Когда люди
уверятся, что для собственного их счастья добродетель необходима, тогда настанет
век златой, и во всяком правлении человек насладится мирным благополучие жизни.
Всякие же насильственные потрясения гибельны и каждый бунтовщик готовит себе
эшафот..."
Французская революция, свидетелем которой он был, превратила Карамзина из
республиканца в убежденного монархиста. "Гром грянул во Франции... Мы видели
издали ужасы пожара, и всякий из нас, — писал Карамзин, — возвратился домой
благодарить небо за целость крова нашего и быть рассудительным".
"Революция объяснила идеи, — писал Карамзин, — мы увидели, что
гражданский порядок священен даже в самых местных или случайных своих
недостатках... что все смелые теории ума... должны остаться в книгах".
В 1795 году Карамзин в "Переписке Мелиадора к Филарету" первый в русской
литературе осудил события, происшедшие во Франции: "Кто более нашего, славил
преимущества XVIII века, свет философии, смягчение нравов, всеместное
распространение духа вещественности, теснейшую и дружелюбнейшую связь народов...
Конец нашего века почитали мы концом главнейших бедствий человечества и думали,
что в нем последует соединение теории с практикой, умозрения с деятельностью...
Где же теперь эта утешительная система. Она разрушилась в самом основании... Кто
мог думать, ожидать, предвидеть? Где люди, которых мы любили? Где плод наук и
мудрости? Век просвещения, я не узнаю тебя; в крови и пламени, среди убийства,
разрушений я не узнаю тебя... Сердца ожесточаются ужасными происшествиями, и
привыкая к феноменам злодеяний, теряют чувствительность. Я закрываю лицо
свое..."
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
уверятся, что для собственного их счастья добродетель необходима, тогда настанет
век златой, и во всяком правлении человек насладится мирным благополучие жизни.
Всякие же насильственные потрясения гибельны и каждый бунтовщик готовит себе
эшафот..."
Французская революция, свидетелем которой он был, превратила Карамзина из
республиканца в убежденного монархиста. "Гром грянул во Франции... Мы видели
издали ужасы пожара, и всякий из нас, — писал Карамзин, — возвратился домой
благодарить небо за целость крова нашего и быть рассудительным".
"Революция объяснила идеи, — писал Карамзин, — мы увидели, что
гражданский порядок священен даже в самых местных или случайных своих
недостатках... что все смелые теории ума... должны остаться в книгах".
В 1795 году Карамзин в "Переписке Мелиадора к Филарету" первый в русской
литературе осудил события, происшедшие во Франции: "Кто более нашего, славил
преимущества XVIII века, свет философии, смягчение нравов, всеместное
распространение духа вещественности, теснейшую и дружелюбнейшую связь народов...
Конец нашего века почитали мы концом главнейших бедствий человечества и думали,
что в нем последует соединение теории с практикой, умозрения с деятельностью...
Где же теперь эта утешительная система. Она разрушилась в самом основании... Кто
мог думать, ожидать, предвидеть? Где люди, которых мы любили? Где плод наук и
мудрости? Век просвещения, я не узнаю тебя; в крови и пламени, среди убийства,
разрушений я не узнаю тебя... Сердца ожесточаются ужасными происшествиями, и
привыкая к феноменам злодеяний, теряют чувствительность. Я закрываю лицо
свое..."
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13