Меня удивило, что Винслоу сумел преодолеть свою неприязнь к нашему кандидату. Может быть, он в глубине души симпатизировал Джего? Однажды тот сделал попытку провести его в ректоры – так, может быть, теперь он ощущал что-то вроде благодарности? А может быть, суровая язвительность Винслоу была напускной, и он скрывал под этой личиной доброе сердце?..
Решение Винслоу принудило сдаться и Брауна. Видя, что выбора у него нет, он неохотно, однако без угрюмой воркотни, примкнул к нашей коалиции. Но он был слишком благоразумен, слишком-мудр, слишком дальновиден и осторожен, чтобы радоваться этому.
– Все же не по душе мне эта затея, – признался он, когда мы разговаривали с ним наедине. – Джего это как будто выгодно, я понимаю, а переломить себя не могу. По-моему, Кристл опять поторопился: его предложение прозвучало бы гораздо своевременней после безрезультатных выборов. И по-моему, он думает главным образом не о победе Джего, а о борьбе с возможным вмешательством епископа. Но больше всего меня беспокоит, что он слишком терпимо относится к Кроуфорду.
– Ну, что бы там ни было, – добавил Браун, – а у Джего теперь появится надежда пройти в ректоры. Я бы даже сказал – не надежда, а реальная возможность. Его положение очень упрочится.
Собравшись во второй раз, мы написали обращение к кандидатам. Фактически его составил Деспард, но Браун, хотя он и не хотел присоединиться к «ультиматистам», как называл нас Деспард, все-таки не удержался и тоже предложил несколько фраз. После многочисленных поправок, дополнений и сокращений текст наконец был составлен:
«Мы, нижеподписавшиеся, твердо убеждены в том, что колледж должен справиться с выборами ректора без вмешательства епископа. Насколько нам известно, ни один из кандидатов, выдвинутых на эту должность, не может в настоящее время собрать абсолютного большинства голосов. Поэтому мы считаем, что, идя навстречу пожеланиям членов Совета и в соответствии с «Положением о выборах» нашего Устава, кандидаты должны проголосовать друг за друга. Если они найдут наше предложение приемлемым, то один из них наверняка будет избран в ректоры абсолютным большинством голосов. Если же кандидаты не сочтут возможным принять наше предложение, то мы, полагая вмешательство епископа в дела колледжа крайне нежелательным, будем вынуждены искать пути для выдвижения третьего кандидата, который соберет на выборах абсолютное большинство голосов.
А.Т.Д.-С.
Г.Г.В.
А.Б.
Ч.П.К.
Ф.Э.Г.
Л.С.Э.»
– То-то будет крику, – сказал Кристл и подмигнул нам. Иногда в нем неожиданно проглядывал уличный сорванец.
28. Гаерство и гордыня
Мы разослали обращение всем членам Совета. Оно вызвало много взволнованных толков, и буквально через несколько часов нам сообщили, что Джего и Кроуфорд хотят встретиться с участниками совещания. «Да, Кристл сегодня именинник», – заметил Рой. Джего затаился: он не зашел ни к Брауну, ни ко мне, не прислал записки, даже не позвонил. Рой сказал, что он удрученно размышляет об ультиматуме. Его, конечно, обрадовала неожиданная удача, но до глубины души оскорбила ультимативная форма нашего обращения, и, по словам Роя, он собирался высказать нам все, что он про нас думает.
Кандидаты предложили начать переговоры сразу после обеда, в половине девятого. Они оба пришли в трапезную к семи часам, и, посмотрев на бледное от волнения лицо Джего, я решил, что он начнет «высказываться» прямо за обедом. Но начал он с гаерства . Его поведение, несомненно, сбило бы меня с толку, если б я не видел таких спектаклей и раньше – когда он бывал взвинчен и хотел привлечь к себе внимание. Он сказал нам – не знаю уж, придумал он это или нет, – что какой-то старшекурсник принял его в книжном магазине за продавца.
– Я в самом деле напоминаю продавца? Хотя, в общем-то, меня даже радует, что я не похож на преподавателя.
– Вы чересчур скромно одеты, – сказал Рой. И действительно, Джего обычно ходил в старом, довольно потертом костюме.
Он гаерствовал до конца обеда и не унялся, даже когда мы пришли в профессорскую.
Все уже знали, что кандидаты собираются вести переговоры с «ультиматистами», и к половине девятого профессорская опустела. Кларет был выпит, Кроуфорд закурил сигару и, посмотрев на Деспарда, сказал:
– По-моему, нам пора заняться делом, господин председатель.
– Вы правы.
– Оно не займет у нас много времени. – Кроуфорд, попыхивая сигарой, откинулся на спинку кресла. – Мы со старшим наставником обсудили ваш ультиматум. Выбора у нас нет, и мы его принимаем.
– Я очень рад, – сказал Кристл.
– Если вы не выдвинете нового кандидата, мы с Джего проголосуем друг за друга, – невозмутимо продолжал Кроуфорд. – Думая о пользе колледжа, я должен признать ваше требование вполне разумным, но его форма меня, признаться, покоробила – правда, не так сильно, как моего коллегу… Ультиматум мы, впрочем, все равно приняли, так что вспоминать об этом, пожалуй, не стоит, – с улыбкой заключил он.
Джего принагнулся над столом вперед, и, хотя движение это было почти незаметным, оно привлекло всеобщее внимание.
– А по-моему, очень даже стоит, – возразил он.
– Не могу с вами согласиться, – сказал Кроуфорд. – Что сделано, то сделано. Зачем понапрасну портить себе нервы?
Джего был предельно измучен: в лице ни кровинки, лоб угрюмо нахмурен, осунувшиеся щеки изрезаны тяжелыми морщинами, – его истерзали противоречивые чувства: горечь унижения, возродившаяся надежда на победу и мрачная злость.
– Спасибо за заботу, Кроуфорд, но я просто не имею права молчать, – сказал он. – Меня возмущает форма этого обращения. У вас не было необходимости посылать нам ультиматум. Насколько я понимаю, вы, – он обвел взглядом собравшихся, – считаете, что один из нас достоин стать вашим руководителем, а относитесь к нам без всякого уважения. Кто вам дал право принуждать нас? Почему мы не могли разрешить наши трудности на общем совещании?
– Далеко не все члены Совета разделяют ваш оптимизм, мой дорогой старший наставник, – сказал Винслоу.
– Мы спешили выбраться из тупика, – стараясь притушить ссору, проговорил Браун. – Нам ведь надо как можно скорей подготовиться к выборам, потому что мы не знаем, сколько у нас осталось времени.
– Это еще не значит, что нами можно помыкать, будто мы слуги, – сказал Джего.
– А с каких это пор слугам предлагают голосовать друг за друга на выборах руководителя колледжа? – спросил Винслоу.
Но ярость Джего уже поутихла. Его бледное лицо стало спокойней, морщины разгладились.
– Вы пользуетесь моим положением кандидата, – глянув на Винслоу, проговорил он. – Над кандидатом очень удобно насмехаться. Он не может отплатить вам той же монетой. Ему приходится терпеть любые насмешки. Я вижу теперь, что глупец, который претендует на административную должность, заслуживает всяческого презрения…
Винслоу промолчал, остальные тоже. Кроуфорд бесстрастно попыхивал сигарой, но на него никто не обращал внимания. Все смотрели на Джего.
– Вы преподали мне хороший урок, – добавил он. – На выборах я буду голосовать за Кроуфорда.
Когда мы собрались уходить, он негромко сказал Кристлу:
– Мне надо с вами поговорить – с вами, с Брауном и с Элиотом.
– Ну, так давайте здесь и поговорим, – отозвался Кристл.
Через несколько минут наши противники ушли, а мы остались в профессорской – кандидат в ректоры Пол Джего и трое его сторонников.
– Вы должны были меня предупредить, – упрекнул нас Джего. Он сдерживался, но я видел, что в нем опять закипает злость.
– Я предупредил вас, как только мы обо всем условились, – сказал Браун.
– Вы должны были предупредить меня заранее. Еще до того… до того, как вы условились.
– Почему, собственно, мы были должны? – холодно спросил его Кристл.
– Ну, когда узнаешь, что твои сторонники вступают за твоей спиной в переговоры…
– Мы вели переговоры о будущем колледжа, а не о вас, – решительно перебил его Кристл.
– Должен вам заметить, – так же решительно проговорил Джего, – что я не привык действовать по чужой указке. И считаю, что мои сторонники, решив диктовать мне свою волю, должны были предупредить меня об этом заранее.
– Может быть, внешние обстоятельства сложились и не слишком удачно, – вмешался Браун, – но сейчас мы все, по-моему, как-то утратили чувство реальности. Не забывайте, Джего, что мы добились серьезного успеха. Цыплят, конечно, по осени считают, но у вас не было такого устойчивого положения с тех самых пор, как мы потеряли Найтингейла. А теперь вы опять потенциально располагаете абсолютным большинством, и главная наша задача – сохранить его до выборов.
– Ни для кого не секрет, – добавил Браун, – что этим успехом вы обязаны исключительно декану. Или, говоря иначе, никто, кроме него, не сумел бы вырвать у наших противников недостающий вам для победы голос. Он замечательно провел эту труднейшую операцию.
Неторопливые, степенные, даже ободрительные слова Брауна таили в себе жесткое предупреждение, и Джего его, несомненно, понял. Он посмотрел в глаза Брауну, и мне показалось, что на мгновение его охватила дрожь. Помолчав, он сказал:
– Вы воспринимаете события гораздо спокойней, чем я. Надеюсь, Кристл понимает, что я восхищаюсь его мастерством. Я очень благодарен вам, Кристл.
– Меня радует, что все вышло по-задуманному, – заметил Кристл.
Я проводил Джего до дома, чтобы взять у него книгу. Ему не хотелось разговаривать, и почти всю дорогу мы молчали. Он был взволнован, обрадовав победой и удручен собственным поведением.
Кроуфорд и Джего… Я подумал, что сегодня Кроуфорд вел себя гораздо разумней своего соперника и к тому же явно щадил его чувства. Можно было понять, почему многие считали его более надежным человеком, чем Джего. Да, я мог понять наших противников. И все же – кто из кандидатов достойней?
Джего и сам чувствовал, что его противники кое в чем правы. Он мог добиться многого – и не сумел реализовать своих возможностей. Эта мысль истерзала его и сделала чрезвычайно ранимым. Он перенес много горя из-за собственной слабости. Он видел, что слаб, и не искал себе оправданий. Я вдруг понял – не обаяние или энергичность, не отзывчивость или доброта, а именно ранимость, незащищенность перед жизнью, которая надежно предохраняла его от самодовольства, – вот что заставило меня предпочесть его Кроуфорду.
Почему же он не реализовал своих возможностей? Почему ничего не добился в жизни? Порой мне казалось, что он слишком горд для борьбы – слишком горд и робок. Быть может, чрезмерная гордость неминуемо оборачивается робостью? Он не смел бороться, страшась поражений. Он считал, что им должны восхищаться, но не находил в себе сил для жестокой борьбы за популярность и панически боялся критики. Его сжигала гордыня и постоянно терзала робость. Даже сегодня, прежде чем обрушиться на своих врагов, он застраховался от критики смиренным гаерством, в котором ощущался привкус надменной гордыни. Он презирал людские толки о себе и отчаянно мучился, когда они до него доходили.
И еще. Из-за гордыни и робости он обрек себя на жизнь среди людей, которые без борьбы признавали его превосходство. И какое же унижение ему пришлось бы претерпеть, если б они в конце концов не признали его достоинств! Вот почему он жаждал должности ректора. Ему следовало вступить в борьбу за истинное, широкое могущество, и он страстно проклинал свою слабость – поэтому-то его так привлекало миниатюрное могущество ректора. Ему следовало стать знаменитым Полом Джего, его имя должно было сиять ярче любого титула… Но он замуровал себя в колледже, и уж здесь-то – хотя бы здесь! – ему было необходимо добиться первенства.
29. «Должность ректора освободилась»
В ноябре стало известно, что ректор вплотную приблизился к смерти.
Второго декабря Джоан сказала Рою:
– Он заболел воспалением легких. Это конец.
Четвертого декабря, когда мы собирались идти обедать, нам сообщили, что ректор умер. Деспард-Смит объявил об этом студентам, и трапезную затопила непривычная тишина. В профессорской, после того как мы выпили кофе, Деспард сказал:
– Я никогда его не забуду. Он был очень человечным.
Однако уже через несколько минут он принялся деловито обсуждать с Винслоу и Брауном, кто теперь должен взять на себя обязанности распорядителя.
– Я уже не заместитель ректора, – сказал он. – С той самой минуты, как умер нынешний ректор. В Уставе говорится совершенно определенно, что о вакансии объявляет старший член Совета. Я, признаться, не представляю себе, как Гей с этим справится. Мы попали в очень неприятное положение.
Винслоу с Брауном опять углубились в Устав, но за последние недели они выучили его почти наизусть – ничего нового им найти, конечно, не удалось. Весной, когда впервые разгорелся спор о подготовке к выборам, на эту часть Устава ссылались Кристл и Браун.
– Да, ничего не поделаешь, – сказал Браун. – Надеюсь, Гей все же справится со своими обязанностями. А может быть, он решит не брать на себя такую серьезную ответственность и откажется этим заниматься. Тогда, поскольку Пилброу нет, за дело возьметесь вы, и все будет в порядке. Но мы не имеем права лишать Гея его полномочий. Нам надо немедленно послать ему извещение.
Деспард-Смит сейчас же написал Гею записку, в которой сообщил, что сегодня, в девятнадцать часов двадцать минут, ректор скончался и Гей должен созвать завтра официальное собрание, но что это чистая формальность и собрание продлится не больше десяти минут. «Если Вам затруднительно выходить из дому в такую дурную погоду, – приписал в конце Деспард, – то уведомьте нас об этом, и мы сами сделаем все, что нужно».
В профессорскую вызвали главного привратника и послали его с запиской к Гею. Ему было строго наказано, что он должен передать извещение немедленно, лично Гею, даже если тот уже лег спать, и обязательно принести ответ.
Я пошел к Рою, а остальные решили дождаться возвращения привратника.
Ночь была пасмурной, моросил мелкий ледяной дождь. Мне вдруг показалось, что во дворике непривычно темно, я огляделся и с грустью увидел черное окно ректорской спальни.
Рой сидел за письменным столом и читал последние листы корректуры.
– Тебе уже, конечно, сказали? – спросил я.
– Сказали, – ответил Рой. – Его-то путь завершен, и наша жалость ему не нужна… да он едва ли и понял, что умирает. А вот его близкие столкнулись сегодня со смертью в полном сознании.
Вскоре к Рою поднялась Джоан, и он ушел с ней в Резиденцию.
Я возвратился в профессорскую; Браун, Винслоу и Деспард все еще ждали ответной записки Гея.
– Это истинное бедствие, – услышал я входя слова Деспарда, – что наш Устав предписывает замещать умершего ректора старшему члену Совета. Поневоле позавидуешь другим колледжам, где учреждена постоянная должность заместителя. – Из ответа Винслоу я заключил, что они уже не в первый раз обсуждают это.
Через некоторое время явился главный привратник; его старый, залоснившийся цилиндр намок и потускнел. Он отдал Деспарду большой конверт с сургучной печатью.
– Профессор еще не спал? – спросил его Браун.
– Что вы, сэр!
Мне показалось, что бесстрастно почтительное лицо привратника озарилось мимолетной усмешкой, но я не был в этом уверен.
Деспард-Смит, мрачно нахмурившись, прочитал письмо Гея.
– Ну вот, это подтверждает мою мысль, – сказал он, протянув нам письмо. Оно было написано твердым, изящным почерком девятнадцатого века:
«Дорогой Деспард,
Ваше известие нимало не удивило меня, однако я искренне скорблю о Ройсе и его домочадцах. Он – пятый ректор, ушедший от нас в иной мир с той поры, как меня провели в члены Совета.
Я готов выполнить все обязанности, возложенные на меня предписаниями нашего Устава, и манкировать ими не собираюсь. Что же касается до экземпляров Устава и «Положения о выборах», доставленных мне вместе с Вашим письмом, то вы совершенно напрасно обеспокоили себя: в продолжение последних недель я неоднократно освежал в памяти необходимые в настоящем случае параграфы этих документов и теперь решительно убежден, что сумею выполнить свой долг.
Я позволю себе не согласиться с Вашим мнением относительно формальности имеющего быть собрания. Я уверен, что, придав нашей встрече чисто формальный оттенок, мы не сумеем выразить должного уважения к памяти покойного ректора. Вместе с тем я считаю, что собранно не следует чересчур затягивать, и предлагаю начать его завтра в четыре часа сорок пять минут пополудни. Мни всегда представлялось, что четыре часа тридцать минут – время слишком раннее. Чай я предложу подать к четырем часам пополудни, как обычно.
Всегда Ваш – М.Г.Л.Ген»
– Итак, старик заявил свои права, и нам не остается ничего иного, как подчиниться требованию Устава, – сказал Браун.
На следующий день все, кроме Гея, пришли в профессорскую с опозданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Решение Винслоу принудило сдаться и Брауна. Видя, что выбора у него нет, он неохотно, однако без угрюмой воркотни, примкнул к нашей коалиции. Но он был слишком благоразумен, слишком-мудр, слишком дальновиден и осторожен, чтобы радоваться этому.
– Все же не по душе мне эта затея, – признался он, когда мы разговаривали с ним наедине. – Джего это как будто выгодно, я понимаю, а переломить себя не могу. По-моему, Кристл опять поторопился: его предложение прозвучало бы гораздо своевременней после безрезультатных выборов. И по-моему, он думает главным образом не о победе Джего, а о борьбе с возможным вмешательством епископа. Но больше всего меня беспокоит, что он слишком терпимо относится к Кроуфорду.
– Ну, что бы там ни было, – добавил Браун, – а у Джего теперь появится надежда пройти в ректоры. Я бы даже сказал – не надежда, а реальная возможность. Его положение очень упрочится.
Собравшись во второй раз, мы написали обращение к кандидатам. Фактически его составил Деспард, но Браун, хотя он и не хотел присоединиться к «ультиматистам», как называл нас Деспард, все-таки не удержался и тоже предложил несколько фраз. После многочисленных поправок, дополнений и сокращений текст наконец был составлен:
«Мы, нижеподписавшиеся, твердо убеждены в том, что колледж должен справиться с выборами ректора без вмешательства епископа. Насколько нам известно, ни один из кандидатов, выдвинутых на эту должность, не может в настоящее время собрать абсолютного большинства голосов. Поэтому мы считаем, что, идя навстречу пожеланиям членов Совета и в соответствии с «Положением о выборах» нашего Устава, кандидаты должны проголосовать друг за друга. Если они найдут наше предложение приемлемым, то один из них наверняка будет избран в ректоры абсолютным большинством голосов. Если же кандидаты не сочтут возможным принять наше предложение, то мы, полагая вмешательство епископа в дела колледжа крайне нежелательным, будем вынуждены искать пути для выдвижения третьего кандидата, который соберет на выборах абсолютное большинство голосов.
А.Т.Д.-С.
Г.Г.В.
А.Б.
Ч.П.К.
Ф.Э.Г.
Л.С.Э.»
– То-то будет крику, – сказал Кристл и подмигнул нам. Иногда в нем неожиданно проглядывал уличный сорванец.
28. Гаерство и гордыня
Мы разослали обращение всем членам Совета. Оно вызвало много взволнованных толков, и буквально через несколько часов нам сообщили, что Джего и Кроуфорд хотят встретиться с участниками совещания. «Да, Кристл сегодня именинник», – заметил Рой. Джего затаился: он не зашел ни к Брауну, ни ко мне, не прислал записки, даже не позвонил. Рой сказал, что он удрученно размышляет об ультиматуме. Его, конечно, обрадовала неожиданная удача, но до глубины души оскорбила ультимативная форма нашего обращения, и, по словам Роя, он собирался высказать нам все, что он про нас думает.
Кандидаты предложили начать переговоры сразу после обеда, в половине девятого. Они оба пришли в трапезную к семи часам, и, посмотрев на бледное от волнения лицо Джего, я решил, что он начнет «высказываться» прямо за обедом. Но начал он с гаерства . Его поведение, несомненно, сбило бы меня с толку, если б я не видел таких спектаклей и раньше – когда он бывал взвинчен и хотел привлечь к себе внимание. Он сказал нам – не знаю уж, придумал он это или нет, – что какой-то старшекурсник принял его в книжном магазине за продавца.
– Я в самом деле напоминаю продавца? Хотя, в общем-то, меня даже радует, что я не похож на преподавателя.
– Вы чересчур скромно одеты, – сказал Рой. И действительно, Джего обычно ходил в старом, довольно потертом костюме.
Он гаерствовал до конца обеда и не унялся, даже когда мы пришли в профессорскую.
Все уже знали, что кандидаты собираются вести переговоры с «ультиматистами», и к половине девятого профессорская опустела. Кларет был выпит, Кроуфорд закурил сигару и, посмотрев на Деспарда, сказал:
– По-моему, нам пора заняться делом, господин председатель.
– Вы правы.
– Оно не займет у нас много времени. – Кроуфорд, попыхивая сигарой, откинулся на спинку кресла. – Мы со старшим наставником обсудили ваш ультиматум. Выбора у нас нет, и мы его принимаем.
– Я очень рад, – сказал Кристл.
– Если вы не выдвинете нового кандидата, мы с Джего проголосуем друг за друга, – невозмутимо продолжал Кроуфорд. – Думая о пользе колледжа, я должен признать ваше требование вполне разумным, но его форма меня, признаться, покоробила – правда, не так сильно, как моего коллегу… Ультиматум мы, впрочем, все равно приняли, так что вспоминать об этом, пожалуй, не стоит, – с улыбкой заключил он.
Джего принагнулся над столом вперед, и, хотя движение это было почти незаметным, оно привлекло всеобщее внимание.
– А по-моему, очень даже стоит, – возразил он.
– Не могу с вами согласиться, – сказал Кроуфорд. – Что сделано, то сделано. Зачем понапрасну портить себе нервы?
Джего был предельно измучен: в лице ни кровинки, лоб угрюмо нахмурен, осунувшиеся щеки изрезаны тяжелыми морщинами, – его истерзали противоречивые чувства: горечь унижения, возродившаяся надежда на победу и мрачная злость.
– Спасибо за заботу, Кроуфорд, но я просто не имею права молчать, – сказал он. – Меня возмущает форма этого обращения. У вас не было необходимости посылать нам ультиматум. Насколько я понимаю, вы, – он обвел взглядом собравшихся, – считаете, что один из нас достоин стать вашим руководителем, а относитесь к нам без всякого уважения. Кто вам дал право принуждать нас? Почему мы не могли разрешить наши трудности на общем совещании?
– Далеко не все члены Совета разделяют ваш оптимизм, мой дорогой старший наставник, – сказал Винслоу.
– Мы спешили выбраться из тупика, – стараясь притушить ссору, проговорил Браун. – Нам ведь надо как можно скорей подготовиться к выборам, потому что мы не знаем, сколько у нас осталось времени.
– Это еще не значит, что нами можно помыкать, будто мы слуги, – сказал Джего.
– А с каких это пор слугам предлагают голосовать друг за друга на выборах руководителя колледжа? – спросил Винслоу.
Но ярость Джего уже поутихла. Его бледное лицо стало спокойней, морщины разгладились.
– Вы пользуетесь моим положением кандидата, – глянув на Винслоу, проговорил он. – Над кандидатом очень удобно насмехаться. Он не может отплатить вам той же монетой. Ему приходится терпеть любые насмешки. Я вижу теперь, что глупец, который претендует на административную должность, заслуживает всяческого презрения…
Винслоу промолчал, остальные тоже. Кроуфорд бесстрастно попыхивал сигарой, но на него никто не обращал внимания. Все смотрели на Джего.
– Вы преподали мне хороший урок, – добавил он. – На выборах я буду голосовать за Кроуфорда.
Когда мы собрались уходить, он негромко сказал Кристлу:
– Мне надо с вами поговорить – с вами, с Брауном и с Элиотом.
– Ну, так давайте здесь и поговорим, – отозвался Кристл.
Через несколько минут наши противники ушли, а мы остались в профессорской – кандидат в ректоры Пол Джего и трое его сторонников.
– Вы должны были меня предупредить, – упрекнул нас Джего. Он сдерживался, но я видел, что в нем опять закипает злость.
– Я предупредил вас, как только мы обо всем условились, – сказал Браун.
– Вы должны были предупредить меня заранее. Еще до того… до того, как вы условились.
– Почему, собственно, мы были должны? – холодно спросил его Кристл.
– Ну, когда узнаешь, что твои сторонники вступают за твоей спиной в переговоры…
– Мы вели переговоры о будущем колледжа, а не о вас, – решительно перебил его Кристл.
– Должен вам заметить, – так же решительно проговорил Джего, – что я не привык действовать по чужой указке. И считаю, что мои сторонники, решив диктовать мне свою волю, должны были предупредить меня об этом заранее.
– Может быть, внешние обстоятельства сложились и не слишком удачно, – вмешался Браун, – но сейчас мы все, по-моему, как-то утратили чувство реальности. Не забывайте, Джего, что мы добились серьезного успеха. Цыплят, конечно, по осени считают, но у вас не было такого устойчивого положения с тех самых пор, как мы потеряли Найтингейла. А теперь вы опять потенциально располагаете абсолютным большинством, и главная наша задача – сохранить его до выборов.
– Ни для кого не секрет, – добавил Браун, – что этим успехом вы обязаны исключительно декану. Или, говоря иначе, никто, кроме него, не сумел бы вырвать у наших противников недостающий вам для победы голос. Он замечательно провел эту труднейшую операцию.
Неторопливые, степенные, даже ободрительные слова Брауна таили в себе жесткое предупреждение, и Джего его, несомненно, понял. Он посмотрел в глаза Брауну, и мне показалось, что на мгновение его охватила дрожь. Помолчав, он сказал:
– Вы воспринимаете события гораздо спокойней, чем я. Надеюсь, Кристл понимает, что я восхищаюсь его мастерством. Я очень благодарен вам, Кристл.
– Меня радует, что все вышло по-задуманному, – заметил Кристл.
Я проводил Джего до дома, чтобы взять у него книгу. Ему не хотелось разговаривать, и почти всю дорогу мы молчали. Он был взволнован, обрадовав победой и удручен собственным поведением.
Кроуфорд и Джего… Я подумал, что сегодня Кроуфорд вел себя гораздо разумней своего соперника и к тому же явно щадил его чувства. Можно было понять, почему многие считали его более надежным человеком, чем Джего. Да, я мог понять наших противников. И все же – кто из кандидатов достойней?
Джего и сам чувствовал, что его противники кое в чем правы. Он мог добиться многого – и не сумел реализовать своих возможностей. Эта мысль истерзала его и сделала чрезвычайно ранимым. Он перенес много горя из-за собственной слабости. Он видел, что слаб, и не искал себе оправданий. Я вдруг понял – не обаяние или энергичность, не отзывчивость или доброта, а именно ранимость, незащищенность перед жизнью, которая надежно предохраняла его от самодовольства, – вот что заставило меня предпочесть его Кроуфорду.
Почему же он не реализовал своих возможностей? Почему ничего не добился в жизни? Порой мне казалось, что он слишком горд для борьбы – слишком горд и робок. Быть может, чрезмерная гордость неминуемо оборачивается робостью? Он не смел бороться, страшась поражений. Он считал, что им должны восхищаться, но не находил в себе сил для жестокой борьбы за популярность и панически боялся критики. Его сжигала гордыня и постоянно терзала робость. Даже сегодня, прежде чем обрушиться на своих врагов, он застраховался от критики смиренным гаерством, в котором ощущался привкус надменной гордыни. Он презирал людские толки о себе и отчаянно мучился, когда они до него доходили.
И еще. Из-за гордыни и робости он обрек себя на жизнь среди людей, которые без борьбы признавали его превосходство. И какое же унижение ему пришлось бы претерпеть, если б они в конце концов не признали его достоинств! Вот почему он жаждал должности ректора. Ему следовало вступить в борьбу за истинное, широкое могущество, и он страстно проклинал свою слабость – поэтому-то его так привлекало миниатюрное могущество ректора. Ему следовало стать знаменитым Полом Джего, его имя должно было сиять ярче любого титула… Но он замуровал себя в колледже, и уж здесь-то – хотя бы здесь! – ему было необходимо добиться первенства.
29. «Должность ректора освободилась»
В ноябре стало известно, что ректор вплотную приблизился к смерти.
Второго декабря Джоан сказала Рою:
– Он заболел воспалением легких. Это конец.
Четвертого декабря, когда мы собирались идти обедать, нам сообщили, что ректор умер. Деспард-Смит объявил об этом студентам, и трапезную затопила непривычная тишина. В профессорской, после того как мы выпили кофе, Деспард сказал:
– Я никогда его не забуду. Он был очень человечным.
Однако уже через несколько минут он принялся деловито обсуждать с Винслоу и Брауном, кто теперь должен взять на себя обязанности распорядителя.
– Я уже не заместитель ректора, – сказал он. – С той самой минуты, как умер нынешний ректор. В Уставе говорится совершенно определенно, что о вакансии объявляет старший член Совета. Я, признаться, не представляю себе, как Гей с этим справится. Мы попали в очень неприятное положение.
Винслоу с Брауном опять углубились в Устав, но за последние недели они выучили его почти наизусть – ничего нового им найти, конечно, не удалось. Весной, когда впервые разгорелся спор о подготовке к выборам, на эту часть Устава ссылались Кристл и Браун.
– Да, ничего не поделаешь, – сказал Браун. – Надеюсь, Гей все же справится со своими обязанностями. А может быть, он решит не брать на себя такую серьезную ответственность и откажется этим заниматься. Тогда, поскольку Пилброу нет, за дело возьметесь вы, и все будет в порядке. Но мы не имеем права лишать Гея его полномочий. Нам надо немедленно послать ему извещение.
Деспард-Смит сейчас же написал Гею записку, в которой сообщил, что сегодня, в девятнадцать часов двадцать минут, ректор скончался и Гей должен созвать завтра официальное собрание, но что это чистая формальность и собрание продлится не больше десяти минут. «Если Вам затруднительно выходить из дому в такую дурную погоду, – приписал в конце Деспард, – то уведомьте нас об этом, и мы сами сделаем все, что нужно».
В профессорскую вызвали главного привратника и послали его с запиской к Гею. Ему было строго наказано, что он должен передать извещение немедленно, лично Гею, даже если тот уже лег спать, и обязательно принести ответ.
Я пошел к Рою, а остальные решили дождаться возвращения привратника.
Ночь была пасмурной, моросил мелкий ледяной дождь. Мне вдруг показалось, что во дворике непривычно темно, я огляделся и с грустью увидел черное окно ректорской спальни.
Рой сидел за письменным столом и читал последние листы корректуры.
– Тебе уже, конечно, сказали? – спросил я.
– Сказали, – ответил Рой. – Его-то путь завершен, и наша жалость ему не нужна… да он едва ли и понял, что умирает. А вот его близкие столкнулись сегодня со смертью в полном сознании.
Вскоре к Рою поднялась Джоан, и он ушел с ней в Резиденцию.
Я возвратился в профессорскую; Браун, Винслоу и Деспард все еще ждали ответной записки Гея.
– Это истинное бедствие, – услышал я входя слова Деспарда, – что наш Устав предписывает замещать умершего ректора старшему члену Совета. Поневоле позавидуешь другим колледжам, где учреждена постоянная должность заместителя. – Из ответа Винслоу я заключил, что они уже не в первый раз обсуждают это.
Через некоторое время явился главный привратник; его старый, залоснившийся цилиндр намок и потускнел. Он отдал Деспарду большой конверт с сургучной печатью.
– Профессор еще не спал? – спросил его Браун.
– Что вы, сэр!
Мне показалось, что бесстрастно почтительное лицо привратника озарилось мимолетной усмешкой, но я не был в этом уверен.
Деспард-Смит, мрачно нахмурившись, прочитал письмо Гея.
– Ну вот, это подтверждает мою мысль, – сказал он, протянув нам письмо. Оно было написано твердым, изящным почерком девятнадцатого века:
«Дорогой Деспард,
Ваше известие нимало не удивило меня, однако я искренне скорблю о Ройсе и его домочадцах. Он – пятый ректор, ушедший от нас в иной мир с той поры, как меня провели в члены Совета.
Я готов выполнить все обязанности, возложенные на меня предписаниями нашего Устава, и манкировать ими не собираюсь. Что же касается до экземпляров Устава и «Положения о выборах», доставленных мне вместе с Вашим письмом, то вы совершенно напрасно обеспокоили себя: в продолжение последних недель я неоднократно освежал в памяти необходимые в настоящем случае параграфы этих документов и теперь решительно убежден, что сумею выполнить свой долг.
Я позволю себе не согласиться с Вашим мнением относительно формальности имеющего быть собрания. Я уверен, что, придав нашей встрече чисто формальный оттенок, мы не сумеем выразить должного уважения к памяти покойного ректора. Вместе с тем я считаю, что собранно не следует чересчур затягивать, и предлагаю начать его завтра в четыре часа сорок пять минут пополудни. Мни всегда представлялось, что четыре часа тридцать минут – время слишком раннее. Чай я предложу подать к четырем часам пополудни, как обычно.
Всегда Ваш – М.Г.Л.Ген»
– Итак, старик заявил свои права, и нам не остается ничего иного, как подчиниться требованию Устава, – сказал Браун.
На следующий день все, кроме Гея, пришли в профессорскую с опозданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38