Она была жесткой, мудрой, она была своей, и ее концерты давали гораздо больше, чем отнимали; ее слова помнились неделями. Но Джейми что-то искала – постоянно искала, только сама еще не знала, что.
В общем, вы понимаете, отчего я волновалась. Я, одна из немногих, знала настоящую Джейми – неуверенную, с заниженной самооценкой. Что, если все это вновь вылезет наружу – и наша работа пойдет коту под хвост? Конечно, я нервничала – еще как.
Ладно. Нужно что-то делать. И каков был наш ответ приближающемуся кризису тридцатилетнего возраста? Мы решили устроить вечеринку. Знаю, офигеть какая идея, но нас она зацепила. Не спрашивайте, почему, мы никогда не устраивали вечеринок – стукнуло в голову, и все. Даже Моджо согласился – почему бы нет? Встряхнемся, развеемся. – устроим настоящую голливудскую вечеринку на Хэллоуин, точно. Повеселимся, украсим дом в стиле детского китча, сыграем семейку Аддамс – все как полагается. Мы отксерили приглашения и закрыли все ценные вещи в моей комнате – все равно компьютеры там и стояли; переселили туда же Мушку со всеми ее причиндалами, договорились с соседями и – вуаля! Чуваки, вечеринка начинается! Класс.
Мы с нетерпением предвкушали праздник, вечеринка выйдет что надо – привидения, глазированные яблоки, свечи, тыквенные фонари; громадные чаши глинтвейна с гвоздикой и корицей, музыка-ретро, упыри, ведьмы и… демоны.
17
В том году Хэллоуин приходился на вторник, и мы решили собраться накануне в субботу, двадцать восьмого. Заставили Моджо – как самого творческого из нас, если нажать, – сделать приглашения, заскочили в центр быстрой печати, и все супер – вечеринка готова. Моджо так и не сказал, кого приглашает. Я пыталась выведать у него, ждать ли нам кое-кого Особенного, но Моджо только поднял свою каллиграфическую бровь и промурлыкал:
– Маловероятно, дорогуша.
И вернулся к чтению Марка Аврелия. В твердом переплете. Не сказать, что я упала духом.
Лонни и Бен предложили встретиться двадцать первого в «О'Рейли», местном псевдоирландском баре – выпьем, заодно отдадим приглашения.
– Лонни, мы тебя и без приглашения пустим, – сказала я по телефону.
– Торокая моя, не отпирай мои прафа, потшему у этого итиота Маркуса есть приклашение, а у меня нет? Я слышала, их телал Модшо. И Бен тоше приклашение хочет. Это наше прафо!
– Ты чокнутая – ты в курсе?
– О, та, но помешательстфо никому не пофредит. Не то что фы, анклитшане, на фсе пуковицы састекнутые.
– Илонка, ты родилась в Брэдфорде. Ты из Йоркшира. У тебя только мать русская, хватит.
– У меня русская туша, моя торокая. Пыть из Йоркшира скутшно. Лучше пуду русской леспиянкой, тшем йоркширской.
Ну что тут скажешь? Пристегните ремни, впереди ухабы.
Может, дико назначать встречу с друзьями на конкретный день, но с нашей работой нормальные жизнь и общение давно вылетели в трубу. Мы отдыхали подряд эти выходные и следующие, и меня грызла тревога, но я подумала: да ладно, забей и расслабься, девочка.
Не знаю, стоит ли упоминать, какие-то полные «Секретные материалы» получаются, но в тот день мне было как-то странно. Знаю, многие скажут, мол, интуиция, но в моем дневнике в тот день написано:
« NB 18:00. Такое ощущение, что будет гроза. Еще и тошнит Не хочу никого видеть, но придется – меня все ждут. Мне странно. Лучше молчи. Дж. так рада. Может, просто ПМС». О да, во всем виновата менструация.
Иногда тело подсказывает то, чего не хочет слышать разум, чего он не в силах переварить.
Ясное дело, я проглотила две таблетки парацетамола и накрасила губы.
18
Когда мы добрались до паба, там уже было не протолкнуться. Бен и Лонни мы искали минут пять. Они сидели в кабинке на возвышении как можно дальше от колонок, из которых громыхала псевдоирландская музыка. Обе надутые; сердце у меня оборвалось. Мы уселись напротив, и я сделала лицо подоброжелательней:
– Привет, – с фальшивой радостью пропела я.
– Угу, привет, – мрачно отозвалась Бен. Ее широкое лицо казалось пунцовым на фоне черной водолазки – экзистенциальный вид. – Простите. Эта забегаловка. Дыра. Одни цивилы. Господи.
Бен всегда говорила короткими предложениями – возможно, потому, что ее считают одним из самых многообещающих молодых британских философов. Не знаю, кто – очевидно, другие философы. Сама Бен философствует, только если в жопу пьяна, и то лишь разносит в пух и прах философское сообщество за интеллектуальное скудоумие, ксенофобию и ярый мужской шовинизм. Впрочем, не мне судить – я же ни фига не знаю. Я бухгалтер. Но Бен мне нравилась: она не считала нужным все время лыбиться – какое счастье.
Лонни болтала в полный голос, налегая сначала на «Гиннесс», а потом опять на водку:
– Коспоти, напиток тля селян и переменных. Это не выпивка, а ета, тшорный суп. Я такое ненавишу, я фос-мустшена! Пен, Пен, моя торокая, налей вотки, прошу тепя… – И все это звучно, размахивая жесткими прядями длинных высветленных волос, как плетьми; темные славянские глаза углями тлеют под накладными ресницами. Лонни прислонилась к деревянной стенке кабинки, прижимая худую дрожащую руку к худосочной груди. Лонни не верила в пищу, в этот «неудобоваримый навоз». Думаете, они спелись с Моджо, нашим вечно голодающим трансвеститом? Отнюдь нет. Они считали друг друга слишком понтовыми и скучными. Зато Моджо обожал Бен и часами трепался с ней на какие-то заумные темы, пока Лонни бросала на них мрачные взгляды и что-то бормотала – она утверждала, что это русский, но, по-моему, просто галиматья. Конечно, Лонни – тот еще геморрой, зато она по-своему очень добрая и любящая. Они с Бен встречались уже целую вечность и были самой женатой парой из всех моих знакомых.
Я вздохнула и попросила Бен сесть, я все принесу. Я знала, кто что пьет, поэтому протолкнулась к бару и попыталась привлечь внимание угрюмой ирландки.
Пятнадцать минут спустя, когда я наконец прихлюпа-ла назад, Джейми и Лонни хихикали как идиотки, и Джей-ми шипела: «Не смотри, не смотри, нет, там, там, у музыкального автомата, ой, Лонни-ии…» – И так далее, словно подростки.
Бен вздыхала и крутила серебряное кольцо с надписью «vous et nul autre» Ты и никто другой (фр).
на безымянном пальце.
– Там. Блондинчик. Господи. Скукотища. Кажется, симпатичный. Ну, если в твоем вкусе. Нет, не там. Между окном и игровым автоматом. Да. Белая футболка. Джинсы. Классика. Спорим, ботинки «Тимберленд»? О боже.
Я неохотно попыталась разглядеть объект восхищения Джейми. Наконец кто-то отошел, няв первый раз его увидела. Увидела Шона Пауэрса.
Склонившись над огромным «одноруким бандитом», он потягивал пиво и поверх бокала смотрел на Джейми, а та хихикала с Лон… простите, меня тошнит… нет, это нужно сделать, ради Джейми и ради меня. Да, верно. Да, первым делом я обратила внимание на его глаза – бледные, кристально-голубые, словно подсвеченные изнутри. Будто глаза слепого. Или животного. Лицо тоже чем-то напоминало звериную морду: прямой нос, широкие скулы, квадратный подбородок, губы для мужчины полноваты. Пепельные волосы выстрижены по бокам и сзади, а спереди длинная челка, прикрывавшая эти его дикие бельма. Какой-то он слишком цивильный, подумала я, мы-то ему зачем? Брэд Питт для бедных. Как это потом мусолили в газетах! Словно легкое сходство со знаменитостью – это важно, это шикарно: «Убийца с роскошной внешностью кинозвезды…» Может, Брэд Питт и сыграет Шона в каком-нибудь телефильме – если научится говорить с брэд-фурдским акцентом.
Я посмотрела на Джейми – никакой надежды, цивил цивилом, просто выпендривается. Джейми покраснела от возбуждения – рыбка попалась в сети. О нет, только не это. Но Джейми явно вошла в раж. Закатив глаза, Лонни размахивала пачкой «Собрания». А этот кристальный взгляд не отрывался от моей Джейми. Лонни что-то ей шепнула; Джейми взяла сумку и заявила, что идет в туалет. То есть мимо этого парня. Он не отводил глаз, пока она, подчеркнуто не обращая на него внимания, пробиралась через толпу.
– Илонка, ты что делаешь? – жестко спросила Бен.
– Нитшего, моя торокая, нитшего. Я просто коворю, эй, мошет, прикласишь молотца на ветшеринку, фтрук притёт – весело, та?
Я пришла в бешенство. Чего мне стоило не разорвать на куски Лонни с ее глупыми выходками – впрочем, она все равно бы не поняла, чего так злиться из-за безобидного флирта, и я сдержалась.
Но Бен не порадовалась:
– Господи, Лон. Посмотри. Безнадежный цивил. Ничего хорошего. Думать же надо. Это не твоя вечеринка. Знаешь, что он думает про нас? Догадайся!
Лонни оскорбилась, а Бен принялась извиняться передо мной – фигово, поэтому я сказала, мол, не страшно, все равно парень не придет. Хватит, забудь.
Потом, когда все кончилось и в газетах слащаво распинались о «подругах-лесбиянках, которые познакомили жизнелюбивую артистку Джейми с улыбчивым убийцей», Лонни во всем винила себя. У нее даже случился «нервный срыв», или как там выражаются врачи. Антидепрессанты, психиатры, все такое. Лонни не хотела меня видеть.
Но мы говорили с Бен. Немного, ходя кругами вокруг непроизносимого. Бедная Бен, она так старалась не терять благоразумие, держала себя в руках. Они с Лонни из-за этого расстались; Лонни сочла, что Бен бесчувственна. По-моему, вовсе нет. Если Бен, в отличие от Лонни, не воет и не рыдает, это не значит, что ей не так больно. Господи.
В общем, сидим мы в такой вот атмосфере, и тут Джейми выплывает из туалета, прямо снежная королева. Все всё поняли, не сомневайтесь. И, загадочно скорчив лисью мордочку, эдак беззаботно останавливается возле Шона. И тут я понимаю, что они одного роста; оба широкоплечие, длинноногие; мне это почему-то показалось странным: они выглядели… как пара. Джейми вручила парню приглашение. Хорошо представляю дурацкий диалог, хотя ничего не расслышала, поскольку из колонок орал ирландский фолк, группа «Блэк Велвет»: «Привет, у нас тут вечеринка, ага. Мы с подругами поспорили, придешь ты или нет… о, да, здорово. Ладно, вот приглашение, не забудь его, а то не пустим – ха-ха-ха».
Она умудрилась вернуться к нам шагом и уселась спиной к нему; лицо ее горело от возбуждения:
– Не смотрите, не смотрите так, не смотрите – что он делает? О-о, ну скажите – красавчик, а? Какие глаза! А тело! Черт, я счастлива: он сказал, что придет. Как думаете, придет? Сказал, мы интересно выглядим! Ему нравится богема! Спросил, не учусь ли я на художника! Я не решилась объяснить, сколько мне лет. О господи, аж сердце колотится!
Добрых пять минут Джейми упорно не замечала, как мало энтузиазма вызывает за столом ее последнее увлечение. А когда ей объяснили, надулась, как ребенок, у которого отобрали плюшевого мишку:
– Ладно, тогда пойду, скажу ему, что облом – нет, ну правда, что за фигня, я его не знаю, а вы мои подруги. Только скажите честно. Без проблем.
Ясное дело, никто ей, блядь, ни слова не сказал.
Пока мы судорожно винили себя и доказывали, что все в норме, я бросила взгляд на игровой автомат. Там стояла пивная кружка; парень ушел. Я хотела вякнуть, мол, «твой парень смылся», но почему-то смолчала. Отвалил – и слава богу; при известной удаче мы его больше не увидим. У такого симпатичного парня наверняка есть женщина – он отправится домой к жене или девушке и позабудет об этом припадке богемности.
Остаток вечера мы выслушивали нытье Лонни, которая нажралась и захныкала, что ее никто не любит и все такое, так что Бен увела ее домой. Конечно, зря я так с Лонни, но я по-прежнему ужасно злилась за то, что она вытворила. Вернее, не она, а Джейми. Наконец мы допили и побрели в карри-бар.
На улице нас встретила сырая, пропахшая запахом прелых листьев осенняя ночь. Джейми шла вприпрыжку, мурлыча себе под нос какую-то невнятицу, и вдруг остановилась, схватила меня за руку и развернула к себе. В ее глазах играли лунные блики, а лицо сияло в свете уличного фонаря:
– О, Лил! Ты видела, какой парень! Такой красавец, и я ему понравилась, спорю на что угодно! Он очень искренне сказал, что придет, знаешь. Такой милый! И ужасно вежливый! Я знаю, это глупо, но в последнее время я так переживала, что старею и хуже выгляжу. Теперь девчонки сплошь маленькие и тощие, а мне, ты знаешь, двадцать девять, и… Понимаешь, мне уже казалось, что все кончено, любовь не светит. Ты видела, как он на меня смотрел! Господи! Такой красавец, на него бы любая клюнула, а он смотрел на меня! Ты же видела! О, Лил, чудеса еще случаются, а?
A y меня в голове: черт, черт, черт. Еще одна Грандиозная Ошибка со всеми вытекающими последствиями. Честно говоря, я уже устала. Опять двадцать пять, у меня хватает проблем и без сердечных «американских горок», которые нам устроит этот тип из бара. Только я обрадовалась, что Джейми изменилась, и тут является мистер «Тимберленды» с волчьим взглядом и все портит. И впервые в жизни я на нее разоралась:
– Господи, Джейми, он же очередной кусок дерьма, ты что, не видишь? Почему ты, блядь, слепая? Ты все на свете видишь замечательно, а себя никак. Господи… господи, Джейми, ты же красавица, мы все так считаем, и возраст тут ни при чем. Ты говоришь как старуха, ты… – Но слов не осталось; я стояла напротив нее, кипя от ярости и сжав кулаки.
Джейми в ужасе посмотрела на меня, лицо бледное, в глазах боль:
– Лили, прости, я – э – я не хотела тебя расстраивать. Господи, прости меня, я не знаю, почему ты так, прости. Лили, не надо, ты меня пугаешь. Это – это из-за Гейба? Потому что я и этот парень, а ты и Гейб?… Он же любит тебя, и он однажды это поймет, вот увидишь…
Не может быть! Она знала про Гейба! И ничего не говорила!
Я была в шоке:
– Как ты… о чем ты?
– Дорогая, я знаю, что ты его любишь. Но я никому не говорила и не скажу, честное слово. По тебе все видно, сестренка, даже гадать не надо. По крайней мере мне, я вас обоих знаю. Больше никто не догадывается. О Мо-джо не беспокойся – ему и без того есть о чем думать. Лил, Лил, я люблю тебя и люблю Гейба. Это будет, блин, лучший подарок на свете, если вы сойдетесь, правда! Пожалуйста, не завидуй, прошу тебя, все будет хорошо. А этот парень из бара – да черт с ним вообще! Забудь. Пойдем есть. Ты меня простила – правда? Ну скажи – правда?…
Я была поражена; в шоке. Мало того что Джейми знает о Гейбе – она к тому же считает, что я завидую ее успеху с этим парнем. Матерь божья, просто невероятно! Я пробурчала что-то неразборчивое и как зомби добрела до «Розы Кашмира».
Я ела масалу, не чувствуя вкуса, пока Джейми весело болтала, радуясь, что ее «простили».
Я была так поражена, что совсем забыла о мистере «Тимберленды», мистере Супер-Цивиле. Меня интересовало только одно – что теперь делать с Джейми? Конечно, с утра все наладится, однако, видимо, плохая из меня вышла мисс Сама Секретность. Но пока Гейб ничего не знает – а Джейми уверяла, что он не знает, одно слово – мужчина, – ничего страшного. Я справлюсь, все под контролем. Джейми можно доверять – она не трепло.
В общем, я забыла о Шоне. В дневнике лишь короткая запись: «21.10.9 5. … Дерьмовая ночь, и очередная Ошибка Дж. на горизонте…» И все.
Я совсем забыла про Шона – черт, как бы ему это не понравилось!
19
На той неделе у нас намечалось всего одно мероприятие – радио-чат и интервью для радио «Кёркстолл» города Лидз в понедельник. Национальное местное радио, если понимаете, о чем я, но от этого не легче. Они выделили Джейми, потому что она участвовала в кампаниях против СПИДа и просто потому, что она не умеет говорить «нет». Лично я послала бы их на хуй: местное радио всем известно своей непроходимой тупостью, отсутствием корректности и наглостью – именно в таком порядке. Радио «Кёркстолл» слушают шесть с половиной человек, а понтов – как у Службы национальной безопасности.
Они оказались в своем репертуаре – сплошь идиотизм и плоские шутки. Джейми они окрестили – я не шучу, – «местной брэдфордской знаменитостью, готической королевой альтернативной комедии, прославившейся своими ядовито-розовыми волосами и ядовито-черным юмором…» И все в таком духе. Розовые волосы, черный юмор… Дебилы. Потом я сгребла администратора и спросила, какого черта они так представили Джейми, они же, типа, видели ее вживую, – ну и где у нее розовые волосы и готический прикид? Девица извивалась и пресмыкалась, но ей определенно было плевать на подобную оплошность и на репутацию Джейми; извинения – не более чем спазматические судороги. Я сидела в коридоре и хваталась за голову: «интервью» напоминало спектакль в детском саду.
– Джейми, ты смеешься надо всем, но есть одна вещь, к которой ты относишься предельно серьезно, верно? Да, это СПИД. Многие наши слушатели прислали нам вопросы о СПИДе, они интересуются, действительно ли СПИД существует? Или уже нет? Можем ли мы забыть об ужасных презервативах? – Здоровый смех. – А если серьезно, Джейми, что вы, как борец со СПИДом, думаете об этом? Вы пытаетесь притормозить сексуальную жизнь в стране?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
В общем, вы понимаете, отчего я волновалась. Я, одна из немногих, знала настоящую Джейми – неуверенную, с заниженной самооценкой. Что, если все это вновь вылезет наружу – и наша работа пойдет коту под хвост? Конечно, я нервничала – еще как.
Ладно. Нужно что-то делать. И каков был наш ответ приближающемуся кризису тридцатилетнего возраста? Мы решили устроить вечеринку. Знаю, офигеть какая идея, но нас она зацепила. Не спрашивайте, почему, мы никогда не устраивали вечеринок – стукнуло в голову, и все. Даже Моджо согласился – почему бы нет? Встряхнемся, развеемся. – устроим настоящую голливудскую вечеринку на Хэллоуин, точно. Повеселимся, украсим дом в стиле детского китча, сыграем семейку Аддамс – все как полагается. Мы отксерили приглашения и закрыли все ценные вещи в моей комнате – все равно компьютеры там и стояли; переселили туда же Мушку со всеми ее причиндалами, договорились с соседями и – вуаля! Чуваки, вечеринка начинается! Класс.
Мы с нетерпением предвкушали праздник, вечеринка выйдет что надо – привидения, глазированные яблоки, свечи, тыквенные фонари; громадные чаши глинтвейна с гвоздикой и корицей, музыка-ретро, упыри, ведьмы и… демоны.
17
В том году Хэллоуин приходился на вторник, и мы решили собраться накануне в субботу, двадцать восьмого. Заставили Моджо – как самого творческого из нас, если нажать, – сделать приглашения, заскочили в центр быстрой печати, и все супер – вечеринка готова. Моджо так и не сказал, кого приглашает. Я пыталась выведать у него, ждать ли нам кое-кого Особенного, но Моджо только поднял свою каллиграфическую бровь и промурлыкал:
– Маловероятно, дорогуша.
И вернулся к чтению Марка Аврелия. В твердом переплете. Не сказать, что я упала духом.
Лонни и Бен предложили встретиться двадцать первого в «О'Рейли», местном псевдоирландском баре – выпьем, заодно отдадим приглашения.
– Лонни, мы тебя и без приглашения пустим, – сказала я по телефону.
– Торокая моя, не отпирай мои прафа, потшему у этого итиота Маркуса есть приклашение, а у меня нет? Я слышала, их телал Модшо. И Бен тоше приклашение хочет. Это наше прафо!
– Ты чокнутая – ты в курсе?
– О, та, но помешательстфо никому не пофредит. Не то что фы, анклитшане, на фсе пуковицы састекнутые.
– Илонка, ты родилась в Брэдфорде. Ты из Йоркшира. У тебя только мать русская, хватит.
– У меня русская туша, моя торокая. Пыть из Йоркшира скутшно. Лучше пуду русской леспиянкой, тшем йоркширской.
Ну что тут скажешь? Пристегните ремни, впереди ухабы.
Может, дико назначать встречу с друзьями на конкретный день, но с нашей работой нормальные жизнь и общение давно вылетели в трубу. Мы отдыхали подряд эти выходные и следующие, и меня грызла тревога, но я подумала: да ладно, забей и расслабься, девочка.
Не знаю, стоит ли упоминать, какие-то полные «Секретные материалы» получаются, но в тот день мне было как-то странно. Знаю, многие скажут, мол, интуиция, но в моем дневнике в тот день написано:
« NB 18:00. Такое ощущение, что будет гроза. Еще и тошнит Не хочу никого видеть, но придется – меня все ждут. Мне странно. Лучше молчи. Дж. так рада. Может, просто ПМС». О да, во всем виновата менструация.
Иногда тело подсказывает то, чего не хочет слышать разум, чего он не в силах переварить.
Ясное дело, я проглотила две таблетки парацетамола и накрасила губы.
18
Когда мы добрались до паба, там уже было не протолкнуться. Бен и Лонни мы искали минут пять. Они сидели в кабинке на возвышении как можно дальше от колонок, из которых громыхала псевдоирландская музыка. Обе надутые; сердце у меня оборвалось. Мы уселись напротив, и я сделала лицо подоброжелательней:
– Привет, – с фальшивой радостью пропела я.
– Угу, привет, – мрачно отозвалась Бен. Ее широкое лицо казалось пунцовым на фоне черной водолазки – экзистенциальный вид. – Простите. Эта забегаловка. Дыра. Одни цивилы. Господи.
Бен всегда говорила короткими предложениями – возможно, потому, что ее считают одним из самых многообещающих молодых британских философов. Не знаю, кто – очевидно, другие философы. Сама Бен философствует, только если в жопу пьяна, и то лишь разносит в пух и прах философское сообщество за интеллектуальное скудоумие, ксенофобию и ярый мужской шовинизм. Впрочем, не мне судить – я же ни фига не знаю. Я бухгалтер. Но Бен мне нравилась: она не считала нужным все время лыбиться – какое счастье.
Лонни болтала в полный голос, налегая сначала на «Гиннесс», а потом опять на водку:
– Коспоти, напиток тля селян и переменных. Это не выпивка, а ета, тшорный суп. Я такое ненавишу, я фос-мустшена! Пен, Пен, моя торокая, налей вотки, прошу тепя… – И все это звучно, размахивая жесткими прядями длинных высветленных волос, как плетьми; темные славянские глаза углями тлеют под накладными ресницами. Лонни прислонилась к деревянной стенке кабинки, прижимая худую дрожащую руку к худосочной груди. Лонни не верила в пищу, в этот «неудобоваримый навоз». Думаете, они спелись с Моджо, нашим вечно голодающим трансвеститом? Отнюдь нет. Они считали друг друга слишком понтовыми и скучными. Зато Моджо обожал Бен и часами трепался с ней на какие-то заумные темы, пока Лонни бросала на них мрачные взгляды и что-то бормотала – она утверждала, что это русский, но, по-моему, просто галиматья. Конечно, Лонни – тот еще геморрой, зато она по-своему очень добрая и любящая. Они с Бен встречались уже целую вечность и были самой женатой парой из всех моих знакомых.
Я вздохнула и попросила Бен сесть, я все принесу. Я знала, кто что пьет, поэтому протолкнулась к бару и попыталась привлечь внимание угрюмой ирландки.
Пятнадцать минут спустя, когда я наконец прихлюпа-ла назад, Джейми и Лонни хихикали как идиотки, и Джей-ми шипела: «Не смотри, не смотри, нет, там, там, у музыкального автомата, ой, Лонни-ии…» – И так далее, словно подростки.
Бен вздыхала и крутила серебряное кольцо с надписью «vous et nul autre» Ты и никто другой (фр).
на безымянном пальце.
– Там. Блондинчик. Господи. Скукотища. Кажется, симпатичный. Ну, если в твоем вкусе. Нет, не там. Между окном и игровым автоматом. Да. Белая футболка. Джинсы. Классика. Спорим, ботинки «Тимберленд»? О боже.
Я неохотно попыталась разглядеть объект восхищения Джейми. Наконец кто-то отошел, няв первый раз его увидела. Увидела Шона Пауэрса.
Склонившись над огромным «одноруким бандитом», он потягивал пиво и поверх бокала смотрел на Джейми, а та хихикала с Лон… простите, меня тошнит… нет, это нужно сделать, ради Джейми и ради меня. Да, верно. Да, первым делом я обратила внимание на его глаза – бледные, кристально-голубые, словно подсвеченные изнутри. Будто глаза слепого. Или животного. Лицо тоже чем-то напоминало звериную морду: прямой нос, широкие скулы, квадратный подбородок, губы для мужчины полноваты. Пепельные волосы выстрижены по бокам и сзади, а спереди длинная челка, прикрывавшая эти его дикие бельма. Какой-то он слишком цивильный, подумала я, мы-то ему зачем? Брэд Питт для бедных. Как это потом мусолили в газетах! Словно легкое сходство со знаменитостью – это важно, это шикарно: «Убийца с роскошной внешностью кинозвезды…» Может, Брэд Питт и сыграет Шона в каком-нибудь телефильме – если научится говорить с брэд-фурдским акцентом.
Я посмотрела на Джейми – никакой надежды, цивил цивилом, просто выпендривается. Джейми покраснела от возбуждения – рыбка попалась в сети. О нет, только не это. Но Джейми явно вошла в раж. Закатив глаза, Лонни размахивала пачкой «Собрания». А этот кристальный взгляд не отрывался от моей Джейми. Лонни что-то ей шепнула; Джейми взяла сумку и заявила, что идет в туалет. То есть мимо этого парня. Он не отводил глаз, пока она, подчеркнуто не обращая на него внимания, пробиралась через толпу.
– Илонка, ты что делаешь? – жестко спросила Бен.
– Нитшего, моя торокая, нитшего. Я просто коворю, эй, мошет, прикласишь молотца на ветшеринку, фтрук притёт – весело, та?
Я пришла в бешенство. Чего мне стоило не разорвать на куски Лонни с ее глупыми выходками – впрочем, она все равно бы не поняла, чего так злиться из-за безобидного флирта, и я сдержалась.
Но Бен не порадовалась:
– Господи, Лон. Посмотри. Безнадежный цивил. Ничего хорошего. Думать же надо. Это не твоя вечеринка. Знаешь, что он думает про нас? Догадайся!
Лонни оскорбилась, а Бен принялась извиняться передо мной – фигово, поэтому я сказала, мол, не страшно, все равно парень не придет. Хватит, забудь.
Потом, когда все кончилось и в газетах слащаво распинались о «подругах-лесбиянках, которые познакомили жизнелюбивую артистку Джейми с улыбчивым убийцей», Лонни во всем винила себя. У нее даже случился «нервный срыв», или как там выражаются врачи. Антидепрессанты, психиатры, все такое. Лонни не хотела меня видеть.
Но мы говорили с Бен. Немного, ходя кругами вокруг непроизносимого. Бедная Бен, она так старалась не терять благоразумие, держала себя в руках. Они с Лонни из-за этого расстались; Лонни сочла, что Бен бесчувственна. По-моему, вовсе нет. Если Бен, в отличие от Лонни, не воет и не рыдает, это не значит, что ей не так больно. Господи.
В общем, сидим мы в такой вот атмосфере, и тут Джейми выплывает из туалета, прямо снежная королева. Все всё поняли, не сомневайтесь. И, загадочно скорчив лисью мордочку, эдак беззаботно останавливается возле Шона. И тут я понимаю, что они одного роста; оба широкоплечие, длинноногие; мне это почему-то показалось странным: они выглядели… как пара. Джейми вручила парню приглашение. Хорошо представляю дурацкий диалог, хотя ничего не расслышала, поскольку из колонок орал ирландский фолк, группа «Блэк Велвет»: «Привет, у нас тут вечеринка, ага. Мы с подругами поспорили, придешь ты или нет… о, да, здорово. Ладно, вот приглашение, не забудь его, а то не пустим – ха-ха-ха».
Она умудрилась вернуться к нам шагом и уселась спиной к нему; лицо ее горело от возбуждения:
– Не смотрите, не смотрите так, не смотрите – что он делает? О-о, ну скажите – красавчик, а? Какие глаза! А тело! Черт, я счастлива: он сказал, что придет. Как думаете, придет? Сказал, мы интересно выглядим! Ему нравится богема! Спросил, не учусь ли я на художника! Я не решилась объяснить, сколько мне лет. О господи, аж сердце колотится!
Добрых пять минут Джейми упорно не замечала, как мало энтузиазма вызывает за столом ее последнее увлечение. А когда ей объяснили, надулась, как ребенок, у которого отобрали плюшевого мишку:
– Ладно, тогда пойду, скажу ему, что облом – нет, ну правда, что за фигня, я его не знаю, а вы мои подруги. Только скажите честно. Без проблем.
Ясное дело, никто ей, блядь, ни слова не сказал.
Пока мы судорожно винили себя и доказывали, что все в норме, я бросила взгляд на игровой автомат. Там стояла пивная кружка; парень ушел. Я хотела вякнуть, мол, «твой парень смылся», но почему-то смолчала. Отвалил – и слава богу; при известной удаче мы его больше не увидим. У такого симпатичного парня наверняка есть женщина – он отправится домой к жене или девушке и позабудет об этом припадке богемности.
Остаток вечера мы выслушивали нытье Лонни, которая нажралась и захныкала, что ее никто не любит и все такое, так что Бен увела ее домой. Конечно, зря я так с Лонни, но я по-прежнему ужасно злилась за то, что она вытворила. Вернее, не она, а Джейми. Наконец мы допили и побрели в карри-бар.
На улице нас встретила сырая, пропахшая запахом прелых листьев осенняя ночь. Джейми шла вприпрыжку, мурлыча себе под нос какую-то невнятицу, и вдруг остановилась, схватила меня за руку и развернула к себе. В ее глазах играли лунные блики, а лицо сияло в свете уличного фонаря:
– О, Лил! Ты видела, какой парень! Такой красавец, и я ему понравилась, спорю на что угодно! Он очень искренне сказал, что придет, знаешь. Такой милый! И ужасно вежливый! Я знаю, это глупо, но в последнее время я так переживала, что старею и хуже выгляжу. Теперь девчонки сплошь маленькие и тощие, а мне, ты знаешь, двадцать девять, и… Понимаешь, мне уже казалось, что все кончено, любовь не светит. Ты видела, как он на меня смотрел! Господи! Такой красавец, на него бы любая клюнула, а он смотрел на меня! Ты же видела! О, Лил, чудеса еще случаются, а?
A y меня в голове: черт, черт, черт. Еще одна Грандиозная Ошибка со всеми вытекающими последствиями. Честно говоря, я уже устала. Опять двадцать пять, у меня хватает проблем и без сердечных «американских горок», которые нам устроит этот тип из бара. Только я обрадовалась, что Джейми изменилась, и тут является мистер «Тимберленды» с волчьим взглядом и все портит. И впервые в жизни я на нее разоралась:
– Господи, Джейми, он же очередной кусок дерьма, ты что, не видишь? Почему ты, блядь, слепая? Ты все на свете видишь замечательно, а себя никак. Господи… господи, Джейми, ты же красавица, мы все так считаем, и возраст тут ни при чем. Ты говоришь как старуха, ты… – Но слов не осталось; я стояла напротив нее, кипя от ярости и сжав кулаки.
Джейми в ужасе посмотрела на меня, лицо бледное, в глазах боль:
– Лили, прости, я – э – я не хотела тебя расстраивать. Господи, прости меня, я не знаю, почему ты так, прости. Лили, не надо, ты меня пугаешь. Это – это из-за Гейба? Потому что я и этот парень, а ты и Гейб?… Он же любит тебя, и он однажды это поймет, вот увидишь…
Не может быть! Она знала про Гейба! И ничего не говорила!
Я была в шоке:
– Как ты… о чем ты?
– Дорогая, я знаю, что ты его любишь. Но я никому не говорила и не скажу, честное слово. По тебе все видно, сестренка, даже гадать не надо. По крайней мере мне, я вас обоих знаю. Больше никто не догадывается. О Мо-джо не беспокойся – ему и без того есть о чем думать. Лил, Лил, я люблю тебя и люблю Гейба. Это будет, блин, лучший подарок на свете, если вы сойдетесь, правда! Пожалуйста, не завидуй, прошу тебя, все будет хорошо. А этот парень из бара – да черт с ним вообще! Забудь. Пойдем есть. Ты меня простила – правда? Ну скажи – правда?…
Я была поражена; в шоке. Мало того что Джейми знает о Гейбе – она к тому же считает, что я завидую ее успеху с этим парнем. Матерь божья, просто невероятно! Я пробурчала что-то неразборчивое и как зомби добрела до «Розы Кашмира».
Я ела масалу, не чувствуя вкуса, пока Джейми весело болтала, радуясь, что ее «простили».
Я была так поражена, что совсем забыла о мистере «Тимберленды», мистере Супер-Цивиле. Меня интересовало только одно – что теперь делать с Джейми? Конечно, с утра все наладится, однако, видимо, плохая из меня вышла мисс Сама Секретность. Но пока Гейб ничего не знает – а Джейми уверяла, что он не знает, одно слово – мужчина, – ничего страшного. Я справлюсь, все под контролем. Джейми можно доверять – она не трепло.
В общем, я забыла о Шоне. В дневнике лишь короткая запись: «21.10.9 5. … Дерьмовая ночь, и очередная Ошибка Дж. на горизонте…» И все.
Я совсем забыла про Шона – черт, как бы ему это не понравилось!
19
На той неделе у нас намечалось всего одно мероприятие – радио-чат и интервью для радио «Кёркстолл» города Лидз в понедельник. Национальное местное радио, если понимаете, о чем я, но от этого не легче. Они выделили Джейми, потому что она участвовала в кампаниях против СПИДа и просто потому, что она не умеет говорить «нет». Лично я послала бы их на хуй: местное радио всем известно своей непроходимой тупостью, отсутствием корректности и наглостью – именно в таком порядке. Радио «Кёркстолл» слушают шесть с половиной человек, а понтов – как у Службы национальной безопасности.
Они оказались в своем репертуаре – сплошь идиотизм и плоские шутки. Джейми они окрестили – я не шучу, – «местной брэдфордской знаменитостью, готической королевой альтернативной комедии, прославившейся своими ядовито-розовыми волосами и ядовито-черным юмором…» И все в таком духе. Розовые волосы, черный юмор… Дебилы. Потом я сгребла администратора и спросила, какого черта они так представили Джейми, они же, типа, видели ее вживую, – ну и где у нее розовые волосы и готический прикид? Девица извивалась и пресмыкалась, но ей определенно было плевать на подобную оплошность и на репутацию Джейми; извинения – не более чем спазматические судороги. Я сидела в коридоре и хваталась за голову: «интервью» напоминало спектакль в детском саду.
– Джейми, ты смеешься надо всем, но есть одна вещь, к которой ты относишься предельно серьезно, верно? Да, это СПИД. Многие наши слушатели прислали нам вопросы о СПИДе, они интересуются, действительно ли СПИД существует? Или уже нет? Можем ли мы забыть об ужасных презервативах? – Здоровый смех. – А если серьезно, Джейми, что вы, как борец со СПИДом, думаете об этом? Вы пытаетесь притормозить сексуальную жизнь в стране?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24