А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Жанна посмотрела на Франсуа: интересуют ли его ученые рассуждения? Но она увидела, что сын буквально впился глазами в Феррандо и даже в Шёффера, словно пытаясь каким-то сверхъестественным образом преодолеть языковой барьер, ведь по-немецки он не знал ни единого слова.
Шёффер прислонился к стене. Он походил на пророка выступающего с проповедью перед иудеями. В каком-то смысле, сказал себе Жозеф, он и есть пророк.
– Так вот, – сказал Шёффер, – Костер отливал форму целой страницы и печатал с нее. Генсфлейш обратил внимание, что после нескольких оттисков форма портилась. Некоторые литеры откалывались, стирались. И он ввел поразительное новшество: набирать литеры из кассы и составлять их в форму, а потом прямо с этой формы печатать.
– А такая форма не изнашивается? – спросил Франсуа.
Шёффер повернул голову к молодому человеку.
– О, вот хороший вопрос! Нет, потому что литеры легко заменить, к тому же этот чертов Генсфлейш нашел способ сделать свинец более твердым, добавляя к нему другие металлы. В частности, сурьму. Благодаря этому набор используется много раз. Сами же оттиски выходят более четкими и чистыми.
– Это и вправду похоже на алхимию! – воскликнула Жанна.
– Да, я думаю что Генсфлейша вдохновила алхимия! Но в конце концов его секрет был раскрыт. В мире есть мало тайн, которые рано или поздно не стали бы общим достоянием, – заметил Шёффер саркастическим тоном. – Венецианцы первыми догадались, что Генсфлейш придал свинцу твердость с помощью какой-то хитрости. И тогда у них появились свои печатни.
Каждый на мгновение задумался.
Жанна испытала смутное чувство, что рождается некий новый мир, полный чудес. Маленькая крестьянка из Ла-Кудре вряд ли поняла бы и десятую часть того, о чем говорил Шёффер.
Феррандо, как всегда мысливший практически, спросил:
– Чего нам не хватает?
– Прежде всего литер. Их нужно в двадцать, в тридцать раз больше, чем есть. С таким количеством мы даже одного Евангелия не напечатаем. Вдумайтесь, мессир Феррандо, если мы хотим издавать Библию, нам нужно более миллиона литер.
Феррандо перевел, и все были ошеломлены.
– Но… – возразил он, – разве нельзя разобрать набор одной страницы и взять из него литеры для другой?
– Конечно, – с улыбкой ответил Шёффер, – но пока целый лист не наберешь, нельзя рассыпать набор. Когда мы печатаем на больших листах, сложенных вчетверо для переплета, откуда название ин-кварто, нам нужно сохранять набор двенадцати страниц или же тридцати шести, в зависимости от типа тетради. Это уже требует примерно шестидесяти восьми тысяч литер. А нам нужно по меньшей мере столько же, чтобы набрать следующую тетрадь, пока мы печатаем предыдущую…
– Спроси у него, сколько литер в день может отлить хороший подмастерье, – сказал Франсуа.
Феррандо вновь стал переводить.
– Отливка сама по себе относительно проста: достаточно налить ложкой кипящий сплав в соответствующую форму. Главное, чтобы были сами формы. Тогда можно делать от тысячи до двух тысяч литер в день. Разумеется, литеры потом нужно шлифовать и проверять.
– Чего нам не хватает еще?
– Прессов. По крайней мере двух, больших по размеру, чем этот. И форм для них. Нужна плавильная печь. Бруски свинца, меди, олова. Сурьма. Инструменты для гравера и резчика, который готовит формы. Пунсоны. Резцы. Напильники для шлифовки. Валики для чернил… В общем, тут не хватает много чего. Я думаю, тесть мой Иоганн взял с собой материалы только для демонстрации своего искусства. Да, чуть не забыл, еще нам нужна бумага. Мы можем покупать готовую, но если у нас будет одна или даже две мельницы для производства бумаги, мы за короткое время окупим их стоимость.
Жозеф, Жанна, Феррандо, Анжела, Франсуа и Арминий слушали с расстроенным и чуть ли не удрученным видом. За исключением Феррандо и Арминия, никто не понимал, что говорит Шёффер. Он повернулся к ним и произнес по-немецки:
– Мессир Феррандо, я честный человек! Вы сказали, что эти материалы принадлежат мне. Вы понесли значительные расходы, потратили много сил и проявили большой ум, чтобы вернуть мое имущество, хотя ничем мне не обязаны. Я люблю свое ремесло. И помогу вам создать мастерскую. Вы расплатитесь со мной после первых продаж. Сверх того, в течение года я буду оплачивать работу моего сына Арминия и Карла Кокельмана.
Феррандо перевел и кивнул. Шёффер улыбнулся:
– Это мой вам подарок, и он намного ценнее самих принадлежностей, мессир Феррандо. Потому что если не уметь ими пользоваться, они не стоят ничего.
Он медленно прошелся по мастерской и, внезапно остановившись, обвел склад широким жестом:
– Это, – переведите, пожалуйста, мессир Феррандо, – для меня священное место. Из таких вот мастерских польется свет чтения и знания, который рассеет тьму невежества! Все зло в невежестве!
Он выглядел взволнованным.
Жанна подошла к нему и протянула руку.
– Ваши слова прекрасны, как слова Евангелия! – воскликнула она.
Он вновь улыбнулся и положил руку ей на плечо:
– Поверьте мне, то, что мы сейчас делаем, прекрасно, как новорожденное дитя!
Она засмеялась.
– Сколько вам нужно мастеров? – спросил Феррандо.
– Помимо Арминия и Кокельмана, мне нужен гравер и литейщик для производства литер, подмастерье для укладки и выравнивания литер в форме и, само собой, двое famulus Здесь: подручный (лат.).

для мелкой работы на подхвате… разжигать огонь, подносить инструменты, убирать помещение.
– Гравер у вас уже есть, – сказал Феррандо.
Шёффер поднял брови. Франсуа, вытащив из кармана страничку с буквами и рисунками своей работы, передал ее печатнику. Тот долго рассматривал листок, поднеся к самым глазам, затем перевел взгляд на молодого человека.
– Да ведь этот юноша настоящий художник! – воскликнул печатник. – Он понял дух каждой буквы! Рисунки отчетливые, с очень изящными завитками! Новичок сделал бы букву N похожей на больную V, а буква L превратилась бы у него в отощавшую I. Но Франсуа удалось передать характер каждой буквы! Кто учил тебя, сынок?
– Никто, – ответил Франсуа.
– Изумительно! – сказал Шёффер. – Действительно, гравер у нас есть… Остается только научить его пользоваться резцом.
– Сколько времени понадобится, чтобы печатня была готова к работе? – спросила Жанна.
– С Божьего благословения мы смогли бы начать вскоре после сбора винограда.
В садах налились яблоки.
Плавильная печь была построена и установлена в мастерской. Она еще и обогревала помещение. В ней даже камни могли бы расплавиться!
Франсуа научился вырезать свинцовые литеры. Следуя указаниям Шёффера, он обжигал и закалял их на огне, смазывал жидким воском и вливал кипящий сплав, состоявший из восьмидесяти частей свинца, десяти – олова, четырех – сурьмы и шести – меди.
Он привык также к возгласу ночного стража:
– Sehen Sie zu Feuer und Taglicht! Присматривайте за очагом и свечами! (нем.)


Карл Смелый вновь вступил в борьбу с Людовиком XI.
Жанна и Жозеф уехали в Анжер, взяв с собой Деодата и кормилицу. Они спасались от летней жары, которая в Страсбурге была невыносимой.
Наступило время сбора винограда.
Франсуа учился говорить по-немецки, а Арминий – по-французски. Они получили два больших пресса, заказанных лучшему городскому мастеру. Франсуа выложил за них двенадцать экю из собственных средств: вступив в наследство, доставшееся ему от Бартелеми де Бовуа, он пожелал стать равноправным владельцем печатни.
В Эльзасе, как и в Нормандии, из поспевших яблок и груш сделали первый сидр. Затем наступила очередь первого вина, и виноградари объявили, что год будет хорошим. В тавернах на берегах Рейна девушки и юноши распевали песни.
В конце октября Франсуа вырезал и отлил одиннадцать алфавитов. Руки у него огрубели, лицо задубело от жара печи, но на сердце было так легко, как никогда прежде. Шёффер, проводивший в Страсбурге больше времени, чем в Майнце, очень хвалил юношу за усердие, и тот старался еще больше: проверял каждую буковку, обтачивал их напильником и резцом.
Войска Карла Смелого угрожали Льежу. Город, враждебный Бургундцу, злился на короля, который советовал избегать столкновений с мятежным герцогом.
На рынках Страсбурга появилась дичь, и Франсуа впервые в жизни отведал пирог с мясом косули.
Итье обосновался в замке Ла-Дульсад, уступленном Жанной: он платил ей по частям, и процентов она с него не брала.
Прево торговцев, мэтр Людвиг Хейлштраль, посетил «Мастерскую Труа-Кле» – ибо теперь именно так называли печатню – с целью выяснить, что здесь производят. Он с изумлением осмотрел совершенно незнакомое ему оборудование: плавильную печь, прессы, ящики с литерами, наборные формы, разложенные на столе. Ему дали все необходимые объяснения. Напрасный труд.
Во второй понедельник ноября, в праздник святого Виллиброда, Арминий под руководством Шёффера и внимательным взглядом Франсуа сделал свой первый набор: первую страницу Евангелия от Матфея, где излагается родословная Иисуса. Затем он выровнял набор деревянными рейками, соединив их углы небольшими винтами. Шёффер с помощью линейки проверил горизонтальный и вертикальный уровень литер, потом взял в руки плоскую кисточку и смазал их чернилами из флакона, найденного в ящиках Фуста. Набор на широкой дубовой доске был помещен под пресс, а сверху Шеффер положил большой лист бумаги. Кокельман и Арминий опустили крышку на фетровой прокладке и стали поворачивать штангу, пока Шеффер не крикнул:
– Genug! Хватит! (нем.)


Когда штангу повернули в другую сторону, крышка поднялась, и Шёффер с осторожностью акушера извлек бумажный лист.
Это было почти священнодействие. Трое юношей и famulus окружили его, чтобы взглянуть на результат.
– Vollendet! Прекрасно! (нем.)

– воскликнул Шёффер.
Действительно, печать была превосходной: литеры, с такой любовью вырезанные Франсуа, предстали на бумаге во всей своей красоте. Лист повесили на стенку, и Шёффер решил, что такое событие нужно отпраздновать. Они отправились в таверну, выпили много пива, заедая его сосисками, и Франсуа, которого здесь называли Франц, чувствовал себя бесконечно счастливым. Шёффер сказал, что молодой де л'Эстуаль, невзирая на свой семнадцатилетний возраст, завершил обучение в качестве подмастерья и отныне в его отсутствие будет мастером; тем самым он давал ему преимущество перед собственным сыном Арминием, которому предстояло унаследовать мастерскую в Майнце. Гильдии печатников еще, разумеется, не существовало, и возникли некоторые сложности с прево торговцев, который не мог понять, к какому цеху Франсуа приписать. Наконец было решено включить его в корпорацию ювелиров.
На следующий день Франсуа, изучив первый оттиск, обнаружил несколько едва заметных заусениц на контурах отпечатанных букв и обратил на это внимание Шёффера.
– У тебя глаз зорче, чем у меня, мой мальчик. Все так. Как же я не заметил? Слишком жидкие или недостаточно тщательно размешанные чернила.
Флаконы с чернилами стояли на подоконнике, в той части мастерской, куда не доходил жар печи.
– А из чего они сделаны? – спросил Франсуа.
Шёффер бросил на него иронический взгляд.
– Хочешь узнать? Еще бы, это один из величайших секретов нашего искусства!
Все же он доверил Франсуа тайну: чернила представляли собой смесь, включавшую шесть с половиной частей сажи, из которых одна часть была жирной, полторы части танина, полчасти окиси железа, треть части винного спирта, часть и две трети части дистиллированной воды. Одну часть сажи можно было заменить чернилами каракатицы, если таковые имелись в наличии.
– Одно из необходимых условий – это тонкость измельченной крошки, которая должна быть легче самой тонкой пыли и подниматься от дыхания, пока не добавишь винный спирт и воду.
Через десять дней Карл Смелый вступил в Льеж, который в принципе – но только в принципе – находился в его владении. Город дорого заплатил за союз с Людовиком.
На улице Труа-Кле с королевским пренебрежением отнеслись к военным новостям. Шёффер приступил к первому в этой мастерской большому изданию – печатанию Библии на латыни, объемом в тысячу двести восемьдесят страниц инкварто, по 42 строки на каждой, с буквицами работы Франсуа де л'Эстуаля. Жанна с Жозефом примчались из Парижа, а Феррандо явился из Лиона с запасом сукна, которое намеревался продать на ярмарке в Страсбурге.
Именно в этот день асессор князя-архиепископа Александра Люксембургского решил выяснить, чем все-таки занимаются в мастерской на улице Труа-Кле, ибо прево торговцев поделился с ним своими опасениями. Асессора приняли с величайшим почтением и с бутылкой кирша. Шёффер показал ему первые напечатанные страницы из Книги Бытия. Тот едва не задохнулся. Конечно, он слышал о печатне, но… но…
– И все это сделано механически?
– Нет, монсеньер, – ответил Шёффер, – это создано руками и разумом человека по божественному внушению.
Первые отпечатанные листы дрожали в руках асессора: внезапно он опомнился и покачал головой. С трудом сдерживая волнение, он пробормотал, что должен – да, и незамедлительно, сегодня же – известить о великом чуде князя-архиепископа. Жанна, Жозеф, Феррандо, Франсуа и все остальные едва не расхохотались. Асессор отбыл в полном восторге.
Его преосвященство князь-архиепископ не нашел свободного времени, чтобы прийти сразу, как советовал ему асессор: история с князем-епископом Карлом Бурбонским, которого жители Льежа выставили вон, чтобы насолить Карлу Смелому, привела к тому, что папа прислал своего легата, Онофрио ди Санте-Кроче, с поручением восстановить авторитет Святейшего престола при посредничестве Александра Люксембургского. И дело это отнимало у князя-архиепископа много сил.
Сверх того, очевидные притязания Карла Смелого на Верхний Эльзас крайне тревожили как обитателей Страсбурга, так и швейцарцев: ведь если бы Бургундцу и в самом деле удалось завладеть этими землями, он воссоздал бы древнюю Лотарингию, что означало конец свободной торговле, которая обеспечивала благосостояние города и других поселений по обоим берегам Рейна.
До сих пор Страсбург был в своем роде независимой республикой, где светская и духовная власть, то есть бальи с одной стороны и архиепископ с другой, превосходно уживались, радея о процветании населения. Внезапно Бургундец назначил своего бальи, Петера Хагельбаха. Жители Страсбурга сразу возненавидели его за грубость и явные намерения втянуть город в чрезвычайно невыгодный конфликт между французским королем и мятежными принцами.
Александр Люксембургский быстро стал поборником и даже оплотом независимости города. В конечном счете, он представлял папу, а Павел II больше благоволил Людовику, чем Карлу. Таким образом, князь-архиепископ превратился в защитника свободы Страсбурга.
Он появился на улице Труа-Кле лишь за неделю до Рождества 1467 года, естественно, в сопровождении своего асессора и секретаря. Библия была уже отпечатана и даже переплетена в рыжеватую кожу с клеймом Труа-Кле, выдавленным под воздействием высокой температуры на прекрасном золоченом корешке с восемью прожилками.
Александр Люксембургский был мал ростом, он компенсировал это высокомерным тоном и высокими каблуками. Прелат пришел в восторг от книги, положенной на высокую подставку. Франсуа медленно переворачивал перед ним страницы.
– Изумительно! – прошептал он. – Изумительно! Мне не подобает говорить такое, но это красивее, чем Библия нашего дорогого Ментелина, которая, однако же, замечательно издана. Кто рисовал эти миниатюры?
– Я, ваше преосвященство.
– Они показывают, что ручная работа намного лучше. Но боюсь, это будет слабым утешением для монахов-переписчиков, которых вы с Ментелином оставите без работы.
– Ручную работу всегда будут ценить, ваше преосвященство.
– И сколько экземпляров этого шедевра вы напечатаете?
– Сколько пожелает ваше преосвященство.
– И все они будут украшены этими буквицами?
– По желанию покупателя, ваше преосвященство.
– И какую цену назначите вы за украшенный экземпляр?
– Пятьдесят экю, если угодно будет вашему преосвященству.
Прелат кивнул.
– Угодно, – сказал он. – Мне нужно десять таких книг. Я забираю с собой эту, которую подарю его святейшеству папе Павлу Второму. Второй экземпляр пойдет его высочеству императору Максимилиану, третий…
Купленный экземпляр завернули в тонкую ткань, и асессор принял его в руки так, словно нес Младенца Христа.
Пятьсот экю, шестьсот восемьдесят семь с половиной ливров! Франсуа почувствовал, что у него вырастают крылья.
Арминий и Кокельман подмигнули ему.
– Как объяснить, мэтр Франсуа, – спросил князь-архиепископ, – что вы, парижанин, приехали в Страсбург и начали создавать подобные шедевры, тогда как в Париже, сколько мне известно, печатни пока еще нет, хотя талантами этот город не обделен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37