Но, кроме кошек, есть и коты, и к тому же коты-ворюги. Нет, ничего более определенного, чем отпечатки пальцев в перчатках, в пользу аргумента об убийце-даме нет. Только ощущение, а Роджер знал, что хорошие детективы просто ощущения в расчет не принимают.
А впрочем, есть. Есть и нечто вполне определенное. Мисс Барнетт была в ночной рубашке. Это почти наверняка означает, что ее посетитель был женского пола.
Ну, это уже кое-что.
Роджер перешел к более материальным свидетельствам.
Материальных свидетельств, однако, было немного. Даже четки, предполагаемое орудие убийства, пока ни к чему не привели. Или привели? Морсби не сказал, выяснили или нет они, откуда четки взялись в квартире, но это не означает, что полиция ничего не нашла. Морсби редко добровольно дает информацию, предпочитая ее на что-то выменивать. Завтра его следует спросить и об этом.
Так, теперь четки…
Но почему четки? Они единодушно решили, что мисс Барнетт принадлежала к римско-католической церкви и что четки – ее. Миссис Палтус, однако, определенно сказала, что католичкой мисс Барнетт не была. Четками, безусловно, пользуются не только римские католики, многие англокатолики тоже. Но миссис Палтус сказала, что у мисс Барнетт вообще не было никаких четок, и Роджер ей верил. Отсюда следовало только одно: четки оставил убийца.
Чем больше Роджер думал об этом, тем значительнее казался ему этот факт. Даже если они не сумеют выяснить, откуда четки, из самого их наличия на месте преступления можно извлечь важный вывод – если, конечно, он сумеет верно сложить головоломку. На первый взгляд тут было два важных вопроса: 1) почему четки вообще оказались на месте преступления? 2) как убийца их оставил – нарочно или нечаянно?
Роджер поднялся с кресла и отправился в кладовую налить себе стакан пива из бочонка. Эти четки могут нас кое-куда привести…
Рассмотрим сначала второй вопрос, поскольку, если убийца оставил их не намеренно, ценность четок как улики значительно возрастает. В этом случае преступник допустил ошибку, и информацию, которую, возможно, они сумеют из этого факта извлечь, расшифровать будет легче. Но если четки подброшены специально, возникает множество осложнений. К какому выводу наверняка придет человек, обнаруживший рядом с трупом четки, оброненные убийцей? Что последний является католиком. Если четки оставлены случайно, больше шансов в пользу того, что убийца действительно католик, римский или английский, предпочтительно первый. Но если вещица брошена сознательно, это может означать лишь то, что убийца желал бы, чтобы его считали католиком, тогда как в действительности он (или она) – правоверный приверженец англиканской церкви. Отсюда немедленно возникает еще один вопрос: зачем убийце столько хлопот? Зачем ему нужно, чтобы полиция считала его католиком?
И это снова подводит нас к первому из основных вопросов: почему там вообще оказались четки?
Итак, почему?
Это убийство, по определению, является тщательно спланированной акцией. Зачем же тогда убийце являться, здрасьте пожалуйста, с четками, когда простая веревка сгодилась бы ничуть не хуже? (И почему, кстати, методом убийства избрано удавление? Может, ответ в том, что женщине претило бить жертву по голове кочергой или чем-то подобным? Кроме того, она могла быть не уверена в собственных силах. Это, кстати, вписывается в гипотезу.) В общем, трудно избежать соблазна, предположив, что преступление как-то связано с религиозными проблемами, но в качестве мотива ничего умнее убийцы, замышляющего второй Папский заговор, Роджеру в голову не пришло.
Итак, вопрос с четками пока отложим. Жаль, что он не сказал о них в разговоре с мисс Деламер. Она, кажется, католичка, может, могла бы помочь с головоломкой. Может, сумела бы даже опознать четки. Что, если она обронила на лестнице свои собственные, а убийца их подобрал? Это объяснило бы выбор орудия убийства. Но на этот вопрос ему завтра ответит Морсби.
Он переключился на мысли о таинственном беглеце, которым, как это теперь достоверно известно, не являлся мистер Джеймс Уоткинс.
Этот беглец, честно говоря, был просто помехой, той единственной деталью головоломки, которая не вписывалась в интерьер «Монмут-мэншинс», единственный просчет в сочиненной Роджером версии преступления. И хотя последние несколько дней Роджер сознательно старался о беглеце не думать, невозможно пренебрегать им вечно. Его нужно отловить, свалить наземь и расшифровать.
За ним тенью бежала еще одна нелепица. Мало того что беглец не вмещался в версию Роджера (в остальном, с его точки зрения, очень здравую), которая заключалась в том, что мисс Барнетт была убита кем-то из соседей по дому. Он еще и уничтожал гениальную догадку о клочке ваты, будильнике и прочем. Беглец полностью подтверждал показания Эннисмор-Смитов: время совпадало. И его появление выбивало почву из-под гипотезы о будильнике. Потому что это слишком уж неправдоподобное совпадение, чтобы точно в то время, когда стрелка будильника дошла до намеченного часа, появился на улице совершенно не относящийся к делу беглец.
Но, может быть, он как раз относится к делу?
Здравый смысл Роджера возопил, но Роджер этот вопль игнорировал. Он не выстраивал стройную систему доказательств от факта к факту, он сознательно поощрял свое воображение, какие бы фортели оно ни выкидывало. Сама исходная точка, с которой он позволил стартовать воображению, а именно виновность миссис Эннисмор-Смит, была, очень может быть, ошибочной; мысль о будильнике (под каковым Роджер подразумевал любое механическое приспособление для производства шума и грохота в заранее заданное время), без всякого сомнения, могла оказаться сущим вздором; но если человек бродит по лугу достаточно долго и достаточно усердно, хоть и наугад, пятьдесят шансов против пятидесяти, что рано или поздно он набредет на листок клевера с четырьмя лепестками, – разумеется, если четырехлепестковый клевер растет на этом лугу. А на том, по которому бродил сейчас Роджер, такой юге вер водился в избытке, хотя распознать его ох как непросто. Так что побредем дальше.
Отлично. Мы остановились на том, что единственный способ примирить беглеца с будильником – это признать, что его появление на улице ничуть не случайность, а сознательный ход.
Это означает, что беглец был подручным убийцы. Ну я почему нет? В жизни случаются и более странные вещи, чем убийца с подручным. По крайней мере, этим устанавливается, что беглец – не убийца. Больше того, это объясняет, почему ему вздумалось лезть на стену вместо того, чтобы выйти в дверь. Сам преступник наверняка разведал окрестности, помощник мог этого и не сделать.
Нет, это не годится. Миссис Эннисмор-Смит – а под миссис Эннисмор-Смит Роджер имел в виду преступного обитателя «Монмут-мэншинс», на которого покуда указывали обстоятельства, – итак, миссис Эннисмор-Смит прекрасно знала о двери в стене. С ее вниманием к деталям невозможно представить, чтобы она не рассказала о двери помощнику и тому не пришлось бы выставлять себя напоказ, перелезая через стену. Так что…
Здравый смысл Роджера снова взбунтовался, и на этот раз Роджер не смог к нему не прислушаться. Ты глупец, сказал ему здравый смысл, и Роджер кивнул, соглашаясь. Главное назначение подручного – привлечь к себе внимание, и ничего больше! Мы ведь доказали уже, к совершенному собственному удовольствию, что, этой ночью никто не мог незамеченным выбраться из «Монмут-мэншинс» – ни убийца, ни подручный убийцы. «Монмут-мэншинс» этой ночью был недоступней средневекового замка. Следовательно, подручный никогда не был в стенах этой крепости. Единственное, что ему пришлось сделать, и единственное, в чем состояла его задача (принимая во внимание, что у миссис Эннисмор-Смит хватило духу выполнить основную работу),– это устроить так, чтобы кто-то видел, как он перелезает через стену в переулок и как сумасшедший бежит по окрестным улицам прочь от «Монмут-мэншинс» ровно в 1.20 пополуночи в среду. Кто ж найдется такой толковый и даже сверхтолковый, кто бы понял, что Убийство вовсе не совершалось в 1.20, что беглец в нем не повинен и что алиби жены, обеспеченное ничего не подозревающим и готовым подтвердить его под присягой мистером Эннисмор-Смитом, полностью рушится?
«Разумеется, никто, – с удовольствием ответил себе Роджер Шерингэм, – за исключением разве что Роджера Шерингэма».
Он допил пиво и снова направился в кладовую за новой порцией. В этот вечер он продвинулся дальше, чем за все время с начала расследования, и с присущей ему скромностью отнес свой успех на счет пива.
Из всех блох, выловленных им покуда, самой плодотворной оказался беглец. Снова расположившись перед камином, Роджер решил, что еще поработает с беглецом.
Итак, на данный момент установлено, что задачей подручного было в 1.20 ночи организовать подозрительное, с точки зрения свидетелей, бегство со двора посредством перелезания через стену, вместо того чтобы пройти в дверь, и привлечь таким образом внимание шофера, и тогда…
Роджер встрепенулся. Каким же образом эти двое могли знать наперед, что шофер вернется примерно в 1.20? Он ведь совершенно случайно приехал именно в это время. Даже его хозяйка тремя часами раньше не могла знать, во сколько его отпустит.
Тут надо переставить акценты. То, что подручный вскарабкался на стену для того, чтобы привлечь внимание, очевидно. Этому просто нет другого объяснения, особенно если учесть, что он знал о наличии в стене двери. Отсюда следует, что точный момент преодоления стены зависел от времени возвращения шофера, а вовсе не от часа, заранее установленного миссис Эннисмор-Смит. Как тогда объяснить столь точное совпадение с шумом в спальне мисс Барнетт?
– Черт побери! – воскликнул Роджер после недолгого размышления. – Именно подручный, а вовсе не какие-то механические приспособления, вот кто осуществил все шумовые эффекты!
Это действительно был шаг вперед.
Чем больше Роджер обдумывал эту идею, тем больше она ему нравилась. Итак, роль подручного состояла не только в том, чтобы, убегая, привлечь к себе внимание, но и в том, чтобы нашуметь, да так, чтобы полдома перебудить, точно в момент бегства. Так что он не тронулся с места, пока шофер, которого он дожидался часами и за которым следил в дверную щелку, не появился из ворот гаража. Затем представление набрало стремительный темп.
Теперь вопрос в том, каким образом подручный стоя во дворе, сумел осуществить шумовые эффекты в квартире на четвертом этаже.
В этот вечер Роджер был особенно в форме. Всего десяти минут хватило ему, чтобы разгадать эту загадку, и к тому же ответ, по его убеждению не имел вариантов.
Завершив этот интеллектуальный труд, он направился спальню и уже в постели от корки до корки прочел юмористический еженедельник, чтоб поскорей нагнать сон.
Глава 13
Мисс Барнетт сняла с машинки чехол и заняла свое рабочее место. Если она и почувствовала хоть какое-нибудь замешательство, обнаружив, что хозяин, в пижаме и халате, уже ждет ее в кабинете, то, конечно, ничем этого не выдала.
– «Нужно спрашивать маму»? – спросила она деловито.
– Ни в коем случае. И не обязательно вам сидеть за машинкой. Давайте-ка за письменный стол. Я кое-что продиктую, а вы застенографируете.
– Я вполне могу стенографировать здесь, – ответила мисс Барнетт, волшебным образом извлекая откуда-то блокнот и карандаш.
– Сядьте за стол, – повторил, не обращая внимания, Роджер.
Мисс Барнетт села за стол.
– Да, кстати, – для проформы сказал Роджер. – Вы, надеюсь, извините мне мой халат, не так ли?
– Разумеется, если вам так удобней.
– Удобней. Готовы? Это для досье по делу «Монмут-мэншинс». Я вам продиктую, произвольно, кое-какие замечания. Вы их потом изложите по порядку, перепечатаете, под копирку, каждый пункт на отдельном листке, и первые экземпляры подошьете в досье. И как можно быстрее. Понятно?
– Вполне.
И Роджер быстро надиктовал ей результаты своих вчерашних размышлений, снабдив каждый пункт собранными им свидетельствами. То, чему свидетельств не имелось, он смело подкрепил своими умозаключениями. Всего выводов было три, у каждого свое наименование: 1) «Убийство было совершено не в 1.20 пополуночи, а раньше»; 2) «Шум, отмеченный в 1.20 пополуночи, был произведен не убийцей, а его подручным»; 3) «Человек, которого шофер и Другие свидетели видели перелезающим через стену заднего двора и бегущим по улицам приблизительно в 1.20 пополуночи, был не убийца, а также его подручный». Роджер никак не отметил свои подозрения в адрес миссис Эннисмор-Смит. Страницы, уже поименованные «Эвадина Деламер» и «Миссис Бэррингтон-Брейбрук» также остались чистыми. Отныне, решил Роджер, он будет избегать конкретных имен в своих заметках: имена лучше держать в голове. В конце концов, есть такая вещь, как закон о привлечении к ответственности за клевету.
Закончив диктовку, он поглядел на мисс Барнетт, ничего, впрочем, не ожидая.
На этот раз, однако, последовал комментарий:
– Могу я задать вам вопрос, мистер Шерингэм?
– Можете, Стелла. Между прочим, – благосклонно прибавил он, – вы купили туфли и прочее?
– Да, благодарю вас. Вот счета.
– Вполне разумные цены, – отозвался Роджер, про смотрев их.
– Очень жаль, что вы так думаете. Я надеялась, что это послужит вам уроком. А спросить я вас хотела вот о чем…
– Погодите, пока не забыл. Тут для вас лежат две большие коробки. Я сейчас велю Мидоузу принести их. Я купил вам то синее платье, кстати. Да, и еще три шляпки. Да, и еще два гарнитура белья к тому же, на смену: один можно носить, пока другой в стирке. Да, и еще несколько штучек, с которыми не знаю, что делать, сами разберетесь.
– Совершенно напрасно. Я приму только то, что оговорено в условиях нашего договора.
– Но не могу же я сам их надеть!
– А уж это, мистер Шерингэм, ваша забота.
– Вряд ли уважающий себя мужчина, – пустился в рассуждения Роджер, станет носить шелковые шальвары: они, конечно, очень миленькие, но для города не годятся. Иначе говоря, Стелла Барнетт, вы очень меня обяжете, если снимете это бремя с моих плеч. Можете не носить. Можете все сжечь в камине, если хотите, но избавьте меня от этого барахла.
– Пожалуйста, мистер Шерингэм, будьте серьезней. Я отказываюсь…
– Это приказ.
– Ну хорошо, – сдалась мисс Барнетт. – А теперь наконец может, вы позволите мне задать вопрос? Поймите меня правильно, ни в малейшей степени я не хочу по мешать вашим играм, но собираетесь ли вы развивать и дальше эти соображения, которые только что мне продиктовали?
– Собираюсь, – радостно откликнулся Роджер.
– Но, надеюсь, вы не станете кому-то о них сообщать?
– Специально для этого я сейчас отправляюсь в Скотленд-Ярд.
Мисс Барнетт поглядела на него очень внимательно:
– В таком случае, будучи вашей доверенной секретаршей, считаю своей обязанностью просить вас подумать, разумно ли это.
– Что вы имеете в виду?
– Мне бы не хотелось, чтоб вы стали посмешищем всего полицейского управления, – строго сказала мисс Барнетт.
– Какая трогательная забота, Стелла.
– Ничего подобного. Я боюсь, что вина за это падет на меня, – спокойно отреагировала мисс Барнетт. – Люди скажут, что, когда вы теряете ощущение реальности, моя обязанность – привести вас в чувство.
– Ах, люди скажут! Значит, вы не согласны с моими идеями?
– Я нахожу, что они противоречат здравому смыслу, и считаю своим долгом сказать вам об этом. Да вы же сами говорили мне вчера, что полиция арестовала убийцу и нет никаких сомнений, что без серьезных оснований этого бы не произошло. Впрочем, в утренних газетах я таких сообщений не видела.
– Не арестовала, – поправил Роджер, стараясь поскорей миновать это скользкое место. – Нет, я не говорил, что арестовала. У них какие-то процедурные трудности, насколько я понял. Но они держат его под наблюдением, и это главное. Они знают, где он находится, и в любой момент могут схватить его. Пари, как вы помните, заключалось в том, находился ли он тем вечером в окрестностях «Монмут-мэншинс». Полиция не может арестовать человека только на таком основании. Ни один магистрат не Даст ордера на арест.
Мисс Барнетт поглядела на него недоверчиво, но, к Удовольствию Роджера, от развития темы воздержалась.
– Как бы там ни было, дело не в этом. Правда, мистер Шерингэм, я очень серьезно советую вам оставить это Дело в покое.
– Но я нашел такое хитроумное решение! – умоляюще произнес Роджер.
– Нетрудно быть хитроумным, если решиться пренебрегать здравым смыслом!
Под этим сокрушительным ударом Роджер склонил голову.
– И все-таки напечатайте это, пожалуйста, а я потом решу, как поступить. А сейчас мне пора завтракать. – И, вполне довольный собой, вышел из кабинета.
Как ни критично была настроена мисс Барнетт, ее производительность оказалась выше всяких похвал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
А впрочем, есть. Есть и нечто вполне определенное. Мисс Барнетт была в ночной рубашке. Это почти наверняка означает, что ее посетитель был женского пола.
Ну, это уже кое-что.
Роджер перешел к более материальным свидетельствам.
Материальных свидетельств, однако, было немного. Даже четки, предполагаемое орудие убийства, пока ни к чему не привели. Или привели? Морсби не сказал, выяснили или нет они, откуда четки взялись в квартире, но это не означает, что полиция ничего не нашла. Морсби редко добровольно дает информацию, предпочитая ее на что-то выменивать. Завтра его следует спросить и об этом.
Так, теперь четки…
Но почему четки? Они единодушно решили, что мисс Барнетт принадлежала к римско-католической церкви и что четки – ее. Миссис Палтус, однако, определенно сказала, что католичкой мисс Барнетт не была. Четками, безусловно, пользуются не только римские католики, многие англокатолики тоже. Но миссис Палтус сказала, что у мисс Барнетт вообще не было никаких четок, и Роджер ей верил. Отсюда следовало только одно: четки оставил убийца.
Чем больше Роджер думал об этом, тем значительнее казался ему этот факт. Даже если они не сумеют выяснить, откуда четки, из самого их наличия на месте преступления можно извлечь важный вывод – если, конечно, он сумеет верно сложить головоломку. На первый взгляд тут было два важных вопроса: 1) почему четки вообще оказались на месте преступления? 2) как убийца их оставил – нарочно или нечаянно?
Роджер поднялся с кресла и отправился в кладовую налить себе стакан пива из бочонка. Эти четки могут нас кое-куда привести…
Рассмотрим сначала второй вопрос, поскольку, если убийца оставил их не намеренно, ценность четок как улики значительно возрастает. В этом случае преступник допустил ошибку, и информацию, которую, возможно, они сумеют из этого факта извлечь, расшифровать будет легче. Но если четки подброшены специально, возникает множество осложнений. К какому выводу наверняка придет человек, обнаруживший рядом с трупом четки, оброненные убийцей? Что последний является католиком. Если четки оставлены случайно, больше шансов в пользу того, что убийца действительно католик, римский или английский, предпочтительно первый. Но если вещица брошена сознательно, это может означать лишь то, что убийца желал бы, чтобы его считали католиком, тогда как в действительности он (или она) – правоверный приверженец англиканской церкви. Отсюда немедленно возникает еще один вопрос: зачем убийце столько хлопот? Зачем ему нужно, чтобы полиция считала его католиком?
И это снова подводит нас к первому из основных вопросов: почему там вообще оказались четки?
Итак, почему?
Это убийство, по определению, является тщательно спланированной акцией. Зачем же тогда убийце являться, здрасьте пожалуйста, с четками, когда простая веревка сгодилась бы ничуть не хуже? (И почему, кстати, методом убийства избрано удавление? Может, ответ в том, что женщине претило бить жертву по голове кочергой или чем-то подобным? Кроме того, она могла быть не уверена в собственных силах. Это, кстати, вписывается в гипотезу.) В общем, трудно избежать соблазна, предположив, что преступление как-то связано с религиозными проблемами, но в качестве мотива ничего умнее убийцы, замышляющего второй Папский заговор, Роджеру в голову не пришло.
Итак, вопрос с четками пока отложим. Жаль, что он не сказал о них в разговоре с мисс Деламер. Она, кажется, католичка, может, могла бы помочь с головоломкой. Может, сумела бы даже опознать четки. Что, если она обронила на лестнице свои собственные, а убийца их подобрал? Это объяснило бы выбор орудия убийства. Но на этот вопрос ему завтра ответит Морсби.
Он переключился на мысли о таинственном беглеце, которым, как это теперь достоверно известно, не являлся мистер Джеймс Уоткинс.
Этот беглец, честно говоря, был просто помехой, той единственной деталью головоломки, которая не вписывалась в интерьер «Монмут-мэншинс», единственный просчет в сочиненной Роджером версии преступления. И хотя последние несколько дней Роджер сознательно старался о беглеце не думать, невозможно пренебрегать им вечно. Его нужно отловить, свалить наземь и расшифровать.
За ним тенью бежала еще одна нелепица. Мало того что беглец не вмещался в версию Роджера (в остальном, с его точки зрения, очень здравую), которая заключалась в том, что мисс Барнетт была убита кем-то из соседей по дому. Он еще и уничтожал гениальную догадку о клочке ваты, будильнике и прочем. Беглец полностью подтверждал показания Эннисмор-Смитов: время совпадало. И его появление выбивало почву из-под гипотезы о будильнике. Потому что это слишком уж неправдоподобное совпадение, чтобы точно в то время, когда стрелка будильника дошла до намеченного часа, появился на улице совершенно не относящийся к делу беглец.
Но, может быть, он как раз относится к делу?
Здравый смысл Роджера возопил, но Роджер этот вопль игнорировал. Он не выстраивал стройную систему доказательств от факта к факту, он сознательно поощрял свое воображение, какие бы фортели оно ни выкидывало. Сама исходная точка, с которой он позволил стартовать воображению, а именно виновность миссис Эннисмор-Смит, была, очень может быть, ошибочной; мысль о будильнике (под каковым Роджер подразумевал любое механическое приспособление для производства шума и грохота в заранее заданное время), без всякого сомнения, могла оказаться сущим вздором; но если человек бродит по лугу достаточно долго и достаточно усердно, хоть и наугад, пятьдесят шансов против пятидесяти, что рано или поздно он набредет на листок клевера с четырьмя лепестками, – разумеется, если четырехлепестковый клевер растет на этом лугу. А на том, по которому бродил сейчас Роджер, такой юге вер водился в избытке, хотя распознать его ох как непросто. Так что побредем дальше.
Отлично. Мы остановились на том, что единственный способ примирить беглеца с будильником – это признать, что его появление на улице ничуть не случайность, а сознательный ход.
Это означает, что беглец был подручным убийцы. Ну я почему нет? В жизни случаются и более странные вещи, чем убийца с подручным. По крайней мере, этим устанавливается, что беглец – не убийца. Больше того, это объясняет, почему ему вздумалось лезть на стену вместо того, чтобы выйти в дверь. Сам преступник наверняка разведал окрестности, помощник мог этого и не сделать.
Нет, это не годится. Миссис Эннисмор-Смит – а под миссис Эннисмор-Смит Роджер имел в виду преступного обитателя «Монмут-мэншинс», на которого покуда указывали обстоятельства, – итак, миссис Эннисмор-Смит прекрасно знала о двери в стене. С ее вниманием к деталям невозможно представить, чтобы она не рассказала о двери помощнику и тому не пришлось бы выставлять себя напоказ, перелезая через стену. Так что…
Здравый смысл Роджера снова взбунтовался, и на этот раз Роджер не смог к нему не прислушаться. Ты глупец, сказал ему здравый смысл, и Роджер кивнул, соглашаясь. Главное назначение подручного – привлечь к себе внимание, и ничего больше! Мы ведь доказали уже, к совершенному собственному удовольствию, что, этой ночью никто не мог незамеченным выбраться из «Монмут-мэншинс» – ни убийца, ни подручный убийцы. «Монмут-мэншинс» этой ночью был недоступней средневекового замка. Следовательно, подручный никогда не был в стенах этой крепости. Единственное, что ему пришлось сделать, и единственное, в чем состояла его задача (принимая во внимание, что у миссис Эннисмор-Смит хватило духу выполнить основную работу),– это устроить так, чтобы кто-то видел, как он перелезает через стену в переулок и как сумасшедший бежит по окрестным улицам прочь от «Монмут-мэншинс» ровно в 1.20 пополуночи в среду. Кто ж найдется такой толковый и даже сверхтолковый, кто бы понял, что Убийство вовсе не совершалось в 1.20, что беглец в нем не повинен и что алиби жены, обеспеченное ничего не подозревающим и готовым подтвердить его под присягой мистером Эннисмор-Смитом, полностью рушится?
«Разумеется, никто, – с удовольствием ответил себе Роджер Шерингэм, – за исключением разве что Роджера Шерингэма».
Он допил пиво и снова направился в кладовую за новой порцией. В этот вечер он продвинулся дальше, чем за все время с начала расследования, и с присущей ему скромностью отнес свой успех на счет пива.
Из всех блох, выловленных им покуда, самой плодотворной оказался беглец. Снова расположившись перед камином, Роджер решил, что еще поработает с беглецом.
Итак, на данный момент установлено, что задачей подручного было в 1.20 ночи организовать подозрительное, с точки зрения свидетелей, бегство со двора посредством перелезания через стену, вместо того чтобы пройти в дверь, и привлечь таким образом внимание шофера, и тогда…
Роджер встрепенулся. Каким же образом эти двое могли знать наперед, что шофер вернется примерно в 1.20? Он ведь совершенно случайно приехал именно в это время. Даже его хозяйка тремя часами раньше не могла знать, во сколько его отпустит.
Тут надо переставить акценты. То, что подручный вскарабкался на стену для того, чтобы привлечь внимание, очевидно. Этому просто нет другого объяснения, особенно если учесть, что он знал о наличии в стене двери. Отсюда следует, что точный момент преодоления стены зависел от времени возвращения шофера, а вовсе не от часа, заранее установленного миссис Эннисмор-Смит. Как тогда объяснить столь точное совпадение с шумом в спальне мисс Барнетт?
– Черт побери! – воскликнул Роджер после недолгого размышления. – Именно подручный, а вовсе не какие-то механические приспособления, вот кто осуществил все шумовые эффекты!
Это действительно был шаг вперед.
Чем больше Роджер обдумывал эту идею, тем больше она ему нравилась. Итак, роль подручного состояла не только в том, чтобы, убегая, привлечь к себе внимание, но и в том, чтобы нашуметь, да так, чтобы полдома перебудить, точно в момент бегства. Так что он не тронулся с места, пока шофер, которого он дожидался часами и за которым следил в дверную щелку, не появился из ворот гаража. Затем представление набрало стремительный темп.
Теперь вопрос в том, каким образом подручный стоя во дворе, сумел осуществить шумовые эффекты в квартире на четвертом этаже.
В этот вечер Роджер был особенно в форме. Всего десяти минут хватило ему, чтобы разгадать эту загадку, и к тому же ответ, по его убеждению не имел вариантов.
Завершив этот интеллектуальный труд, он направился спальню и уже в постели от корки до корки прочел юмористический еженедельник, чтоб поскорей нагнать сон.
Глава 13
Мисс Барнетт сняла с машинки чехол и заняла свое рабочее место. Если она и почувствовала хоть какое-нибудь замешательство, обнаружив, что хозяин, в пижаме и халате, уже ждет ее в кабинете, то, конечно, ничем этого не выдала.
– «Нужно спрашивать маму»? – спросила она деловито.
– Ни в коем случае. И не обязательно вам сидеть за машинкой. Давайте-ка за письменный стол. Я кое-что продиктую, а вы застенографируете.
– Я вполне могу стенографировать здесь, – ответила мисс Барнетт, волшебным образом извлекая откуда-то блокнот и карандаш.
– Сядьте за стол, – повторил, не обращая внимания, Роджер.
Мисс Барнетт села за стол.
– Да, кстати, – для проформы сказал Роджер. – Вы, надеюсь, извините мне мой халат, не так ли?
– Разумеется, если вам так удобней.
– Удобней. Готовы? Это для досье по делу «Монмут-мэншинс». Я вам продиктую, произвольно, кое-какие замечания. Вы их потом изложите по порядку, перепечатаете, под копирку, каждый пункт на отдельном листке, и первые экземпляры подошьете в досье. И как можно быстрее. Понятно?
– Вполне.
И Роджер быстро надиктовал ей результаты своих вчерашних размышлений, снабдив каждый пункт собранными им свидетельствами. То, чему свидетельств не имелось, он смело подкрепил своими умозаключениями. Всего выводов было три, у каждого свое наименование: 1) «Убийство было совершено не в 1.20 пополуночи, а раньше»; 2) «Шум, отмеченный в 1.20 пополуночи, был произведен не убийцей, а его подручным»; 3) «Человек, которого шофер и Другие свидетели видели перелезающим через стену заднего двора и бегущим по улицам приблизительно в 1.20 пополуночи, был не убийца, а также его подручный». Роджер никак не отметил свои подозрения в адрес миссис Эннисмор-Смит. Страницы, уже поименованные «Эвадина Деламер» и «Миссис Бэррингтон-Брейбрук» также остались чистыми. Отныне, решил Роджер, он будет избегать конкретных имен в своих заметках: имена лучше держать в голове. В конце концов, есть такая вещь, как закон о привлечении к ответственности за клевету.
Закончив диктовку, он поглядел на мисс Барнетт, ничего, впрочем, не ожидая.
На этот раз, однако, последовал комментарий:
– Могу я задать вам вопрос, мистер Шерингэм?
– Можете, Стелла. Между прочим, – благосклонно прибавил он, – вы купили туфли и прочее?
– Да, благодарю вас. Вот счета.
– Вполне разумные цены, – отозвался Роджер, про смотрев их.
– Очень жаль, что вы так думаете. Я надеялась, что это послужит вам уроком. А спросить я вас хотела вот о чем…
– Погодите, пока не забыл. Тут для вас лежат две большие коробки. Я сейчас велю Мидоузу принести их. Я купил вам то синее платье, кстати. Да, и еще три шляпки. Да, и еще два гарнитура белья к тому же, на смену: один можно носить, пока другой в стирке. Да, и еще несколько штучек, с которыми не знаю, что делать, сами разберетесь.
– Совершенно напрасно. Я приму только то, что оговорено в условиях нашего договора.
– Но не могу же я сам их надеть!
– А уж это, мистер Шерингэм, ваша забота.
– Вряд ли уважающий себя мужчина, – пустился в рассуждения Роджер, станет носить шелковые шальвары: они, конечно, очень миленькие, но для города не годятся. Иначе говоря, Стелла Барнетт, вы очень меня обяжете, если снимете это бремя с моих плеч. Можете не носить. Можете все сжечь в камине, если хотите, но избавьте меня от этого барахла.
– Пожалуйста, мистер Шерингэм, будьте серьезней. Я отказываюсь…
– Это приказ.
– Ну хорошо, – сдалась мисс Барнетт. – А теперь наконец может, вы позволите мне задать вопрос? Поймите меня правильно, ни в малейшей степени я не хочу по мешать вашим играм, но собираетесь ли вы развивать и дальше эти соображения, которые только что мне продиктовали?
– Собираюсь, – радостно откликнулся Роджер.
– Но, надеюсь, вы не станете кому-то о них сообщать?
– Специально для этого я сейчас отправляюсь в Скотленд-Ярд.
Мисс Барнетт поглядела на него очень внимательно:
– В таком случае, будучи вашей доверенной секретаршей, считаю своей обязанностью просить вас подумать, разумно ли это.
– Что вы имеете в виду?
– Мне бы не хотелось, чтоб вы стали посмешищем всего полицейского управления, – строго сказала мисс Барнетт.
– Какая трогательная забота, Стелла.
– Ничего подобного. Я боюсь, что вина за это падет на меня, – спокойно отреагировала мисс Барнетт. – Люди скажут, что, когда вы теряете ощущение реальности, моя обязанность – привести вас в чувство.
– Ах, люди скажут! Значит, вы не согласны с моими идеями?
– Я нахожу, что они противоречат здравому смыслу, и считаю своим долгом сказать вам об этом. Да вы же сами говорили мне вчера, что полиция арестовала убийцу и нет никаких сомнений, что без серьезных оснований этого бы не произошло. Впрочем, в утренних газетах я таких сообщений не видела.
– Не арестовала, – поправил Роджер, стараясь поскорей миновать это скользкое место. – Нет, я не говорил, что арестовала. У них какие-то процедурные трудности, насколько я понял. Но они держат его под наблюдением, и это главное. Они знают, где он находится, и в любой момент могут схватить его. Пари, как вы помните, заключалось в том, находился ли он тем вечером в окрестностях «Монмут-мэншинс». Полиция не может арестовать человека только на таком основании. Ни один магистрат не Даст ордера на арест.
Мисс Барнетт поглядела на него недоверчиво, но, к Удовольствию Роджера, от развития темы воздержалась.
– Как бы там ни было, дело не в этом. Правда, мистер Шерингэм, я очень серьезно советую вам оставить это Дело в покое.
– Но я нашел такое хитроумное решение! – умоляюще произнес Роджер.
– Нетрудно быть хитроумным, если решиться пренебрегать здравым смыслом!
Под этим сокрушительным ударом Роджер склонил голову.
– И все-таки напечатайте это, пожалуйста, а я потом решу, как поступить. А сейчас мне пора завтракать. – И, вполне довольный собой, вышел из кабинета.
Как ни критично была настроена мисс Барнетт, ее производительность оказалась выше всяких похвал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24