– Господи, а теперь-то что?
Девушка глухо произнесла:
– Здесь только одна спальня, с одной кроватью. Понимаете, родители вывезли почти всю мебель.
Бетти заметила легкое смущение, промелькнувшее на лице Симона, и неожиданно для себя обнаружила скромного ранимого человека, скрывавшегося под маской развязного и легкомысленного типа. Гипнотизирующий взгляд черных глаз, устремленный на нее, заставил девушку покраснеть.
– Что значит «одна кровать»?
– То, что я сказала, – буркнула Элизабет. – Старинная кровать, принадлежавшая моим предкам. Она оказалась такой громоздкой, что родители решили оставить ее здесь. Я привезла с собой постельное белье, но только один комплект.
Возникла мучительная пауза.
– Понимаю, – наконец тихо произнес Симон. – Вы хотите сказать, ваша мама сочла возможным, чтобы вы разделили ложе с вашей родственницей.
– Мама растерялась, получив письмо, – стала оправдываться Бетти. – Не знала, что делать. Не было времени, чтобы связаться с вами и все объяснить.
– Так вот почему вы места себе не находили! Мысль о том, что вам придется провести ночь со мной в постели…
– Я не собираюсь спать с вами в одной кровати! – возмущенно вскрикнула девушка. Ее лицо пылало от гнева. – И потом, я действительно была несколько… обескуражена.
– Не стоит беспокоиться на мой счет, – невозмутимо заметил гость. – Вы не первая женщина, с которой мне предстоит разделить ложе.
Не зная, что и сказать, Элизабет ошалело уставилась на него. Мало того что ситуация идиотская, двусмысленная, так этот свалившийся как снег на голову родственничек еще и подтрунивает!
– Да, в этом я не сомневаюсь. Но в отличие от вас мне еще не приходилось спать с… – Она запнулась на полуслове, однако, судя по реакции Симона, сказала достаточно.
– Уж не собираетесь ли вы сообщить мне, что вы – девственница, а?
Бетти зарделась. Какая нелегкая потянула ее за язык? Уж лучше бы промолчала. Она хотела придумать что-нибудь, что могло бы поднять ее реноме, но одного взгляда на Симона было достаточно, чтобы убедиться в бесполезности затеи. Его черные, как южная ночь, глаза проникали в самое сердце и были своего рода ловушкой.
– Девственница, – задумчиво протянул он, внимательно присматриваясь к Бетти. – Вам, наверное, двадцать пять – двадцать шесть?
– Угадали. Двадцать пять.
– Вы очень привлекательны. Стройные ноги… – продолжил он, оценивающе разглядывая ее фигуру. – Свитер мешает сказать что-либо определенное о груди, но, по-моему…
Девушка чуть не задохнулась от возмущения, слушая эти сомнительные комплименты.
– Вы с чем-то не согласны? – изумленно поднял бровь Симон.
– Когда мне понадобится ваше мнение о моем теле, я дам вам знать!
– Не стоит принимать мои слова близко к сердцу. Просто любопытно, почему у такой симпатичной девушки нет любовника. Когда мне было столько же лет, сколько и вам…
Ему, вероятно, тридцать четыре – тридцать пять, но из-за сильного загара и легких морщинок у уголков глаз Бетти могла и ошибиться. Не было ни седины в черных как смоль волосах, ни очевидного излишка веса.
– У меня нет ни малейшего желания слушать о ваших любовных похождениях, – решительно заверила она.
– И что ж, ни одного мужчины в жизни? – гнул свое гость. – А сейчас…
Нет, это уже слишком.
– По правде говоря, у меня есть мужчина: я помолвлена. Видите ли, Бенджамин слишком уважает меня, чтобы… затащить в постель.
Услышав жизнерадостный смех, Элизабет обиженно замолчала. Красные пятна выступили на ее щеках.
– Уважает? – переспросил Симон. – Да у него, видно, избыток уважения. Что он за человек?
– Воспитанный, респектабельный, трудолюбивый, – с гордостью сообщила она. – И это не ваше дело.
Гость как-то странно посмотрел на Бетти, дьявольский огонек заиграл в его глазах.
– О, понимаю. И полагаю, этот достойный, преисполненный чистых помыслов господин не одобрил бы, конечно, если бы узнал, что его невеста проведет наедине с другим три дня и три ночи.
Девушка собралась возразить, что Бен все поймет, но вспомнила о его щепетильности, граничащей с ханжеством, если дело касалось секса. Надо надеяться, никаких слухов и сплетен, неприятных ее жениху, не будет, потому что никто чужой об этом не узнает.
Она взглянула на Симона и увидела, что тот с нескрываемым любопытством наблюдает за ней.
– Конечно, Бенджамин все поймет, – солгала Бетти, пряча глаза. – Он доверяет мне и, кроме того, не может быть и речи о чем-то… ну, скажем, предосудительном. Ведь это недоразумение.
– Возможно, жених верит вам, но очевидно и то, что он не хочет вас. И сам факт помолвки мне кажется несерьезным и ни к чему не обязывающим.
– Если секс не является основой отношений, то это не повод издеваться над ними, – зло буркнула девушка.
– Насколько я понимаю, секс в данном случае вообще исключен, – невозмутимо возразил Симон. – Боже правый, я-то думал, что женщины, подобные вам, исчезли еще в прошлом веке. А как родители относятся к вашей помолвке?
– Они… им нравится мой выбор, – покривила душой Бетти.
– Звучит как-то неубедительно. Мне кажется, вы дали маху с этой помолвкой.
Девушка не верила своим ушам. Она слышала, что латиноамериканцы обычно откровенны в своих высказываниях, но не до такой же степени? Прямолинейность Симона граничит с грубостью. И если уж нельзя выгнать наглеца, то хотя бы надо попытаться поставить его на место. Однако Симон сам вдруг резко переменил тему разговора.
– Случайно не найдется что-нибудь поесть? Я завтракал очень рано, а в самолетах никогда не ем.
Он говорил таким тоном, будто часто летал и много путешествовал, чем, к недовольству Элизабет, пробудил в ней нечто похожее на любопытство. Как она уже заметила, его одежда, несмотря на кажущуюся простоту, была дорогой и хорошо сшитой. Глядя на ее владельца, было невозможно понять, что он за человек и чем занимается.
– Есть пицца, но ее надо разогреть. – Девушка встала, чтобы уйти на кухню. – В письме вы упомянули, что у вас здесь есть дела. Какие, если не секрет?
– Я занимаюсь археологией. Если бы вы знали, как много скрывают горы…
– И вы решили заодно заскочить к нам и покопаться в прошлом нашей с вами семьи?
Симон лишь насмешливо улыбнулся в ответ на ее агрессивность. Да, крепкий орешек, с толку не собьешь. Но как заставить его хотя бы соблюдать приличия, размышляла Бетти, ставя пиццу в духовку и не забыв на сей раз про прихватки.
– У нашего рода очень древняя история, не ограничивающаяся двумя столетиями и Американским континентом, – дружелюбно начал гость. – Мне известно, что из Европы предки приехали в Скалистые горы, и я подумал: неплохо бы попытаться найти родственников.
– Бенсон достаточно распространенная фамилия в Штатах, – меланхолично заметила Элизабет.
– Мне мать говорила, что наш пращур приехал именно из этой части Америки. Его звали Сайрус, как и вашего отца. Это ведь редкое имя. А в семейных дневниках…
– В вашей семье тоже принято вести дневники? – Лицо Бетти просветлело, и враждебность к Симону неожиданно исчезла. – О, мне бы хотелось заглянуть в них! Мама попросила Ллойда снести наши с чердака. Она подумала, что, возможно, вы заинтересуетесь ими. По традиции, все женщины нашей семьи ведут записи…
– Что это? – неожиданно спросил Симон, указывая на разложенные на столе кусочки ткани.
Что за несносный человек! Везде сует свой нос! Однако придется соблюдать законы гостеприимства.
– Я делаю панно «Времена года», – услышала Бетти свой непонятно почему дрожащий и слегка прерывающий голос.
Неужели из-за того, что Симон стоит рядом и от одного взгляда на него начинает слегка кружиться голова? Нет, конечно, нет. Невероятно, нелепо, невозможно, чтобы она реагировала на этого грубого аргентинца так, как никогда не реагировала на Бенджамина, человека, за которого собиралась выйти замуж…
Симон, видимо поняв ее состояние и сжалившись над девушкой, перевел разговор в светское русло.
– Да-а… Ну и погодка! Вот уж не думал, что здесь в начале весны бывают такие снегопады.
– Каждый год около десятка людей, думавших так же, как вы, погибают в этих горах, – тихо произнесла Бетти. – Вам повезло, что вас в пути не завалило снегом.
– Я хорошо знаю горы, – прервал ее гость.
– Откуда? – удивилась Бетти.
– Когда-то увлекался альпинизмом… Однако как вкусно пахнет пиццей! Наверное, она готова.
Иными словами, больше никаких расспросов. Направляясь к плите, девушка призналась себе, что Симону удалось скрыть больше, чем рассказать, а из нее выудить больше, чем она пыталась утаить.
– Следует отпраздновать наше знакомство, – предложил Симон. – У вас найдется что-нибудь выпить?
Миссис Бенсон предусмотрительно упаковала пару бутылок вина, и Бетти достала одну из них. Изучив надпись на этикетке, гость одобрительно прищелкнул языком:
– Надо же, домашнее. Ваша мама, должно быть, хорошая хозяйка.
– На ее плечах весь дом держится, – с гордостью сказала Бетти. – Она справляется с любой работой. Мама всю жизнь занималась тем, что мы обычно называем рутиной, домашней кабалой, но я никогда не видела более совершенной женщины, чем она. Мама интересуется буквально всем и каждым в отдельности… Однажды я спросила ее, думала ли она когда-нибудь о карьере. Мама рассмеялась и сказала, что брак с моим отцом дал ей все: любимого человека, детей, удовольствие управлять собственным домом и вести финансовые дела фермы, свободу выбора в делах и поступках и, наконец, наслаждение природой. Я понимаю, что она имела в виду… Вряд ли я сама смогла бы работать где-нибудь и подчиняться инструкциям и уставу, если до этого была хозяйкой самой себе.
– Догадываюсь, о чем вы говорите, – неожиданно для девушки согласился Симон. – Именно поэтому я и выбрал археологию. Большую часть времени проводишь в экспедициях, есть возможность посмотреть новые страны. Кроме того, когда работаешь, как мы говорим, в поле, живешь настоящим отшельником… часто по несколько месяцев… Впрочем, у занятия наукой есть и отрицательные стороны. – Симон немного помолчал. – У этого вина приятный запах. Конечно, не совсем такой, как у наших южных вин.
– Оно очень коварно, – предостерегла Элизабет, разрезая пиццу и раскладывая ее по тарелкам.
Девушку несколько удивило, что гость охотно помог ей накрыть на стол. Но если он подолгу жил один, то это занятие ему не впервой. По правде говоря, она была уверена, что мужчины-латиноамериканцы рассматривают женщин не иначе, как вид собственности. Бетти признавала, что очень мало знает о соседнем континенте вообще и об Аргентине в частности. Однако Симон может оказаться нетипичным представителем мужского населения Южной Америки. Все-таки у него европейские корни, да и по-английски говорит правильно и бегло, не затрудняя себя подбором слов.
– Очень вкусно, – похвалил Симон, отведав пиццу. – Ваша мама прекрасный кулинар.
Элизабет кивнула, умолчав, что сама испекла эту пиццу. Ей нравилось готовить, она сызмальства вертелась на кухне, наблюдая, как из самых обыкновенных продуктов мать умудряется приготовить необыкновенно вкусные вещи. Миссис Бенсон почему-то не жаловала кулинарные книги, а пользовалась толстой ученической тетрадью, куда записывала рецепты, полученные от многочисленных приятельниц и знакомых. Джейн тоже обзавелась заветной тетрадочкой.
Симон отложил нож и вилку, разлил вино по бокалам и поднял свой, призывая сотрапезницу сделать то же самое.
– За вас, Элизабет! Рад встрече с вами… – Заметив, что хозяйка едва пригубила, он посоветовал: – Пейте, вино взбодрит вас. Когда вы меня увидели, у вас был такой вид, будто вы вот-вот упадете в обморок.
– Я была потрясена открытием, что Симона оказалась Симоном, – смущенно оправдывалась девушка.
Она осушила бокал. Вкусное вино. Бет внимательно посмотрела на этикетку и обомлела: это было вино из ежевики. Сердце девушки часто забилось от воспоминаний, но мало-помалу она успокоилась. Бетти хотела было встать, чтобы отнести тарелки в раковину, но Симон опередил ее, сказав, что теперь его очередь хозяйничать.
Усевшись за стол, он вновь наполнил бокалы. Элизабет задумалась: какой это по счету: третий? четвертый? Впрочем, не все ли равно? Однако она ведет себя невежливо. Что там рассказывает гость? Надо же, у него, оказывается, четыре сестры, все замужем и имеют детей.
– Удивительно, что я вырос таким мягким, – насмешливо продолжал он. – Вы не поверите, как они меня задирали.
– Нет, не поверю, – с мрачной готовностью согласилась Бетти. – По-моему, вас избаловали.
– Ничего подобного, – строптиво возразил Симон.
– Как они отнеслись к вашей инициативе найти в Штатах родственников?
– О, пришли в восторг. Честно говоря, они даже заключили пари, что я вернусь отсюда с…
– С чем? – спросила Элизабет, заинтригованная не столько многозначительной паузой, сколько загадочным выражением лица дальнего родственника.
– С женой-американкой, – вкрадчиво ответил Симон, и она по голосу поняла, что он чего-то недоговаривает.
Но коварное вино сделало свое дело, и Бетти, расслабившись и философски решив не утруждать себя лишними проблемами, позволила улетучиться возникшему смутному подозрению.
– Так поступил мой предок, первым из Бенсонов ступивший на аргентинскую землю. Теперь уже никто не помнит, почему его потянуло с насиженного места. Пращур долго мыкался, а потом ему повезло: один из фермеров взял его к себе на работу. Отработав лет десять, мой предок вернулся в Штаты.
– Чтобы жениться? – завороженная рассказом, спросила Бетти.
Но Симон, казалось, утратил всякий интерес к романтической истории.
– Мне понравилась пицца. А еще есть?
– Да, сейчас принесу. – Она встала, но ноги были ватными и непослушными, все плыло перед глазами, и ей пришлось поспешно сесть.
– Что случилось?
– Вино, я выпила слишком много… Оно очень коварное, – бормотала Бетти.
Глаза слипались. Хорошо бы сейчас выпить пару чашек крепкого кофе, чтобы прийти в себя.
– Думаю, вам лучше сесть к плите, – посоветовал Симон, сочувственно глядя на нее.
– Нет, не к огню, – заплетающимся языком пробормотала Бетти. – На свежий воздух.
– В такую погоду?! Вы шутите!
– Надо подкинуть дров. – Она повторила попытку встать на ноги.
– Предоставьте это мне. Эй, вы слышали, что я сказал? – Ей показалось, что в голосе мужчины прозвучало больше насмешки, чем заботы.
Он поднял ее на руки и перенес в одно из кресел напротив плиты. Затуманенное сознание Бетти отметило смуглость лица, шеи Симона. В голову пришла фривольная мысль: как красиво должно быть стройное оливковое тело, но девушка тут же устыдилась своей нескромности.
– Не слишком жарко? – донесся откуда-то голос Симона, и Бетти с трудом открыла глаза. Гость, оперевшись обеими руками на подлокотники кресла, склонился над ней.
Воротник рубашки был расстегнут, и Бетти мельком увидела волосы на мускулистой груди Симона. У нее непривычно засосало под ложечкой. Торс Бенджамина был гладким, кожа белой. Он не любил загорать, и лишь однажды ей с трудом удалось уговорить жениха снять рубашку и подставить свое тщедушное тело ласкающим лучам солнца. В тот день они с Ллойдом и Хелен катались на лодке по Арканзасу. Брат беззлобно подтрунивал над будущим зятем, но от Бетти не ускользнул полный жалости и сочувствия взгляд Хелен, брошенный в сторону Бена.
Да, Бен выглядел не так мужественно, как Симон. Бетти вздрогнула от неожиданного прикосновения теплых губ к ее лбу.
– Я просто проверил, нет ли у вас температуры, – с усмешкой успокоил ее Симон.
– Позаботились бы лучше о своем здоровье, – с трудом выговаривая слова, возразила она. – Идти пешком в такую метель…
– А что мне оставалось, по-вашему, делать? Закрыться в машине, чтобы замерзнуть совсем?
Внезапно Бетти стало стыдно. Человек проделал Бог знает какой путь, чтобы познакомиться с дальними родственниками, а ему оказывают более чем прохладный прием. И все потому, что ждали в гости женщину, а приехал мужчина. Нет-нет, надо постараться взять себя в руки.
– По-моему, вам необходимо прилечь, – озабоченно заметил Симон, внимательно вглядываясь в ее лицо.
– Не могу… не могу идти в кровать… с вами, – пролепетала она.
Ей показалось, что Симон рассмеялся. Зачем она перечит? Бетти охватило какое-то тупое равнодушие, голова становилась все тяжелее и тяжелее, веки слипались. Как сквозь вату до нее донеслись слова:
– Если это вас так сильно тревожит, я могу устроиться внизу. Мне частенько приходилось спать на земле. Не забывайте, я же археолог.
Симон легко, словно пушинку, поднял ее на руки и направился к лестнице. Не без смущения Бетти призналась себе, что ей нравится близость сильного мужского тела, нравится чувствовать себя слабой и беспомощной, нравится, когда кто-то принимает за нее решения. Наверное, Симон питает к ней братские чувства, поэтому так внимателен и заботлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Девушка глухо произнесла:
– Здесь только одна спальня, с одной кроватью. Понимаете, родители вывезли почти всю мебель.
Бетти заметила легкое смущение, промелькнувшее на лице Симона, и неожиданно для себя обнаружила скромного ранимого человека, скрывавшегося под маской развязного и легкомысленного типа. Гипнотизирующий взгляд черных глаз, устремленный на нее, заставил девушку покраснеть.
– Что значит «одна кровать»?
– То, что я сказала, – буркнула Элизабет. – Старинная кровать, принадлежавшая моим предкам. Она оказалась такой громоздкой, что родители решили оставить ее здесь. Я привезла с собой постельное белье, но только один комплект.
Возникла мучительная пауза.
– Понимаю, – наконец тихо произнес Симон. – Вы хотите сказать, ваша мама сочла возможным, чтобы вы разделили ложе с вашей родственницей.
– Мама растерялась, получив письмо, – стала оправдываться Бетти. – Не знала, что делать. Не было времени, чтобы связаться с вами и все объяснить.
– Так вот почему вы места себе не находили! Мысль о том, что вам придется провести ночь со мной в постели…
– Я не собираюсь спать с вами в одной кровати! – возмущенно вскрикнула девушка. Ее лицо пылало от гнева. – И потом, я действительно была несколько… обескуражена.
– Не стоит беспокоиться на мой счет, – невозмутимо заметил гость. – Вы не первая женщина, с которой мне предстоит разделить ложе.
Не зная, что и сказать, Элизабет ошалело уставилась на него. Мало того что ситуация идиотская, двусмысленная, так этот свалившийся как снег на голову родственничек еще и подтрунивает!
– Да, в этом я не сомневаюсь. Но в отличие от вас мне еще не приходилось спать с… – Она запнулась на полуслове, однако, судя по реакции Симона, сказала достаточно.
– Уж не собираетесь ли вы сообщить мне, что вы – девственница, а?
Бетти зарделась. Какая нелегкая потянула ее за язык? Уж лучше бы промолчала. Она хотела придумать что-нибудь, что могло бы поднять ее реноме, но одного взгляда на Симона было достаточно, чтобы убедиться в бесполезности затеи. Его черные, как южная ночь, глаза проникали в самое сердце и были своего рода ловушкой.
– Девственница, – задумчиво протянул он, внимательно присматриваясь к Бетти. – Вам, наверное, двадцать пять – двадцать шесть?
– Угадали. Двадцать пять.
– Вы очень привлекательны. Стройные ноги… – продолжил он, оценивающе разглядывая ее фигуру. – Свитер мешает сказать что-либо определенное о груди, но, по-моему…
Девушка чуть не задохнулась от возмущения, слушая эти сомнительные комплименты.
– Вы с чем-то не согласны? – изумленно поднял бровь Симон.
– Когда мне понадобится ваше мнение о моем теле, я дам вам знать!
– Не стоит принимать мои слова близко к сердцу. Просто любопытно, почему у такой симпатичной девушки нет любовника. Когда мне было столько же лет, сколько и вам…
Ему, вероятно, тридцать четыре – тридцать пять, но из-за сильного загара и легких морщинок у уголков глаз Бетти могла и ошибиться. Не было ни седины в черных как смоль волосах, ни очевидного излишка веса.
– У меня нет ни малейшего желания слушать о ваших любовных похождениях, – решительно заверила она.
– И что ж, ни одного мужчины в жизни? – гнул свое гость. – А сейчас…
Нет, это уже слишком.
– По правде говоря, у меня есть мужчина: я помолвлена. Видите ли, Бенджамин слишком уважает меня, чтобы… затащить в постель.
Услышав жизнерадостный смех, Элизабет обиженно замолчала. Красные пятна выступили на ее щеках.
– Уважает? – переспросил Симон. – Да у него, видно, избыток уважения. Что он за человек?
– Воспитанный, респектабельный, трудолюбивый, – с гордостью сообщила она. – И это не ваше дело.
Гость как-то странно посмотрел на Бетти, дьявольский огонек заиграл в его глазах.
– О, понимаю. И полагаю, этот достойный, преисполненный чистых помыслов господин не одобрил бы, конечно, если бы узнал, что его невеста проведет наедине с другим три дня и три ночи.
Девушка собралась возразить, что Бен все поймет, но вспомнила о его щепетильности, граничащей с ханжеством, если дело касалось секса. Надо надеяться, никаких слухов и сплетен, неприятных ее жениху, не будет, потому что никто чужой об этом не узнает.
Она взглянула на Симона и увидела, что тот с нескрываемым любопытством наблюдает за ней.
– Конечно, Бенджамин все поймет, – солгала Бетти, пряча глаза. – Он доверяет мне и, кроме того, не может быть и речи о чем-то… ну, скажем, предосудительном. Ведь это недоразумение.
– Возможно, жених верит вам, но очевидно и то, что он не хочет вас. И сам факт помолвки мне кажется несерьезным и ни к чему не обязывающим.
– Если секс не является основой отношений, то это не повод издеваться над ними, – зло буркнула девушка.
– Насколько я понимаю, секс в данном случае вообще исключен, – невозмутимо возразил Симон. – Боже правый, я-то думал, что женщины, подобные вам, исчезли еще в прошлом веке. А как родители относятся к вашей помолвке?
– Они… им нравится мой выбор, – покривила душой Бетти.
– Звучит как-то неубедительно. Мне кажется, вы дали маху с этой помолвкой.
Девушка не верила своим ушам. Она слышала, что латиноамериканцы обычно откровенны в своих высказываниях, но не до такой же степени? Прямолинейность Симона граничит с грубостью. И если уж нельзя выгнать наглеца, то хотя бы надо попытаться поставить его на место. Однако Симон сам вдруг резко переменил тему разговора.
– Случайно не найдется что-нибудь поесть? Я завтракал очень рано, а в самолетах никогда не ем.
Он говорил таким тоном, будто часто летал и много путешествовал, чем, к недовольству Элизабет, пробудил в ней нечто похожее на любопытство. Как она уже заметила, его одежда, несмотря на кажущуюся простоту, была дорогой и хорошо сшитой. Глядя на ее владельца, было невозможно понять, что он за человек и чем занимается.
– Есть пицца, но ее надо разогреть. – Девушка встала, чтобы уйти на кухню. – В письме вы упомянули, что у вас здесь есть дела. Какие, если не секрет?
– Я занимаюсь археологией. Если бы вы знали, как много скрывают горы…
– И вы решили заодно заскочить к нам и покопаться в прошлом нашей с вами семьи?
Симон лишь насмешливо улыбнулся в ответ на ее агрессивность. Да, крепкий орешек, с толку не собьешь. Но как заставить его хотя бы соблюдать приличия, размышляла Бетти, ставя пиццу в духовку и не забыв на сей раз про прихватки.
– У нашего рода очень древняя история, не ограничивающаяся двумя столетиями и Американским континентом, – дружелюбно начал гость. – Мне известно, что из Европы предки приехали в Скалистые горы, и я подумал: неплохо бы попытаться найти родственников.
– Бенсон достаточно распространенная фамилия в Штатах, – меланхолично заметила Элизабет.
– Мне мать говорила, что наш пращур приехал именно из этой части Америки. Его звали Сайрус, как и вашего отца. Это ведь редкое имя. А в семейных дневниках…
– В вашей семье тоже принято вести дневники? – Лицо Бетти просветлело, и враждебность к Симону неожиданно исчезла. – О, мне бы хотелось заглянуть в них! Мама попросила Ллойда снести наши с чердака. Она подумала, что, возможно, вы заинтересуетесь ими. По традиции, все женщины нашей семьи ведут записи…
– Что это? – неожиданно спросил Симон, указывая на разложенные на столе кусочки ткани.
Что за несносный человек! Везде сует свой нос! Однако придется соблюдать законы гостеприимства.
– Я делаю панно «Времена года», – услышала Бетти свой непонятно почему дрожащий и слегка прерывающий голос.
Неужели из-за того, что Симон стоит рядом и от одного взгляда на него начинает слегка кружиться голова? Нет, конечно, нет. Невероятно, нелепо, невозможно, чтобы она реагировала на этого грубого аргентинца так, как никогда не реагировала на Бенджамина, человека, за которого собиралась выйти замуж…
Симон, видимо поняв ее состояние и сжалившись над девушкой, перевел разговор в светское русло.
– Да-а… Ну и погодка! Вот уж не думал, что здесь в начале весны бывают такие снегопады.
– Каждый год около десятка людей, думавших так же, как вы, погибают в этих горах, – тихо произнесла Бетти. – Вам повезло, что вас в пути не завалило снегом.
– Я хорошо знаю горы, – прервал ее гость.
– Откуда? – удивилась Бетти.
– Когда-то увлекался альпинизмом… Однако как вкусно пахнет пиццей! Наверное, она готова.
Иными словами, больше никаких расспросов. Направляясь к плите, девушка призналась себе, что Симону удалось скрыть больше, чем рассказать, а из нее выудить больше, чем она пыталась утаить.
– Следует отпраздновать наше знакомство, – предложил Симон. – У вас найдется что-нибудь выпить?
Миссис Бенсон предусмотрительно упаковала пару бутылок вина, и Бетти достала одну из них. Изучив надпись на этикетке, гость одобрительно прищелкнул языком:
– Надо же, домашнее. Ваша мама, должно быть, хорошая хозяйка.
– На ее плечах весь дом держится, – с гордостью сказала Бетти. – Она справляется с любой работой. Мама всю жизнь занималась тем, что мы обычно называем рутиной, домашней кабалой, но я никогда не видела более совершенной женщины, чем она. Мама интересуется буквально всем и каждым в отдельности… Однажды я спросила ее, думала ли она когда-нибудь о карьере. Мама рассмеялась и сказала, что брак с моим отцом дал ей все: любимого человека, детей, удовольствие управлять собственным домом и вести финансовые дела фермы, свободу выбора в делах и поступках и, наконец, наслаждение природой. Я понимаю, что она имела в виду… Вряд ли я сама смогла бы работать где-нибудь и подчиняться инструкциям и уставу, если до этого была хозяйкой самой себе.
– Догадываюсь, о чем вы говорите, – неожиданно для девушки согласился Симон. – Именно поэтому я и выбрал археологию. Большую часть времени проводишь в экспедициях, есть возможность посмотреть новые страны. Кроме того, когда работаешь, как мы говорим, в поле, живешь настоящим отшельником… часто по несколько месяцев… Впрочем, у занятия наукой есть и отрицательные стороны. – Симон немного помолчал. – У этого вина приятный запах. Конечно, не совсем такой, как у наших южных вин.
– Оно очень коварно, – предостерегла Элизабет, разрезая пиццу и раскладывая ее по тарелкам.
Девушку несколько удивило, что гость охотно помог ей накрыть на стол. Но если он подолгу жил один, то это занятие ему не впервой. По правде говоря, она была уверена, что мужчины-латиноамериканцы рассматривают женщин не иначе, как вид собственности. Бетти признавала, что очень мало знает о соседнем континенте вообще и об Аргентине в частности. Однако Симон может оказаться нетипичным представителем мужского населения Южной Америки. Все-таки у него европейские корни, да и по-английски говорит правильно и бегло, не затрудняя себя подбором слов.
– Очень вкусно, – похвалил Симон, отведав пиццу. – Ваша мама прекрасный кулинар.
Элизабет кивнула, умолчав, что сама испекла эту пиццу. Ей нравилось готовить, она сызмальства вертелась на кухне, наблюдая, как из самых обыкновенных продуктов мать умудряется приготовить необыкновенно вкусные вещи. Миссис Бенсон почему-то не жаловала кулинарные книги, а пользовалась толстой ученической тетрадью, куда записывала рецепты, полученные от многочисленных приятельниц и знакомых. Джейн тоже обзавелась заветной тетрадочкой.
Симон отложил нож и вилку, разлил вино по бокалам и поднял свой, призывая сотрапезницу сделать то же самое.
– За вас, Элизабет! Рад встрече с вами… – Заметив, что хозяйка едва пригубила, он посоветовал: – Пейте, вино взбодрит вас. Когда вы меня увидели, у вас был такой вид, будто вы вот-вот упадете в обморок.
– Я была потрясена открытием, что Симона оказалась Симоном, – смущенно оправдывалась девушка.
Она осушила бокал. Вкусное вино. Бет внимательно посмотрела на этикетку и обомлела: это было вино из ежевики. Сердце девушки часто забилось от воспоминаний, но мало-помалу она успокоилась. Бетти хотела было встать, чтобы отнести тарелки в раковину, но Симон опередил ее, сказав, что теперь его очередь хозяйничать.
Усевшись за стол, он вновь наполнил бокалы. Элизабет задумалась: какой это по счету: третий? четвертый? Впрочем, не все ли равно? Однако она ведет себя невежливо. Что там рассказывает гость? Надо же, у него, оказывается, четыре сестры, все замужем и имеют детей.
– Удивительно, что я вырос таким мягким, – насмешливо продолжал он. – Вы не поверите, как они меня задирали.
– Нет, не поверю, – с мрачной готовностью согласилась Бетти. – По-моему, вас избаловали.
– Ничего подобного, – строптиво возразил Симон.
– Как они отнеслись к вашей инициативе найти в Штатах родственников?
– О, пришли в восторг. Честно говоря, они даже заключили пари, что я вернусь отсюда с…
– С чем? – спросила Элизабет, заинтригованная не столько многозначительной паузой, сколько загадочным выражением лица дальнего родственника.
– С женой-американкой, – вкрадчиво ответил Симон, и она по голосу поняла, что он чего-то недоговаривает.
Но коварное вино сделало свое дело, и Бетти, расслабившись и философски решив не утруждать себя лишними проблемами, позволила улетучиться возникшему смутному подозрению.
– Так поступил мой предок, первым из Бенсонов ступивший на аргентинскую землю. Теперь уже никто не помнит, почему его потянуло с насиженного места. Пращур долго мыкался, а потом ему повезло: один из фермеров взял его к себе на работу. Отработав лет десять, мой предок вернулся в Штаты.
– Чтобы жениться? – завороженная рассказом, спросила Бетти.
Но Симон, казалось, утратил всякий интерес к романтической истории.
– Мне понравилась пицца. А еще есть?
– Да, сейчас принесу. – Она встала, но ноги были ватными и непослушными, все плыло перед глазами, и ей пришлось поспешно сесть.
– Что случилось?
– Вино, я выпила слишком много… Оно очень коварное, – бормотала Бетти.
Глаза слипались. Хорошо бы сейчас выпить пару чашек крепкого кофе, чтобы прийти в себя.
– Думаю, вам лучше сесть к плите, – посоветовал Симон, сочувственно глядя на нее.
– Нет, не к огню, – заплетающимся языком пробормотала Бетти. – На свежий воздух.
– В такую погоду?! Вы шутите!
– Надо подкинуть дров. – Она повторила попытку встать на ноги.
– Предоставьте это мне. Эй, вы слышали, что я сказал? – Ей показалось, что в голосе мужчины прозвучало больше насмешки, чем заботы.
Он поднял ее на руки и перенес в одно из кресел напротив плиты. Затуманенное сознание Бетти отметило смуглость лица, шеи Симона. В голову пришла фривольная мысль: как красиво должно быть стройное оливковое тело, но девушка тут же устыдилась своей нескромности.
– Не слишком жарко? – донесся откуда-то голос Симона, и Бетти с трудом открыла глаза. Гость, оперевшись обеими руками на подлокотники кресла, склонился над ней.
Воротник рубашки был расстегнут, и Бетти мельком увидела волосы на мускулистой груди Симона. У нее непривычно засосало под ложечкой. Торс Бенджамина был гладким, кожа белой. Он не любил загорать, и лишь однажды ей с трудом удалось уговорить жениха снять рубашку и подставить свое тщедушное тело ласкающим лучам солнца. В тот день они с Ллойдом и Хелен катались на лодке по Арканзасу. Брат беззлобно подтрунивал над будущим зятем, но от Бетти не ускользнул полный жалости и сочувствия взгляд Хелен, брошенный в сторону Бена.
Да, Бен выглядел не так мужественно, как Симон. Бетти вздрогнула от неожиданного прикосновения теплых губ к ее лбу.
– Я просто проверил, нет ли у вас температуры, – с усмешкой успокоил ее Симон.
– Позаботились бы лучше о своем здоровье, – с трудом выговаривая слова, возразила она. – Идти пешком в такую метель…
– А что мне оставалось, по-вашему, делать? Закрыться в машине, чтобы замерзнуть совсем?
Внезапно Бетти стало стыдно. Человек проделал Бог знает какой путь, чтобы познакомиться с дальними родственниками, а ему оказывают более чем прохладный прием. И все потому, что ждали в гости женщину, а приехал мужчина. Нет-нет, надо постараться взять себя в руки.
– По-моему, вам необходимо прилечь, – озабоченно заметил Симон, внимательно вглядываясь в ее лицо.
– Не могу… не могу идти в кровать… с вами, – пролепетала она.
Ей показалось, что Симон рассмеялся. Зачем она перечит? Бетти охватило какое-то тупое равнодушие, голова становилась все тяжелее и тяжелее, веки слипались. Как сквозь вату до нее донеслись слова:
– Если это вас так сильно тревожит, я могу устроиться внизу. Мне частенько приходилось спать на земле. Не забывайте, я же археолог.
Симон легко, словно пушинку, поднял ее на руки и направился к лестнице. Не без смущения Бетти призналась себе, что ей нравится близость сильного мужского тела, нравится чувствовать себя слабой и беспомощной, нравится, когда кто-то принимает за нее решения. Наверное, Симон питает к ней братские чувства, поэтому так внимателен и заботлив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13