А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Моя машина будет ждать тебя внизу.
– Ужин – это прекрасно, Хью, но… – Отсюда она уже слышала шум – знак большой суеты – в комнате «Новостей». – Думаю, меня ждет сумасшедший вечер. Когда он закончится, я захочу только одного – оказаться поскорее дома и рухнуть в постель.
Протянув руку, он слегка взъерошил волосы у нее на затылке. Мышцы на шее Кэтрин напряглись под его рукой.
– Ты долго сегодня не сможешь заснуть. – Хью слегка подтолкнул ее к выходу из лифта. – Поедем ужинать.
Ужинать, подумала она.
3
Келли вышла на пустынную улицу только в полночь. Торговцы давно уже укатили домой свои тележки, нищие оставили свои поиски легкой добычи.
Жара спала, движение заметно уменьшилось, было тихо – насколько это возможно в Манхэттене. Мусороуборочная машина неуклюже ползла по Пятидесятой улице, совершая свой обычный ночной объезд. За несколько кварталов отсюда завыла сирена, за ней прогудел низкий бас пожарной машины.
Келли остановилась, вдыхая прохладный воздух ночного Нью-Йорка. Заметив одиноко стоящую у обочины тротуара машину, направилась к ней. Шофер поспешил раскрыть перед ней дверцу. Келли зашвырнула на сиденье тяжелую сумку и проскользнула следом.
Из динамиков доносилась старая песня «Холл энд Оутс». Заставив себя отключиться и не слышать ее, Келли, открыв сумку, извлекла папку, набитую множеством справочных материалов к предстоящему завтра интервью в прямом эфире с профессором Гарвардского университета, написавшим недавно имевшую шумный успех книгу. Там же лежали его подробная биография и сама книга – объемистый том с анализом прошлых экономических неудач страны. Включив боковой свет, Келли перебирала записи, отыскивая биографию – терять время было не в ее привычках.
Автомобиль свернул на Парк-авеню, влившись в поток такси и лимузинов, неторопливо двигавшихся по широкой магистрали мимо темных витрин и закрытых дверей магазинов. А всего пять часов назад улица задыхалась от обилия транспорта, а водители сходили с ума от шума и духоты.
Вскоре автомобиль выехал на нужную улицу, расположенную в стороне от Парк-авеню. Раздраженно вздохнув, Келли бросила рассеянный взгляд на сводчатый вход в небольшой и уютный французский ресторан и, собрав свои бумаги в сумку, вышла из машины.
Внутри ресторана ее встретила приятная прохлада, интерьер был выдержан в приглушенных тонах. Да, такой ресторан во вкусе Хью Таунсенда. Элегантный стиль без показной роскоши, мягкий свет, на стенах – бледный цветочный рисунок, утонченная атмосфера и никаких излишеств. Она с удовольствием вдыхала запахи французской кухни – бургундского вина, тимьяна, шалфея.
Метрдотель узнал Келли – скорее всего он видел ее последний репортаж.
– Добрый вечер, мисс Дуглас. Мистер Таунсенд ждет вас. Сюда, пожалуйста.
Хью Таунсенд смотрел, как она идет к нему через весь зал. Ничего особенно сексуального или притягательного не было в ее походке, но любой мужчина оглянется ей вслед. Широкий, но грациозный шаг, легкое покачивание бедер, гордо поднятая голова, устремленный вперед взгляд.
Келли Дуглас здорово изменилась с тех пор, как он впервые увидел ее. Увидел на мониторе. Собственно, вначале он услышал ее голос. Он шел мимо монтажерной, когда его слух привлекли богатые интонации грудного женского голоса. Интерес и любопытство перевесили – он заглянул в комнату.
Женщина на мониторе была совсем не в его вкусе – прямые темные волосы, свободно падающие на плечи, очки в черепаховой оправе, смелая лепка лица, не исключающая, однако, мягкости черт, пиджак на мужской манер.
Но, продолжая глядеть на нее, он вдруг заметил, что эти волосы отливают медью, очки не могут скрыть яркую зелень глаз, кожа имеет ту прозрачную нежность, которая присуща лишь рыжим от природы людям, под свободным пиджаком угадывалась стройная фигура и еще – женщина излучала удивительную энергию. Хью почувствовал потенциальные возможности этой женщины, пусть сейчас она и выглядела, как затюканная библиотекарша.
– Что это за девушка? – задал он вопрос редактору.
– Ее зовут Келли, если не ошибаюсь. – Редактор протянул руку к футляру от кассеты. – Да. Келли Дуглас. Работает в нашем филиале в Сент-Луисе. Регулярно поставляет репортажи. Думаю, хотела бы перебраться в центр. – Редактор замолк, расплывшись в улыбке. – Голосок что надо, верно?
– Верно, – задумчиво пробормотал Хью и прибавил: – Можно мне взять пленку? Хочу просмотреть ее на досуге.
– Да ради Бога. – Редактор нажал кнопку и вручил ему выехавшую из аппарата кассету.
Хью тогда как раз находился в бездействии, закончив одну работу и пока не начав другую, и отчаянно скучал. Просмотрев несколько раз пленку, он оценил репортерское искусство Келли и еще раз отметил очарование ее голоса и теплую спокойную интонацию, в которой угадывались властные, уверенные нотки. Но ее облик продолжал оскорблять его требовательный вкус и наметанный глаз опытного режиссера.
Сколько раз в жизни он давал советы очередным приятельницам относительно одежды, причесок, косметики! Одних это возмущало, другие были благодарны.
В конце концов Хью позвонил в филиал и организовал приезд Келли в Нью-Йорк якобы для интервью. Неделю спустя она уже была в его офисе Эн-би-си, а он, иронизируя над собой, внутренне смеялся над добровольно избранной им ролью Генри Хиггинса.
Но в данный момент результаты его усилий были налицо.
Келли тем временем уже приближалась к столику. Хью поднялся и стоя ждал, пока она опустится на стул напротив, ее огромная сумка коснулась при этом пола.
– Что там новенького? – Он тоже сел.
– Мелчера прооперировали. Положение по-прежнему критическое. – Келли взяла было в руки меню, но тут же, поборов искушение, отложила его в сторону. – Узнали имя стрелявшей женщины. Делия Роуз Джексон. В прошлом монашка – сестра Мария Тереза. Недавно ее выпустили из психиатрической лечебницы, где она находилась после того, как ранила ножом медсестру из клиники, где делают аборты. Однако не является членом движения за запрещение абортов.
– Не убий, – пробормотал Хью.
– Шестая заповедь. – Келли подняла фужер с минеральной водой и держала, не поднося к губам. – Оказывается, ты видел последние «Новости».
– Не видел. Но был бы разочарован, если бы ты не произнесла этих слов в своем репортаже.
– Я произнесла эту заповедь, когда на экране показывали ее фотографию в монашеском одеянии. – Она сделала глоток и опустила фужер, глядя на прозрачные кубики льда. – Полицейский убит бывшей монахиней. Вот ведь ирония судьбы.
– И трагедия.
– Да, – согласилась Келли со вздохом. Тряхнув головой, она сознательно отогнала от себя тягостные мысли. Ярость, трагедии, смерть – со всем этим она сталкивалась каждый день. И приучила себя не принимать весь этот кошмар близко к сердцу, по возможности не сопереживать. Келли обвела взглядом зал ресторана. – А здесь мило. Никогда не бывала тут раньше. – Ей показалось, что остальные гости были из театрально-богемной среды.
– Кухня здесь отличная. И вина тоже, – он помолчал, чтобы произвести большее впечатление, улыбка пробежала по его губам, – отменные.
– Не сомневаюсь, что это и послужило основанием для твоего выбора. – Келли подняла фужер в шутливом приветствии. Хью Таунсенд слыл знатоком вин, убежденным поклонником этого дара богов. Еще одна ирония судьбы.
– Ты права. – Улыбка раздвинула уголки его губ. – Давай закажем что-нибудь сразу, ты наверняка хочешь есть.
– Просто умираю с голоду, – призналась она. Стакан сока и тост – на завтрак, салат из шпината за ленчем и три ложки йогурта перед одиннадцатичасовым выпуском, чтобы побороть волнение, – вот все, что она съела за двадцать четыре часа или около того. Впрочем, то был почти обычный ее рацион.
Хью сделал знак официанту.
– Мы готовы сделать заказ.
– Очень хорошо, сэр, – отозвался тот и обратился к Келли, – что вы будете есть, мадам? Очень рекомендую мясо молодого барашка. Оно приготовлено…
– Нет, благодарю. – Она оборвала его, боясь, что не сможет совладать с искушением. – Зеленый салат, пожалуйста, без всякой приправы. И отварную треску без гарнира. Только немного лимонного сока. – Келли старалась не замечать страдальческого выражения на лице официанта. – Кофе немного позже. Без кофеина.
– Этим ты убьешь вкус вина. – Хью неодобрительно нахмурил брови и произнес, обращаясь к официанту: – Принесите мисс Дуглас цыпленка под винным соусом…
– Хью…
Он поднял руку в знак того, что ее возражения не принимаются.
– Мы здесь для того, чтобы отпраздновать твой успех. Лишние калории сбросишь завтра утром, у Рика в зале.
Три раза в неделю Келли посещала спортивный центр – для поддержания веса в норме. В Сент-Луисе она ежедневно пробегала десять миль, в Нью-Йорке такое было немыслимо. В спортзале Келли изматывала себя упражнениями на разных тренажерах под руководством Рика Коннорса, ее личного тренера.
– Этот человек – просто садист, – тихо проговорила она, но не стала возражать против предложенного меню. Будь что будет! В конце концов это всего лишь приготовленный в вине цыпленок.
Себе Хью заказал утку с апельсинами, а затем пригласил к столу официанта с картой вин. Келли слышала, как мужчины вполголоса обсуждали, какое вино подать.
Вино было слабостью Хью. Три года назад, когда он пригласил ее в Нью-Йорк, Келли изо всех сил хотела произвести на него хорошее впечатление. И в этом ей как раз и помогло вино…
Офис Хью Таунсенда соответствовал тому, что она слышала о нем и читала: кожаные кресла, дубовый стол без единого пятнышка, картины на стенах – элегантность без всякой претензии. На фотографиях он выглядел хуже, чем в жизни. Они безжалостно подчеркивали резкие черты лица, не передавая патрицианского благородства облика, обворожительной, чуть надменной улыбки и теплого блеска глаз.
– Добро пожаловать в Нью-Йорк, мисс Дуглас. – Он встал из-за стола, протягивая руку.
Келли изо всех сил старалась скрыть свое волнение.
– Благодарю вас, мистер Таунсенд. Для меня большая радость оказаться здесь.
Она сделала небольшую паузу, а потом вытащила из сумки подарочную коробку.
– Может, это дерзость с моей стороны, но я воспитывалась в Айове, а у нас там существует обычай: направляясь в гости, всегда захватывать с собой что-нибудь в подарок.
Он удивленно вскинул брови.
– Подарок?
– В знак благодарности за проявленный вами интерес к моей работе, – поспешно добавила Келли.
Движением головы он пригласил ее сесть.
– Можно открыть сейчас? – с любопытством спросил он.
– Пожалуйста. – Она опустилась в кресло, стараясь сделать это как можно непринужденнее.
Хью неторопливо взял нож для разрезания бумаги, разрезал ленту и бечевку, аккуратно освободив картонку от бумаги. Затем открыл ее и извлек бутылку. Увидев, как бережно провел он по ней рукой, что выглядело почти лаской, Келли облегченно вздохнула.
Он бросил на нее взгляд, в котором застыл немой вопрос и неподдельный интерес.
– Это вино коллекционное.
– Я знаю. – Почувствовав себя увереннее, Келли откинулась в кресле. – Каберне «Стегз лип» 1973 года – первое калифорнийское вино, обошедшее знаменитые французские марки «От-брион» и «Мутон-Ротшильд» на слепом дегустировании в 1976 году в Париже. Многие, однако, считают, что каберне «Ратледж-Эстейт» 73-го года превосходит по вкусовым характеристикам «Стегз лип», но оно, к сожалению, не было выставлено на конкурс.
Он задумчиво поставил бутылку на стол и вскинул голову.
– Откуда вам известно, что я поклонник хороших вин?
Келли улыбнулась.
– Я навела справки.
– Это ясно, но все-таки, – настаивал он, не удовлетворившись этим ответом.
– В одной из статей о вас я прочла, что вы являетесь членом известного Общества любителей вин, – объяснила она. – Я осмелилась предположить, что вы не принадлежите к тем снобам, что воротят нос от наших лучших калифорнийских вин.
– Вы рисковали, мисс Дуглас. – Он присел на край стола и, скрестив на груди руки, рассматривал ее с нескрываемым интересом.
– Вы тоже рисковали, пригласив меня, мистер Таунсенд, – отпарировала она.
– Что ж, может, мы оба будем в выигрыше, – сказал он. – Но откуда вам известны такие подробности о «Стегз лип»? Наводили справки?
– Как сказать. Я родилась в Напа-Вэлли. – С тех пор как много лет назад Келли уехала из родных мест, она впервые упомянула о своих калифорнийских корнях. Она создала себе новое прошлое, в котором не было смятения, боли и унижения. Но сейчас место ее рождения могло обернуться во благо.
– Вот как? А я почему-то полагал, что вы родились и провели юность в Айове.
– Мало кто все время живет на одном месте. Постоянно менять место жительства – типично американская черта. Моя семья со временем перебралась в Айову. – Келли подумала, что ловко вывернулась: сказанное ею трудно было назвать ложью. – Давно, еще учась в старших классах школы, я проявила интерес к родным местам и написала статью в школьную газету о винодельческом районе Напа-Вэлли. Думаю, вы согласны со мной, что производство вин и их дегустация никого не может оставить равнодушным.
– Действительно, – согласился он. – Хотелось бы ознакомиться с этой вашей статьей.
– Перерою весь архив и пришлю вам экземпляр, – солгала Келли. Никакой статьи она не писала, а если бы и писала, то и тогда не подумала бы присылать. – Но предупреждаю, это сочинение непрофессионала. Тогда я только подумывала о карьере журналиста.
– О тележурналистике вы тогда, конечно, еще не мечтали?
– Совершенно верно.
– А какие у вас теперь планы?
– К тридцати годам стать обозревателем на центральном канале, – ответила Келли.
– А сколько вам лет сейчас?
– Двадцать семь.
– Еще можно успеть… – Кивнув, он отстранился от стола и, не меняя положения скрещенных на груди рук, подошел к ней ближе, окидывая ее взглядом. – Надо только перестать носить такие очки, сменить прическу и надеть вместо этого пиджака, придающего вам слишком уж деловой вид, что-нибудь более модное. Возможно, этот имидж сельской учительницы хорош для Сент-Луиса, но здесь он не пройдет.
Келли оцепенела, уязвленная этой неожиданно резкой критикой. Пальцы ее впились в кожаные ручки кресла – только так она смогла удержаться, чтобы не вскинуть руки, защищая свои очки в черепаховой оправе и большой, как ей казалось, изысканный пучок черных волос, уложенный на затылке.
Она никогда не считала себя красавицей. В лучшем случае просто по-деревенски смазливой. И долго добивалась своего теперешнего студийного облика. Его слова больно ранили ее. Он даже представить себе не мог, как больно. Но за ее спиной был большой опыт насмешек и унижений. Навечно останутся в ее памяти дружный смех на школьном дворе и жуткие дразнилки вроде: «Толстуха, толстуха, жирное брюхо». Теперь она уже не заливалась слезами и не убегала прочь. Келли научилась скрывать обиду.
Она просто свела руки, сложив пальцы домиком, и холодно посмотрела поверх них на Хью Таунсенда.
– Мой внешний вид никак не отражается на моей работе.
Казалось, его чрезвычайно занимала их беседа.
– Позволю себе не согласиться с вами, мисс Дуглас. Телевидение – визуальное средство массовой информации. Здесь облик решает многое. Так что внешний вид – вещь чрезвычайно важная.
Ей ужасно хотелось накричать на него, но внешне она хранила невозмутимость.
– У меня нет иллюзий, что я – королева красоты.
– Будь вы ей, возможно, мы сейчас не беседовали бы. Внешность корреспондента не должна отвлекать внимание зрителя от самого репортажа.
– Это отдает сексизмом, – атаковала его Келли из чистой самозащиты.
– Нисколько. – Он рассмеялся коротким сухим смешком. – Вы, наверное, забыли или просто не помните по молодости лет, какие дебаты шли в Черной Скале всего несколько лет назад по поводу того: носить Дэну Рэзеру пиджак и галстук или свитер.
– В Черной Скале? – Воспользовавшись этим неизвестным ей названием, она попробовала сменить тему разговора.
– Так мы называем здание Си-би-эс.
– Понятно.
– Уверяю вас, мисс Дуглас, что в нашем деле мужчины не меньше дам вынуждены заботиться о своей внешности. Отпустить бороду или появляться на экране гладко выбритым? Оставить волосы седыми или покрасить? Надеть однотонный галстук, в полоску, а может, пестрый? Всегда существует проблема прически – носить ли парик? Или вживлять волосы? И всегда решающим является ответ на вопрос: а не отвлекает ли это от телеэкрана? – Он сделал жест в ее сторону. – Очки, волосы, слишком строгие линии костюма – все это отвлекает.
Келли хотела было вступить с ним в спор – носит ведь очки Салли Джесси Рафаэль. И Брайент Гамбл из Эн-би-си иногда, когда что-нибудь зачитывает, водружает их на нос. Софи Лорен тоже носит очки, и Вуди Аллен, и Стивен Спилберг, и многие другие известные люди.
Но она не стала ему возражать, только сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44