А ты можешь себе представить, что значит иметь такого врага. Он не станет посылать уведомления через адвокатов, а сунет кобру тебе в постель, и все дела. — Мелисса засмеялась.— Стало быть, Беннистер убил Надежну?— Я этого не говорила.— Ты думаешь, бур столкнул ее за борт? — наседал я.На лице Мелиссы появилось выражение оскорбленной невинности.— Я просто изложила тебе наиболее злостные слухи и всегда буду отрицать, что упоминала в разговоре с тобой имя Тони. — Она стряхнула пепел в хрустальную пепельницу. — Но на твой вопрос, Ник, кто может угрожать Тони, я отвечу: Яссир Кассули. В последнее время поговаривают, он поклялся, что Тони не выиграет соревнования в Сен-Пьере.— Так вот почему Беннистер так цепляется за эту тварь, своего бура!— Ты медленно соображаешь, Ник. Именно так. — Мелисса затушила сигарету, давая понять, что разговор окончен. — И какие у тебя планы?— Я приеду навестить детей через пару недель.— Я имела в виду не это. Как ты собираешься жить дальше?— А! Отремонтирую «Сикоракс» и уплыву в Новую Зеландию. Я прилечу сюда, чтобы повидать детей.— Ты думаешь, деньги растут на деревьях?— Это мое дело.Она опять взяла пилочку для ногтей:— Лучше найди работу, Ник. Я понимаю, ты очень смелый, но твое путешествие абсолютно нереально. Достопочтенный Джон поможет тебе. У него куча друзей, которые с радостью примут на работу кавалера Креста Виктории. Ты наконец сможешь купить себе приличный костюм и работать по связям с общественностью.— Я все равно совершу кругосветное путешествие.Мелисса пожала плечами:— Мне потребуются твои гарантии, Ник. Я имею в виду, что ты не можешь так просто обречь своих детей на нищету, пока ты будешь шататься по южным морям.— А почему бы и нет?— Я должна буду предупредить своих адвокатов, что ты планируешь сбежать. Мне очень не хочется этого делать, поверь, но у меня нет другого выхода.Я улыбнулся.— Дорогая Мелисса. Деньги, деньги, и еще раз деньги. Кто присмотрит за детьми, если я не смогу? Няня? — Я поцеловал ее в щеку. — Увидимся через две недели.— До свидания, Ник. Служанка тебя проводит. — И Мелисса потянула за шнурок звонка.Я ушел ни с чем, но, по правде говоря, я мало надеялся получить эти деньги за аренду.С другой стороны, я и не ожидал, что все эти слухи о преступлении и наказании подтвердятся. Хромая, ступал я по опавшим лепесткам и вспоминал лицо Надежны Беннистер. Она была такой хорошенькой и счастливой, и вот теперь лежит под огромной толщей воды, и ее тело гниет и медленно перемещается в темноте.И прошел слушок, не более чем мелкая рябь на спокойной поверхности океана, что она была убита...А Беннистер явно оберегает этого бура...Стоп, сказал я себе, это не мое дело. Совсем не мое...Дело было не мое, но я не мог выбросить его из головы.Вернувшись в Девон, я поискал в журналах Беннистера статью о несчастном случае, в результате которого погибла его жена, но нашел кое-что получше. В коричневой папке на столе лежала копия отчета о результатах расследования причин гибели Надежны.В нем излагалась простая история. «Уайлдтрек» возвращался с соревнований в Сен-Пьере и находился в пятистах милях от канадского побережья. Дело было ночью. Штормило, ветер достигал шести-семи баллов, а в отдельные порывы — и восьми. На палубе, кроме Надежны, был только Фанни Мульдер — в деле он именовался штурманом. Это меня насторожило. Во-первых, я слышал, что Фанни был профессиональным шкипером, а потом, зачем штурману стоять ночную вахту как простому матросу?В показаниях Мульдера говорилось, что после полуночи поднялся сильный ветер, но Надежна наотрез отказалась уменьшить парусность. В прошлых соревнованиях при шквалистом ветре паруса на яхте всегда приспускали, но на этот раз ради победы они шли на все. По словам Мульдера, скорость была очень большой. Около двух часов ночи Надежне показалось, что гик слишком высоко задрался, и она попросила Фанни пойти и проверить оттяжку гика. Он пошел вперед. На нем был страховочный пояс, и Фанни утверждал, что у Надежны, стоявшей у штурвала в кормовом кокпите, был такой же. Он вспоминал, как по пути подумал, что шторм усиливается и становится все опаснее. Мульдер обнаружил, что отвязался строп якоря. Когда Фанни заново привязывал его к D-образному кольцу у основания грот-мачты, гигантский вал захлестнул «Уайлдтрек». Огромная волна, самая большая за эту ночь, обрушилась на корму. Яхта вздрогнула, почти наполовину погрузившись в воду, и Фанни живописно рассказывал, как его бросило вперед потоком ледяной воды. Пока он приходил в себя, «Уайлдтрек» вышел на более спокойное пространство, и Мульдер обнаружил, что Надежна исчезла. Гюйс-штоки, поплавки, поручни и спасательные пояса — все снесло с кормы волной.Беннистер, проходивший по делу в качестве шкипера, первым выскочил на палубу. За ним последовала вся команда. Они убрали паруса, завели мотор и белым прожектором стали обыскивать море. Занималось утро, а они все еще искали, хотя к тому времени это уже потеряло всякий смысл — ведь на Надежне не было даже спасательного жилета, только страховочный пояс... На рассвете американский поисковый самолет обследовал поверхность моря. К полудню не осталось даже надежды на чудо. Тела девушки так и не нашли.Следователь отметил, что паруса на «Уайлдтреке» Не были спущены, и критически оценил поведение яхтсменов, которые ради эфемерной победы шли на такой риск. Но дальше критических замечаний дело не пошло. Следователь указал на то обстоятельство, что решение не уменьшать парусность исходило от самой погибшей, чья смелость и мастерство управления яхтой не ставились под сомнение. Это был трагический случай, и суд выразил соболезнования господину Энтони Беннистеру и отцу Надежны, господину Яссиру Кассули, прилетевшему из Америки для оказания помощи следствию.Был вынесен вердикт: смерть в результате несчастного случая. На том дело и закрыли. * * * — При шторме шесть-семь баллов, — сказал Джимми Николс, — я бы тоже не спустил паруса.— Ты думаешь, это был несчастный случай? — спросил я.— Меня там не было, парень. И тебя тоже. Но как тебе кажется? Женщина в море — всегда плохая примета. Их место на берегу.Был вторник. Адвокат сказал мне, что если я хочу восстановить «Сикоракс», то должен участвовать в съемках. И вот Джимми везет меня на тридцатифутовом катере в порт. День выдался теплый и даже жаркий, однако Джимми облачился в свою обычную шерстяную фуфайку, фланелевую рубашку, саржевый жилет, бесформенный твидовый пиджак и в толстые, запачканные дегтем, брюки, которые он заправил в морские ботинки на меху. В Англии есть пословица: «Не выбрасывай и лоскута, пока не кончится май», но Джимми, судя по всему, не собирался расставаться ни с одной из своих одежек, пока его не положат в гроб.Прошлой зимой дело было совсем плохо. «Эти типы упекли меня в больницу, Ник». Он уже рассказывал об этом раз двадцать, но Джимми никогда не бросал темы, не убедившись, что она хорошо усвоена собеседником: «Я здесь ни при чем. Мне говорили, это дело рук правительства. Я им доказывал, что это мой дом». Кашель у него был неважный. Откашлявшись, Джимми сплюнул в сторону баржи, которая все еще стояла у моего причала. Считалось, что Мульдер живет в этой плавучей хижине, но я не видел африканца со времени моего визита в Ричмонд.— Тебе нужно бросить курить, Джимми, — сказал я.— Эти типы тоже так говорят. Раньше англичане были свободны, но сейчас все по-другому. Скоро нас лишат пива и будут поить молоком и кормить салатом, как китайцев. — О китайской кухне, как, впрочем, и о многом другом, у Джимми сложилось превратное мнение. Единственная область, в которой он был мастак, — это судовождение.Сейчас ему семьдесят три. А когда ему было двадцать, он водил гоночную яхту класса I. Их, двадцать человек, нанял какой-то толстосум, и они жили в носовом кубрике гоночного катера, имея одно ведро на все случаи жизни. Джимми был стеньговым и все дни проводил на высоте несколько футов, следя, чтобы паруса не запутывались в стоячем такелаже. Ему платили три фунта и пять шиллингов в неделю, плюс два шиллинга на еду и по фунту за каждую выигранную гонку. Во время войны он служил на эсминце, и его корабль дважды торпедировали. В 1947 году он устроился палубным матросом на небольшое каботажное судно, возившее через Ла-Манш каолин и удобрения. Позднее он работал на траулере, а после ухода на пенсию приобрел этот клинкер, на котором ходил за окунем, крабами и омарами за мыс. Джимми был настоящим девонским моряком, твердым, как гранитная скала, под которую его чуть было не затянул прибойный поток. Я подозревал, что, когда придет время, Джимми предпочтет сгинуть в этих темных водах, чем отдать концы на больничной койке.А сейчас, пока мы потихоньку пыхтели вниз по течению, я в очередной раз пытался выяснить его мнение относительно смерти Надежны Беннистер.— Мне нравится, что она рисковала, — говорил Джимми. — Она хорошо управляла яхтой, хоть и была женщиной.Так Сократ мог допустить, что кто-то был довольно неплохой мыслитель.— Настолько хорошо, что свалилась за борт? — спросил я.— А... — Опять кашель и опять плевок. — Вы, молодые, все одинаковые. Вам кажется, что вы всегда правы! Я встречал людей, знающих море, как охотничья собака — хозяина, и даже те падали за борт. Ник, в море нет законов. Сколько ты уже водишь яхту?— С двенадцати лет.— И сколько это выходит?Я прикинул:— Двадцать два года.Джимми удовлетворенно покивал:— А еще через двадцать два ты, возможно, узнаешь кое-что еще.Я продолжал выуживать сплетни:— Ты что-нибудь слышал о миссис Беннистер?Он покачал головой:— Ничего такого, что могло бы тебя удивить.— Я слышал, у нее тут был хахаль?— Это не я! — И Джимми разразился хохотом, тут же перешедшим в кашель.Я подождал, пока он успокоится.— Еще я слышал, Джимми, что это не был несчастный случай.— Слухи. — Он сплюнул за борт. — Сплетни везде. Говорят, что ее подтолкнули? Я тоже это слышал. А еще говорят: странно, что на палубе был этот Мульдер, а не господин Беннистер.— Это что-то новенькое.— Это все разговоры в кафе, Ник, просто разговоры. Ей уже ничем не поможешь.Я попробовал зайти с другой стороны:— А почему Беннистер держит при себе Мульдера?— Будь я проклят, если знаю. Он, господин Беннистер, мне не докладывает. Не такая я шишка. Но тот, другой, мне не нравится. Он водит плохую компанию. Пьет с Джорджи Кулленом. Помнишь Джорджи?— Конечно помню.Джимми занялся своей трубкой. Мы как раз вошли в залив, на берегу которого раскинулся город, и Джимми пялил глаза туда, где стояли два голландских траулера. Правительство Голландии предоставляло своим рыбакам субсидии для покупки каждые два года новых траулеров, а свое старье они спихивали нам. Недалеко от них моторный катер пытался ухватиться за швартовные буи. Шкипер на чем свет стоит ругал свою команду — женщину, безрезультатно пытавшуюся зацепить лодку крюком, но сам он недооценил прилив, и потому все ее попытки были заранее обречены на неудачу.— Ты, никчемная чертова корова! — разорялся шкипер. — Большинство из них не смогли бы провести по луже корзину с яйцами. А еще называют себя матросами! Проще научить этому обезьяну.Со стороны моря показался французский алюминиевый моторный катер. Я узнал в нем ту яхту, которая стояла у причала, около дома Беннистера, на прошлой неделе. Та же черноволосая девушка у румпеля. Я кивнул в ее сторону.— У нее неплохо получается.— Эта яхта из Шербура. Ее зовут «Мистика». — Джимми был в курсе всего происходящего на реке. Его грязная одежда и запах вонючего табака отпугивали туристов, но старые больные глаза примечали все, да вдобавок он еще собирал новости по забегаловкам вдоль реки. — Но девушка не француженка, — добавил он.— Не француженка?— Американка. Здесь воевал ее отец, вот она и приехала взглянуть на эти места. Американский десант в Нормандии проходил тренировки на побережье Девона. Она говорит, что пишет книгу.— Книгу? — Я постарался скрыть свой интерес к этой девушке.Джимми загоготал:— Бьюсь об заклад, ты проголодаешься, когда выйдешь отсюда.— Спасибо, Джимми.— Она говорит, что составляет лоцию. Я-то думал, что лоций по Ла-Маншу написано тьма, но эта будет специально для американцев. Это означает, что скоро американцы все здесь заполонят. — Он крутанул штурвал, чтобы катер вошел в акваторию городской верфи. Суда здесь уже не выпускали, зато устроили морскую стоянку для богачей, желающих, чтобы их яхты были под присмотром. «Уайлдтрек» ждал меня у одного из понтонов: длинный, ухоженный, с широкой голубой полосой на ослепительно белом корпусе.— А ты ничего не слышал о том, что кто-то собирается помешать Беннистеру взять приз в Сен-Пьере? — спросил я у Джимми.— Конечно, это лягушатники. Они сделают все, чтобы он проиграл. — Джимми, как истый девонширец, не доверял французам. Он восхищался ими как моряками и, возможно, отдавал им здесь предпочтение перед другими нациями, но всегда помнил о том, что они не англичане.С удивительной и непостижимой аккуратностью Джимми провел тяжелое рыболовное судно вдоль понтона. Он оглядел «Уайлдтрек» и скорчил рожу находящимся на борту. Мульдер был в кубрике, Мэттью Купер со съемочной группой болтался на понтоне, а Энтони Беннистер вместе с Анжелой стояли в сторонке. На Анжеле были шорты, и Джимми удовлетворенно проворчал что-то относительно ее длинных ног.— Хороша, Ник.— Она может откусить тебе голову.— Я люблю женщин с характером. — Он протянул руку, чтобы помочь мне перебраться на понтон. — Со своими мозгами у тебя туго, Ник Сенд-мен, лучше слушай меня. Бери их чертовы деньги и ремонтируй свою яхту. Пусть они снимают свой дурацкий фильм, зато потом ты спокойно уйдешь в море. И не лезь в эту историю с покойником. Это тебе ничего не даст.— Я понял тебя, Джимми.— Но ты никогда не слушаешь того, что тебе говорят. Ну ладно, жду тебя вечером в кафе. — Он поглядел на съемочную группу. — А тебе придется пользоваться помадой, Ник?— Отвали, Джимми.Он засмеялся.Я пошел заниматься фильмом. * * * Не могу сказать, что, когда мы вышли в море, обстановка на катере была дружеской. Мульдер со мной не разговаривал, команда ходила угрюмая, Мэттью со съемочной группой держались особняком. Анжела сидела за кубриком. Один Тони заметил:— Я рад, что ты все-таки пришел, Ник.— Я был против, — сдержанно ответил я.— Да, конечно.Мы шли через перекаты между скалистыми мысами. Волны, пенясь, разбивались о волнорезы. Справа осталась Калфстоун.— Мне кажется, — произнес Беннистер как-то неуклюже, — давай так: что было — то было, и забудем об этом. Мы вели себя плохо, но я бы обязательно сказал тебе о Фанни, и ты получил бы свою медаль обратно.— Просто я не люблю, когда мне врут.— Мне кажется, ты хорошо дал нам это понять. Давай договоримся, что мы все постараемся все начать сначала.Ради мира, а еще потому, что мы теперь были связаны одной нитью, я согласился на это.Мы проскочили перекат, и Мульдер приказал поднять паруса. Он заглушил мотор, собрал винт, и «Уайлдтрек» отдался на волю волн. Он больше не сопротивлялся морю, а просто качался на ветру и волнах. Паруса были белые и огромные. Они грациозно понесли яхту навстречу порывистому юго-западному ветру.Мы с Беннистером сидели в кубрике. Мульдер, должно быть, чувствовал, что я наблюдаю за ним, и, наверное, догадывался, как бы мне хотелось найти причину придраться к его умению водить суда.Но придраться было не к чему.Я хотел, чтобы он был кровожадным рулевым. Я хотел, чтобы он оказался таким же грубым, каким выглядел. Но вместо этого он демонстрировал уверенность и редкостное умение. Я ожидал, что он будет омерзительным шкипером с громким, скрипучим голосом, но Мульдер отдавал приказы без всякой суеты. Его команда из семи человек, все в голубой с белым форме, была прекрасно обучена, но лучше всех был сам Фанни Мульдер. Он касался штурвала так нежно, почти инстинктивно управляя судном, что сразу было ясно — это от Бога. Он и в самом деле был профессионал.И неожиданно я почувствовал себя счастливым. Не из-за того, что заключил этот ненадежный мир с Беннистером, а потому что я снова был в море. Я смотрел, как постепенно удаляется от нас темное побережье Девона. Вот уже и пляжей почти не видно — они скрылись за вздымающимися серыми волнами. Я оглянулся на устье реки и увидел почти уже забытую картину: холмы на побережье были такими зелеными, с мягкими очертаниями, а выбитые ветрами склоны, спускавшиеся к морю, такими темными, и казалось, будто река — это огромная рана, незаживающий порез на теле гиганта.Я посмотрел на море. Западный ветер сильно надувал паруса и гнал нас в сторону Дартмута. Серая бесформенная масса на горизонте была караваном судов, идущим в Плимут. Мимо проскользнула лодка с ловцами омаров. На палубе грудой лежали плетеные ловушки и поплавки, и мне показалось, что во взгляде шкипера, брошенном на наш экстравагантный катер, мелькнула ирония.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37