги, теории, никакая клиническая прак-
тика здесь не при чем... То есть при чем, конечно, но для того, кому от
природы дано.
Встает из кресла и осторожно, стараясь не делать резких движений, на-
чинает прогуливаться по веранде.
Во время этой прогулки как бы ненароком приближается к бутылке с
коньяком и легким непринужденным жестом наполняет свою рюмку.
В этот момент в холле появляется Татьяна.
Татьяна (устало, почти умоляюще). Андрей!..
Андрей Николаевич (быстро подвигает рюмку Максиму). А это я вот...
Максиму...
Максим берет рюмку, отпивает глоток.
Андрей Николаевич (продолжает). Мою родную бабку в деревне страшно
боялись...
Колдунья. А по виду не скажешь: сухонькая такая старушонка, волосики
седенькие, три зуба во рту... А как-то варили мы с ней варенье во дворе
на костре в медном тазу, и забежал к нам на запах соседский поросенок,
так бабка глянула на него, и он на месте закрутился, упал, визгнул то-
ненько и сдох...
Татьяна (идет на веранду). Неужели у тебя ни на волос нет силы во-
ли?.. Тебе все мало, да?..
Максим. Таня... Танюша, успокойся, не надо... Гроза прошла, солнышко
выглянуло, все хорошо...
Татьяна. Господи, как я устала, кто бы знал!.. Иногда я хочу лечь,
уснуть и уже не просыпаться... Никогда.
Долгая неловкая пауза.
Андрей Николаевич. Я перила на галерее сломал... Сегодня. Потянул ле-
гонько, а они - хрусь, и все!..
Максим. Гнилье, что ж ты хочешь...
Андрей Николаевич. Я?.. Я уже ничего не хочу, Макс. На мой век этого
бунгало хватит.
Пауза.
Андрей Николаевич. А если бы и хотел... Не могу. Не знаю даже, как
подступиться... Столько лет за письменным столом, за машинкой... Совер-
шенно отвык от ручной работы.
Максим. Чепуха... Съезжу завтра на лесопилку, привезу доски, и начнем
мы с тобой потихоньку приводить наше жилище в божеский вид... Антона
привлечем к этому делу.
Андрей Николаевич. Хорошо бы...
Максим. Ты сомневаешься в том, что это возможно?
Андрей Николаевич. Не знаю.
Татьяна. Хорошая мысль! Он, конечно, будет отговариваться занятостью,
говорить, что он еле успевает отоспаться, но есть же у него совесть, в
конце концов!..
Максим (смеется). Вот заодно и проверим!
Андрей Николаевич. Н-да, ты, Макс, как всегда прав! Надо что-то де-
лать... Надо что-то делать.
Татьяна. Ну, вы как хотите, а я пойду готовить обед. (Собирается ухо-
дить, но напоследок оборачивается к Андрею Николаевичу.) Андрей, ты все
понял?..
Максим?..
Они делают примирительные успокаивающие жесты: мол, все будет в по-
рядке. Татьяна уходит.
Андрей Николаевич (поворотом головы указывая на икону). Как ты дума-
ешь, она действительно верит во все это?
Максим (подумав, пожав плечами). По-видимому, да...
Андрей Николаевич. Член партии. Секретарь партийной организации одной
из крупнейших библиотек в стране... Как они с Виктором когда-то убеждали
меня в том, что надо просвещать народ, чаще выступать на заводах, ездить
по провинции.
А я не люблю провинцию, терпеть не могу эти убогие, провонявшие хлор-
кой гостиницы, жалкие кабаки, ветхие заброшенные храмы над живописными
обрывами, без куполов, без крестов, окна и врата заколочены досками...
Максим (усмехнувшись). Ты вполне мог избежать всей этой экзотики: не
останавливаться в таких гостиницах, не жрать всякую отраву в местных ка-
баках.
Андрей Николаевич (вскидываясь). Но ведь я должен был узнать жизнь
родной страны, ее народа!
Максим (смеется). Я помню, как они тебе внушали: вы так долго были
вдали от родины... вы видели мир... вам есть с чем сравнить!
Андрей Николаевич (подхватывает). И я слушал и кивал головой, как
мальчик в воскресной школе! Я смотрел в ее глаза и чувствовал, что готов
сделать все, что угодно: опуститься на дно Марианской впадины, полететь
на Марс! Я понимал, что со мной происходит, и я боялся в это поверить -
на шестом десятке, и вдруг такое?!
Максим (иронически). Дух дышит где хочет...
Андрей Николаевич. Не только дух.
Максим. Я помню.
Андрей Николаевич. А что теперь? Икона в углу, какие-то сомнительные
паломники, посты - не понимаю!.. Ведь был нормальный человек, и вдруг -
на тебе: отец Димитрий сказал... отец Димитрий думает... Сомнамбула!
Максим. Ты преувеличиваешь, дядя.
Андрей Николаевич (вздыхает). Хотелось бы в это верить.
Встает, тянется к бутылке с коньяком.
Максим. Не искушал бы ты судьбу...
Андрей Николаевич (наливает рюмку). Судьба?.. В моем возрасте?.. Пос-
ле всего, что было?.. Чушь. (Пьет. Ходит по веранде, рассуждает как бы
сам с собой.) Я пытался поверить, Макс... Ходил в церковь, ставил свечи
перед иконами, выстаивал всенощные, постился, даже исповедовался отцу
Димитрию!..
Максим. Почему < даже> ?..
Андрей Николаевич (медленно, подбирая слова). Трудно бывает понять,
что тебя мучает, тревожит, не дает покоя - это, наверное, и называется
грехом, да?.. Себя ведь не обманешь?..
Максим молчит.
Андрей Николаевич. И как это высказать? А тем более человеку посто-
роннему?..
Очень странно. Пародия на сеанс психоанализа.
Пауза.
Андрей Николаевич (глядя в сад). Как ты думаешь, она счастлива со
мной?
Максим. Полагаю, да. Впрочем, я не присматривался...
Андрей Николаевич. А Виктор? Где он? Что делает?.. Ты о нем ничего не
слышал?
Максим. Слышал.
Андрей Николаевич. Что?
Максим. Шоу-бизнес. Париж... Барселона... Русские сезоны.
Андрей Николаевич. Достаточно обширное поле: от Большого театра до
квартета ложкарей...
Максим. Ближе ко второму. Казаки... Выставки авангарда...
Андрей Николаевич. Это что, все еще модно? Еще не наелись?..
Максим. Уже наелись. До отвала. А ведь все шло, и как! Матрешки, шка-
тулки, яйца, бюсты вождей, кое-как натянутые на подрамник куски ме-
бельной обшивки, покрытые какой-то лиловой коростой вместо живописи...
Андрей Николаевич. Экзотика. Лагерное искусство.
Максим. Это тоже не совсем верно. Много, конечно, всякой шушеры, но
есть и хорошие художники, с крепкой школой...
Андрей Николаевич. Все может быть... Все может быть...
Максим. Все это было, дядя, было... Сегодня человек мерзнет на черда-
ке и зарабатывает на кофе и сигареты оформлением "красных уголков", а
через полгода становится владельцем небольшой виллы где-нибудь на Кип-
ре...
Андрей Николаевич. На Капри.
Максим. Или на Капри - все равно. Главное - поймать момент. Не проде-
шевить, но и не задрать, не переторговаться... И продаваться не сразу,
целиком, а по частям, с перспективой.
Андрей Николаевич (без иронии). Тоже искусство.
Максим. Искусство? Да, но - другое. И в нем тоже есть свои гении и
бездари... А есть игроки. Ведь бизнес - игра.
Андрей Николаевич. Виктор - игрок?..
Максим. И еще какой!.. Мне рассказывали о его композициях: инсталля-
ции с вертолетами, вагонами противогазов для Кувейта, валютными счетами,
подержанными иномарками, верфью деревянного кораблестроения - и это все
помимо казаков, авангарда, паломнических круизов по монастырям Европы и
чуть ли не переправки ближневосточных беженцев в Скандинавию на частных
яхтах...
Андрей Николаевич (ироническое восхищение). Флибустьер!.. Конкиста-
дор!..
Максим. Я не уверен в абсолютной достоверности этой легенды, но ка-
кая-то часть правды в этих сплетнях наверняка есть.
Андрей Николаевич. Смутные времена. Все возможно. Интересное время...
Наполняет рюмку коньяком, выпивает.
Максим (взрываясь). Совсем сдурел?! Опять тебя среди ночи откачи-
вать?..
Андрей Николаевич. Лучше уж от водки помереть, чем от скуки.
Максим (сердито). Идем лучше в сарай, посмотрим инструменты!.. (Себе
под нос, ворчливо, по-испански.) Дурак старый! (Идет к двери.) Андрей
Николаевич (идет за ним,). Как ты сказал? (По-испански.) Дурак?.. Старый
дурак?.. (Хохочет, продолжает.) Однажды Мюллер и Борман решили выяснить,
на кого работает Штирлиц. Борман, зная, что в момент сильного потрясения
человек может заговорить на родном языке, вызвал Штирлица к себе и велел
Мюллеру встать за дверью. И вот когда Штирлиц переступил порог кабине-
та...
Уходят.
Некоторое время на веранде пусто. Тишина нарушается лишь какими-то
отдельными бытовыми звуками: звоном посуды, игрой в мяч на соседнем
участке, собачьим лаем. Издалека нарастает тарахтение мотора, оно приб-
лижается, глохнет, и вслед за этим из сада на галерею неторопливой уста-
лой походкой поднимается человек в черной широкополой шляпе, темных
круглых очках и светлом плаще, один рукав которого перехвачен черной
лентой чуть выше локтя. Остановившись перед приоткрытой дверью на веран-
ду, он тихо стучит по дверному косяку костяшками пальцев, но не получив
на стук никакого ответа, переступает порог и снимает шляпу, открывая
густые черные волосы с сильной проседью. Осматривается, покачивает голо-
вой как бы в такт каким-то своим мыслям, вешает шляпу на гвоздь, торча-
щий из оконной рамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Андрей Николаевич. Был.
Вопросительная пауза.
Татьяна. Уехать в Америку?
Андрей Николаевич (медленно). Мы не могли уехать в Америку.
Татьяна. Извини.
Андрей Николаевич (усмехается). Чепуха... Не за что. Но объяснить это
невозможно. Это надо прожить. Этим надо пропитаться...
Татьяна. Надо ли?..
Андрей Николаевич (вздыхает). Конечно, нет. Это я так, для примера...
Пауза.
Андрей Николаевич. Да, у меня был выход... Я мечтал. После работы я
забирался в брошенную голубятню, мечтал и записывал свои мечты, положив
тетрадь на ящик из-под бананов...
Пауза.
Андрей Николаевич (негромко, сам с собой). Американская мечта... Аме-
риканская...
Может быть, для того, чтобы понять, что такое родина, полюбить ее та-
кой, какая она есть, надо покинуть ее, а потом вернуться?.. Истина одна,
и она может открыться тебе в любой точке земного шара. Или не отк-
рыться...
Татьяна. Мы говорили об Антоне...
Андрей Николаевич (глядя перед собой). Я к этому и веду.
Татьяна (чуть настороженно). Не понимаю?..
Андрей Николаевич. Иногда мне кажется, что я занимаю в его жизни не
свое место.
Татьяна молча смотрит на него.
Он чувствует ее взгляд, но не поворачивает головы.
Пауза.
Андрей Николаевич. Чужое место.
Татьяна (с легкой иронией). Вот уж не думала, что мужчины придают
этому такое большое значение.
Андрей Николаевич. А женщины? Разве нет?..
Татьяна (холодно). Спроси у своей младшей сестры.
Андрей Николаевич (сухо). Это не типичный случай.
Татьяна (начинает истерически хохотать). Что?.. Как ты сказал?.. (Хо-
хочет.) Не типичный случай?! Ой, я не могу!.. (Хохочет.) Скажу Шуроч-
ке... она... она обхохочется!.. Не типичный случай!.. О-хо-хо!..
Андрей Николаевич (резко вскакивает). Прекрати!.. Сейчас же перес-
тань!.. Я совсем не то... Я...
Вдруг застывает на месте, прикладывает руку к груди.
Смех мгновенно обрывается.
Татьяна бросается к Андрею Николаевичу.
Татьяна (интонации профессиональной сиделки, не первый случай). Спо-
койно, Андрей... Ничего страшного, все хорошо, все нормально... Не нап-
рягайся...
Садись, вот так, откинь голову, дыши... Так, хорошо...
Осторожно усаживает Андрея Николаевича в кресло.
Во время предыдущей сцены на небе сгущались тучи, и сейчас на галерее
и на веранде заметно потемнело.
Андрей Николаевич (бормочет, в его голосе слышатся дребезжащие стар-
ческие нотки). Ничего, Танюша, ничего, бывает... Перед грозой... Давле-
ние...
Татьяна. И давление мы сейчас измерим... Ты только сиди спокойно, не
нервничай...
Андрей Николаевич откидывает голову на спинку кресла, закрывает гла-
за.
Андрей Николаевич (настойчиво). Я спокоен... Я абсолютно спокоен...
Мне плевать... (Сквозь зубы.) Гори оно все ясным огнем!.. (С нарастающей
яростью в голосе.) Пошли они все к чертовой матери!..
Татьяна (гладит его по голове). Все хорошо, Андрюша, все хорошо...
Андрей Николаевич (не открывая глаз, слабым голосом). Воры... Него-
дяи...
Подонки...
На галерею из сада поднимается Максим, напевая или насвистывая мело-
дию из фильма "Генералы песчаных карьеров". Издалека доносится протяжный
раскат грома. При виде Татьяны, хлопочущей над Андреем Николаевичем,
резко обрывает мотив. Татьяна жестом дает ему понять, что все, в об-
щем-то, не так страшно.
Берется за одну ручку кресла, Максим за другую.
Тянут кресло с Андреем Николаевичем на веранду.
Андрей Николаевич (бормочет). Кто я для него?.. Слабый старик.
Больной человек.
Инвалид. Одной ногой в могиле... Прошлое не в счет... Не было... Ни-
чего не было...
Ослепительная вспышка молнии над садом.
Оглушительный раскат грома. Первые капли дождя.
Максим (облегченно). Наконец-то!..
Татьяна. Слава тебе, господи!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Декорация та же. Гроза кончается. Отдаленные раскаты
грома, редкие вспышки молнии, тихий шелест дождя.
Андрей Николаевич сидит у стола в кресле-качалке, Татьяна измеряет
ему давление.
Максим в холле в глубине сцены импровизирует на пианино.
Легкая джазовая мелодия.
Андрей Николаевич (ни к кому не обращаясь). Мерзавцы!..
Татьяна (качает грушу). Мерзавцы, мерзавцы...
Андрей Николаевич. Негодяи!.. Паразиты!.. Наука гибнет... Армия?..
Это не армия
- это сброд!.. Мародеры... Убийцы... Воры...
Максим (громко, из холла, не переставая играть). Ты, дядюшка, как
всегда прав, и сейчас, может быть, прав более, чем когда-либо...
Андрей Николаевич (возбужденно). Вся беда России в том, что это очень
богатая страна, невероятно богатая, фантастически!..
Максим (подхватывает). И в ней всегда было легче и выгоднее украсть,
чем сделать...
Андрей Николаевич (делает попытку встать). Вот-вот, именно так!..
Татьяна (строгим тоном). Сидеть!
Андрей Николаевич (послушно возвращается в кресло). Украсть что-то
готовое, сотворенное самой природой и по недосмотру Божию отданное в
грубые хамские лапы... Чернобыль. Ящик Пандоры...
Максим (веселится за пианино, при свечах). Бесплатный сыр бывает...
э-э-э...
только... э-э-э... в мышеловка-ах!.. Если ты такой умник... йе-йе!..
то где же тогда твои дэ-энэжки?.. Йе-йе!.. Йо-хо-хо!.. My darling!.. My
pretty girl!..
Татьяна. А Кулибин?.. Циолковский?..
Максим (оглушительно, раскатисто хохочет). Кибальчич, Желябов и Софья
Перовская!.. Тра-та-та-та-та-та!..
Лупит по клавишам так, словно поливает из пулемета.
Андрей Николаевич (во весь голос). Циолковский хотел воскресить всех
покойников и вывезти их на Луну!.. Шучу.
Максим (перестает играть). Всех-то зачем? В земле столько всякой сво-
лочи зарыто...
Встает, выходит на веранду, ковшом заливает воду в самовар, втыкает
вилку в розетку.
Татьяна. Сто семьдесят на сто тридцать.
Собирает прибор.
Максим. На Луну... Мало того, что Землю засрали...
Татьяна. Макс!..
Максим (сокрушенно). Ай-ай-ай!.. Прошу прощения! Живу здесь тридцать
пять лет и никак не могу привыкнуть к этому словесному ханжеству! Норма-
тивная и не нормативная лексика - чушь какая-то!..
Андрей Николаевич (подхватывает). И при этом переводят того же Бодле-
ра, свободно употребляющего такое, скажем, сверхпохабное словечко, как
"ля пинь"! Где в нашем государстве можно встретить такую поэзию? На за-
боре и на стенке общественного туалета!..
Татьяна. Сейчас такое печатают...
Максим (рассудительно). Пресса - это стены и заборы государственного
здания. И если само здание превратилось в гигантских размеров сортир...
Татьяна. Да что с вами сегодня?.. Неужели нет других тем для разгово-
ра?..
Уходит через холл, унося с собой приборчик для измерения давления.
Поднимается по лестнице на второй этаж.
Андрей Николаевич провожает ее взглядом и, как только она скрывается,
встает, быстро наливает себе рюмку коньяка и выпивает ее.
Все это он проделывает так быстро, что Максим даже не успевает его
остановить.
Максим (ошарашенно). Дядя!..
Андрей Николаевич (умиротворенно опускаясь в кресло). Когда у меня во
рту смердит валидолом, я чувствую себя почти покойником.
Пауза.
Андрей Николаевич (видит разложенные на столе бумаги). А это что?..
Рукопись?..
Таня принесла?..
Максим. Да.
Андрей Николаевич. Зачем? Что им всем неймется: пишут, пишут!..
Максим. Может быть, тебе лучше полежать?
Андрей Николаевич (возмущенно). Да оставьте вы этот лазаретный тон!..
Давление!
Магнитная буря! Расположение звезд! Лунные фазы!.. Мало ли что могло
повлиять?..
И каждый раз надевать похоронные личины, ходить на цыпочках, говорить
шепотом?!
Максим. Ты преувеличиваешь...
Андрей Николаевич (подхватывает). Старческая мнительность, да?..
Максим (пожимает плечами). Не знаю, я не психолог.
Андрей Николаевич. Психолог... Никогда не понимал этой науки. Мнения,
наблюдения, гипотезы - а как было шаманство, так и осталось... Кому-то
дано, кому-то - нет, и никакие книги, теории, никакая клиническая прак-
тика здесь не при чем... То есть при чем, конечно, но для того, кому от
природы дано.
Встает из кресла и осторожно, стараясь не делать резких движений, на-
чинает прогуливаться по веранде.
Во время этой прогулки как бы ненароком приближается к бутылке с
коньяком и легким непринужденным жестом наполняет свою рюмку.
В этот момент в холле появляется Татьяна.
Татьяна (устало, почти умоляюще). Андрей!..
Андрей Николаевич (быстро подвигает рюмку Максиму). А это я вот...
Максиму...
Максим берет рюмку, отпивает глоток.
Андрей Николаевич (продолжает). Мою родную бабку в деревне страшно
боялись...
Колдунья. А по виду не скажешь: сухонькая такая старушонка, волосики
седенькие, три зуба во рту... А как-то варили мы с ней варенье во дворе
на костре в медном тазу, и забежал к нам на запах соседский поросенок,
так бабка глянула на него, и он на месте закрутился, упал, визгнул то-
ненько и сдох...
Татьяна (идет на веранду). Неужели у тебя ни на волос нет силы во-
ли?.. Тебе все мало, да?..
Максим. Таня... Танюша, успокойся, не надо... Гроза прошла, солнышко
выглянуло, все хорошо...
Татьяна. Господи, как я устала, кто бы знал!.. Иногда я хочу лечь,
уснуть и уже не просыпаться... Никогда.
Долгая неловкая пауза.
Андрей Николаевич. Я перила на галерее сломал... Сегодня. Потянул ле-
гонько, а они - хрусь, и все!..
Максим. Гнилье, что ж ты хочешь...
Андрей Николаевич. Я?.. Я уже ничего не хочу, Макс. На мой век этого
бунгало хватит.
Пауза.
Андрей Николаевич. А если бы и хотел... Не могу. Не знаю даже, как
подступиться... Столько лет за письменным столом, за машинкой... Совер-
шенно отвык от ручной работы.
Максим. Чепуха... Съезжу завтра на лесопилку, привезу доски, и начнем
мы с тобой потихоньку приводить наше жилище в божеский вид... Антона
привлечем к этому делу.
Андрей Николаевич. Хорошо бы...
Максим. Ты сомневаешься в том, что это возможно?
Андрей Николаевич. Не знаю.
Татьяна. Хорошая мысль! Он, конечно, будет отговариваться занятостью,
говорить, что он еле успевает отоспаться, но есть же у него совесть, в
конце концов!..
Максим (смеется). Вот заодно и проверим!
Андрей Николаевич. Н-да, ты, Макс, как всегда прав! Надо что-то де-
лать... Надо что-то делать.
Татьяна. Ну, вы как хотите, а я пойду готовить обед. (Собирается ухо-
дить, но напоследок оборачивается к Андрею Николаевичу.) Андрей, ты все
понял?..
Максим?..
Они делают примирительные успокаивающие жесты: мол, все будет в по-
рядке. Татьяна уходит.
Андрей Николаевич (поворотом головы указывая на икону). Как ты дума-
ешь, она действительно верит во все это?
Максим (подумав, пожав плечами). По-видимому, да...
Андрей Николаевич. Член партии. Секретарь партийной организации одной
из крупнейших библиотек в стране... Как они с Виктором когда-то убеждали
меня в том, что надо просвещать народ, чаще выступать на заводах, ездить
по провинции.
А я не люблю провинцию, терпеть не могу эти убогие, провонявшие хлор-
кой гостиницы, жалкие кабаки, ветхие заброшенные храмы над живописными
обрывами, без куполов, без крестов, окна и врата заколочены досками...
Максим (усмехнувшись). Ты вполне мог избежать всей этой экзотики: не
останавливаться в таких гостиницах, не жрать всякую отраву в местных ка-
баках.
Андрей Николаевич (вскидываясь). Но ведь я должен был узнать жизнь
родной страны, ее народа!
Максим (смеется). Я помню, как они тебе внушали: вы так долго были
вдали от родины... вы видели мир... вам есть с чем сравнить!
Андрей Николаевич (подхватывает). И я слушал и кивал головой, как
мальчик в воскресной школе! Я смотрел в ее глаза и чувствовал, что готов
сделать все, что угодно: опуститься на дно Марианской впадины, полететь
на Марс! Я понимал, что со мной происходит, и я боялся в это поверить -
на шестом десятке, и вдруг такое?!
Максим (иронически). Дух дышит где хочет...
Андрей Николаевич. Не только дух.
Максим. Я помню.
Андрей Николаевич. А что теперь? Икона в углу, какие-то сомнительные
паломники, посты - не понимаю!.. Ведь был нормальный человек, и вдруг -
на тебе: отец Димитрий сказал... отец Димитрий думает... Сомнамбула!
Максим. Ты преувеличиваешь, дядя.
Андрей Николаевич (вздыхает). Хотелось бы в это верить.
Встает, тянется к бутылке с коньяком.
Максим. Не искушал бы ты судьбу...
Андрей Николаевич (наливает рюмку). Судьба?.. В моем возрасте?.. Пос-
ле всего, что было?.. Чушь. (Пьет. Ходит по веранде, рассуждает как бы
сам с собой.) Я пытался поверить, Макс... Ходил в церковь, ставил свечи
перед иконами, выстаивал всенощные, постился, даже исповедовался отцу
Димитрию!..
Максим. Почему < даже> ?..
Андрей Николаевич (медленно, подбирая слова). Трудно бывает понять,
что тебя мучает, тревожит, не дает покоя - это, наверное, и называется
грехом, да?.. Себя ведь не обманешь?..
Максим молчит.
Андрей Николаевич. И как это высказать? А тем более человеку посто-
роннему?..
Очень странно. Пародия на сеанс психоанализа.
Пауза.
Андрей Николаевич (глядя в сад). Как ты думаешь, она счастлива со
мной?
Максим. Полагаю, да. Впрочем, я не присматривался...
Андрей Николаевич. А Виктор? Где он? Что делает?.. Ты о нем ничего не
слышал?
Максим. Слышал.
Андрей Николаевич. Что?
Максим. Шоу-бизнес. Париж... Барселона... Русские сезоны.
Андрей Николаевич. Достаточно обширное поле: от Большого театра до
квартета ложкарей...
Максим. Ближе ко второму. Казаки... Выставки авангарда...
Андрей Николаевич. Это что, все еще модно? Еще не наелись?..
Максим. Уже наелись. До отвала. А ведь все шло, и как! Матрешки, шка-
тулки, яйца, бюсты вождей, кое-как натянутые на подрамник куски ме-
бельной обшивки, покрытые какой-то лиловой коростой вместо живописи...
Андрей Николаевич. Экзотика. Лагерное искусство.
Максим. Это тоже не совсем верно. Много, конечно, всякой шушеры, но
есть и хорошие художники, с крепкой школой...
Андрей Николаевич. Все может быть... Все может быть...
Максим. Все это было, дядя, было... Сегодня человек мерзнет на черда-
ке и зарабатывает на кофе и сигареты оформлением "красных уголков", а
через полгода становится владельцем небольшой виллы где-нибудь на Кип-
ре...
Андрей Николаевич. На Капри.
Максим. Или на Капри - все равно. Главное - поймать момент. Не проде-
шевить, но и не задрать, не переторговаться... И продаваться не сразу,
целиком, а по частям, с перспективой.
Андрей Николаевич (без иронии). Тоже искусство.
Максим. Искусство? Да, но - другое. И в нем тоже есть свои гении и
бездари... А есть игроки. Ведь бизнес - игра.
Андрей Николаевич. Виктор - игрок?..
Максим. И еще какой!.. Мне рассказывали о его композициях: инсталля-
ции с вертолетами, вагонами противогазов для Кувейта, валютными счетами,
подержанными иномарками, верфью деревянного кораблестроения - и это все
помимо казаков, авангарда, паломнических круизов по монастырям Европы и
чуть ли не переправки ближневосточных беженцев в Скандинавию на частных
яхтах...
Андрей Николаевич (ироническое восхищение). Флибустьер!.. Конкиста-
дор!..
Максим. Я не уверен в абсолютной достоверности этой легенды, но ка-
кая-то часть правды в этих сплетнях наверняка есть.
Андрей Николаевич. Смутные времена. Все возможно. Интересное время...
Наполняет рюмку коньяком, выпивает.
Максим (взрываясь). Совсем сдурел?! Опять тебя среди ночи откачи-
вать?..
Андрей Николаевич. Лучше уж от водки помереть, чем от скуки.
Максим (сердито). Идем лучше в сарай, посмотрим инструменты!.. (Себе
под нос, ворчливо, по-испански.) Дурак старый! (Идет к двери.) Андрей
Николаевич (идет за ним,). Как ты сказал? (По-испански.) Дурак?.. Старый
дурак?.. (Хохочет, продолжает.) Однажды Мюллер и Борман решили выяснить,
на кого работает Штирлиц. Борман, зная, что в момент сильного потрясения
человек может заговорить на родном языке, вызвал Штирлица к себе и велел
Мюллеру встать за дверью. И вот когда Штирлиц переступил порог кабине-
та...
Уходят.
Некоторое время на веранде пусто. Тишина нарушается лишь какими-то
отдельными бытовыми звуками: звоном посуды, игрой в мяч на соседнем
участке, собачьим лаем. Издалека нарастает тарахтение мотора, оно приб-
лижается, глохнет, и вслед за этим из сада на галерею неторопливой уста-
лой походкой поднимается человек в черной широкополой шляпе, темных
круглых очках и светлом плаще, один рукав которого перехвачен черной
лентой чуть выше локтя. Остановившись перед приоткрытой дверью на веран-
ду, он тихо стучит по дверному косяку костяшками пальцев, но не получив
на стук никакого ответа, переступает порог и снимает шляпу, открывая
густые черные волосы с сильной проседью. Осматривается, покачивает голо-
вой как бы в такт каким-то своим мыслям, вешает шляпу на гвоздь, торча-
щий из оконной рамы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9