Странная привычка у человека – ходить по земле и чувствовать твердую почву под ногами… Мы так к этому привыкли, что просто не обращаем внимания, а вот когда самолет сел на лед и он не провалился, я все же не был уверен в прочности моего аэродрома. Какое-то невольное напряжение владело всем существом, с опаской я делал каждый шаг.
Потом я неоднократно садился на пловучие льдины и постепенно овладел этим искусством. Вначале я все старался более или менее точно распознать характер льда сверху, определить, какой он толщины и годен ли для посадки. Сделав наблюдения сверху, я садился на ледяной остров и обязательно потом проверял свои наблюдения. После нескольких таких сравнений я мог безошибочна определять толщину и характер ледяного поля с самолета. Эта работа над изучением льда мне очень пригодилась. Я неоднократно попадал в густые туманы, вынужден был садиться и выжидать прояснения.
Ледяные поля, плавающие в Северном ледовитом океане, разнохарактерны по прочности и по происхождению. Толщина полей, у которых кромка загромождена торосами, доходит иногда до трех метров. На такие поля можно безопасно садиться.
Есть и другой вид ледяных полей. Края у них ровные, как ножом обрезанные. Этих полей нужно избегать – они молоды и тонки. Когда толстые ледяные поля сходятся краями друг с другом, между ними образуется чистый: плес воды. Потом плес замерзает, покрывается снегом. Так образуется молодой лед. На первый взгляд он мало чем отличается от крепкого, старого поля; торосы успокаивают глаз, внушают доверие. Но манящая гладкая поверхность поля может стать для самолета роковой.
Надолго запомнились мне белые ночи Севера, дыхание беломорских льдов, последняя борьба зимы с наступившей весной.
В 1926 году М. С. Бабушкин работал в Марийской аэрофотоэкспедиции. Он летал над сплошным массивом леса, не имеющим ни одной посадочной площадки. Малейшая оплошность могла стоить жизни всем участникам экспедиции. В этом сплошном и сильно запущенном лесном массиве было очень трудно ориентироваться. Аэрофотосъемка позволила начать лесоустройство и правильную эксплоатацию огромных богатств Волжско-Камского края.
Если бы съемка производилась обычным путем, она потребовала бы трех-четырех лет. Бабушкин произвел эту работу в течение нескольких месяцев. Было заснято около миллиона десятин леса.
Работая на зверобойке в 1927 году, М. С. Бабушкин летал на самолете «Латышский стрелок» пассажирского типа, с мотором в сто восемьдесят пять сил. Экипаж самолета состоял из летчика, бортмеханика, научного сотрудника Института рыбного хозяйства и штурмана-наблюдателя Совторгфлота. За три месяца работы М. С. Бабушкин сделал двадцать три воздушные разведки. Зачастую он вылетал при морозе 25 – 30° и проходил за один рейс по шестисот километров. Всего самолет «Латышский стрелок» прошел тринадцать тысяч километров. Авиаразведкой было обнаружено пятнадцать колоссальных стад гренландского тюленя.
Зверобойная кампания закончилась с огромным успехом. Промышленники добыли сто семьдесят тысяч голов зверя.
Экспедиция 1928 года продолжалась с 14 февраля по 11 мая. Работа ее была признана рекордной по количеству налетанных часов, числу разведок и по небывалым размерам добычи зверя. М. С. Бабушкин произвел пятьдесят три разведки, налетав сто пятьдесят два часа. Работа протекала в неимоверно трудных условиях. Разведки производились, несмотря на частые туманы и штормы, сильную пургу и морозы. Когда Бабушкину не удавалось пробиться к базе, на остров Моржовец, он улетал на материк и там пережидал шторм. Однажды во время полета над открытым морем самолет «Юнкерс» чуть было не утонул. Мотор его давал частые перебоя; И все же Бабушкин «дотянул» до земли.
В конце операции семнадцать норвежских зверобойных судов были затерты льдами между Каниным полуостровом и островом Колгуев и стали дрейфовать на север. По указанию пилотов, к судам подошел ледокол, который вывел их в открытое море.
1928
В конце мая 1928 года в газетах появилось тревожное телеграфное сообщение:
«До сих пор ни одна радиостанция не принимает сигналов от итальянской экспедиции Умберто Нобиле, вылетевшей на дирижабле „Италия“ к Северному полюсу. Как известно, последняя радиограмма с борта дирижабля была получена 25 мая. Существует серьезное опасение, что дирижабль „Италия“ потерпел катастрофу».
Прошло еще несколько дней. 4 июня весь мир был взбудоражен вестью о том, что в селе Вознесенье-Вохма Северо-Двинской губернии девятнадцатилетний радиолюбитель Шмидт, сын сельского учителя, принял сигналы незнакомой ему радиостанции. Шмидту удалось разобрать отрывочные слова: «Италия… Нобиле… Франц-Иосиф… SOS… SOS… SOS…»
Советское правительство немедленно снарядило ряд экспедиций для поисков людей, терпящих бедствие в Арктике.
С западной стороны Шпицберген огибал ледокол «Красин» с летчиком Б. Г. Чухновским. К восточным берегам Шпицбергена шел «Малыгин» с летчиком М. С. Бабушкиным.
Рассказ М. С. Бабушкина об этой полярной экспедиции был издан в 1929 году отдельной книжкой.
Из предисловия к книжке «Над вечными льдами»
По профессии я не писатель и на литературном поприще выступаю впервые. Тем более я считаю своим долгом сообщить читателям, каким образом появилась в свет эта скромная работа.
Во время плавания на «Малыгине» журналист З. Г. Островский, корреспондент «Рабочей газеты», предложил мне вести подробные записи всего, что касается работы летной части экспедиции. В редкие минуты и часы, когда мы были свободны от полетов и работ по экспедиции, мы выбирали на ледоколе наиболее спокойный уголок и садились записывать все, что касалось работы летчиков.
Признаться, во время составления этих записей мы не предназначали их для печати. Велико было лишь желание зафиксировать, засечь в памяти каждую деталь этого исключительного похода, этой редкой полярной экспедиции.
Когда окончился поход, мы, вернувшись в Москву, увидели, какой огромный интерес он вызвал в самых разнообразных кругах. Мы сочли своим долгом, воспользовавшись записями на «Малыгине», выпустить эту книжку в свет. Об Арктике вообще очень мало знают наши читатели. Еще менее известно все, что касается воздушного сообщения в Арктике. Неисчислимые жертвы полярных экспедиций и среди них последние, в частности гибель известного полярного исследователя Амундсена, не остановят, конечно, дальнейших попыток победить суровую стихию Арктики. В этом отношении важную роль, мне думается, должны сыграть материалы, которые оставит» после себя каждая новая полярная экспедиция. С этой точки зрения, полагаю, предлагаемая здесь книжка будет нелишним вкладом в историю полярных экспедиций вообще и в историю последних замечательных походов «Малыгина» и «Красина» – в частности.
На помощь экипажу «Италии»
Еще 11 июня этого года я не знал, что мне придется в качестве летчика разыскивать экипаж «Италии». Я находился в это время в Москве, подготовляя ледокольный пароход «Седов» к очередной зверобойной кампании. В это время организовывалась специальная экспедиция на помощь итальянскому искателю приключений Нобиле и его команде. Сначала предполагалось, что «Седов», на котором должен был находиться мой самолет «Ю-13», будет производить розыски Нобиле попутно со своей зверобойной работой. Имелось в виду послать на «Седове» еще и пилота Чухновского, того самого, на чью долю потом выпало счастье спасти команду «Италии». Но выход «Седова» в море задержался. Самолет «Ю-13» было решено передать на ледокольный пароход «Малыгин». 12 июня утром я получил официальное уведомление от Московского комитета помощи Нобиле о назначении на «Малыгин».
Наши сборы были недолги: в 11 часов утра я получил уведомление, так обрадовавшее меня, а в 14 часов 30 минут унте ехал в Ленинград, чтобы оттуда направиться в Мурманск.
Хочется сказать несколько слов об Арктике – Арктике летом. Еще недавно, нынешней весною, наблюдал я на острове Моржовец, как долгая зимняя полярная ночь уступала место полярному дню. Летние ночи в Арктике вначале напоминали ленинградские белые ночи, потом все быстрее и быстрее солнце побеждало тьму, и уже к окончанию зверобойного промысла в горле Белого моря, в середине мая, можно было свободно работать ночью без огня.
На «Малыгине» в Баренцевом море мы жили в беспрерывном солнечном дне. Солнце не заходило. Без привычки иной раз было трудно разобраться, что сейчас – утро или вечер. Выйдешь на капитанский мостик к компасу, посмотришь, в какой части света находится солнце, и только тогда определишь – день или ночь.
Первое время, когда солнце светит беспрерывно, человек не в состоянии уснуть, его мучит бессонница. Наконец, на вторые или третьи сутки свалишься на койку и спишь, как убитый.
Однажды, после долгой изнурительной работы, один из участников нашей экспедиции решил отдохнуть. Было 11 часов ночи. Он спустился в свою каюту, зажег электрическую лампочку, чтобы создать иллюзию вечера, и с книжкой в руках лег на койку. Вскоре он заснул. Через некоторое время проснулся и подумал, что не годится спать в одежде. Часы показывали 12. Он решил, что проспал только один час, разделся, снова заснул и проспал до 10 часов. «Надо вставать, – сказал он, – поспал достаточно – одиннадцать часов». Оказалось, однако, что он проспал двадцать три часа.
Все это делает солнце, солнце Севера! Оно светит ослепительно.
Вот вы жмуритесь от солнца на капитанском мостике. На громадном ярком снежном покрове полярных льдов ваш взгляд ловит далекое черное пятно: это выполз погреться на солнце тюлень. Кругом, куда ни взглянешь, беспредельный ледяной простор, на котором раскинуты тут и там, возвышаясь причудливыми очертаниями, ледяные горы всевозможных форм. Прекрасна и незабываема ледяная пустыня, где яркая белизна снега сливается с изумрудным цветом льда.
Тишина, белое безмолвие пустыни. Лишь изредка тишь нарушается гулким шорохом. Тяжело и грузно шагает белый медведь. Он шагает по-хозяйски, уверенно. Его не пугает даже неожиданное во льдах громадное сооружение – ледокол. Медведь, не стесняясь, не робея, медленными важными шагами подходит к самому борту. Останавливается, обнюхивает воздух. И вдруг отшатнулся: густая полоса дыма из трубы попала ему в нос. Этого он не ожидал. Поспешно, совсем несолидно, медведь пятится и бежит в панике; вот он мелькает в торосах ледяного поля, и его белая шкура сливается с покровом вечного льда.
Вот снова где-то далеко, очень далеко, на линии горизонта появилось черное пятно, маленькое, но отчетливое. Берешь бинокль, всматриваешься и ясно видишь: из проруби высунулся тюлень. Он осторожно осматривается: не притаился ли в этих белых льдах его вечный враг – медведь, который умеет неслышно подкрадываться к цели на своих широких мягких лапах? Долго и внимательно смотрит тюлень и, только убедившись, что он один, что никто ему не угрожает, подымается из проруби, ложится на лед и неуклюже нежится на солнце, хлопая себя по бокам ластами.
Лед медленно расходится. Появляются большие продольные и поперечные трещины. Обнажается вода. Стаи чаек носятся над трещиной, машут белыми крыльями, ниже и ниже кружат над водою. Вдруг вода зарябила. Сверкнула над водою рыбка. Она едва глотнула воздух – и короток был этот глоток. Стремглав налетает на нее чайка. Птица снижается быстро и уверенно, точно планер.
Но что это? Только сейчас было солнце и вдруг исчезло. Страшный полярный туман навис плотным глухим покровом. Перед глазами сплошная, непроницаемая мрачная пелена. Тишина нарушена, все злее и упорнее свистит ветер.
Снег. Он падает вначале мокрой пылью, затем хлопьями, и вдруг, словно вверху случился обвал, понеслась снежная лавина. Кругом все кипит: мы в пурге.
Горе тому, кто застигнут пургою на льду. Снег залепляет глаза, плотной мокрой ватой закрывает уши, проникает во все складки одежды. Снег – как песчаный самум в пустыне. Вы хотите итти, бежать, но от него не спастись, он мчится за вами, настигает. Вы ничего не видите кругом. Да и что можно видеть в этой неистовой пляске снега?! Упорно скрипит под напором ветра лед. Льдины ломаются, встают стеной…
Малыгинская экспедиция подготовилась чрезвычайно быстро. Уже через семь дней после приказа о подготовке к плаванию «Малыгин» вышел из Архангельска. Спешка была необходима: мы хорошо знали о тяжелом положении команды потерпевшего крушение дирижабля «Италия». Дорог был каждый час.
Летчик и бортмеханики потратили много труда и времени, пока погрузили «Ю-13» на борт судна.
Машину в разобранном виде установили на корме «Малыгина», где для этого устроили специальную, очень прочную площадку.
Чтобы погрузить и выгрузить самолет, были приготовлены большие бревенчатые сходни. Огромными крючками сходни прикрепляли к борту ледокола и с помощью стрелы спускали на пристань. На сходни настлали доски. Таким образом получился помост с борта ледокола. По нему спускали фюзеляж – корпус самолета, а затем плоскости – крылья.
Впоследствии то же самое мы проделывали на льду. В разобранном виде самолет спускали на лед и там собирали. Затем, после полетов, его нужно было снова разбирать и втаскивать на борт. Вся эта процедура требовала исключительной осторожности и вначале отнимала много времени.
Из Архангельска «Малыгин» направился в Мурманск. Он грузился углем в порту Александровске, в сорока милях от Мурманска. Я прибыл туда на катере. Совершенно естественно, что главное внимание команды, добровольцев-охотников и журналистов было сосредоточено на самолете.
Сейчас же по выходе в море началась противная бортовая качка. Правда, сила ветра не превышала пяти баллов, и капитан Чертков утверждал, что нас совсем не качает. Но мы, пилоты, не привыкли к морской качке и чувствовали себя неважно. Члены летной группы по очереди дежурили у самолета, так как ветер мог сорвать его с места в любую минуту. Для большей безопасности самолет опутали сетью веревок и узлов и прочно прикрепили к ледоколу.
Во льдах Баренцова моря Эта глава в книжке «Над вечными льдами» отсутствует и восстанавливается по черновой рукописи М. С. Бабушкина. – Ред.
Наше трехдневное плавание по чистой воде кончилось 18 июня. Мы подошли к кромке. «Малыгин» сразу врезался в лед. Все выбежали на палубу.
Корабль, казалось, шутя разламывал попадавшиеся на пути глыбы. До этого три дня нам сопутствовала тишина. Ее нарушали только крики чаек. Нам, жителям больших городов, привыкшим к шуму и грохоту трамваев, реву автомобильных гудков, эта тишина казалась особенно гнетущей.
И вот после первого соприкосновения ледокола со льдами в грохоте их послышался знакомый городской шум. «Малыгин» набрасывался на лед и, встречаясь с мощными полями, отходил в сторону. Казалось, что ледокол, как живое существо, ведет бой со льдами, с решимостью и ожесточением бросается на ледяные поля, крошит и топчет их, подминая под себя.
Мы стояли зачарованные, молчаливые. Из этого оцепенения нас вывел резкий, настойчивый звонок буфетчика – он уже вторично призывал нас к столу. Было 6 часов вечера – пора ужина.
И на этот раз нас обмануло полярное солнце, этот медный шар, который болтается на небе, как фонарь на столбе, не скрываясь и не погасая ни на миг. Не будь вызова к обеду и ужину, мы, наверное, и вовсе бы перепутали время суток: полночь и полдень, утро и вечер.
Мы спустились в столовую, наспех поужинали, торопясь снова подняться и посмотреть, что же будет дальше. Льды становились все более сплоченными. «Малыгин» заметно сдавал в скорости. Все чаще капитан командовал: «Задний ход!»
В 10 часов вечера корабль остановился: дальше лежали мощные торосистые поля, плотно сжатые. Нашему ледокольному пароходу не под силу было пробиваться в них.
Летчикам приказали выгрузить самолет и готовиться к полету для разведки пути во льдах.
Нам предстояло работать на этом льду – выгрузить на него самолет, превратить льдину в аэродром, годный для взлетов и посадок.
Движущийся лед таил массу разных неожиданностей, был полон всяких не совсем приятных сюрпризов. Там, где он казался крепким, мы как раз и проваливались. Нам все чудилось, что поле вдруг расколется надвое и каждую половинку потащит в разные стороны. Что тогда?
Моряк – тот побежит к ледоколу, а вот мы, летчики, – наверное помчимся к самолету. Мы были спокойны за ледокол: он не потонет, выплывет, а самолет плавать не умеет.
Так у нас и получилось. Едва мы выгрузили самолет на лед и стали его собирать, нас накрыл туман, поднялся ветер. На нашу льдину двинулись другие льды. Мы все же успели поднять самолет на борт судна, но от нашего летного поля остались лишь маленькие обломки. Пришлось снова искать аэродром.
Все это еще было поправимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Потом я неоднократно садился на пловучие льдины и постепенно овладел этим искусством. Вначале я все старался более или менее точно распознать характер льда сверху, определить, какой он толщины и годен ли для посадки. Сделав наблюдения сверху, я садился на ледяной остров и обязательно потом проверял свои наблюдения. После нескольких таких сравнений я мог безошибочна определять толщину и характер ледяного поля с самолета. Эта работа над изучением льда мне очень пригодилась. Я неоднократно попадал в густые туманы, вынужден был садиться и выжидать прояснения.
Ледяные поля, плавающие в Северном ледовитом океане, разнохарактерны по прочности и по происхождению. Толщина полей, у которых кромка загромождена торосами, доходит иногда до трех метров. На такие поля можно безопасно садиться.
Есть и другой вид ледяных полей. Края у них ровные, как ножом обрезанные. Этих полей нужно избегать – они молоды и тонки. Когда толстые ледяные поля сходятся краями друг с другом, между ними образуется чистый: плес воды. Потом плес замерзает, покрывается снегом. Так образуется молодой лед. На первый взгляд он мало чем отличается от крепкого, старого поля; торосы успокаивают глаз, внушают доверие. Но манящая гладкая поверхность поля может стать для самолета роковой.
Надолго запомнились мне белые ночи Севера, дыхание беломорских льдов, последняя борьба зимы с наступившей весной.
В 1926 году М. С. Бабушкин работал в Марийской аэрофотоэкспедиции. Он летал над сплошным массивом леса, не имеющим ни одной посадочной площадки. Малейшая оплошность могла стоить жизни всем участникам экспедиции. В этом сплошном и сильно запущенном лесном массиве было очень трудно ориентироваться. Аэрофотосъемка позволила начать лесоустройство и правильную эксплоатацию огромных богатств Волжско-Камского края.
Если бы съемка производилась обычным путем, она потребовала бы трех-четырех лет. Бабушкин произвел эту работу в течение нескольких месяцев. Было заснято около миллиона десятин леса.
Работая на зверобойке в 1927 году, М. С. Бабушкин летал на самолете «Латышский стрелок» пассажирского типа, с мотором в сто восемьдесят пять сил. Экипаж самолета состоял из летчика, бортмеханика, научного сотрудника Института рыбного хозяйства и штурмана-наблюдателя Совторгфлота. За три месяца работы М. С. Бабушкин сделал двадцать три воздушные разведки. Зачастую он вылетал при морозе 25 – 30° и проходил за один рейс по шестисот километров. Всего самолет «Латышский стрелок» прошел тринадцать тысяч километров. Авиаразведкой было обнаружено пятнадцать колоссальных стад гренландского тюленя.
Зверобойная кампания закончилась с огромным успехом. Промышленники добыли сто семьдесят тысяч голов зверя.
Экспедиция 1928 года продолжалась с 14 февраля по 11 мая. Работа ее была признана рекордной по количеству налетанных часов, числу разведок и по небывалым размерам добычи зверя. М. С. Бабушкин произвел пятьдесят три разведки, налетав сто пятьдесят два часа. Работа протекала в неимоверно трудных условиях. Разведки производились, несмотря на частые туманы и штормы, сильную пургу и морозы. Когда Бабушкину не удавалось пробиться к базе, на остров Моржовец, он улетал на материк и там пережидал шторм. Однажды во время полета над открытым морем самолет «Юнкерс» чуть было не утонул. Мотор его давал частые перебоя; И все же Бабушкин «дотянул» до земли.
В конце операции семнадцать норвежских зверобойных судов были затерты льдами между Каниным полуостровом и островом Колгуев и стали дрейфовать на север. По указанию пилотов, к судам подошел ледокол, который вывел их в открытое море.
1928
В конце мая 1928 года в газетах появилось тревожное телеграфное сообщение:
«До сих пор ни одна радиостанция не принимает сигналов от итальянской экспедиции Умберто Нобиле, вылетевшей на дирижабле „Италия“ к Северному полюсу. Как известно, последняя радиограмма с борта дирижабля была получена 25 мая. Существует серьезное опасение, что дирижабль „Италия“ потерпел катастрофу».
Прошло еще несколько дней. 4 июня весь мир был взбудоражен вестью о том, что в селе Вознесенье-Вохма Северо-Двинской губернии девятнадцатилетний радиолюбитель Шмидт, сын сельского учителя, принял сигналы незнакомой ему радиостанции. Шмидту удалось разобрать отрывочные слова: «Италия… Нобиле… Франц-Иосиф… SOS… SOS… SOS…»
Советское правительство немедленно снарядило ряд экспедиций для поисков людей, терпящих бедствие в Арктике.
С западной стороны Шпицберген огибал ледокол «Красин» с летчиком Б. Г. Чухновским. К восточным берегам Шпицбергена шел «Малыгин» с летчиком М. С. Бабушкиным.
Рассказ М. С. Бабушкина об этой полярной экспедиции был издан в 1929 году отдельной книжкой.
Из предисловия к книжке «Над вечными льдами»
По профессии я не писатель и на литературном поприще выступаю впервые. Тем более я считаю своим долгом сообщить читателям, каким образом появилась в свет эта скромная работа.
Во время плавания на «Малыгине» журналист З. Г. Островский, корреспондент «Рабочей газеты», предложил мне вести подробные записи всего, что касается работы летной части экспедиции. В редкие минуты и часы, когда мы были свободны от полетов и работ по экспедиции, мы выбирали на ледоколе наиболее спокойный уголок и садились записывать все, что касалось работы летчиков.
Признаться, во время составления этих записей мы не предназначали их для печати. Велико было лишь желание зафиксировать, засечь в памяти каждую деталь этого исключительного похода, этой редкой полярной экспедиции.
Когда окончился поход, мы, вернувшись в Москву, увидели, какой огромный интерес он вызвал в самых разнообразных кругах. Мы сочли своим долгом, воспользовавшись записями на «Малыгине», выпустить эту книжку в свет. Об Арктике вообще очень мало знают наши читатели. Еще менее известно все, что касается воздушного сообщения в Арктике. Неисчислимые жертвы полярных экспедиций и среди них последние, в частности гибель известного полярного исследователя Амундсена, не остановят, конечно, дальнейших попыток победить суровую стихию Арктики. В этом отношении важную роль, мне думается, должны сыграть материалы, которые оставит» после себя каждая новая полярная экспедиция. С этой точки зрения, полагаю, предлагаемая здесь книжка будет нелишним вкладом в историю полярных экспедиций вообще и в историю последних замечательных походов «Малыгина» и «Красина» – в частности.
На помощь экипажу «Италии»
Еще 11 июня этого года я не знал, что мне придется в качестве летчика разыскивать экипаж «Италии». Я находился в это время в Москве, подготовляя ледокольный пароход «Седов» к очередной зверобойной кампании. В это время организовывалась специальная экспедиция на помощь итальянскому искателю приключений Нобиле и его команде. Сначала предполагалось, что «Седов», на котором должен был находиться мой самолет «Ю-13», будет производить розыски Нобиле попутно со своей зверобойной работой. Имелось в виду послать на «Седове» еще и пилота Чухновского, того самого, на чью долю потом выпало счастье спасти команду «Италии». Но выход «Седова» в море задержался. Самолет «Ю-13» было решено передать на ледокольный пароход «Малыгин». 12 июня утром я получил официальное уведомление от Московского комитета помощи Нобиле о назначении на «Малыгин».
Наши сборы были недолги: в 11 часов утра я получил уведомление, так обрадовавшее меня, а в 14 часов 30 минут унте ехал в Ленинград, чтобы оттуда направиться в Мурманск.
Хочется сказать несколько слов об Арктике – Арктике летом. Еще недавно, нынешней весною, наблюдал я на острове Моржовец, как долгая зимняя полярная ночь уступала место полярному дню. Летние ночи в Арктике вначале напоминали ленинградские белые ночи, потом все быстрее и быстрее солнце побеждало тьму, и уже к окончанию зверобойного промысла в горле Белого моря, в середине мая, можно было свободно работать ночью без огня.
На «Малыгине» в Баренцевом море мы жили в беспрерывном солнечном дне. Солнце не заходило. Без привычки иной раз было трудно разобраться, что сейчас – утро или вечер. Выйдешь на капитанский мостик к компасу, посмотришь, в какой части света находится солнце, и только тогда определишь – день или ночь.
Первое время, когда солнце светит беспрерывно, человек не в состоянии уснуть, его мучит бессонница. Наконец, на вторые или третьи сутки свалишься на койку и спишь, как убитый.
Однажды, после долгой изнурительной работы, один из участников нашей экспедиции решил отдохнуть. Было 11 часов ночи. Он спустился в свою каюту, зажег электрическую лампочку, чтобы создать иллюзию вечера, и с книжкой в руках лег на койку. Вскоре он заснул. Через некоторое время проснулся и подумал, что не годится спать в одежде. Часы показывали 12. Он решил, что проспал только один час, разделся, снова заснул и проспал до 10 часов. «Надо вставать, – сказал он, – поспал достаточно – одиннадцать часов». Оказалось, однако, что он проспал двадцать три часа.
Все это делает солнце, солнце Севера! Оно светит ослепительно.
Вот вы жмуритесь от солнца на капитанском мостике. На громадном ярком снежном покрове полярных льдов ваш взгляд ловит далекое черное пятно: это выполз погреться на солнце тюлень. Кругом, куда ни взглянешь, беспредельный ледяной простор, на котором раскинуты тут и там, возвышаясь причудливыми очертаниями, ледяные горы всевозможных форм. Прекрасна и незабываема ледяная пустыня, где яркая белизна снега сливается с изумрудным цветом льда.
Тишина, белое безмолвие пустыни. Лишь изредка тишь нарушается гулким шорохом. Тяжело и грузно шагает белый медведь. Он шагает по-хозяйски, уверенно. Его не пугает даже неожиданное во льдах громадное сооружение – ледокол. Медведь, не стесняясь, не робея, медленными важными шагами подходит к самому борту. Останавливается, обнюхивает воздух. И вдруг отшатнулся: густая полоса дыма из трубы попала ему в нос. Этого он не ожидал. Поспешно, совсем несолидно, медведь пятится и бежит в панике; вот он мелькает в торосах ледяного поля, и его белая шкура сливается с покровом вечного льда.
Вот снова где-то далеко, очень далеко, на линии горизонта появилось черное пятно, маленькое, но отчетливое. Берешь бинокль, всматриваешься и ясно видишь: из проруби высунулся тюлень. Он осторожно осматривается: не притаился ли в этих белых льдах его вечный враг – медведь, который умеет неслышно подкрадываться к цели на своих широких мягких лапах? Долго и внимательно смотрит тюлень и, только убедившись, что он один, что никто ему не угрожает, подымается из проруби, ложится на лед и неуклюже нежится на солнце, хлопая себя по бокам ластами.
Лед медленно расходится. Появляются большие продольные и поперечные трещины. Обнажается вода. Стаи чаек носятся над трещиной, машут белыми крыльями, ниже и ниже кружат над водою. Вдруг вода зарябила. Сверкнула над водою рыбка. Она едва глотнула воздух – и короток был этот глоток. Стремглав налетает на нее чайка. Птица снижается быстро и уверенно, точно планер.
Но что это? Только сейчас было солнце и вдруг исчезло. Страшный полярный туман навис плотным глухим покровом. Перед глазами сплошная, непроницаемая мрачная пелена. Тишина нарушена, все злее и упорнее свистит ветер.
Снег. Он падает вначале мокрой пылью, затем хлопьями, и вдруг, словно вверху случился обвал, понеслась снежная лавина. Кругом все кипит: мы в пурге.
Горе тому, кто застигнут пургою на льду. Снег залепляет глаза, плотной мокрой ватой закрывает уши, проникает во все складки одежды. Снег – как песчаный самум в пустыне. Вы хотите итти, бежать, но от него не спастись, он мчится за вами, настигает. Вы ничего не видите кругом. Да и что можно видеть в этой неистовой пляске снега?! Упорно скрипит под напором ветра лед. Льдины ломаются, встают стеной…
Малыгинская экспедиция подготовилась чрезвычайно быстро. Уже через семь дней после приказа о подготовке к плаванию «Малыгин» вышел из Архангельска. Спешка была необходима: мы хорошо знали о тяжелом положении команды потерпевшего крушение дирижабля «Италия». Дорог был каждый час.
Летчик и бортмеханики потратили много труда и времени, пока погрузили «Ю-13» на борт судна.
Машину в разобранном виде установили на корме «Малыгина», где для этого устроили специальную, очень прочную площадку.
Чтобы погрузить и выгрузить самолет, были приготовлены большие бревенчатые сходни. Огромными крючками сходни прикрепляли к борту ледокола и с помощью стрелы спускали на пристань. На сходни настлали доски. Таким образом получился помост с борта ледокола. По нему спускали фюзеляж – корпус самолета, а затем плоскости – крылья.
Впоследствии то же самое мы проделывали на льду. В разобранном виде самолет спускали на лед и там собирали. Затем, после полетов, его нужно было снова разбирать и втаскивать на борт. Вся эта процедура требовала исключительной осторожности и вначале отнимала много времени.
Из Архангельска «Малыгин» направился в Мурманск. Он грузился углем в порту Александровске, в сорока милях от Мурманска. Я прибыл туда на катере. Совершенно естественно, что главное внимание команды, добровольцев-охотников и журналистов было сосредоточено на самолете.
Сейчас же по выходе в море началась противная бортовая качка. Правда, сила ветра не превышала пяти баллов, и капитан Чертков утверждал, что нас совсем не качает. Но мы, пилоты, не привыкли к морской качке и чувствовали себя неважно. Члены летной группы по очереди дежурили у самолета, так как ветер мог сорвать его с места в любую минуту. Для большей безопасности самолет опутали сетью веревок и узлов и прочно прикрепили к ледоколу.
Во льдах Баренцова моря Эта глава в книжке «Над вечными льдами» отсутствует и восстанавливается по черновой рукописи М. С. Бабушкина. – Ред.
Наше трехдневное плавание по чистой воде кончилось 18 июня. Мы подошли к кромке. «Малыгин» сразу врезался в лед. Все выбежали на палубу.
Корабль, казалось, шутя разламывал попадавшиеся на пути глыбы. До этого три дня нам сопутствовала тишина. Ее нарушали только крики чаек. Нам, жителям больших городов, привыкшим к шуму и грохоту трамваев, реву автомобильных гудков, эта тишина казалась особенно гнетущей.
И вот после первого соприкосновения ледокола со льдами в грохоте их послышался знакомый городской шум. «Малыгин» набрасывался на лед и, встречаясь с мощными полями, отходил в сторону. Казалось, что ледокол, как живое существо, ведет бой со льдами, с решимостью и ожесточением бросается на ледяные поля, крошит и топчет их, подминая под себя.
Мы стояли зачарованные, молчаливые. Из этого оцепенения нас вывел резкий, настойчивый звонок буфетчика – он уже вторично призывал нас к столу. Было 6 часов вечера – пора ужина.
И на этот раз нас обмануло полярное солнце, этот медный шар, который болтается на небе, как фонарь на столбе, не скрываясь и не погасая ни на миг. Не будь вызова к обеду и ужину, мы, наверное, и вовсе бы перепутали время суток: полночь и полдень, утро и вечер.
Мы спустились в столовую, наспех поужинали, торопясь снова подняться и посмотреть, что же будет дальше. Льды становились все более сплоченными. «Малыгин» заметно сдавал в скорости. Все чаще капитан командовал: «Задний ход!»
В 10 часов вечера корабль остановился: дальше лежали мощные торосистые поля, плотно сжатые. Нашему ледокольному пароходу не под силу было пробиваться в них.
Летчикам приказали выгрузить самолет и готовиться к полету для разведки пути во льдах.
Нам предстояло работать на этом льду – выгрузить на него самолет, превратить льдину в аэродром, годный для взлетов и посадок.
Движущийся лед таил массу разных неожиданностей, был полон всяких не совсем приятных сюрпризов. Там, где он казался крепким, мы как раз и проваливались. Нам все чудилось, что поле вдруг расколется надвое и каждую половинку потащит в разные стороны. Что тогда?
Моряк – тот побежит к ледоколу, а вот мы, летчики, – наверное помчимся к самолету. Мы были спокойны за ледокол: он не потонет, выплывет, а самолет плавать не умеет.
Так у нас и получилось. Едва мы выгрузили самолет на лед и стали его собирать, нас накрыл туман, поднялся ветер. На нашу льдину двинулись другие льды. Мы все же успели поднять самолет на борт судна, но от нашего летного поля остались лишь маленькие обломки. Пришлось снова искать аэродром.
Все это еще было поправимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22