Когда улеглись последние раскаты грохота, наступила страшная, гнетущая тишина…
Боевики какое-то время выжидали и побаивались вставать в полный рост, а средь многочисленных воронок неподвижно лежали восемь окровавленных и изуродованных тел. Мертвый Зеленский находился чуть дальше — возле носилок с едва дышащим и бесчувственным Петровичем. Во всем этом темном, пахнущем гарью и кровью жутком месиве продолжал шевелиться лишь один человек — молодой лейтенант Грунин…
Все движения его были неспешными и, как будто, хорошо продуманными. На самом деле контуженный, частично лишенный зрения и слуха спецназовец действовал скорее автоматически. Он слегка приподнялся, медленно стянул с головы мокрую, липкую от крови бандану. Протерев ей грязное лицо, посмотрел на левую руку… Два пальца — средний и безымянный висели с внешней стороны ладони на тонких лоскутах отсвечивающей в слабых лучах затухающего пожарища красной кожи. Мизинца на ладони не было вовсе. Правой рукой лейтенант беспрестанно ощупывал пространство вокруг себя, пытаясь что-то отыскать…
Наконец, здоровая ладонь наткнулась на видеокамеру. Он поднял ее, положил на колени, бережно протер объектив все той же окровавленной головной косынкой. Потом, нажав на кнопку, запустил съемку, приподнял миниатюрный аппарат и запечатлел последнее пристанище товарищей. До конца исполнив приказ майора Коваля, Грунин извлек из камеры мизерную — со спичечный коробок кассету и засунул ее под резинку собственного носка. Камеру отбросил к ногам, подтащил за ремень ранец, покопался в нем, вытащил связку тротиловых шашек, снял с крепления разгрузочного жилета последнюю гранату и лег на спину…
Несколько фонарных лучей лихорадочно метались от одной рытвины к другой и все увереннее приближались к разгромленной позиции русских бойцов.
— Мертвый, собака… — послышалось неподалеку от лейтенанта, но чеченских голосов тот не слышал, полагаясь только на глаза под короткими опаленными взрывом ресницами.
— Смотри, Ахмед, плеер что ли лежит?
— Где?..
— Вон у ног того федерала…
— Это камера, Рустам… Дорогая видеокамера!..
Еще трое бандитов, привлеченные диалогом Ахмеда и Рустама, поспешили посмотреть на ценный трофей. Но стоило всем пятерым приблизиться к находке, как в метре — там, где неподвижно лежал федерал, раздался страшной силы взрыв, далеко раскидавший тела незадачливых мародеров…
Глава пятая
Санкт-Петербург
После полудня на свалку — в гости к Георгию Павловичу, пожаловал нынешний командир «Шторма» — полковник Маслов. Оставив служебную «Волгу» у главного въезда Дмитрий Николаевич вызвал «директора» зловонного предприятия и, выбрав место так, чтобы ветер отгонял в сторону местные «ароматы», прогуливался с давним другом по асфальтовой дорожке. Рядом с подтянутым и стройным полковником пополневший Жорж, с раздолбанными ботинками на ногах, одетый в ужасный мешковатый костюм, казался неуклюжим, неповоротливым, несуразным. Движения его были вялыми, неловкими; на лице отчетливо читалась неуверенность…
— Совсем народу в «Шторме» не осталось. Совсем… — сокрушался Маслов. — Намедни восьмерых похоронили…
— Кого?! — с тихим удивлением вопрошал подполковник.
— Валю Коваля, Петровича… Остальных ты, наверное, не знал, — все молодые, пришли после твоего увольнения…
— Что ж не позвал проститься? — немного обиженно буркнул пенсионер.
— Извини, Георгий, замотался я тогда до предела. Толпа родственников у кабинета; оформление документов, пособий; организация похорон… В общем, сам знаешь.
Мужчины с минуту помолчали…
— Полтора десятка человек по госпиталям томится, — снова пожаловался командир спецназа. — Об истории со Стасом Торбиным ты, верно, слышал…
Собеседник кивнул. Маслов с тяжелым вздохом продолжал:
— Недавно и Сашка Баринов двинул по его стопам.
— Как это?
— А вот так. Перерезал глотку какому-то предателю из ФСБ и был таков. В точности как Торбин.
— Во дают!.. — удивленно покачал головой подполковник. — Видать совсем довел мужиков этот беспредел, коль сами изменников находят, сами судят, сами казнят…
— Где-то в глубине души я понимаю ребят — правды в этой стране не сыщешь и никогда не добьешься. Вор на дураке сидит и предателем погоняет…
Он достал пачку сигарет, предложил приятелю и закурил сам, пытаясь спастись от запахов, источаемых мусорным могильником.
— Значит, совсем стало с людьми туго?.. — из-под бровей глянул на полковника Георгий Павлович, доставая из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку.
— Не то слово, Жорж! Ты же знаешь, сколько нужно времени, чтобы вырастить приличного профессионала. А ведь бандиты в горах тоже не сидят без дела — уровень их подготовки возрос многократно! Это уже не те, кого можно было брать голыми руками в первую компанию. В «Шторме» осталось два капитана: один здесь, другой в Ханкале — третий срок без передыху мается. Ну, парочка надежных прапорщиков-снайперов. Вот и все мои кадры на сегодняшний день. Остальные — сплошь зеленый молодняк, который минимум год за ручку водить надо, а не в горы посылать…
— Да-а… Времена настали!.. А Костя Яровой?
— Что Костя!? Ему перебитые берцовые кости сращивают. Еще не известно, сможет ли нормально ходить…
Отвинтив крошечную пробку, Георгий молча протянул емкость другу. Тот глотнул обжигающего, чистого спирта, по давней традиции «Шторма» сделал несколько затяжек табачным дымом вместо закуски и вернул фляжку. Затем, то ли с сожалением, то ли с порицанием наблюдая, как Извольский до конца осушил плоскую посудину, внезапно остановился посреди асфальтовой дорожки и схватил его за руку…
— Слушай, Жорж!.. Возвращайся к нам! — с какой-то неистовой мольбой и отчаянием в голосе попросил он. — Ты же моложе меня и… как ты можешь спокойно работать здесь — в этом зловонии и по колено в дерьме!? Ты же здоровый, умный мужик, а главное настоящий профессионал, каких в нашей стране раз-два и обчелся. Ну, Георгий!.. Неужели не понимаешь, что тут ты не у дел и совершенно не на своем месте!? Соглашайся, пока не опустился до последней черты!.. Снова оформим тебя заместителем, восстановим звание…
Но тот устало прервал монолог приятеля:
— Набегался я, Дима. Да и чтобы возвратиться в строй, не меньше того же года потребуется — забыл уж я все. И к спирту, как видишь, пристрастился — спасу нет. Сопьюсь, похоже, скоро…
Он виновато кивнул на пустую фляжку, что все еще покоилась в ладони…
— Ерунда! — с жаром возразил Дмитрий Николаевич. — Твой опыт не пропьешь и не забудешь! Ты бы смог спасти еще кучу жизней…
— Нет, Диман, уволь, — уже тверже изрек подполковник в отставке. — И бабы мои опять взвоют — привыкли к еженедельным денежным вливаниям.
Шеф «Шторма» насмешливо покивал и вздохнул, с сожалением сознавая — друга не переубедить. Выбросив окурок, помолчал, потом приличия ради, спросил о домочадцах:
— Как твои-то поживают?
— А чего с ними станется?.. Вот сегодня с получкой домой приеду, так, небось, с утра дожидаются. А в другие дни и ужин сготовить забывают…
Маслов знал о давних семейных неурядицах приятеля, посему не стал бередить больной темы. Поболтав еще минут десять, засобирался и стал прощаться…
— Бывай, Георгий. Рад был тебя повидать.
Тот ответил крепким рукопожатием, отчего-то избегая встречаться с Дмитрием взглядом.
— Не забывай. Звони, а лучше появляйся, — грустно молвил Извольский.
— Заеду как-нибудь. А ты… если вдруг надумаешь вернуться… Одним словом, мы все будем тебе рады. Бывай…
Полковник быстро двинулся к автомобилю, уселся на переднее сиденье рядом с водителем и захлопнул дверцу. А ветеран спецназа еще долго стоял у дороги, провожая печальным взором черную «Волгу», потом поморщился от ставшей привычной ужасной вони, запихнул фляжку в карман, зло сплюнул и, понурив голову, поплелся на территорию нынешней вотчины…
А ближе к вечеру местная братия затеяла праздник. Каждый уважающий себя бомж в обязательном порядке отмечал в году четыре даты: Новый Год, День защитника Отечества, Международный женский день и день собственного рождения. Так вот сегодня одним из пожилых представителей лиц, не имевших приписки, справлялся шестидесятилетний юбилей. Справлялся с грандиозным размахом и царской щедростью — импровизированный стол ломился от дорого спиртного и не менее дорогих и изысканных деликатесов на закуску. Сервировка мало отличалась от того, что предлагается в банкетных залах какого-нибудь «Метрополя» или «Националя», ибо контингент бездомных, обитающих на городских свалках, вовсе не относился к разряду нищих, как наивно полагало большинство граждан страны. По крайней мере, наисвежайшие продукты закупались бродягами в самых респектабельных супермаркетах, а не разыскивались среди гор перепревшего мусора…
— Палыч, занимай почетное место во главе стола, — пробасил дед с клочковатой бородой и в футболке с размашистой надписью на груди «BAD BOY». — Минут через десять начнем.
Жорж прохаживался возле разбитого в центре свалки «бивака», заложив руки за спину и вспоминая сегодняшнюю встречу с Масловым. Угрюмо кивнув старику, спросил:
— Чужаков сегодня не было?
— Нет, не видали… Чай, непременно бы доложили — зачем нам конкуренты?..
«Конечно, доложили бы, — подумал он, всматриваясь в дальний конец свалки. — Им не нужны залетные, вороватые личности, отбирающие хлеб насущный…» Но спросил он об этом потому, что уже несколько минут наблюдал какое-то странное движение, происходящее метрах в пятистах — за огромной кучей мусора, что должна была ни сегодня-завтра исчезнуть под ножами бульдозеров. Ему показалось, будто какие-то тени в сумерках тихой безветренной белой ночи проплыли от бетонного ограждения, и пропали за огромным бугром.
— Я отойду ненадолго, — бросил он чумазым подопечным, бестолково толпящимся у длинного рекламного плаката, что обычно вешают на столбах поперек улицы, а бомжи, как правило, используют на помойках вместо стола и скатерти. — Начинайте без меня…
Пока он пробирался до того места, где издали узрел непонятные фигуры, небо окончательно потемнело и приобрело устойчивый фиолетовый оттенок. Жорж трижды пожалел, что не взял фонаря, потому как трижды проваливался левой ногой в какие-то дыры, а правой постоянно цеплялся за всяческие торчащие из мусорных недр предметы. Приблизившись после продолжительного блуждания меж небольших возвышенностей к последней, огромной горе, за которой расстилалось до самой границы свалки обширное плоское поле, утрамбованное гусеницами тракторов, он осторожно стал обходить ее сбоку, пока не замер — в тридцати метрах творилось нечто странное…
Двое мужчин, кажется, стояли на коленях. Георгий Павлович скорее догадался, нежели разглядел, что руки их были связаны за спинами. Несчастных бедолаг окружало полукольцом четверо парней в темной одежде…
— Так вот, как это происходит!.. — прошептал подполковник, припоминая неоднократные и боязливые доклады подопечных «кладоискателей» о страшных находках в пучине отходов. — Тихо приезжают поздним вечером со стороны леса — там полно дыр в ограждении; жертвы идут до места казни своим ходом. Потом по два выстрела в голову, трупы — в приямок; несколько лопат прелого гнилья сверху и прощай навеки… Какой оперативник отважится разыскивать пропавших людей здесь, где ни один нормальный человек с непривычки и получаса не выдержит? А случайный люд, изредка натыкающийся на останки, никогда не побежит заявлять об этом. Все до безобразия просто…
Тем временем до слуха Извольского донесся приглушенный хлопок — один из стоявших на коленях тут же, как подкошенный рухнул вперед, ткнувшись носом в черную жижу. Другой тихо завыл, мешая протяжный звук с торопливыми мольбами о пощаде. Жуткий, предсмертный монолог этот был прерван вторым хлопком…
Бывший спецназовец брезгливо повел плечами и собирался было ретироваться восвояси так же незаметно, как и прибыл, да не успел сделать и четверти оборота, как в печень уперлось нечто твердое…
— Стоять, дядя, — тихо прогнусавил чей-то моложавый голос. — Дернешься — пристрелю.
«Этого, блин, мне еще не хватало!» — мысленно выругался подполковник.
— А ну, вперед! — так же негромко скомандовал парень.
«Вперед» означало: к «лобному» месту. Хорошего это не сулило — молодчик, посланный остальной братвой понаблюдать за окружающей обстановкой, кажется, решил пустить случайного свидетеля в расход.
Палачи были заняты своим злодейским делом — только что прозвучал первый контрольный выстрел, вот-вот должен был раздаться второй. Георгию надлежало принять решение до того, как всей бандитской группе станет известно о существовании случайного свидетеля.
И он решился…
Оружием начинающего преступника спецназовец завладел легко и, можно сказать: непринужденно. Схватив запястье руки, сжимающей рукоятку пистолета, он в тот же миг без разворота двинул молодого человека локтем в голову. Не успев издать ни единого звука, тот от жуткого по силе удара отлетел назад и распластался на пестреющем в темноте мусоре. Стрелять в него было нельзя — даже хлопок, произведенный оружием с глушителем, толпа беспредельщиков непременно услышит. Потому здоровяк Жорж попросту навалился на сосунка сверху, основательно зажав мощной пятерней и рот, и нос. Через пару минут с ним было покончено…
После второго контрольного выстрела на месте казни слышались торопливые шорохи — палачи заметали следы расправы. Едва Извольский успел отделаться от стоявшего на стрёме братка, как кто-то окликнул:
— Арлекин!.. Где ты там? Подгребай сюда — уходим!..
Похоже, они прикопали трупы, и им оставалось лишь покинуть свалку. Подполковник поднялся и, слегка пригнувшись, быстро пошел прочь от последней горы отходов. Пройдя метров десять, вдруг остановился и швырнул в сторону мертвого бандита его оружие. «Ни к чему оно мне… Одному черту ведомо, сколько загубленных жизней за ним числится. Да и не собираюсь я ни с кем воевать — прошло мое время!.. — думал он, потихоньку приближаясь к гудящему рою основательно подпитых бомжей. — Надо бы только поспеть вовремя, словно никуда и не уходил…»
Но едва в голове промелькнула последняя и очень правильная мысль, как левая нога вновь куда-то провалилась.
— Да что за наказание сегодня бог послал!? — проворчал Георгий Павлович, пытаясь высвободить неудачливую конечность.
И без того видавший виды ботинок зацепился за острый конец толстой проволоки и ни в какую не желал подчиняться воле хозяина. Стоя на четвереньках, чертыхаясь и дергая всем телом, Жорж почуял вдруг резкую перемену в разнузданном и вольном поведении подчиненной «элиты». До рекламного плаката, исполнявшего роль скатерки, он не дошел совсем немного и громкая нетрезвая речь двух десятков мужчин и женщин, перемежавшаяся матом и прочими крепкими оборотами, отчетливо доносилась от «банкетного зала» все то время, пока «директор» отвоевывал у свалки свое имущество. Но внезапно гомон, песни и ругательства разом стихли…
Бывший заместитель командира «Шторма» перестал выкручивать и тянуть ногу и поднял голову… Примолкших босяков медленно обступали те самые бандюганы, около десяти минут назад приведших в исполнение чей-то жестокий приговор. В руке каждого тускло поблескивал в свете двух больших костров пистолет…
— Здорово, сливки общества!.. — весело поприветствовал хранителей свалки главарь. — Ну, кто мне ответит на пару вопросиков?
«Сливки» напряженно переглядывались…
— Тогда так порешим… Кто ответит, тому гарантирую жизнь, остальных просьба не обижаться, — подкорректировал тактику рослый молодой человек в короткой кожаной куртке и, почти не целясь, выстрелил в початую бутылку водки. Та, гулко звякнув, распалась на крупные составляющие, выплеснув содержимое на здоровенную букву рекламного слогана.
— А что вас интересует? — устремил на него преданный взгляд конопатый мужик с рыжей, давно не чесанной шевелюрой.
— Меня интересует: кого в данный момент среди вас нет? — перешел к делу предводитель.
Распластавшийся на отходах Жорж затаил дыхание…
— Так вроде все в сборе… — удивленно пожал плечами рыжий — самый трезвый из алкашей.
— Сёмки лысого нет! — выпалила беззубая дама, обводя толпу собутыльников взглядом человека, обладающего феноменальной памятью.
— Чё лепишь-то, дура!
— Очнулась, пьянь!..
— Вот курица… — зашикали на нее отовсюду.
— Ты пей, Таня, поменьше, — назидательно покачал сальными локонами рыжий. — Помер Сёмка-то… Третьего дня уж схоронили…
— Я жду, — останавливая балаган, повелительно напомнил о себе бандит.
— Так это, значится… — наморщил прокопченный лоб завсегдатай свалки.
Но его снова перебила просиявшая беззубая «красавица»:
— Начальник наш отлучился — по нужде отошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Боевики какое-то время выжидали и побаивались вставать в полный рост, а средь многочисленных воронок неподвижно лежали восемь окровавленных и изуродованных тел. Мертвый Зеленский находился чуть дальше — возле носилок с едва дышащим и бесчувственным Петровичем. Во всем этом темном, пахнущем гарью и кровью жутком месиве продолжал шевелиться лишь один человек — молодой лейтенант Грунин…
Все движения его были неспешными и, как будто, хорошо продуманными. На самом деле контуженный, частично лишенный зрения и слуха спецназовец действовал скорее автоматически. Он слегка приподнялся, медленно стянул с головы мокрую, липкую от крови бандану. Протерев ей грязное лицо, посмотрел на левую руку… Два пальца — средний и безымянный висели с внешней стороны ладони на тонких лоскутах отсвечивающей в слабых лучах затухающего пожарища красной кожи. Мизинца на ладони не было вовсе. Правой рукой лейтенант беспрестанно ощупывал пространство вокруг себя, пытаясь что-то отыскать…
Наконец, здоровая ладонь наткнулась на видеокамеру. Он поднял ее, положил на колени, бережно протер объектив все той же окровавленной головной косынкой. Потом, нажав на кнопку, запустил съемку, приподнял миниатюрный аппарат и запечатлел последнее пристанище товарищей. До конца исполнив приказ майора Коваля, Грунин извлек из камеры мизерную — со спичечный коробок кассету и засунул ее под резинку собственного носка. Камеру отбросил к ногам, подтащил за ремень ранец, покопался в нем, вытащил связку тротиловых шашек, снял с крепления разгрузочного жилета последнюю гранату и лег на спину…
Несколько фонарных лучей лихорадочно метались от одной рытвины к другой и все увереннее приближались к разгромленной позиции русских бойцов.
— Мертвый, собака… — послышалось неподалеку от лейтенанта, но чеченских голосов тот не слышал, полагаясь только на глаза под короткими опаленными взрывом ресницами.
— Смотри, Ахмед, плеер что ли лежит?
— Где?..
— Вон у ног того федерала…
— Это камера, Рустам… Дорогая видеокамера!..
Еще трое бандитов, привлеченные диалогом Ахмеда и Рустама, поспешили посмотреть на ценный трофей. Но стоило всем пятерым приблизиться к находке, как в метре — там, где неподвижно лежал федерал, раздался страшной силы взрыв, далеко раскидавший тела незадачливых мародеров…
Глава пятая
Санкт-Петербург
После полудня на свалку — в гости к Георгию Павловичу, пожаловал нынешний командир «Шторма» — полковник Маслов. Оставив служебную «Волгу» у главного въезда Дмитрий Николаевич вызвал «директора» зловонного предприятия и, выбрав место так, чтобы ветер отгонял в сторону местные «ароматы», прогуливался с давним другом по асфальтовой дорожке. Рядом с подтянутым и стройным полковником пополневший Жорж, с раздолбанными ботинками на ногах, одетый в ужасный мешковатый костюм, казался неуклюжим, неповоротливым, несуразным. Движения его были вялыми, неловкими; на лице отчетливо читалась неуверенность…
— Совсем народу в «Шторме» не осталось. Совсем… — сокрушался Маслов. — Намедни восьмерых похоронили…
— Кого?! — с тихим удивлением вопрошал подполковник.
— Валю Коваля, Петровича… Остальных ты, наверное, не знал, — все молодые, пришли после твоего увольнения…
— Что ж не позвал проститься? — немного обиженно буркнул пенсионер.
— Извини, Георгий, замотался я тогда до предела. Толпа родственников у кабинета; оформление документов, пособий; организация похорон… В общем, сам знаешь.
Мужчины с минуту помолчали…
— Полтора десятка человек по госпиталям томится, — снова пожаловался командир спецназа. — Об истории со Стасом Торбиным ты, верно, слышал…
Собеседник кивнул. Маслов с тяжелым вздохом продолжал:
— Недавно и Сашка Баринов двинул по его стопам.
— Как это?
— А вот так. Перерезал глотку какому-то предателю из ФСБ и был таков. В точности как Торбин.
— Во дают!.. — удивленно покачал головой подполковник. — Видать совсем довел мужиков этот беспредел, коль сами изменников находят, сами судят, сами казнят…
— Где-то в глубине души я понимаю ребят — правды в этой стране не сыщешь и никогда не добьешься. Вор на дураке сидит и предателем погоняет…
Он достал пачку сигарет, предложил приятелю и закурил сам, пытаясь спастись от запахов, источаемых мусорным могильником.
— Значит, совсем стало с людьми туго?.. — из-под бровей глянул на полковника Георгий Павлович, доставая из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку.
— Не то слово, Жорж! Ты же знаешь, сколько нужно времени, чтобы вырастить приличного профессионала. А ведь бандиты в горах тоже не сидят без дела — уровень их подготовки возрос многократно! Это уже не те, кого можно было брать голыми руками в первую компанию. В «Шторме» осталось два капитана: один здесь, другой в Ханкале — третий срок без передыху мается. Ну, парочка надежных прапорщиков-снайперов. Вот и все мои кадры на сегодняшний день. Остальные — сплошь зеленый молодняк, который минимум год за ручку водить надо, а не в горы посылать…
— Да-а… Времена настали!.. А Костя Яровой?
— Что Костя!? Ему перебитые берцовые кости сращивают. Еще не известно, сможет ли нормально ходить…
Отвинтив крошечную пробку, Георгий молча протянул емкость другу. Тот глотнул обжигающего, чистого спирта, по давней традиции «Шторма» сделал несколько затяжек табачным дымом вместо закуски и вернул фляжку. Затем, то ли с сожалением, то ли с порицанием наблюдая, как Извольский до конца осушил плоскую посудину, внезапно остановился посреди асфальтовой дорожки и схватил его за руку…
— Слушай, Жорж!.. Возвращайся к нам! — с какой-то неистовой мольбой и отчаянием в голосе попросил он. — Ты же моложе меня и… как ты можешь спокойно работать здесь — в этом зловонии и по колено в дерьме!? Ты же здоровый, умный мужик, а главное настоящий профессионал, каких в нашей стране раз-два и обчелся. Ну, Георгий!.. Неужели не понимаешь, что тут ты не у дел и совершенно не на своем месте!? Соглашайся, пока не опустился до последней черты!.. Снова оформим тебя заместителем, восстановим звание…
Но тот устало прервал монолог приятеля:
— Набегался я, Дима. Да и чтобы возвратиться в строй, не меньше того же года потребуется — забыл уж я все. И к спирту, как видишь, пристрастился — спасу нет. Сопьюсь, похоже, скоро…
Он виновато кивнул на пустую фляжку, что все еще покоилась в ладони…
— Ерунда! — с жаром возразил Дмитрий Николаевич. — Твой опыт не пропьешь и не забудешь! Ты бы смог спасти еще кучу жизней…
— Нет, Диман, уволь, — уже тверже изрек подполковник в отставке. — И бабы мои опять взвоют — привыкли к еженедельным денежным вливаниям.
Шеф «Шторма» насмешливо покивал и вздохнул, с сожалением сознавая — друга не переубедить. Выбросив окурок, помолчал, потом приличия ради, спросил о домочадцах:
— Как твои-то поживают?
— А чего с ними станется?.. Вот сегодня с получкой домой приеду, так, небось, с утра дожидаются. А в другие дни и ужин сготовить забывают…
Маслов знал о давних семейных неурядицах приятеля, посему не стал бередить больной темы. Поболтав еще минут десять, засобирался и стал прощаться…
— Бывай, Георгий. Рад был тебя повидать.
Тот ответил крепким рукопожатием, отчего-то избегая встречаться с Дмитрием взглядом.
— Не забывай. Звони, а лучше появляйся, — грустно молвил Извольский.
— Заеду как-нибудь. А ты… если вдруг надумаешь вернуться… Одним словом, мы все будем тебе рады. Бывай…
Полковник быстро двинулся к автомобилю, уселся на переднее сиденье рядом с водителем и захлопнул дверцу. А ветеран спецназа еще долго стоял у дороги, провожая печальным взором черную «Волгу», потом поморщился от ставшей привычной ужасной вони, запихнул фляжку в карман, зло сплюнул и, понурив голову, поплелся на территорию нынешней вотчины…
А ближе к вечеру местная братия затеяла праздник. Каждый уважающий себя бомж в обязательном порядке отмечал в году четыре даты: Новый Год, День защитника Отечества, Международный женский день и день собственного рождения. Так вот сегодня одним из пожилых представителей лиц, не имевших приписки, справлялся шестидесятилетний юбилей. Справлялся с грандиозным размахом и царской щедростью — импровизированный стол ломился от дорого спиртного и не менее дорогих и изысканных деликатесов на закуску. Сервировка мало отличалась от того, что предлагается в банкетных залах какого-нибудь «Метрополя» или «Националя», ибо контингент бездомных, обитающих на городских свалках, вовсе не относился к разряду нищих, как наивно полагало большинство граждан страны. По крайней мере, наисвежайшие продукты закупались бродягами в самых респектабельных супермаркетах, а не разыскивались среди гор перепревшего мусора…
— Палыч, занимай почетное место во главе стола, — пробасил дед с клочковатой бородой и в футболке с размашистой надписью на груди «BAD BOY». — Минут через десять начнем.
Жорж прохаживался возле разбитого в центре свалки «бивака», заложив руки за спину и вспоминая сегодняшнюю встречу с Масловым. Угрюмо кивнув старику, спросил:
— Чужаков сегодня не было?
— Нет, не видали… Чай, непременно бы доложили — зачем нам конкуренты?..
«Конечно, доложили бы, — подумал он, всматриваясь в дальний конец свалки. — Им не нужны залетные, вороватые личности, отбирающие хлеб насущный…» Но спросил он об этом потому, что уже несколько минут наблюдал какое-то странное движение, происходящее метрах в пятистах — за огромной кучей мусора, что должна была ни сегодня-завтра исчезнуть под ножами бульдозеров. Ему показалось, будто какие-то тени в сумерках тихой безветренной белой ночи проплыли от бетонного ограждения, и пропали за огромным бугром.
— Я отойду ненадолго, — бросил он чумазым подопечным, бестолково толпящимся у длинного рекламного плаката, что обычно вешают на столбах поперек улицы, а бомжи, как правило, используют на помойках вместо стола и скатерти. — Начинайте без меня…
Пока он пробирался до того места, где издали узрел непонятные фигуры, небо окончательно потемнело и приобрело устойчивый фиолетовый оттенок. Жорж трижды пожалел, что не взял фонаря, потому как трижды проваливался левой ногой в какие-то дыры, а правой постоянно цеплялся за всяческие торчащие из мусорных недр предметы. Приблизившись после продолжительного блуждания меж небольших возвышенностей к последней, огромной горе, за которой расстилалось до самой границы свалки обширное плоское поле, утрамбованное гусеницами тракторов, он осторожно стал обходить ее сбоку, пока не замер — в тридцати метрах творилось нечто странное…
Двое мужчин, кажется, стояли на коленях. Георгий Павлович скорее догадался, нежели разглядел, что руки их были связаны за спинами. Несчастных бедолаг окружало полукольцом четверо парней в темной одежде…
— Так вот, как это происходит!.. — прошептал подполковник, припоминая неоднократные и боязливые доклады подопечных «кладоискателей» о страшных находках в пучине отходов. — Тихо приезжают поздним вечером со стороны леса — там полно дыр в ограждении; жертвы идут до места казни своим ходом. Потом по два выстрела в голову, трупы — в приямок; несколько лопат прелого гнилья сверху и прощай навеки… Какой оперативник отважится разыскивать пропавших людей здесь, где ни один нормальный человек с непривычки и получаса не выдержит? А случайный люд, изредка натыкающийся на останки, никогда не побежит заявлять об этом. Все до безобразия просто…
Тем временем до слуха Извольского донесся приглушенный хлопок — один из стоявших на коленях тут же, как подкошенный рухнул вперед, ткнувшись носом в черную жижу. Другой тихо завыл, мешая протяжный звук с торопливыми мольбами о пощаде. Жуткий, предсмертный монолог этот был прерван вторым хлопком…
Бывший спецназовец брезгливо повел плечами и собирался было ретироваться восвояси так же незаметно, как и прибыл, да не успел сделать и четверти оборота, как в печень уперлось нечто твердое…
— Стоять, дядя, — тихо прогнусавил чей-то моложавый голос. — Дернешься — пристрелю.
«Этого, блин, мне еще не хватало!» — мысленно выругался подполковник.
— А ну, вперед! — так же негромко скомандовал парень.
«Вперед» означало: к «лобному» месту. Хорошего это не сулило — молодчик, посланный остальной братвой понаблюдать за окружающей обстановкой, кажется, решил пустить случайного свидетеля в расход.
Палачи были заняты своим злодейским делом — только что прозвучал первый контрольный выстрел, вот-вот должен был раздаться второй. Георгию надлежало принять решение до того, как всей бандитской группе станет известно о существовании случайного свидетеля.
И он решился…
Оружием начинающего преступника спецназовец завладел легко и, можно сказать: непринужденно. Схватив запястье руки, сжимающей рукоятку пистолета, он в тот же миг без разворота двинул молодого человека локтем в голову. Не успев издать ни единого звука, тот от жуткого по силе удара отлетел назад и распластался на пестреющем в темноте мусоре. Стрелять в него было нельзя — даже хлопок, произведенный оружием с глушителем, толпа беспредельщиков непременно услышит. Потому здоровяк Жорж попросту навалился на сосунка сверху, основательно зажав мощной пятерней и рот, и нос. Через пару минут с ним было покончено…
После второго контрольного выстрела на месте казни слышались торопливые шорохи — палачи заметали следы расправы. Едва Извольский успел отделаться от стоявшего на стрёме братка, как кто-то окликнул:
— Арлекин!.. Где ты там? Подгребай сюда — уходим!..
Похоже, они прикопали трупы, и им оставалось лишь покинуть свалку. Подполковник поднялся и, слегка пригнувшись, быстро пошел прочь от последней горы отходов. Пройдя метров десять, вдруг остановился и швырнул в сторону мертвого бандита его оружие. «Ни к чему оно мне… Одному черту ведомо, сколько загубленных жизней за ним числится. Да и не собираюсь я ни с кем воевать — прошло мое время!.. — думал он, потихоньку приближаясь к гудящему рою основательно подпитых бомжей. — Надо бы только поспеть вовремя, словно никуда и не уходил…»
Но едва в голове промелькнула последняя и очень правильная мысль, как левая нога вновь куда-то провалилась.
— Да что за наказание сегодня бог послал!? — проворчал Георгий Павлович, пытаясь высвободить неудачливую конечность.
И без того видавший виды ботинок зацепился за острый конец толстой проволоки и ни в какую не желал подчиняться воле хозяина. Стоя на четвереньках, чертыхаясь и дергая всем телом, Жорж почуял вдруг резкую перемену в разнузданном и вольном поведении подчиненной «элиты». До рекламного плаката, исполнявшего роль скатерки, он не дошел совсем немного и громкая нетрезвая речь двух десятков мужчин и женщин, перемежавшаяся матом и прочими крепкими оборотами, отчетливо доносилась от «банкетного зала» все то время, пока «директор» отвоевывал у свалки свое имущество. Но внезапно гомон, песни и ругательства разом стихли…
Бывший заместитель командира «Шторма» перестал выкручивать и тянуть ногу и поднял голову… Примолкших босяков медленно обступали те самые бандюганы, около десяти минут назад приведших в исполнение чей-то жестокий приговор. В руке каждого тускло поблескивал в свете двух больших костров пистолет…
— Здорово, сливки общества!.. — весело поприветствовал хранителей свалки главарь. — Ну, кто мне ответит на пару вопросиков?
«Сливки» напряженно переглядывались…
— Тогда так порешим… Кто ответит, тому гарантирую жизнь, остальных просьба не обижаться, — подкорректировал тактику рослый молодой человек в короткой кожаной куртке и, почти не целясь, выстрелил в початую бутылку водки. Та, гулко звякнув, распалась на крупные составляющие, выплеснув содержимое на здоровенную букву рекламного слогана.
— А что вас интересует? — устремил на него преданный взгляд конопатый мужик с рыжей, давно не чесанной шевелюрой.
— Меня интересует: кого в данный момент среди вас нет? — перешел к делу предводитель.
Распластавшийся на отходах Жорж затаил дыхание…
— Так вроде все в сборе… — удивленно пожал плечами рыжий — самый трезвый из алкашей.
— Сёмки лысого нет! — выпалила беззубая дама, обводя толпу собутыльников взглядом человека, обладающего феноменальной памятью.
— Чё лепишь-то, дура!
— Очнулась, пьянь!..
— Вот курица… — зашикали на нее отовсюду.
— Ты пей, Таня, поменьше, — назидательно покачал сальными локонами рыжий. — Помер Сёмка-то… Третьего дня уж схоронили…
— Я жду, — останавливая балаган, повелительно напомнил о себе бандит.
— Так это, значится… — наморщил прокопченный лоб завсегдатай свалки.
Но его снова перебила просиявшая беззубая «красавица»:
— Начальник наш отлучился — по нужде отошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30