Альфред ВАН ВОГТ
ИМПЕРИЯ АТОМА


1
Младшие ученые весь день дежурили у веревок колоколов, готовые
возвестить новость о рождении. Ночью они обменивались грубыми шутками о
причине задержки. Однако следили, чтобы их не услышали старшие или
посвященные. Ребенок родился за несколько часов до рассвета. Он был слабый
и худой, а некоторые его особенности привели в отчаяние отца. Его мать,
леди Таня, проснувшись, некоторое время слушала его жалобный плач, затем
ядовито заметила:
- Кто испугал маленького негодяя? Он как будто боится жить.
Ученый Джоквин, старший во время родов, принял ее слова за дурное
предзнаменование. Он считал, что мать не должна видеть уродца до
следующего дня, но теперь ему казалось, что он должен действовать быстро,
чтобы отвратить бедствие. Он торопливо приказал рабыням принести колыбель,
закрыв ее со всех сторон, чтобы отразить любую злую радиацию, которая
может проникнуть в спальню. Когда удивительная процессия начала
протискиваться в дверь, леди Таня лежала, приподняв свое стройное тело.
Она смотрела с удивлением, переходящим в тревогу. Она терпеливо выносила
мужу четверых детей и поэтому знала, что происходит нечто необычное. Леди
Таня не была кротким существом, и даже присутствие ученого в комнате не
остановило ее. Она с яростью спросила:
- Что происходит, Джоквин?
Джоквин в отчаянии посмотрел на нее. Разве она не знает, что каждое
слово, произнесенное в этот период со злым настроением, только обрекает
ребенка на еще худшую судьбу? Он испуганно заметил, что она собирается
продолжать говорить, и с мольбой к атомным богам взял свою жизнь в свои
руки.
Он сделал три быстрых шага к ней и закрыл ладонью ей рот. Как он и
ожидал, женщина была так изумлена его поведением, что не начала немедленно
сопротивляться. К тому времени как она пришла в себя и начала слабо
бороться, колыбель наклонили. И через ее рукоять она впервые увидела
ребенка. Собиравшаяся в ее голубых глазах буря рассеялась. Мгновение
спустя Джоквин мягко убрал руку с ее рта и медленно отступил к колыбели.
Он стоял тут, дрожа от мысли о том, что он сделал, но постепенно, так как
словесная волна не ударила в него с кровати, сознание правильности
сделанного возобладало. Он начал внутренне сиять и впоследствии всегда
утверждал, что спас положение, насколько его можно было спасти. И теплом
самопоздравлений он почти забыл о ребенке.
Он пришел в себя от вопроса, заданного леди Таней опасно спокойным
голосом:
- Как это случилось?
Джоквин чуть не допустил ошибку, пожав плечами. Он вовремя удержался,
но прежде чем смог ответить, женщина сказала более резко:
- Конечно, я знаю, что это атомные боги. Но когда это случилось,
по-твоему?
Джоквин был осторожен. Ученые храмов обладали достаточными данными,
чтобы знать, что контролирующие боги могут действовать случайно и их
трудно ограничить датами. Тем не менее мутации не продолжаются, когда
плоду в чреве матери исполняется месяц, поэтому время приблизительно можно
определить. Не позже января 533 г. П.В. и не раньше... Джоквин помолчал,
вспомнил дату рождения четвертого ребенка леди Тани. И вслух закончил
подсчеты:
- Несомненно, не раньше 529 после варварства.
Женщина теперь более внимательно смотрела на ребенка. И Джоквин тоже.
И удивился, поняв, как много он раньше не позволял себе видеть. Сейчас
впечатление у него было даже хуже, чем раньше. У ребенка слишком большая
голова сравнительно с хрупким телом. Плечи и руки подверглись наиболее
заметной видимой деформации. Плечи спускались от шеи под острым углом,
делая тело почти треугольным. Руки казались перекрученными, как будто
кость, а с нею мышцы и кожу повернули на 360 градусов. Казалось, каждую
руку надо развернуть, чтобы привести в порядок. Грудь ребенка чрезвычайно
плоская, и все ребра торчат сквозь кожу. Грудная клетка опускалась вниз
гораздо больше, чем у нормальных людей. И все.
Но вполне достаточно, чтобы леди Таня с трудом проглотила комок.
Джоквин, взглянув на нее, понял, о чем она думает. Она допустила ошибку,
за несколько дней до родов похваставшись в тесной компании, что пятеро
детей дают ей преимущество перед ее сестрой Урозоной, у которой только
двое, и над сводным братом лордом Тьюсом, которому его удивительная жена
родила только троих. Теперь преимущество будет на их стороне, потому что,
очевидно, у нее не может быть больше нормальных родов, и они догонят или
перегонят ее. Будет также немало остроумных замечаний по ее адресу.
Возможность замешательства велика. Все это Джоквин прочел на ее лице, пока
она твердеющим взглядом смотрела на ребенка. Он торопливо сказал:
- Это худший период, леди. Через несколько месяцев или лет результат
будет относительно... удовлетворительный.
Он чуть не сказал "человеческий". Он чувствовал на себе ее взгляд. И
беспокойно ждал. Но она только спросила:
- Лорд-правитель, дед ребенка, видел его?
Джоквин склонил голову.
- Лорд-правитель видел ребенка через несколько минут после его
рождения. Единственное его замечание сводилось к тому, что я должен
установить, если это возможно, когда вы были поражены.
Она не ответила немедленно, но глаза ее сузились еще больше. Тонкое
лицо застыло. Наконец она взглянула на ученого.
- Я полагаю, вы знаете, - сказала она, - что причина может быть
только в небрежности одного из храмов?
Джоквин уже подумал об этом, но теперь взглянул на нее с
беспокойством. Раньше ничего не предпринималось по поводу так называемых
"божьих детей", но сейчас Джоквину пришло в голову, что Линны будут
рассматривать это как особый случай. Он медленно ответил:
- Пути атомных богов неисповедимы.
Женщина, казалось, не слышала. Ее холодный голос продолжал:
- Я полагаю, ребенок будет уничтожен. Можете быть уверены, что в
течение месяца столько ученых вытянут шеи, сколько свет не видал.
Рассерженная, она не была приятной личностью, леди Таня Линн, сноха
лорда-правителя.
Легко установить источник мутации. Прошлым летом леди Тане надоело
отдыхать в одном из семейных имений на западном берегу, и она вернулась в
столицу раньше, чем ее ожидали. Ее муж, главнокомандующий Крег Линн,
проводил дорогостоящую реставрацию своего дворца. Ни сестра, живущая на
другом конце города, ни мачеха, жена лорда-правителя, не пригласили леди
Таню к себе. Волей неволей она вынуждена была остановиться в городском
дворце.
Этот комплекс зданий, хотя по-прежнему содержавшийся государством, не
использовался в качестве жилища уже несколько лет. Город сильно разросся,
и уже давно вокруг дворца выросли коммерческие дома. Из-за недостатка
предвидения у предыдущих поколений окружающие дворец земли не были
объявлены государственной собственностью, и теперь было бы неразумно
отбирать их силой. Особенно раздражало неумение видеть выгоды одного
участка. На нем был расположен храм, примыкавший к крылу дворца. Он не раз
вызывал головную боль у леди Тани. Оказавшись во дворце, она обнаружила,
что единственная пригодная для обитания его часть соседствует с храмом, а
три лучших дворцовых окна выходят прямо на свинцовую стену храма.
Ученый, построивший храм, принадлежал к группе Рахейнла, враждебной
Линнам. Весь город был возбужден, когда об этом стало известно. И то, что
участок в три акра остался во владении храма, сделало оскорбление еще
более явным. Линны до сих пор не забыли его.
Агенты лорда-правителя при первом же обследовании установили, что
небольшой участок свинцовой стены радиоактивен. Они оказались не в
состоянии определить источник радиации, потому что стена в этом месте была
требуемой толщины. Но они доложили своему хозяину. До полуночи на второй
день после рождения ребенка было принято решение.
Незадолго до двенадцати вызвали Джоквина и предложили изложить ход
событий. Еще раз Джоквин держал в руках собственную жизнь.
- Правитель, - сказал он, обращаясь прямо к великому человеку, - ваше
справедливое негодование ведет вас к серьезной ошибке. Ученые - это маги,
которые, обладая полным контролем над атомной энергией, выработали
независимость ума и поэтому не воспримут легко наказание за случайный
проступок. Мой совет: оставьте ребенка в живых и спросите мнение цвета
ученых. Я посоветую им покинуть храм рядом с городским дворцом, и думаю,
они согласятся.
Сказав это, Джоквин взглянул на лица сидевших перед ним. И понял, что
допустил ошибку в первоначальной оценке. В комнате находились двое мужчин
и три женщины. Мужчины - серьезный строгий лорд-правитель и полный лорд
Тьюс, единственный сын леди Лидии от первого брака. Лорд Тьюс в отсутствие
лорда Крега, мужа Тани, сражавшегося на Венере, исполнял обязанности
главнокомандующего.

Женщины - леди Таня, еще в постели, ее сестра Урозона и жена
лорда-правителя Лидия, мачеха двух младших женщин. Леди Таня и ее сестра
не разговаривали друг с другом, но общались через лорда Тьюса. Тот легко
справлялся со своей ролью посредника и, как казалось Джоквину, искренне
забавлялся.
С надеждой смотрел Джоквин на леди Лидию, пытаясь понять ее
отношение. Он считал ее необыкновенно злобной женщиной. Из-за нее общий
характер поведения семьи Линнов радикально изменился. Красивая, средних
лет женщина, с прекрасными чертами лица, она была опаснее любого хищника.
Постепенно ее интриги, как щупальца спрута, охватывали все правительство,
и каждый затронутый ими учился иметь с нею дело. Контринтриги, заговоры,
планы, постоянное насилие, сознание неизвестной опасности, которая может
обрушиться в любое время, - такова была цена. Постоянное напряжение
отрицательно отразилось на Линнах. И в них теперь был лед. Напряженные и
нервные, несчастные и медлительные, сидели они в комнате; мысли их скрыты,
но поступки предсказуемы, и все из-за этой женщины.
Тем не менее именно в леди Лидии искал Джоквин ключи к тому решению,
которое будет принято. Высокая, стройная, поразительно хорошо
сохранившаяся, она была главным двигателем разрушения. Если у нее есть
мнение - а у нее всегда есть мнение, - она уже начала действовать за
сценой. И если она убедит своего склонного к компромиссам мужа предпринять
специальные действия, сцена готова для разрушений.
И хотя он определил по их манерам, что его вызвали по чисто
психологическим причинам, Джоквин заставил себя верить, что с ним
советуются. Но эту веру трудно было сохранить. У него сложилось
впечатление, что они слушают его слова как пустую формальность, не обращая
на них ни малейшего внимания. Лорд Тьюс взглянул на мать, слегка
улыбнулся. Она опустила веки, как бы скрывая мысль. Две сестры с
застывшими лицами продолжали смотреть на Джоквина. Лорд-правитель ослабил
напряжение, кивком отпустив ученого. Джоквин вышел дрожа. У него появилась
дикая мысль предупредить оказавшихся в опасности храмовых ученых. Но он
быстро отказался от этой мысли, как от безнадежной. Его послание не
выпустят из дворца. В конце концов он пришел к себе, но не мог уснуть.
Наутро ужасный приказ, которого он боялся всю ночь, был вывешен для
всеобщего сведения. Джоквин слепо смотрел на него. Приказ был простой и
безоговорочный.
В соответствии с приказом все ученые храма Рахейнла должны были быть
повешены до темноты. Имущество храма конфискуется, само здание
сравнивается с землей. Три акра храмовой территории превращаются в парк.
В приказе не говорилось, что парк отходит к городскому дворцу, но
впоследствии оказалось именно так. Приказ был подписан твердой рукой
самого лорда-правителя.
Прочитав его, Джоквин понял, что война храмовым ученым объявлена.

2
Ученый Олден вообще не испытывал предчувствий, тем более их не было у
него, когда он медленно шел к храму Рахейнла. Взошло солнце. Мягкий
ветерок веял на улице Пальм, на которой стоял его новый дом. Мозг Олдена
представлял собой обычный калейдоскоп счастливых воспоминаний и спокойной
радости, что простой деревенский ученый за десять лет сумел стать главным
ученым храма Рахейнла.
Было лишь единственное пятно в этих воспоминаниях, и именно оно стало
истинной причиной его быстрого продвижения. Более 11 лет назад он как-то
сказал другому младшему, что поскольку атомные боги передали некоторые
тайны механической силы людям, стоит подольститься к ним
экспериментальными методами, чтобы выведать другие тайны. И в конце
концов, может, и есть зерна истины в легенде о городах и планетах,
сверкающих атомной энергией и светом. Олден невольно вздрогнул при этом
воспоминании. Только с течением времени понял он размеры своего
богохульства. И когда на следующий день тот младший холодно сообщил ему,
что проинформировал главного ученого, это казалось концом всех надежд.
Но, к его удивлению, оказалось началом нового этапа в его карьере.
Через месяц его вызвали для разговора с приехавшим Джоквином, который жил
во дворце Линнов.
- Мы поощряем молодых людей, чьи мысли не идут по проторенным
дорогам, - сказал Джоквин. - Мы знаем, что для молодых характерны
радикальные идеи, а по мере того как человек становится старше, он
обретает равновесие между своей внутренней сущностью и потребностями мира.
Другими словами, - закончил ученый, улыбаясь младшему, - имейте свои
мысли, но держите их при себе.
Вскоре после этого разговора Олден был назначен на восточный берег.
Оттуда год спустя он перебрался в столицу. Становясь старше и приобретая
все большую власть, он обнаружил, что радикализм среди молодежи
встречается гораздо реже, чем говорил Джоквин. Годы власти привели
сознание глупости его тогдашних слов. В то же время он гордился ими, как
будто они делали его "отличным" от других, ставили выше других ученых. Как
главный, он понял, что радикализм - единственный критерий, по которому
отбираются кандидаты для продвижения. Рассматривались только те
рекомендации, в которых указывались хоть малейшие отклонения от
стандартного мышления у кандидата. Это ограничение имело одно счастливое
последствие. Вначале жена Олдена, решившая быть властью над властью
храмов, объявила себя единственной судьей в деле продвижения. Юные
храмовые поэты навещали ее, когда Олден отсутствовал, и читали ей свои
стихи.
Когда они обнаружили, что ее обещания ничего не значат, их визиты
прекратились. Олден обрел мир в доме, а жена его стала гораздо более
страстной...
Его размышления кончились: впереди была толпа, крики и гул имели в
себе что-то неприятное. Олден увидел, что люди собрались вокруг храма
Рахейнла. Он подумал: "Несчастный случай?", и заторопился вперед,
протискиваясь сквозь внешний край толпы. Неожиданно он рассердился, когда
ему не уступили дорогу. Разве они не понимают, что он главный ученый? Он
увидел в нескольких десятках футов от себя стражников дворца верхом и уже
открыл рот, чтобы позвать их на помощь, когда что-то остановило его. До
сих пор все его внимание сосредоточивалось на храме. Теперь, повернувшись,
он увидел окружавший парк.
Пятеро юных поэтов Розамунды свисали с ветвей дерева на краю храмовой
территории. На большом дереве поблизости шестеро младших и трое ученых еще
судорожно дергали ногами. Олден застыл, парализованный. И тут же несколько
посвященных, кому на шеи набросили веревки, закричали. Их крик оборвался,
как только телега, на которой они стояли, выехала из-под них.
Ученый Олден пробирался сквозь толпу на ватных ногах. Он наталкивался
на людей, шатался как пьяный, он лишь смутно сознавал происходящее. Если
бы он единственный в толпе вел себя так, его тут же заметили бы и потащили
на виселицу. Но казнь захватила толпу врасплох. Каждый новый прохожий,
подошедший, чтобы посмотреть, что происходит, испытывал ужасный шок.
Женщины падали в обморок. Несколько человек тошнило, другие стояли с
оцепеневшим взглядом. Выбравшись из толпы, Олден вновь приобрел
способность думать. Он увидел открытую калитку, нырнул в нее и поплыл -
совершенно новое ощущение в ногах - сквозь кусты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19