причина одна – она так хочет. Я получила прошение о ее освобождении, которое подписала. Она отказалась.
– Я знаю, ваше величество. Прошение подала леди Норатар. Что сказала Коти, когда отказалась покинуть тюрьму?
– Она не говорила, что хочет остаться, но сказала, что не подпишет документ, предъявленный ей при освобождении.
– Документ? Какого рода документ, ваше величество?
– В котором говорится, что она обещает не предпринимать никаких действий, противоречащих интересам Империи.
– Теперь я понимаю. – Императрица промолчала, и я спросил: – Но, ваше величество, почему ее вообще арестовали?
– Я не знаю, что вам известно, – медленно проговорила Зарика, – и что вам следует знать?
– Я знаю, что Дом Джарега обратился к Империи с такой просьбой. Но почему она удовлетворена? Иными словами, с каких пор Императрица Феникс обращает внимание на писк теклы относительно проблем Дома Джарега?
– Похоже, вы полагаете, что в моей власти игнорировать просьбы, которые мне не по вкусу.
– В некотором смысле, ваше величество, да. Вы Императрица.
– Да, баронет Талтош, я Императрица. – Зарика нахмурилась и о чем-то задумалась.
Пол продолжал подниматься вверх, и я почувствовал усталость.
– Быть императрицей, – продолжала Зарика, – имело самый разный смысл за нашу долгую-долгую историю. Каждый Цикл приносит изменения, каждый Дом правит иначе, каждый Император или Императрица, над головами которых вращается Держава, ведет себя по-своему. Теперь, в начале второго Великого Цикла, всякий, кто интересуется историей, смотрит назад, пытаясь понять, как мы оказались здесь, – так у нас появляется шанс осмыслить роль Императора.
Император, баронет Талтош, никогда, за всю нашу долгую историю, не управлял Империей, за исключением, быть может, нескольких коротких периодов, скажем, Коротта Шестой между уничтожением Северных Баронов и появлением посольства герцога Тинаана.
– Я плохо знаю историю Империи, ваше величество.
– Не имеет значения. Я скоро перейду к делу. Крестьяне выращивают пищу, дворянство ее распределяет, ремесленники производят товары, купцы их продают. Император сидит в сторонке и наблюдает за тем, чтобы процесс продолжался и ничто не мешало его благополучному развитию. Император должен защитить Империю от катастроф, которые время от времени выпадают на нашу долю, – вы и представить себе не можете, какие они ужасные. Уверяю вас, к примеру, что истории о трясущейся земле и огне, вырывающемся из ее недр, или о ветре, который уносил людей во время Междуцарствия, – вовсе не мифы, а вещи, которые вполне могли бы происходить даже сейчас, если бы не существовало Имперской Державы.
Итак, Император сидит, ждет, изучает и наблюдает за Империей, чтобы не пропустить момента, когда нагрянет катастрофа. И когда это случается, в его распоряжении имеется три инструмента. Вы знаете, о чем я говорю?
– Я могу назвать два из них, – ответил я. – Держава и Военачальник.
– Вы правы, баронет. Третий инструмент более тонкий. Я говорю о механизме, осуществляющем жизнедеятельность Империи, начиная от Императорской Гвардии, судов, волшебников и кончая гонцами и шпионами.
Все они есть оружие в моих руках, при помощи которого я могу доставить зерно с севера на юг, если в этом возникнет нужда, или железо с запада на восток, где оно превратится в мечи. Я не управляю, а лишь регулирую. Да, если я отдам приказ, он будет исполнен. Но ни один Император, с Державой или без нее, не сможет заставить людей на рудниках делать честные отчеты и присылать нам всю руду, которую им удается там добыть.
– В таком случае кто управляет Империей, ваше величество?
– Когда на севере голод – южные рыбаки. Когда рудники и кузницы запада производят много товаров, Империей правят транспортные бароны. Когда нашим границам угрожают люди с Востока – восточные армии. Вы имеете в виду политическую власть? Тут тоже все очень сложно, гораздо сложнее, чем вам кажется.
В начале нашей истории жизнью Империи никто не руководил. Позднее правил каждый Дом, через своего наследника. Затем в управлении принимали участие аристократы всех Домов. На короткое время, в конце прошлого Цикла, Император действительно обладал неограниченной властью, но был убит в результате заговора и его собственной глупости. Сейчас, я полагаю, власть все больше сосредоточивается в руках купцов, в особенности тех, что водят караваны, осуществляя контроль над доставкой продуктов питания и товаров из одного конца Империи в другой. В будущем, я подозреваю, это будут волшебники, которым с каждым днем становятся доступны все новые чудеса.
– А вы? Что делаете вы?
– Я наблюдаю за рынками, рудниками, полями, слежу за герцогами и графами, стараюсь не допустить катастрофы, уговариваю Дома двигаться в нужном мне направлении. Я… почему вы так странно на меня посмотрели, баронет?
– Каждый Дом? – повторил я. – Каждый?
– Да, баронет. Каждый Дом. Разве вам не известно, что Дом Джарега является составной частью Империи? Иначе и быть не может; в противном случае зачем их терпеть? Джареги зарабатывают на теклах. Они делают текл счастливыми, поставляя им то, что скрашивает их существование. Я не говорю о крестьянах. Речь идет о теклах, которые живут в городах и выполняют лакейскую работу, на которую больше никто не соглашается. Они – законная добыча вашего Дома, баронет. Ведь если их охватит недовольство, город не сможет эффективно функционировать, аристократия начнет жаловаться и хрупкое равновесие в обществе будет нарушено.
Подъем сменился спуском, я решил, что теперь мои ноги выживут.
– Мятежники угрожают джарегам, – сказал я. – Значит, их следует изъять. Я правильно понял?
– Ваш Дом думает именно так, лорд Талтош.
– Значит, вы сами не считаете, что они угрожают Империи?
Зарика улыбнулась:
– Напрямую нет. Но если среди текл начнет расти недовольство, остальные тоже пострадают. Если бы не угроза войны, на все это можно было бы посмотреть сквозь пальцы. Но сейчас Империя должна действовать максимально эффективно, а если беспорядки начнутся в столице, последствия могут иметь для всех нас катастрофический характер.
Я вспомнил историю, которую мне поведал когда-то один текла, и чуть не сказал, что если теклы так ужасно счастливы, почему она сама не стала теклой, но я опасался, что Зарика может счесть мои слова за оскорбление.
– Неужели один джарег, выходец с Востока к тому же, может играть такую существенную роль? – поинтересовался я.
– Это важно для вашего Дома, баронет?
– Я не знаю, ваше величество, как насчет моего Дома, но для меня это жизненно необходимо.
Мы прошли сквозь занавес и снова оказались в тронном зале. Я узнал струны инструмента Тодди, завывания Дав-Хоэля и ритм барабана Айбина. Придворные поклонились, получалось, что они кланяются мне, – очень забавно. Императрица жестом подозвала женщину в цветах Дома Иорича. Женщина подошла к Зарике, которая уселась на трон. Я отступил назад.
– Сим я отдаю приказ о немедленном освобождении графини Лостгард Клефт и окрестностей. Ей даруется полная свобода, – сказала она, и я чуть не заплакал.
УРОК ДВЕНАДЦАТЫЙ. БАЗОВОЕ УМЕНИЕ ВЫЖИВАТЬ
Два дракона с каменными лицами в золотых плащах Гвардии Феникса и с повязками на головах со знаком иорича доставили Коти на ступени Крыла Иорича Императорского дворца через полчаса после того, как я расстался с Императрицей. Когда они появились, держа Коти с двух сторон за руки, я чуть не положил обоих на месте, но Лойош успел меня остановить. Они отпустили Коти на последней ступеньке, поклонились ей, одновременно повернулись, и ушли, больше не посмотрев в нашу сторону.
Я стоял в трех футах от Коти, тщетно пытаясь заметить следы того, что она перенесла. Ее глаза были внимательными и ясными, выражение лица мрачным, но в целом она выглядела как обычно. Коти немного постояла, потом ее взгляд остановился на мне.
– Влад, – сказала она, – это твоя работа? – Коти подняла правую руку, в которой был зажат свернутый в трубочку пергамент.
– Думаю, да, – ответил я. – А о чем речь? О помиловании?
– Освобождение. Там сказано, что они допускают мою невиновность. Но просят не совершать в дальнейшем противоправных действий.
– Во всяком случае, ты на свободе.
– Если бы я хотела, то могла бы выйти из тюрьмы и раньше.
– Я мог бы сказать, что сожалею, но зачем врать?
Коти улыбнулась и кивнула, проявив больше понимания, чем я рассчитывал.
– Возможно, все к лучшему.
Я пожал плечами:
– Я тоже так подумал, когда вы меня вытащили с Гринери.
– Ну, это совсем другое, – возразила Коти.
– Может быть, и нет. Как там было?
– Скучно.
– Рад, что с тобой не произошло ничего похуже скуки. Хочешь вернуться домой?
– Да, очень. Я хочу принять ванну, поесть чего-нибудь горячего, а потом…
Я подождал.
– И что потом? – спросил я после короткой паузы.
– А потом снова за работу.
– Да, конечно. Пойдем пешком или согласна, чтобы нас стошнило?
Коти задумалась:
– Знаешь, до Междуцарствия, когда телепортация была практически недоступна, некоторые теклы зарабатывали себе на жизнь тем, что возили по городу людей в повозках, запряженных лошадьми или ослами. А иногда они сами тащили небольшие тележки. Тогда они надевали на себя сбрую.
– Я не люблю лошадей. А что такое ослы?
– Я точно не знаю. Кажется, такая разновидность лошадей.
– Тогда мне они тоже не нравятся. Я вижу, ты читала исторические книги.
– Да. Волшебство изменило наш мир и продолжает его менять.
– Точно.
– Давай пройдемся.
– Ладно.
И мы пошли домой пешком.
Я нашел немного сушеных черных грибов, залил их кипящей водой и дал немного постоять. Через двадцать минут нарезал грибы с зеленым луком, луком-пореем, добавил укропа, несколько сортов перца и тонкие полоски кетны.
Я жарил получившуюся смесь с чесноком и имбирем, а Коти сидела на кухонном стуле и смотрела, как я готовлю. Мы молчали до тех пор, пока обед не был готов. Потом съели все с макаронами, которые приготовил мой дед. У меня оставалось немного земляники, и я украсил ею палачинту с макаронами, сделанными из земляных орехов, корицы, сахара и лимонного сока. Мы ели десерт вместе с замечательным земляничным ликером, который подарила мне Кайра, отыскавшая его в одном винном магазине. Она посетила его после закрытия.
– Как ты могла долго оставаться вдалеке от мужчины, который так замечательно готовит? – осведомился я.
– Высокий уровень самоконтроля, – ответила Коти.
Я налил нам еще ликера, а тарелки поставил на пол для джарегов. Откинувшись на спинку стула, я пил ликер и любовался Коти. Несмотря на шутливый тон нашей беседы, ее глаза оставались серьезными. Впрочем, я уже довольно давно не находил в ее глазах веселья.
– Что я должен сделать, чтобы удержать тебя?
Коти опустила глаза:
– Я не знаю, Владимир. Мне кажется, это невозможно. Я изменилась.
– Я вижу. А ты нравишься себе новая?
– Не знаю. Но в чем бы ни состояли эти изменения, они еще не завершились. И я не уверена, что мы сможем меняться вместе.
– Ты знаешь, что я готов почти на все.
– Почти?
– Почти.
– И чего же ты не станешь делать?
– Спроси меня, и мы узнаем.
Коти покачала головой:
– Не знаю. Я просто не знаю.
Мы уже далеко не в первый раз вели подобные разговоры с теми или иными вариациями. Я вышел в соседнюю комнату, откуда через окно доносилась игра уличных музыкантов. Периодически я бросал им кошелек с деньгами, поэтому они часто играли под моими окнами – одно из достоинств моей квартиры. Я швырнул им очередной кошелек и немного послушал музыку. Вспомнил, как мы с Коти, прижимаясь друг к другу, бродили по улицам. Тогда мне казалось, что рядом с ней я становлюсь выше. Я вспомнил наши трапезы у Валабара и как мы пили кляву в маленькой таверне, где построили башню из маленьких чашечек и сахарницы. Потом я заставил себя прекратить вспоминать и только слушал музыку.
Вскоре вернулся Айбин с барабаном, бережно обернутым в толстую ткань. Он поставил барабан у стены и сел.
– Как прошло выступление? – спросил я.
– Прекрасно, – ответил он. – Императрица хочет, чтобы мы сыграли для нее еще.
– Поздравляю.
– Чем занимаешься?
– Возвращаю жену.
– О! – Он посмотрел на Коти, которая углубилась в свои бумаги. – Хорошо, что она снова дома.
Коти улыбнулась ему, встала и сказала:
– Я приму ванну.
– Не возражаешь, если я с тобой посижу? – спросил я.
Теперь она улыбнулась мне.
– Возражаю, – ответила она и скрылась в ванной.
Коти положила дрова в печь и поставила кипятиться воду. Айбин начал играть на барабане, поэтому я не слышал шуршания одежды и плеска воды – наверное, к лучшему. Пальцы Айбина двигались с поразительной быстротой, барабан гудел, стонал и пел, звуки возникали так, словно были неотъемлемой частью комнаты. Я погрузился в волшебные ритмы, и некоторые время мне удавалось ни о чем не думать. Может быть, следует научиться играть на барабане?
Через час Коти вышла из ванной в своем красном халате с фенарианской вышивкой вдоль подола. Волосы она замотала белым полотенцем. Сочетание цветов подчеркивало черноту ее глаз. Я заговорил под тихий стон барабана Айбина:
– Завтра ты вернешься в Южную Адриланку?
– Да. До тех пор, пока я остаюсь на свободе, буду стараться освободить Келли и остальных наших товарищей.
– Полагаешь, у тебя что-нибудь получится?
– Я не вижу других вариантов.
Я подумал об Императрице, не имеющей возможности выбора, и сказал:
– Ты знаешь, что говорят о загнанном в угол тсере?
– Да, знаю. А что говорят о гибели на войне тысяч людей – на войне, которая их не касается? А о том, что нас бросают в тюрьмы? Что говорят о попытках заставить нас голодать и покориться? Что говорят о Гвардии Феникса, которая избивает и лишает нас жизни?
– Я понял, – сказал я.
– Завтра меня не будет весь день.
– Не сомневаюсь.
– Спокойно ночи, Влад.
– Спокойной ночи, Коти.
Она ушла в спальню. Я пересел в кресло, сделанное из мягкой кожи дарра, натянутой на деревянный каркас. Оно еще хранило тепло тела Коти. Айбин перестал играть, посмотрел на меня, пожелал сна без сновидений, положил барабан и удалился в синюю комнату. Я смотрел в ночь через открытое окно и чувствовал легкий запах моря. Лойош и Ротса подлетели и опустились ко мне на колени. Я почесал им подбородки и вскоре уснул.
Мне снился сон, который я не смог потом вспомнить – почти то же самое, что не видеть снов. Меня разбудили свет наступающего дня и голос, зазвучавший у меня в голове. Я проснулся и ощутил отвратительный вкус во рту. Я ненавижу разговаривать с людьми, даже псионически, до того, как прополощу рот.
– Кто это?
– Твой верный и надежный ассистент.
– Какая радость. Что случилось, Крейгар?
– Веселому Клопу только что предложили шесть тысяч за то, чтобы он отвернулся, когда один симпатичный малый попытается отослать тебя в следующую жизнь.
– Шесть тысяч? Только за то, чтобы он отвернулся? Вирра! Моя цена в этом мире выросла.
– У меня сложилось впечатление, что он едва не поддался на искушение.
– Было бы глупо с его стороны отвергнуть такое предложение. Так почему он отказался?
– Считает тебя счастливчиком. С другой стороны, он встревожен.
– Разумный парень. Дай мне проснуться, я свяжусь с тобой чуть позже.
Я прополоскал рот и быстро умылся.
– Похоже, что на сей раз у нас серьезные неприятности, Лойош.
– Это большая сумма денег, босс. Кто-нибудь на нее соблазнится.
– Точно.
Я поставил воду для утренней клявы и проверил остальных обитателей дома. Коти ушла, Айбин еще спал. Я положил полено в печь, использовал волшебство, чтобы его зажечь, подогрел пару булочек и достал масло и имбирь. Налил воды для клявы, добавил в нее сливки и мед, сел, съел булочки и выпил пару чашек горячего напитка. И еще я думал.
Человек с возможностями Боралиноя меня обязательно достанет. Рано или поздно кто-нибудь из моих людей не выдержит соблазна. Проклятие, он готов выложить такую сумму денег, за которую в свое время я с радостью продал бы одного из своих боссов. Личная преданность не позволяет продвинуться в нашем бизнесе: наличные гораздо полезнее. Я сумел придумать три способа помешать Боралиною подкупить одного из моих людей.
Во-первых, убить Боралиноя прежде, чем он доберется до меня – отличная идея, но почти невыполнимая. Мне понадобится по меньшей мере два или три дня только для того, чтобы собрать необходимую информацию. Или я мог заплатить еще больше, но для этого у меня нет необходимых ресурсов. Оставался третий вариант, суливший несколько серьезных последствий, которые следовало тщательно обдумать. Я съел еще одну булочку.
Торопиться нельзя. Закончив завтракать, я налил воды в ведро и тщательно вымыл лицо и руки.
– Крейгар, Крейгар, Крейгар.
– Кто это?
– Хозяин Усы собственной персоной. Когда ты сможешь собрать всех в офисе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– Я знаю, ваше величество. Прошение подала леди Норатар. Что сказала Коти, когда отказалась покинуть тюрьму?
– Она не говорила, что хочет остаться, но сказала, что не подпишет документ, предъявленный ей при освобождении.
– Документ? Какого рода документ, ваше величество?
– В котором говорится, что она обещает не предпринимать никаких действий, противоречащих интересам Империи.
– Теперь я понимаю. – Императрица промолчала, и я спросил: – Но, ваше величество, почему ее вообще арестовали?
– Я не знаю, что вам известно, – медленно проговорила Зарика, – и что вам следует знать?
– Я знаю, что Дом Джарега обратился к Империи с такой просьбой. Но почему она удовлетворена? Иными словами, с каких пор Императрица Феникс обращает внимание на писк теклы относительно проблем Дома Джарега?
– Похоже, вы полагаете, что в моей власти игнорировать просьбы, которые мне не по вкусу.
– В некотором смысле, ваше величество, да. Вы Императрица.
– Да, баронет Талтош, я Императрица. – Зарика нахмурилась и о чем-то задумалась.
Пол продолжал подниматься вверх, и я почувствовал усталость.
– Быть императрицей, – продолжала Зарика, – имело самый разный смысл за нашу долгую-долгую историю. Каждый Цикл приносит изменения, каждый Дом правит иначе, каждый Император или Императрица, над головами которых вращается Держава, ведет себя по-своему. Теперь, в начале второго Великого Цикла, всякий, кто интересуется историей, смотрит назад, пытаясь понять, как мы оказались здесь, – так у нас появляется шанс осмыслить роль Императора.
Император, баронет Талтош, никогда, за всю нашу долгую историю, не управлял Империей, за исключением, быть может, нескольких коротких периодов, скажем, Коротта Шестой между уничтожением Северных Баронов и появлением посольства герцога Тинаана.
– Я плохо знаю историю Империи, ваше величество.
– Не имеет значения. Я скоро перейду к делу. Крестьяне выращивают пищу, дворянство ее распределяет, ремесленники производят товары, купцы их продают. Император сидит в сторонке и наблюдает за тем, чтобы процесс продолжался и ничто не мешало его благополучному развитию. Император должен защитить Империю от катастроф, которые время от времени выпадают на нашу долю, – вы и представить себе не можете, какие они ужасные. Уверяю вас, к примеру, что истории о трясущейся земле и огне, вырывающемся из ее недр, или о ветре, который уносил людей во время Междуцарствия, – вовсе не мифы, а вещи, которые вполне могли бы происходить даже сейчас, если бы не существовало Имперской Державы.
Итак, Император сидит, ждет, изучает и наблюдает за Империей, чтобы не пропустить момента, когда нагрянет катастрофа. И когда это случается, в его распоряжении имеется три инструмента. Вы знаете, о чем я говорю?
– Я могу назвать два из них, – ответил я. – Держава и Военачальник.
– Вы правы, баронет. Третий инструмент более тонкий. Я говорю о механизме, осуществляющем жизнедеятельность Империи, начиная от Императорской Гвардии, судов, волшебников и кончая гонцами и шпионами.
Все они есть оружие в моих руках, при помощи которого я могу доставить зерно с севера на юг, если в этом возникнет нужда, или железо с запада на восток, где оно превратится в мечи. Я не управляю, а лишь регулирую. Да, если я отдам приказ, он будет исполнен. Но ни один Император, с Державой или без нее, не сможет заставить людей на рудниках делать честные отчеты и присылать нам всю руду, которую им удается там добыть.
– В таком случае кто управляет Империей, ваше величество?
– Когда на севере голод – южные рыбаки. Когда рудники и кузницы запада производят много товаров, Империей правят транспортные бароны. Когда нашим границам угрожают люди с Востока – восточные армии. Вы имеете в виду политическую власть? Тут тоже все очень сложно, гораздо сложнее, чем вам кажется.
В начале нашей истории жизнью Империи никто не руководил. Позднее правил каждый Дом, через своего наследника. Затем в управлении принимали участие аристократы всех Домов. На короткое время, в конце прошлого Цикла, Император действительно обладал неограниченной властью, но был убит в результате заговора и его собственной глупости. Сейчас, я полагаю, власть все больше сосредоточивается в руках купцов, в особенности тех, что водят караваны, осуществляя контроль над доставкой продуктов питания и товаров из одного конца Империи в другой. В будущем, я подозреваю, это будут волшебники, которым с каждым днем становятся доступны все новые чудеса.
– А вы? Что делаете вы?
– Я наблюдаю за рынками, рудниками, полями, слежу за герцогами и графами, стараюсь не допустить катастрофы, уговариваю Дома двигаться в нужном мне направлении. Я… почему вы так странно на меня посмотрели, баронет?
– Каждый Дом? – повторил я. – Каждый?
– Да, баронет. Каждый Дом. Разве вам не известно, что Дом Джарега является составной частью Империи? Иначе и быть не может; в противном случае зачем их терпеть? Джареги зарабатывают на теклах. Они делают текл счастливыми, поставляя им то, что скрашивает их существование. Я не говорю о крестьянах. Речь идет о теклах, которые живут в городах и выполняют лакейскую работу, на которую больше никто не соглашается. Они – законная добыча вашего Дома, баронет. Ведь если их охватит недовольство, город не сможет эффективно функционировать, аристократия начнет жаловаться и хрупкое равновесие в обществе будет нарушено.
Подъем сменился спуском, я решил, что теперь мои ноги выживут.
– Мятежники угрожают джарегам, – сказал я. – Значит, их следует изъять. Я правильно понял?
– Ваш Дом думает именно так, лорд Талтош.
– Значит, вы сами не считаете, что они угрожают Империи?
Зарика улыбнулась:
– Напрямую нет. Но если среди текл начнет расти недовольство, остальные тоже пострадают. Если бы не угроза войны, на все это можно было бы посмотреть сквозь пальцы. Но сейчас Империя должна действовать максимально эффективно, а если беспорядки начнутся в столице, последствия могут иметь для всех нас катастрофический характер.
Я вспомнил историю, которую мне поведал когда-то один текла, и чуть не сказал, что если теклы так ужасно счастливы, почему она сама не стала теклой, но я опасался, что Зарика может счесть мои слова за оскорбление.
– Неужели один джарег, выходец с Востока к тому же, может играть такую существенную роль? – поинтересовался я.
– Это важно для вашего Дома, баронет?
– Я не знаю, ваше величество, как насчет моего Дома, но для меня это жизненно необходимо.
Мы прошли сквозь занавес и снова оказались в тронном зале. Я узнал струны инструмента Тодди, завывания Дав-Хоэля и ритм барабана Айбина. Придворные поклонились, получалось, что они кланяются мне, – очень забавно. Императрица жестом подозвала женщину в цветах Дома Иорича. Женщина подошла к Зарике, которая уселась на трон. Я отступил назад.
– Сим я отдаю приказ о немедленном освобождении графини Лостгард Клефт и окрестностей. Ей даруется полная свобода, – сказала она, и я чуть не заплакал.
УРОК ДВЕНАДЦАТЫЙ. БАЗОВОЕ УМЕНИЕ ВЫЖИВАТЬ
Два дракона с каменными лицами в золотых плащах Гвардии Феникса и с повязками на головах со знаком иорича доставили Коти на ступени Крыла Иорича Императорского дворца через полчаса после того, как я расстался с Императрицей. Когда они появились, держа Коти с двух сторон за руки, я чуть не положил обоих на месте, но Лойош успел меня остановить. Они отпустили Коти на последней ступеньке, поклонились ей, одновременно повернулись, и ушли, больше не посмотрев в нашу сторону.
Я стоял в трех футах от Коти, тщетно пытаясь заметить следы того, что она перенесла. Ее глаза были внимательными и ясными, выражение лица мрачным, но в целом она выглядела как обычно. Коти немного постояла, потом ее взгляд остановился на мне.
– Влад, – сказала она, – это твоя работа? – Коти подняла правую руку, в которой был зажат свернутый в трубочку пергамент.
– Думаю, да, – ответил я. – А о чем речь? О помиловании?
– Освобождение. Там сказано, что они допускают мою невиновность. Но просят не совершать в дальнейшем противоправных действий.
– Во всяком случае, ты на свободе.
– Если бы я хотела, то могла бы выйти из тюрьмы и раньше.
– Я мог бы сказать, что сожалею, но зачем врать?
Коти улыбнулась и кивнула, проявив больше понимания, чем я рассчитывал.
– Возможно, все к лучшему.
Я пожал плечами:
– Я тоже так подумал, когда вы меня вытащили с Гринери.
– Ну, это совсем другое, – возразила Коти.
– Может быть, и нет. Как там было?
– Скучно.
– Рад, что с тобой не произошло ничего похуже скуки. Хочешь вернуться домой?
– Да, очень. Я хочу принять ванну, поесть чего-нибудь горячего, а потом…
Я подождал.
– И что потом? – спросил я после короткой паузы.
– А потом снова за работу.
– Да, конечно. Пойдем пешком или согласна, чтобы нас стошнило?
Коти задумалась:
– Знаешь, до Междуцарствия, когда телепортация была практически недоступна, некоторые теклы зарабатывали себе на жизнь тем, что возили по городу людей в повозках, запряженных лошадьми или ослами. А иногда они сами тащили небольшие тележки. Тогда они надевали на себя сбрую.
– Я не люблю лошадей. А что такое ослы?
– Я точно не знаю. Кажется, такая разновидность лошадей.
– Тогда мне они тоже не нравятся. Я вижу, ты читала исторические книги.
– Да. Волшебство изменило наш мир и продолжает его менять.
– Точно.
– Давай пройдемся.
– Ладно.
И мы пошли домой пешком.
Я нашел немного сушеных черных грибов, залил их кипящей водой и дал немного постоять. Через двадцать минут нарезал грибы с зеленым луком, луком-пореем, добавил укропа, несколько сортов перца и тонкие полоски кетны.
Я жарил получившуюся смесь с чесноком и имбирем, а Коти сидела на кухонном стуле и смотрела, как я готовлю. Мы молчали до тех пор, пока обед не был готов. Потом съели все с макаронами, которые приготовил мой дед. У меня оставалось немного земляники, и я украсил ею палачинту с макаронами, сделанными из земляных орехов, корицы, сахара и лимонного сока. Мы ели десерт вместе с замечательным земляничным ликером, который подарила мне Кайра, отыскавшая его в одном винном магазине. Она посетила его после закрытия.
– Как ты могла долго оставаться вдалеке от мужчины, который так замечательно готовит? – осведомился я.
– Высокий уровень самоконтроля, – ответила Коти.
Я налил нам еще ликера, а тарелки поставил на пол для джарегов. Откинувшись на спинку стула, я пил ликер и любовался Коти. Несмотря на шутливый тон нашей беседы, ее глаза оставались серьезными. Впрочем, я уже довольно давно не находил в ее глазах веселья.
– Что я должен сделать, чтобы удержать тебя?
Коти опустила глаза:
– Я не знаю, Владимир. Мне кажется, это невозможно. Я изменилась.
– Я вижу. А ты нравишься себе новая?
– Не знаю. Но в чем бы ни состояли эти изменения, они еще не завершились. И я не уверена, что мы сможем меняться вместе.
– Ты знаешь, что я готов почти на все.
– Почти?
– Почти.
– И чего же ты не станешь делать?
– Спроси меня, и мы узнаем.
Коти покачала головой:
– Не знаю. Я просто не знаю.
Мы уже далеко не в первый раз вели подобные разговоры с теми или иными вариациями. Я вышел в соседнюю комнату, откуда через окно доносилась игра уличных музыкантов. Периодически я бросал им кошелек с деньгами, поэтому они часто играли под моими окнами – одно из достоинств моей квартиры. Я швырнул им очередной кошелек и немного послушал музыку. Вспомнил, как мы с Коти, прижимаясь друг к другу, бродили по улицам. Тогда мне казалось, что рядом с ней я становлюсь выше. Я вспомнил наши трапезы у Валабара и как мы пили кляву в маленькой таверне, где построили башню из маленьких чашечек и сахарницы. Потом я заставил себя прекратить вспоминать и только слушал музыку.
Вскоре вернулся Айбин с барабаном, бережно обернутым в толстую ткань. Он поставил барабан у стены и сел.
– Как прошло выступление? – спросил я.
– Прекрасно, – ответил он. – Императрица хочет, чтобы мы сыграли для нее еще.
– Поздравляю.
– Чем занимаешься?
– Возвращаю жену.
– О! – Он посмотрел на Коти, которая углубилась в свои бумаги. – Хорошо, что она снова дома.
Коти улыбнулась ему, встала и сказала:
– Я приму ванну.
– Не возражаешь, если я с тобой посижу? – спросил я.
Теперь она улыбнулась мне.
– Возражаю, – ответила она и скрылась в ванной.
Коти положила дрова в печь и поставила кипятиться воду. Айбин начал играть на барабане, поэтому я не слышал шуршания одежды и плеска воды – наверное, к лучшему. Пальцы Айбина двигались с поразительной быстротой, барабан гудел, стонал и пел, звуки возникали так, словно были неотъемлемой частью комнаты. Я погрузился в волшебные ритмы, и некоторые время мне удавалось ни о чем не думать. Может быть, следует научиться играть на барабане?
Через час Коти вышла из ванной в своем красном халате с фенарианской вышивкой вдоль подола. Волосы она замотала белым полотенцем. Сочетание цветов подчеркивало черноту ее глаз. Я заговорил под тихий стон барабана Айбина:
– Завтра ты вернешься в Южную Адриланку?
– Да. До тех пор, пока я остаюсь на свободе, буду стараться освободить Келли и остальных наших товарищей.
– Полагаешь, у тебя что-нибудь получится?
– Я не вижу других вариантов.
Я подумал об Императрице, не имеющей возможности выбора, и сказал:
– Ты знаешь, что говорят о загнанном в угол тсере?
– Да, знаю. А что говорят о гибели на войне тысяч людей – на войне, которая их не касается? А о том, что нас бросают в тюрьмы? Что говорят о попытках заставить нас голодать и покориться? Что говорят о Гвардии Феникса, которая избивает и лишает нас жизни?
– Я понял, – сказал я.
– Завтра меня не будет весь день.
– Не сомневаюсь.
– Спокойно ночи, Влад.
– Спокойной ночи, Коти.
Она ушла в спальню. Я пересел в кресло, сделанное из мягкой кожи дарра, натянутой на деревянный каркас. Оно еще хранило тепло тела Коти. Айбин перестал играть, посмотрел на меня, пожелал сна без сновидений, положил барабан и удалился в синюю комнату. Я смотрел в ночь через открытое окно и чувствовал легкий запах моря. Лойош и Ротса подлетели и опустились ко мне на колени. Я почесал им подбородки и вскоре уснул.
Мне снился сон, который я не смог потом вспомнить – почти то же самое, что не видеть снов. Меня разбудили свет наступающего дня и голос, зазвучавший у меня в голове. Я проснулся и ощутил отвратительный вкус во рту. Я ненавижу разговаривать с людьми, даже псионически, до того, как прополощу рот.
– Кто это?
– Твой верный и надежный ассистент.
– Какая радость. Что случилось, Крейгар?
– Веселому Клопу только что предложили шесть тысяч за то, чтобы он отвернулся, когда один симпатичный малый попытается отослать тебя в следующую жизнь.
– Шесть тысяч? Только за то, чтобы он отвернулся? Вирра! Моя цена в этом мире выросла.
– У меня сложилось впечатление, что он едва не поддался на искушение.
– Было бы глупо с его стороны отвергнуть такое предложение. Так почему он отказался?
– Считает тебя счастливчиком. С другой стороны, он встревожен.
– Разумный парень. Дай мне проснуться, я свяжусь с тобой чуть позже.
Я прополоскал рот и быстро умылся.
– Похоже, что на сей раз у нас серьезные неприятности, Лойош.
– Это большая сумма денег, босс. Кто-нибудь на нее соблазнится.
– Точно.
Я поставил воду для утренней клявы и проверил остальных обитателей дома. Коти ушла, Айбин еще спал. Я положил полено в печь, использовал волшебство, чтобы его зажечь, подогрел пару булочек и достал масло и имбирь. Налил воды для клявы, добавил в нее сливки и мед, сел, съел булочки и выпил пару чашек горячего напитка. И еще я думал.
Человек с возможностями Боралиноя меня обязательно достанет. Рано или поздно кто-нибудь из моих людей не выдержит соблазна. Проклятие, он готов выложить такую сумму денег, за которую в свое время я с радостью продал бы одного из своих боссов. Личная преданность не позволяет продвинуться в нашем бизнесе: наличные гораздо полезнее. Я сумел придумать три способа помешать Боралиною подкупить одного из моих людей.
Во-первых, убить Боралиноя прежде, чем он доберется до меня – отличная идея, но почти невыполнимая. Мне понадобится по меньшей мере два или три дня только для того, чтобы собрать необходимую информацию. Или я мог заплатить еще больше, но для этого у меня нет необходимых ресурсов. Оставался третий вариант, суливший несколько серьезных последствий, которые следовало тщательно обдумать. Я съел еще одну булочку.
Торопиться нельзя. Закончив завтракать, я налил воды в ведро и тщательно вымыл лицо и руки.
– Крейгар, Крейгар, Крейгар.
– Кто это?
– Хозяин Усы собственной персоной. Когда ты сможешь собрать всех в офисе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24