Вокруг нее, возле самого лица, возле спальника и там, дальше, висели красные шарики. Много мелких и более крупных шариков. Они расплылись по станции, влекомые сквозняками, нагоняемыми бортовой вентиляцией. Шарики бесшумно плыли, наталкиваясь на переборки и на спящих астронавтов. Они образовывали целые неспешно плывущие красные реки. И образовывали заводи в местах, где воздушные потоки натыкались на препятствия и, обтекая их, пригоняли все новые и новые шарики, которые застаивались, прилипали к стенам и сливались друг с другом.
Что это?..
Кэтрин вытянула руку и поймала пальцами один из шариков, который легко лопнул под нажимом, растекаясь по коже красным. Шарик был вязким на ощупь.
Кэтрин высунулась из спального мешка, увидела, что тот густо облеплен красными шариками и стена тоже, увидела медленно плывущий в ее сторону красный поток и, зачем-то схватив зеркальце, увидела в нем отражение.
И страшно, истошно закричала!..
Ее лицо было измазано кровью! Той, что, свернувшись в шарики, плыла, влекомая потоками воздуха, по станции, натыкаясь на стены и спящих астронавтов. Она пыталась смахнуть их с лица и давила, размазывала по коже красными полосами!..
От ее крика проснулись все.
И все увидели то, что видела она.
Увидели шарики.
— Что это? — спросил Рональд Селлерс.
И тоже раздавил шарик пальцами.
— Мне кажется… это кровь… — ответил не ему — себе Жак Воден. — Да, это кровь!..
Астронавты вылетели из спальников, с удивлением и ужасом глядя на свои исчерченные красными полосами лица. И на потоки красных шариков, растекающихся по станции.
Но откуда?!
Гадать пришлось недолго. Чтобы все узнать, нужно было проплыть против красного потока туда, откуда он брал свое начало. Нужно было добраться до истоков…
Которые были недалеко, были — рядом.
В минуту астронавты собрались вместе, зависнув возле стены, откуда брала начало кровавая река. Зависли возле спального мешка единственного не проснувшегося члена экипажа.
Он не мог проснуться, потому что был мертв!
Его шея была перерезана от уха до уха, и из нее уже не толчками, уже медленно и неспешно вытекала кровь, которая тут же сворачивалась в красные шарики, и они разлетались по станции, влекомые потоками воздуха, дующими из вентиляционных решеток.
Это его кровь прибивалась к спальным мешкам и липла к лицам. Его кровь они размазывали по коже.
Рядом с мертвецом с перерезанной шеей в воздухе плавал длинный, с черной полированной рукоятью и срезанным косо острием, нож. Скорее всего тот самый, которым убийца перерезал горло жертве…
Юджин Стефанс умер на следующий после своего сорокалетия день. Умер не на Земле — в космосе…
США. ШТАТ АРКАНЗАС
За сорок лет до старта
Юджин родился в штате Арканзас в многодетной фермерской семье. Все свое детство и юность он трудился как вол, вставая в пять утра и ложась затемно.
Он не любил землю, ненавидел сельское хозяйство и терпеть не мог крупный и мелкий рогатый скот. Из-под которого нужно было каждый день выгребать навоз, который нужно было кормить, поить, доить, чистить и выхаживать. С гораздо большим удовольствием он копался в технике, пачкаясь по самые глаза в солярке и мазуте. По натуре он был технарь, но у его отца была ферма, было сто акров земли, засеянной кормовыми культурами, и было полтысячи бычков. Так что его не спрашивали, к чему он больше склонен.
До восемнадцати лет Юджин честно трудился на ферме, а в восемнадцать отправился в город, где, явившись на вербовочный участок, записался в армию. Добровольцем.
Юджина отправили служить в ВВС авиамехаником.
Отец, хоть и ворчал, что теперь не справится с хозяйством, был доволен поступком сына. Который стал мужчиной! Ведь он тоже когда-то, сбежав с фермы, отправился служить в армию, и тоже добровольцем, и даже успел немного повоевать во Вьетнаме, получив от вьетнамских коммунистов ранение, а от правительства Соединенных Штатов — медаль. А уж его отец — дед Юджина — и вовсе был воякой, потому что был летчиком бомбардировочной авиации и воевал во время Второй мировой вначале в Нормандии, а потом с япошками, бомбя их острова.
Так что Юджину было с кого брать пример.
Хотя Юджин ни с кого пример не брал, а просто хотел повидать мир, надеясь, что в армии дерьма будет меньше, чем на ферме.
Но он ошибся. Дерьма хватало везде.
Из армии Юджин вернулся возмужавшим, и вернулся не один, а с женой, которая была не похожа на фермерских дочек — была разбитной городской девицей, с которой он познакомился в армейском баре. Главным в его выборе стало то, что от нее не пахло навозом и что она не знала, с какой стороны коровы доятся!
Но именно по этой причине отец Юджина принял невестку в штыки. Что это за жена, у которой белые, как мука, руки и ногти в полпальца длиной. Как такими руками за скотиной ходить? Никак не получится!..
Кроме того, невестка оказалась ленива, потому что не привыкла вставать в пять утра. Меньше чем через неделю романтическая сельская жизнь ей опротивела до такой степени, что она поставила Юджину ультиматум — или они проводят каникулы где-нибудь возле моря, или пусть он женится на своих коровах!
До женитьбы на коровах Юджин еще не дозрел и поэтому согласился поехать к морю, окончательно разругавшись по этому поводу с отцом.
— Что вам еще нужно? — горячился он. — Свежий воздух, чистые продукты, река… Что вас не устраивает?..
— Общество, — объясняла скандальная невестка.
Неделю, валяясь на пляжах под южным калифорнийским солнышком, они блаженствовали. Но потом у них кончились деньги.
И тут же кончилась любовь.
Юджин страшно переживал разрыв, не имея возможности даже поплакаться в жилетку матери с отцом, с которыми так неосмотрительно разругался. Но у него хватило ума не полезть в петлю, о чем он вначале всерьез подумывал. Он начал бороться с депрессией иначе — стал учиться, поступив в колледж. Учился он фанатично, отчего скоро стал одним из первых учеников.
Так что есть за что сказать спасибо его первой жене!
Он стал первым учеником и избрал своей специальностью космическую технику. Может быть, потому, что в армии имел дело с самолетами. В избранной им профессии не приходилось пачкать руки в мазуте и масле, здесь приходилось работать головой.
Что ему нравилось.
И что у него получалось.
Он снова женился, но на этот раз на дочери фермера из Техаса. Которая его понимала с полуслова. И которую он понимал. Скоро у них родился сын, а еще через год родилась дочь.
В это время ему предложили перейти работать на хорошую должность в крупную строительную фирму. Но он отказался, потому что у него появилась возможность, пусть и призрачная, слетать в космос.
Он отказался от места и потерял очень приличные деньги.
О чем скоро пожалел. Потому что его жена заболела. И очень серьезно.
Все небольшие сбережения ушли на ее лечение и операции. Но она все равно умерла.
Юджин остался один с двумя детьми на руках.
Отец ему в то время помочь не мог, потому что в сельском хозяйстве разразился кризис, из-за которого четверть фермерских хозяйств разорились. Его отец еще удерживался на плаву, но с большим трудом, беря кредиты и закладывая недвижимость и землю. Да Юджин бы и сам к нему за помощью никогда не обратился.
Несколько лет Юджин прожил в бедности, почти равной нищете, еле-еле сводя концы с концами и с трудом управляясь с двумя малолетними детьми. Но потом ему повезло — он встретил Эрику, на которой женился, усыновив ее ребенка от первого брака.
Денег от этого союза не прибавилось, но его новая жена умела очень рационально вести хозяйство, а самое главное, нашла контакт с его детьми и его родителями.
Единственное, против чего возражала Эрика, — так это против его мечты о полете в космос. Она страшно боялась, что ее муж разобьется, оставив ее одну с тремя детьми! Выйти еще раз замуж с таким “наследством” было нереально, а больших, которых могло хватить на годы, накоплений у них не было — все деньги уходили на оплату текущих счетов.
Его жена так часто вздыхала и плакала по поводу предстоящего полета, что он даже стал нервничать. Хотя никаких видимых причин к тому не было! “Шаттлы” терпели аварии ничуть не чаще, чем военные самолеты, — скорее всего даже реже! Он сам участвовал в их проектировании и обслуживании и знал, что в космической технике используются самые передовые технологии и что все системы, отвечающие за безопасность полета, дублируются.
Чем ближе был полет, тем больше раскисала его жена и тем чаще его терзали смутные сомнения.
А вдруг действительно?..
Но Юджин был технарь и не собирался идти на поводу у эмоций, предпочитая полагаться на трезвый расчет. Максимум, что он позволил себе, — это подстраховаться, приведя в порядок все свои дела и составив завещание.
Наверное, он должен был уступить своей жене, должен был отказаться от Полета, поменять профессию, чтобы, зарабатывая больше, уже ничем не рисковать… Но он столько лет шел к своей цели, что сходить с дистанции на финишной прямой было бы безумием.
Он готов был пожертвовать ради нее, ради семьи многим, но только не этим! Он обязательно найдет себе новое место или, может быть, даже откроет свое дело. Например, космотуристическую фирму, которая будет отправлять желающих в космос. Потому что у него есть хорошие связи в NASA, а его полет в космос станет хорошей рекламой. Он уже думал об этом, уже просчитывал, какой доход может принести такой бизнес — огромный доход, потому что здесь еще нет, почти нет конкуренции!..
А если нет, если у него ничего не выйдет, то он все равно сделает так, что они не останутся без средств к существованию. Потому что на этот случай он тоже кое-что придумал!
И поэтому все обязательно будет хорошо. У них! И у него — тоже!
Он обязательно откроет свое дело, но не теперь, чуть позже, сразу после того, как он слетает в космос…
С “чуть позже” не получилось!..
Получилось так, как предрекала Эрика.
Хотя она тоже ошиблась — “шаттл” не упал и не разбился.
Но Юджин все же погиб.
В космосе.
Где ему, спящему, перерезали горло…
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ
Семь часов пятнадцать минут по бортовому времени.
Двадцать первые сутки полета
Шок длился долго — может быть, пять, может быть, десять минут. Все замерли, не в силах оторвать глаз от мертвого тела, от сильно разошедшегося в стороны, страшно глубокого разреза, неестественно переломленной, потому что ее не держали перерезанные спереди мышцы, шеи.
Юджин, которому вчера исполнилось сорок лет, которого поздравил Президент, с которым разговаривала его семья — умер. Вернее, был убит.
Как же так?
Они висели так, молча и недвижимо, довольно долго.
Пока командир не потянулся к ножу, чтобы убрать его подальше от липа. И чтобы закрыть мертвое лицо спальником.
— Не надо! — остановил его кто-то, перехватив руку.
Это был французский астронавт Жак Воден.
— Почему не надо? — недовольно спросил Рональд.
— Потому что это, по всей видимости, — орудие убийства, — сказал француз, наклоняясь и внимательно осматривая раскрытую рану, — Я уверен, что его убили именно этим предметом.
— С чего вы взяли? — недовольно фыркнул немецкий астронавт. — Может, его просто подбросили сюда? После.
— Вряд ли, — покачал головой француз. — Я ведь биолог, мне каждый день приходится резать морских свинок и крыс. А их мышцы устроены точно так же, как у человека. И разрезы тоже очень похожи. Форма этого разреза близка к форме лезвия. Вот посмотрите…
И, не касаясь, провел указательным пальцем вдоль раны, а потом вдоль лезвия клинка.
— Если взять нож и вставить его в разрез, то он войдет туда, почти идеально повторив конфигурацию раны. Я думаю, что убийца приблизил свое орудие вплотную к шее, почти прижав его и сильно надавив, одновременно потянул к себе, перерезая мышцы и хрящи вот в этом направлении…
— О господи, что вы такое говорите! — выдохнула, заметно побледнев, Кэтрин Райт.
Но на нее никто не обратил внимания.
— Это я понимаю, — согласно кивнул командир. — Но почему он использовал именно этот нож?
Орудие убийства действительно было странноватым — заметно длиннее обычного ножа, со слегка искривленным по всей длине, отливающим синевой лезвием, без гарды, с круглой черной рукоятью, разрисованной какими-то узорами. Не нож, не меч, а нечто среднее.
— Не ломайте голову — это самурайский меч, — громко, так, что все к нему обернулись, сказал Омура Хакимото. — Это мой меч!
— Ваш?!
— Да, мой. Вернее, меч моего прапрадеда, который является нашей семейной реликвией, передающейся по наследству, по мужской линии, от отца к сыну.
— Зачем он вам здесь? — удивился Рональд.
— У меня есть на это свои объяснения, которыми я бы не хотел ни с кем делиться! — вежливо, но твердо ответил японец, слегка поклонившись.
— Ни хрена себе! — удивился по-русски Виктор Забелин. Но тут же перешел на понятный всем английский. — Тогда у меня тоже есть объяснения, почему он не хочет ими ни с кем делиться!
Японец молчал, склонив голову в полупоклоне.
— Потому что это он его зарезал!
И посмотрел — и все посмотрели — на Рональда Селлерса, который был командиром и, значит, должен был принимать решение. Хоть какое-то!
Вот только какое?
Никакими инструкциями, положениями и прочими внутренними документами, регламентирующими пребывание экипажа на МКС, убийство на ее борту не оговаривалось! Командир знал, что делать в случае пожара, разгерметизации одного или даже двух отсеков, но он не представлял, как следует себя вести, обнаружив на станции мертвое тело.
И никто не знал. Потому что такого опыта в мировой космонавтике еще не было! И самое неприятное, что, не зная, что делать, нельзя было обратиться за помощью к Земле, потому что именно сейчас они находились в “мертвой” зоне.
Точно — в “мертвой”!
Все, не сговариваясь, покосились на часы.
Сеанс связи был возможен только через двадцать пять минут. А пока…
Пока все ждали, что скажет командир.
И нужно было что-то говорить…
Рональд Селлерс задал не лучший в своей жизни вопрос. Спросил, чтобы спросить хоть что-то, выгадывая время до связи с ЦУПом. Спросил:
— Признайтесь — это вы?
Хотя ответ был известен заранее. В любом случае он скажет — нет. В случае, если не убивал. А если убивал — тем более!
— Нет, это не я, — покачал головой японец.
— Но ведь это ваш меч?
— Да, — спокойно кивнул японец. И по его застывшему, как маска, лицу нельзя было ничего понять. Нельзя даже было понять, боится он или нет. — Это мой меч, но я не убивал.
— Но тогда не понятно, зачем он вам здесь понадобился?
— Это касается только меня, — гордо ответил японец.
— Боюсь, что теперь не только вас! — сказал Рональд Селлерс. — На станции произошло убийство, и я, как командир, имею право настаивать на ответе. Зачем вам понадобилось оружие?!
И все в упор уставились на японского космотуриста, чьим мечом был убит Юджин Стефанс.
— Хорошо, я отвечу на ваш вопрос, — кивнул Хакимото-сан. — Я привез сюда меч своих предков, чтобы провести здесь священный для японцев обряд. Обряд харакири…
ЯПОНИЯ. ОСТРОВ ХОККАЙДО. ГОРОД СУНАГАВА
Все должно было случиться в точном соответствии с древним самурайским ритуалом.
Если бы это происходило в его саду, он бы вбил в землю колья, меж которыми растянул белые шелковые полотнища. И предусмотрел бы два входа: северный — умбаммон и южный — сюги-ёмон…
Но здесь, на станции, негде найти свободных двенадцати квадратных метров площади, и поэтому он просто задрапирует стены белой шелковой тканью и развесит флаги с изречениями, выписанными из древних священных книг.
На пол он постелит циновку с белой каймой, на которой разложит полоску белого шелка, обозначающую траур…
Хотя нет… Он не сможет расстелить циновку, потому что в невесомости нет пола и потолка. Он просто развернет ее параллельно какой-нибудь из стен и повиснет в нескольких сантиметрах от нее, скрестив ноги.
Он будет один, и поэтому ему никто не сможет помочь.
Его близкий друг не вручит ему меч и не отрубит ему голову, если он сам не сможет справиться со своей задачей.
Здесь, на станции, у него нет друзей, которым он мог доверить такое важное дело.
И значит, он все сделает сам!
Конечно, это отступление от сложившихся веками правил, но он первый делает харакири в космосе и поэтому имеет право отступить от традиций. Имеет право придумать свой, новый, которому кто-нибудь когда-нибудь обязательно последует, ритуал!
Он обернет ручку меча платком, возьмет его в правую руку и медленно, потому что спешить нельзя, вдавит меч в свой голый живот, чувствуя страшную, очистительную боль, и поведет разрез вниз и влево… И если у него хватит сил, он успеет сделать еще один разрез…
Все должно было произойти именно так! Так должен был закончиться его род. Но все произошло не так, все произошло — иначе…
США. ГОРОД ХЬЮСТОН. КОСМИЧЕСКИЙ ЦЕНТР NASA ИМЕНИ ДЖОНСОНА
В ЦУПе царило молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27