– Такая спешка требует более веских причин для отъезда, чем ваш возраст, отец.Старый священник отрицательно потряс головой. Позже, когда он смог говорить, он только произнес:– Я страстно желал приехать домой, моя госпожа. Как только меня отпустили, я больше не мог вынести ожидания.Путешествие не отразилось на его здоровье, Аннунсиата была рада присутствию своего духовника и вновь обретенной возможности вести разговоры с человеком, который не только знал ее, но во многом сформировал ее ум. Но в ее душе оставались небольшие сомнения относительного того, почему он покинул Морлэнд так поспешно. Аннунсиата не сомневалась, что что-то произошло, но пока он первый не заговорит с ней об этом, она не станет расспрашивать его. * * * Весной 1704 года Джон Франкомб прибыл в Лондон и явился в дом Челмсфордов, прося о встрече с графиней. Аннунсиата тепло приняла его, всегда испытывая сдержанное уважение к управляющему, ставшему хозяином. Он не стал зря терять время, а сразу приступил к существу.– Моя жена получила письмо от ее тетушки Кэти о том, что та устроила бракосочетание между своей дочерью Сабиной и молодым Алланом Макалланом Брако. Это заставило меня подумать о своей дочери. Ей четырнадцать, скоро будет пятнадцать, и если вы одобряете, я бы желал выдать ее замуж за вашего внука Джона Мак Нейла. Что вы на это скажете?Аннунсиата подняла брови на такую грубоватую прямоту и спросила осторожно:– Четырнадцать лет – юный возраст для замужества, господин Франкомб, а Джон не закончил университет и даже не повидал свет. Какие у вас основания думать, что я могу одобрить брак?Франкомб наклонился вперед и остановил на ней взгляд ясных голубых глаз.– Моя девочка – наследница большого имения. Жизнь становится такой неопределенной, как видите, и чем скорее она выйдет замуж и родит ребенка, тем лучше. В декабре ей исполнится пятнадцать. Вполне подходящий возраст для родов. Сейчас, моя госпожа, недостатка в поклонниках у нее не будет. Она богата, миловидна – можно заключать сделку. Но я подумал прежде о Джоне, так что вам я делаю предложение первой.Аннунсиата улыбнулась и спросила:– Ваши причины, сэр?– Весьма простые, мадам. Во-первых, парень, кажется, уже вырос и у него есть титул и к нему переходят права его брата. Во-вторых, я не настолько несправедлив, чтобы игнорировать свое положение по отношению к вашей семье. Вся собственность принадлежала моей жене и не должна уйти чужому. В настоящее время нет среди Морлэндов парня подходящего возраста, так что ближайший следующий родственник – ваш сын, поскольку вы родом из Морлэндов. А в-третьих, молодые знают друг друга, выросли вместе, и, я думаю, очень увлечены друг другом. Я говорил с моей маленькой Фанни об этом, и она призналась, что желала бы выйти замуж за Джона. А на своем пути сюда я остановился в Оксфорде и осторожно выспросил парня. Он с достаточной радостью отнесся к этому.– Вы считаете важным, чтобы дети одобрили ваш выбор? – спросила Аннунсиата.Франкомб энергично кивнул:– В данном случае, да, моя госпожа. Это может не иметь такого большого значения, когда семья живет в Лондоне или в каком-нибудь другом месте, вроде Морлэнда, где большое общество. Но севернее, в Нортумберленде, в Блиндберне или даже в Эмблхоупе пусто. Пустынная страна. Жизнь может быть суровой и скудной, месяцами без новых лиц. Сейчас молодой паре дела нет до забот друг друга, но затворенные вместе без надежд на освобождение, когда даже из дома не выйдешь, если снег навалил... Ладно, решайте сами. Такая жизнь не вдохновляет, не так ли?Аннунсиата признала справедливость доводов. Франкомб откинулся назад с чувством выполненной работы.– Вы говорите, что молодым людям эта мысль понравилась?– Фанни полностью поддержала ее, ну а парень – он робок, но, похоже, остался доволен.Франкомб проницательно посмотрел на нее и сказал:– Вы отделались от того другого своего внука достаточно легко. Но я предлагаю вам даже лучшую сделку, потому что я устраиваю женитьбу задаром. У Фанни есть состояние ее матери, и молодые не будут ни в чем нуждаться.Аннунсиата рассмеялась на это.– Вы предлагаете очень выгодную сделку, сэр! Мне трудно возразить вам.– И не надо, мадам, – ответил он, и в его голосе и глазах чувствовалась ласка, что, она знала, было частью его игры, частью способа, каким завоевывают сторонников. – Не ударить ли нам по рукам?Она знала, что должна все обдумать, обсудить условия контракта, по крайней мере, отослать его с прохладным назначением недельного срока, но что-то было в его грубоватости, взывавшее к мужской стороне ее натуры. С улыбкой, обнажившей ее белые зубы, она дотянулась рукой до него и хлопнула его по темной ладони. Он торжествующе усмехнулся ей в ответ.– Мы скрепим сделку вином, – сказала Аннунсиата, позвав слугу, – а вы должны остаться и пообедать со мной.– Я буду весьма рад оставаться столько, сколько вы пожелаете, – ответил он с расчетливым видом.Аннунсиата взглянула на его голубые глаза и ощутила его притягательную силу. Было бы приятным, подумала она, лишь очень ненадолго стать прислугой, чтобы получить выгоду от этого безмолвного предложения, поскольку по отношению к ней самой это не может быть сделано. Однако не было никого вреда в том, чтобы позволить себе вечер в его мужицкой компании и легкий благоразумный флирт. * * * На следующий день после первой мессы отец Сен-Мор попросил ее поговорить с ним наедине. Он казался смущенным, а когда они остались одни, спросил:– Моя госпожа, вам мой вопрос может показаться странным, но я бы хотел знать, что этот человек делает здесь, почему он пришел.Это действительно показалось странным. Не было никакой причины, почему священник должен знать. Слегка нахмурившись, Аннунсиата ответила:– Он приходил, чтобы заключить брачное соглашение между его дочерью и моим внуком Джоном. В чем причина вашего вопроса?Отец Сен-Мор покраснел. Видно было, что он испытывает затруднения в формулировке ответа.– У меня... у меня есть причина, но я не могу вам ее назвать. Я бы посоветовал вам... просил бы вас... не иметь никаких дел с ним. Я не думаю, что союз между вашим внуком и кем-нибудь из его семьи желателен. Я имею основания полагать... полагать, что любой связи между нашей семьей и этим господином следует, избегать.Аннунсиата уставилась на него с удивлением.– У вас есть основания считать его больным? Сен-Мор не ответил.– Отец, я настаиваю на ответе. Вы не можете, я уверена, думать, что бросать тень на человека и не называть причину ваших подозрений, достойно христианина. Священник, отец должен иметь больше милосердия.Сен-Мор поднял на нее глаза с отчаянием.– Моя госпожа, я не могу сказать вам. Дитя мое, я прошу вас поверить мне. Вы знаете меня большую часть своей жизни, и я надеюсь, что в свое время я давал вас хорошие советы. Можете ли вы не согласиться с моими словами без вопросов?– Нет, я не могу. У меня свое суждение, которым вы, среди прочего, учили меня пользоваться. Я не могу слышать, что человека обвиняют беспричинно.– Я не могу рассказать вам о том, что относится к тайне исповеди, – сказал Сен-Мор.Его щеки тряслись от волнения. Аннунсиата холодно посмотрела на него.– В таком случае, вам не следовало говорить. Теперь оставьте меня и никогда не заговаривайте об этом снова.Старый священник удалился с красным лицом и мокрыми глазами. Потом она пожалела, что говорила с ним так резко, но не раскаялась в своих действиях. Чудовищно возводить обвинения на человека и не указывать, на чем они основаны. Между прочим, даже если Сен-Мор знал что-то о предосудительном поведении Франкомба, это не делало бракосочетание худшим. И еще. Они ударили по рукам, и она ни за что не возьмет назад своего слова. * * * Работа над новый домом в Шоузе неуклонно продвигалась вперед. Летом, когда Аннунсиата приехала в Йоркшир, она провела только две недели в Морлэнде перед переездом в арендованный дом в городе, потому что она почувствовала, чего не ощущала в прошлом году, что ее присутствие вызывает некоторую напряженность. Возможно, это было из-за того, что Берч и отец Сен-Мор покинули Морлэнд и вернулись в ее дом. Это не могло быть, она полагала, из-за какой-либо антипатии к ней со стороны новой хозяйки, поскольку после ее отъезда в Йорк, Индия очень часто наносила ей визиты, хотя никогда не оставалась надолго. Аннунсиата решила, что она также навещает в городе свою мать, так как нередко сталкивалась с ней в разных местах города.Аннунсиата в то лето провела в Йоркшире менее трех месяцев, поскольку в середине августа пришли новости из Лондона о том, что генерал Мальборо одержал крупную победу над французами в Баварии у деревни Бленгейм У Бленгейма – Гохштедта в 1704 г. английские войска под командованием герцога Мальборо разгромили французов
. Сообщалось, что французы были полностью разгромлены и понесли тяжелые потери. В одном из сообщений французские потери оценивались в сорок тысяч человек. Новость восприняли с большой радостью. Французы были старыми врагами, и поколения выросли с верой, что французская армия никогда не может потерпеть поражение на материке. Мальборо стал героем дня. В его честь поднимали тосты в каждой таверне. Королеву называли «доброй королевой Анной». Азинкур Азинкур – деревня на северо-западе Франции, где в 1415 г. англичане одержали победу над французами в ходе столетней войны
был у всех на устах. Судьба Англии поднималась на вершину славы.Аннунсиата чувствовала себя одинокой, не разделяя общую радость, хотя, вероятно, были и другие, думавшие о короле, живущем милостью французов. Но среди сорока тысяч павших французов, наверное, были и друзья, и она боялась, как бы в их число не вошли Карелли или Бервик. Она поспешно вернулась в Лондон. Аннунсиата унаследовала от Кловиса переписку с его братом Эдмундом, ее бывшим протеже в Сент-Омере. Если есть плохие вести, они придут через него, и ей легче и безопасней получить их в Лондоне.Эдмунд писал со всеми подробностями. Карелли и Бервик живы и здоровы, хотя двадцать три тысячи французов пали и пятнадцать тысяч взято в плен. В сентябре Аннунсиата наблюдала большую процессию во главе с королевой в роскошной карете, двигавшуюся в собор Святого Павла на благодарственный молебен. Она ехала, украшенная драгоценностями, почти одна, если не считать жену Мальборо Сару, доказательство, если таковое требуется, уважения, проявленного к Черчиллям их госпожой.Интерес Матта к победе под Бленгеймом поблек перед более близким, домашним кризисом. Его заботила очевидная неугомонность его жены в это лето. Ее здоровье не вызывало тревоги и обстоятельства не вынуждали ее уезжать на время жары, как в предыдущие годы, однако она проводила огромную часть времени без него под каким-либо предлогом, нанося визиты в городе, в Бенингборо или просто совершая прогулки верхом по имению. Он боялся, что Индия несчастна, потому что проводила, как представлялось, в церкви необычно много времени для человека, который никогда раньше не отличался набожностью. Новый священник, высокий, худой и рыжеватый, со светлыми глазами и торчащим адамовым яблоком, только недавно был посвящен в духовный сан и еще не имел прихода. Матт принял его по рекомендации отца Сен-Мора, счел его искренним и хорошо образованным и увидел, что тот с готовностью принял на себя все другие заботы, которые обычно наследуются семейным капелланом.Только к концу лета Матт стал понимать, что Индия не вполне сблизилась с отцом Бирном. Ее отношение к нему было холодным. Однажды, когда она и Матт находились в комнате одни, она разразилась страстной просьбой, чтобы он не разрешал отцу Бирну обедать с ними.– Но, моя дражайшая супруга, капеллан всегда обедает с семьей. Что он мог сделать, чтобы навлечь на себя твой гнев? – с тревогой спросил Матт. Индия нервно шагала по комнате.– Ничего. Совсем ничего. Просто я сомневаюсь, походящее ли это лицо, чтобы воспитывать наших дорогих детей. Я вовсе не думаю, что он – наилучшая кандидатура, уверяю тебя.– Он очень хорошо образован, – с нерешительностью в голосе произнес Матт, – и его рекомендовал отец Сен-Мор.– О, если святой отец Сен-Мор говорит, значит несомненно он – само совершенство, – пронзительно вскрикнула Индия.Матт подошел к ней и попытался успокоить.– Любовь моя, скажи мне, чем он расстроил тебя.– Ничем. Совсем ничем, – ответила она и странно саркастически усмехнулась. – Он самый правильный во всех отношениях.Она ничего больше не сказала, и Матту пришлось отложить вопрос. После этого он стал думать, что его жена, должно быть, хочет преодолеть антипатию, так как она, казалось, проводила больше времени, чем прежде, в капелле, а также приходила в комнату священника в свободное время для «исповедывания» или «в поисках духовного руководства», как она выражалась. Но в августе, вскоре после поспешного отъезда графини в Лондон, Индия пришла к Матту в комнату управляющего, где он писал письма, с пылающим лицом. Ее глаза странно блестели, а волосы немного спутались.– Муж мой, мне надо срочно поговорить с тобой, – крикнула она без предисловий.Он встал, выронив перо от удивления.– Дорогая, что такое? Что случилось?Индия стала быстро ходить туда-сюда по комнате, придерживая сзади юбку одной рукой и поворачиваясь с яростным шумом через каждые четыре шага. Она была совершенно очевидно возбуждена, но не заговорила сразу. Матт наблюдал за ней с опасением.– Моя дорогая, расскажи мне. Я не смогу тебе помочь, пока ты не расскажешь.– Я сомневаюсь, стоит ли говорить, муж мой, – начала Индия, – потому что моей натуре претит говорить плохо о ком-нибудь, особенно о том, к кому ты расположен. Я очень боюсь показаться злобной или мелочной, как ты знаешь...– Дорогая моя, если кто-нибудь из слуг оскорбил тебя…Она прервала его грубым смешком, но он продолжил:– Ты знаешь, что твое счастье – самая важная вещь для меня на свете. Ты не должна думать, что я выкажу предпочтение слуге.– Это не слуга, – обронила она и хлопнула себя рукой по рту, словно не хотела проговориться. Сердце Матта упало.– Это отец Бирн, – предположил он.Индия не стала отрицать, лишь отвела глаза. Ее щеки горели.– Что он сделал? Подойди ко мне, дорогая. Твой долг рассказать мне, даже если тебе ненавистно отзываться плохо о ком-нибудь. Подумай о наших детях. На нас лежит ответственность за них и за слуг. Мы не должны допускать в дом недостойных. Он был неуважителен к тебе?Индия, казалось, собралась с мыслями. Она перестала шагать по комнате и повернулась к нему с горящим и полным решимости взглядом.– Матт, я пыталась полюбить его. Правда, пыталась.– Я знаю. Я видел. Ты великодушна.Она опять засмеялась тем же грубым саркастическим смехом. Ему было больно слышать ее смех.– Да, я была великодушна, и вот как он платит за великодушие. Я не имею в виду себя, это относится к тебе. То, что он оскорбил твою доброту к нему, совершенно преодолевает мою естественную скромность. Иначе я бы резко поговорила с ним и ничего больше не сказала, веря, что повторения не будет. Но я так сильно люблю тебя, дорогой Матт, что не могу терпеть, чтобы его... его неблагодарность проходила безнаказанно.– Но что он сделал? – нетерпеливо спросил Матт.Она опустила глаза.– Я... Мне трудно говорить...Он молча ждал, и она продолжила:– Я пошла к нему недавно попросить совета в духовном вопросе, он... Он... он кинулся на колени и открыто признался в любви ко мне.Наступила короткая напряженная тишина. Она поспешила опередить его.– Я приказала ему замолчать. Я упрекала его мягко, как могла, что моя скромность оскорблена, и я не желаю больше ничего слышать об этом. Потом он схватил мою руку и поцеловал ее. Он воскликнул, что не может больше скрывать свою любовь, что он должен высказаться. Я напомнила ему, что он священник, а я замужняя женщина. Я сказала ему, что он должен замолчать и никогда больше не произносить ни слова об этом. Я встала и пошла, но он преследовал меня на коленях. Смешной вид!Ее голос поднялся до крика, а лицо алело, будто память о случившемся все еще оскорбляла ее.– Я бросилась вон и выбежала из комнаты. Я побродила, не знаю где, пока мое сердце не успокоилось. Потом я поняла, что надо идти к тебе.В этот раз молчание длилось дольше. Румянец исчез со щек Индии, и она даже стала казаться очень бледной. Она порывистым движением села на стул у камина, как бы обессиленная, что побудило Матта к действию. Он припал к ней и стал потирать ее руки.– Любовь моя, моя дорогая, мне так жаль. Это, наверное, самый ужасный удар для тебя. Не бойся, ты никогда его больше не увидишь. Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Пойди сейчас в сад, погуляй, пока твой дух не восстановится. Прежде, чем ты вернешься домой, его выгонят, я обещаю тебе.Индия посмотрела на него со слезами на глазах и выражением такого облегчения, что он сразу понял, какой сильный ужас внушал ей священник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
. Сообщалось, что французы были полностью разгромлены и понесли тяжелые потери. В одном из сообщений французские потери оценивались в сорок тысяч человек. Новость восприняли с большой радостью. Французы были старыми врагами, и поколения выросли с верой, что французская армия никогда не может потерпеть поражение на материке. Мальборо стал героем дня. В его честь поднимали тосты в каждой таверне. Королеву называли «доброй королевой Анной». Азинкур Азинкур – деревня на северо-западе Франции, где в 1415 г. англичане одержали победу над французами в ходе столетней войны
был у всех на устах. Судьба Англии поднималась на вершину славы.Аннунсиата чувствовала себя одинокой, не разделяя общую радость, хотя, вероятно, были и другие, думавшие о короле, живущем милостью французов. Но среди сорока тысяч павших французов, наверное, были и друзья, и она боялась, как бы в их число не вошли Карелли или Бервик. Она поспешно вернулась в Лондон. Аннунсиата унаследовала от Кловиса переписку с его братом Эдмундом, ее бывшим протеже в Сент-Омере. Если есть плохие вести, они придут через него, и ей легче и безопасней получить их в Лондоне.Эдмунд писал со всеми подробностями. Карелли и Бервик живы и здоровы, хотя двадцать три тысячи французов пали и пятнадцать тысяч взято в плен. В сентябре Аннунсиата наблюдала большую процессию во главе с королевой в роскошной карете, двигавшуюся в собор Святого Павла на благодарственный молебен. Она ехала, украшенная драгоценностями, почти одна, если не считать жену Мальборо Сару, доказательство, если таковое требуется, уважения, проявленного к Черчиллям их госпожой.Интерес Матта к победе под Бленгеймом поблек перед более близким, домашним кризисом. Его заботила очевидная неугомонность его жены в это лето. Ее здоровье не вызывало тревоги и обстоятельства не вынуждали ее уезжать на время жары, как в предыдущие годы, однако она проводила огромную часть времени без него под каким-либо предлогом, нанося визиты в городе, в Бенингборо или просто совершая прогулки верхом по имению. Он боялся, что Индия несчастна, потому что проводила, как представлялось, в церкви необычно много времени для человека, который никогда раньше не отличался набожностью. Новый священник, высокий, худой и рыжеватый, со светлыми глазами и торчащим адамовым яблоком, только недавно был посвящен в духовный сан и еще не имел прихода. Матт принял его по рекомендации отца Сен-Мора, счел его искренним и хорошо образованным и увидел, что тот с готовностью принял на себя все другие заботы, которые обычно наследуются семейным капелланом.Только к концу лета Матт стал понимать, что Индия не вполне сблизилась с отцом Бирном. Ее отношение к нему было холодным. Однажды, когда она и Матт находились в комнате одни, она разразилась страстной просьбой, чтобы он не разрешал отцу Бирну обедать с ними.– Но, моя дражайшая супруга, капеллан всегда обедает с семьей. Что он мог сделать, чтобы навлечь на себя твой гнев? – с тревогой спросил Матт. Индия нервно шагала по комнате.– Ничего. Совсем ничего. Просто я сомневаюсь, походящее ли это лицо, чтобы воспитывать наших дорогих детей. Я вовсе не думаю, что он – наилучшая кандидатура, уверяю тебя.– Он очень хорошо образован, – с нерешительностью в голосе произнес Матт, – и его рекомендовал отец Сен-Мор.– О, если святой отец Сен-Мор говорит, значит несомненно он – само совершенство, – пронзительно вскрикнула Индия.Матт подошел к ней и попытался успокоить.– Любовь моя, скажи мне, чем он расстроил тебя.– Ничем. Совсем ничем, – ответила она и странно саркастически усмехнулась. – Он самый правильный во всех отношениях.Она ничего больше не сказала, и Матту пришлось отложить вопрос. После этого он стал думать, что его жена, должно быть, хочет преодолеть антипатию, так как она, казалось, проводила больше времени, чем прежде, в капелле, а также приходила в комнату священника в свободное время для «исповедывания» или «в поисках духовного руководства», как она выражалась. Но в августе, вскоре после поспешного отъезда графини в Лондон, Индия пришла к Матту в комнату управляющего, где он писал письма, с пылающим лицом. Ее глаза странно блестели, а волосы немного спутались.– Муж мой, мне надо срочно поговорить с тобой, – крикнула она без предисловий.Он встал, выронив перо от удивления.– Дорогая, что такое? Что случилось?Индия стала быстро ходить туда-сюда по комнате, придерживая сзади юбку одной рукой и поворачиваясь с яростным шумом через каждые четыре шага. Она была совершенно очевидно возбуждена, но не заговорила сразу. Матт наблюдал за ней с опасением.– Моя дорогая, расскажи мне. Я не смогу тебе помочь, пока ты не расскажешь.– Я сомневаюсь, стоит ли говорить, муж мой, – начала Индия, – потому что моей натуре претит говорить плохо о ком-нибудь, особенно о том, к кому ты расположен. Я очень боюсь показаться злобной или мелочной, как ты знаешь...– Дорогая моя, если кто-нибудь из слуг оскорбил тебя…Она прервала его грубым смешком, но он продолжил:– Ты знаешь, что твое счастье – самая важная вещь для меня на свете. Ты не должна думать, что я выкажу предпочтение слуге.– Это не слуга, – обронила она и хлопнула себя рукой по рту, словно не хотела проговориться. Сердце Матта упало.– Это отец Бирн, – предположил он.Индия не стала отрицать, лишь отвела глаза. Ее щеки горели.– Что он сделал? Подойди ко мне, дорогая. Твой долг рассказать мне, даже если тебе ненавистно отзываться плохо о ком-нибудь. Подумай о наших детях. На нас лежит ответственность за них и за слуг. Мы не должны допускать в дом недостойных. Он был неуважителен к тебе?Индия, казалось, собралась с мыслями. Она перестала шагать по комнате и повернулась к нему с горящим и полным решимости взглядом.– Матт, я пыталась полюбить его. Правда, пыталась.– Я знаю. Я видел. Ты великодушна.Она опять засмеялась тем же грубым саркастическим смехом. Ему было больно слышать ее смех.– Да, я была великодушна, и вот как он платит за великодушие. Я не имею в виду себя, это относится к тебе. То, что он оскорбил твою доброту к нему, совершенно преодолевает мою естественную скромность. Иначе я бы резко поговорила с ним и ничего больше не сказала, веря, что повторения не будет. Но я так сильно люблю тебя, дорогой Матт, что не могу терпеть, чтобы его... его неблагодарность проходила безнаказанно.– Но что он сделал? – нетерпеливо спросил Матт.Она опустила глаза.– Я... Мне трудно говорить...Он молча ждал, и она продолжила:– Я пошла к нему недавно попросить совета в духовном вопросе, он... Он... он кинулся на колени и открыто признался в любви ко мне.Наступила короткая напряженная тишина. Она поспешила опередить его.– Я приказала ему замолчать. Я упрекала его мягко, как могла, что моя скромность оскорблена, и я не желаю больше ничего слышать об этом. Потом он схватил мою руку и поцеловал ее. Он воскликнул, что не может больше скрывать свою любовь, что он должен высказаться. Я напомнила ему, что он священник, а я замужняя женщина. Я сказала ему, что он должен замолчать и никогда больше не произносить ни слова об этом. Я встала и пошла, но он преследовал меня на коленях. Смешной вид!Ее голос поднялся до крика, а лицо алело, будто память о случившемся все еще оскорбляла ее.– Я бросилась вон и выбежала из комнаты. Я побродила, не знаю где, пока мое сердце не успокоилось. Потом я поняла, что надо идти к тебе.В этот раз молчание длилось дольше. Румянец исчез со щек Индии, и она даже стала казаться очень бледной. Она порывистым движением села на стул у камина, как бы обессиленная, что побудило Матта к действию. Он припал к ней и стал потирать ее руки.– Любовь моя, моя дорогая, мне так жаль. Это, наверное, самый ужасный удар для тебя. Не бойся, ты никогда его больше не увидишь. Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Пойди сейчас в сад, погуляй, пока твой дух не восстановится. Прежде, чем ты вернешься домой, его выгонят, я обещаю тебе.Индия посмотрела на него со слезами на глазах и выражением такого облегчения, что он сразу понял, какой сильный ужас внушал ей священник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45