Людям свойственно уничтожать все, к чему они прикасаются. Однако у меня тоже не было выбора, кроме как доиграть до конца эту заведомо проигрышную партию в Последний шанс с Рубаем. Пусть никто не верит мне и неоткуда ждать помощи, а Зибелинг думает, что я примитивное насекомое и грязный полукровка… Пусть Джули по-прежнему любит его. У меня в жизни никогда не было настоящего выбора, так же как и настоящей юности… Глава 16 Кто-то раздраженно тряс меня, будил, впившись пальцами в плечо. Я медленно выкарабкивался из черной пропасти мертвого сна, пробираясь через картины Старого города — вечные спутники моего пробуждения — и через пласты времени.Очнувшись, я ожидал увидеть Джули или Зибелинга. Однако это была Гэлисс. Я вспомнил о вчерашнем дне и проснулся окончательно.Гэлисс выделялась на фоне солнечного света, но лицо оставалось в тени. Я приложил руку к глазам, но и без этого мог бы угадать, какое у нее выражение лица. Я загнал свои воспоминания в укромный уголок и спешно привел мысли в порядок. Только бы не подумать об этом сейчас, только не сейчас…— Вставай, — сказала она, отдернув от меня руку, как от чего-то отвратительного.Я нахмурился:— А вам не все равно, сплю я или нет? Это лучшее занятие, которое я смог придумать.— Сядь и слушай.Я медленно сел и зевнул, так что челюсти хрустнули.— (Я весь внимание).Она сказала железным голосом:— Рубай объявил тебе, что от тебя требуется. Ты доказал, что справишься с этой задачей, а также свою верность ему. — Но не ей! — Пора приступать к работе.Какой-то миг я соображал, что это означает для меня: назад в шахты.— Как, уже? Прямо сейчас? — Мои пальцы машинально нашли шрам на ребрах. — Не слишком ли быстро?— А чего ты ожидал? — отрезала она.Я нахмурился.— Несколько вопросов, если позволите. Где сейчас сам Рубай?— Не твое дело. Ты придешь в порт, тебя возьмут и отправят в шахты. В нужный момент ты войдешь в контакт с Рубаем. Вот и все твои обязанности — и все, что тебе положено знать.— Ну, как скажете. — Я пожал плечами. — Последний вопрос: дадите ли вы мне время, чтобы натянуть штаны?Она вышла из комнаты.Мы шли по улице к зданию порта рядом, но не вместе: я шел, а Гэлисс наблюдала, чтобы я не сбежал. Чистый полуденный воздух был свеж и спокоен; меня охватила легкая дрожь, но причиной тому был не холод. Остановившись напротив входа в терминал порта из сверкающего стекла, я последний раз посмотрел на открывающиеся ландшафты. Ослепительно зеленые холмы; и небо над ними, затянутое паутинкой… Интересно, удастся ли мне увидеть все это когда-нибудь еще…— Ты знаешь, что делать, — донесся до меня голос Гэлисс. — За тобой пристально наблюдают. Не забывай: мы — твоя единственная надежда выбраться отсюда. Если ты перестанешь повиноваться нам, то наш план провалится — но и ты останешься в шахте рабом, пока не подохнешь…Я опустил глаза.— Вам ведь очень не хочется, чтобы я сделал это, правда? — Фраза должна была прикрыть то, о чем я подумал, услышав ее слова! — Послушайте, если вы желаете поменяться, — ради Бога! — Гримасничая, я указал ей на вход в порт.От нее посыпались искры. Я угадал — она хотела быть на моем месте, сыграть почетную роль во всей игре, сделать решающий ход, который отдал бы Федерацию в руки Рубая и изменил бы ход истории. Это право принадлежало ей, не мне. Большую часть жизни она провела в подготовке их триумфа, работая с Рубаем и для Рубая, придавая форму его идеям, советуя ему, служа ему и боготворя его. Он стал ее творением, ее божеством. Гэлисс подобрала его, молодого хулигана, из уличной грязи — он был злобным, беспомощным, но обладал огромным потенциалом. Гэлисс же не умела держать в узде свою жизнь, и Рубай решил для нее эту проблему. Очень скоро она уже умоляла его позволить служить ему, готовая делать что угодно. Она полностью посвятила свою жизнь тому, чтобы научить его многим вещам и обеспечить его успех, добровольно сделавшись рабыней.В этом Гэлисс нашла смысл и назначение собственной жизни. Он убедил женщину в том, что она еще не раскрыла свой потенциал, что у нее огромные возможности, что она нужна ему, что он влюблен в нее. И после всего этого ее отодвинули ради какого-то полукровного недоноска, почти полуживотного!Невыносимо! Какой-то миг мне казалось, что Гэлисс готова поддаться страстному желанию применить ко мне свою убийственную пси-энергию…Однако она быстро овладела собой. Ее жизнь была в руках Рубая, он мог использовать или отбросить ее прочь. И Гэлисс опять подчинилась его воле, как уже привыкла подчиняться. Неважно, насколько она ненавидела и эту мысль, и меня. Ее руки в перчатках сжались, а рот скривила усмешка. Я даже почувствовал нечто вроде жалости к этой женщине и глубоко вздохнул. Парочка псионов из города прошла мимо, послав нам долгий взгляд. Я развернулся и пошел за ними, не сказав больше ни слова.Войдя в зал, я остановился, стряхивая с себя ненависть Гэлисс. У меня было слишком много собственных проблем. Я рассматривал под ногами мозаичное изображение погибшей звезды и невесело думал, что картина как нельзя лучше обрисовывает мое положение. Теперь мне нужно лишь найти кого-то, кто вернул бы меня хозяевам. Я огляделся: с кого начать? Но в зале не нашлось ни одного охранника, который обратил бы на меня внимание. Забавно, подумал я, мне даже некому сдаться.Внезапно, посмотрев сквозь световой фонтан посреди зала, я заметил Джули: опершись на стойку, она беседовала с какой-то женщиной. Я двинулся к ней, ощущая острую потребность поговорить с ней, набраться у нее мужества и унести ее улыбку с собой.Она не видела, что я приблизился к стойке темно-синего цвета и оперся на нее рукой. Внезапно мое запястье сорвалось вниз, руку крепко зажало краем стойки, и я не мог двинуть ею, а стойка возле меня окрасилась в красно-коричневый цвет. Женщина, беседовавшая с Джули, обернулась и попятилась назад. Я отчаянно дергал попавшую в капкан руку и поймал взгляд Джули. Она схватилась рукой за сердце и покачала головой:— (Слишком поздно…)Я посмотрел на свою руку: проклятое клеймо! Внезапно меня прошиб холодный пот: а что, если это не сработает? Я перестал дергать руку, когда целая толпа охранников с парализующими пистолетами окружила меня. Я умоляюще посмотрел на Джули и прошептал:— Помоги…Ответом мне была печальная беспомощная улыбка. На меня надели наручники, затем велели Джули нажать на какую-то кнопку, рука освободилась из капкана и меня повели прочь. Я чувствовал, что ее мысли следуют за мной и полны благодарности: она знала обо всем, Зибелинг сказал ей. Я обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.Охранники привели меня в пустой офис и захлопнули дверь, спрятав от взглядов зевак из зала. Меня усадили на стул, один из них провел тыльной стороной ладони по моему лицу.— Пыли нет. Либо он пробыл на шахтах всего неделю, либо долгое время на них не был. Не спускайте с него глаз. Я доложу о случившемся.Он вышел. Второй сел за стол, держа меня под прицелом. Я попытался устроиться поудобнее на пластиковом стуле, но сиденье было неправильной формы, и какое бы положение я ни принял, все было не так. Я подумал, не установить ли контакт с Джули, но охранник был хорошим телепатом, и я не хотел рисковать — он стоял слишком близко. Я заставил себя не думать о ней, и тут же мысли мои унеслись к шахтам, чего тоже не хотелось. Я посмотрел на охранника. Он вздохнул и приподнял пистолет.— Хорошая погода, — произнес я, пытаясь отвлечься.— Да, особенно для тебя. — Он ухмыльнулся. — Как тебе удалось потеряться? Я думал, это невозможно.Он был псионом, и я подозревал, что ему известна цель моего пребывания здесь.— Я телепортировался, — последовал ответ.Он нахмурился. Я старался не держать в голове никаких мыслей и наблюдал за ним. Гэлисс, очевидно, не посвятила охрану в свои планы относительно меня и моей миссии, тем самым отсекая для меня возможность быть на особом положении.Черт с ней, но по крайней мере о ней я могу не думать. Только о себе, о том, как мне заставить выслушать себя на шахтах. Джоральмен должен быть там — на него можно положиться, он знает, что произошло. Когда все закончится, меня должны отпустить, потому что они получат доказательства того, что я агент.Конечно, они отпустят меня…Дверь открылась, я увидел вернувшегося охранника и Кильходу. Я закрыл глаза и подумал, почему бы мне действительно не телепортироваться.Поездка из города до снежной равнины ничем не отличалась от прошлой, за исключением наручников и нацеленного на меня дула пистолета Кильходы.Он молчал, но я знал, о чем он думает. Он как раз был в городе, в отпуске. (Опять его проклятая удача…) И моя тоже. Я надеялся встретить Джоральмена в том месте, где начиналась снежная равнина, но его там не было. Я увидел лишь пару каторжников, грузивших оборудование, и сидящего на пустых ящиках охранника. Кильхода подошел к нему, велев мне оставаться.— Еще двоих возьмете?— Как, вы уже возвращаетесь? — охранник удивленно посмотрел на него.— Не по собственному желанию, — Кильхода оскалился на меня. — У меня груз особой важности. Скоро вы будете готовы?— Почти закончили. — Охранник поднялся и размял затекшие мышцы, в его руке блеснул раскаленный прут. — Я должен быть наготове. Ваши кадры не очень-то любят гнуть спину. Что это за новенький — очередной рекрут? — Он хохотнул.— Для них эта работа — каникулы, — отозвался Кильхода. — Что до этого… Эта крыса думала, что сможет улизнуть. — Он встряхнул меня за плечо. — Попался в порту.Краем глаза я видел, как каторжники посмотрели на меня. Кильхода намеренно говорил так, чтобы они услышали. Синие лица уставились на меня — я и забыл, как они выглядят.— Да что вы! Как же ему удалось бежать?— А, долгая история, к тому же до конца там не все ясно. Он исчез. Но рано или поздно они все попадаются, если не дохнут или не замерзают.— Ну а двадцать плетей могут убедить кого угодно не пытаться вновь. — Охранник красноречиво посмотрел на меня, хлестнув прутом воздух.Как же я мог быть таким идиотом!.. Охранник отошел в сторону, подгоняя каторжников к задней части снегохода с остатками оборудования. Со стуком открылась дверь. Кильхода толкнул меня к ней, я залез в машину и устроился на заднем сиденье. Там было тесно, я не мог вытянуть ноги. Кильхода грубо отпихнул меня к иллюминатору и опустился рядом, охранник сел спереди. Каторжник-водитель обернулся и поглядел на меня, прежде чем завести снегоход. Я смотрел на проносящиеся снежные просторы и чувствовал себя так, словно проглотил камень.Круглый идиот… Двадцать плетей! Господи, сколько это? Все пальцы на руках и ногах… Но я же не пытался бежать! Я добровольно пришел, чтобы сообщить им об опасности. Я же на их стороне — они должны понимать это. Они не станут наказывать меня, когда до них дойдет, что я для них сделал. Я повернулся на сиденье:— Послушайте, Кильхода… Глава 17 Мне не поверили. Кильхода привел меня в Управление шахты; стоя на роскошном белоснежном ковре, я рассказал им абсолютно все, что знал. Они внимательно выслушали, а потом стали смеяться. Джоральмен не мог заступиться — от Кильходы я узнал, что он в городе, отдыхает. Директора шахт сказали, что я трусливый лгун, попавшая в капкан крыса, спасающая свою шкуру, и что никакое мое действие не может изменить это их мнение. Управляющий распорядился, чтобы меня подвергли наказанию.Неожиданно вмешался Кильхода:— Сэр, я думаю, вы захотите узнать, что перед вами тот самый каторжник, благодаря которому была спасена жизнь главного специалиста по закупкам Джоральмена. Может, стоит подождать, пока он вернется. — Он остановился в нерешительности.Лицо директора потемнело.— Он? Вы хотите сказать, это именно он? Псион, который читает мысли? — Его захлестнул страх. — О чем вы думали, когда выставили нас перед ним?! Уберите его немедленно! И добавьте к наказанию еще дюжину плетей за то, что отнял у нас столько времени.И вот в сопровождении двух охранников я шел через двор главного здания Управления шахт. Сияние снега слепило глаза; и я думал, что не смогу дойти туда, где собрались остальные каторжники. Во двор вывели всех дрожащих синекожих, их вытащили из ада, чтобы они поглядели, что произойдет со мной. Чтобы никто из них никогда не пытался бежать, как я. (Но ведь и я не пытался.) Я смотрел на лица каторжников, похожие на синие бусинки, нанизанные на одну нить. Неожиданно мне вспомнился Мика — он наверняка стоит в общем строю и думает, что я соврал ему, когда сказал, что не собираюсь бежать. Почему-то я расстроился, как будто это имело какое-нибудь значение. Я не мог найти его лучом сознания; глазами искать его лицо среди остальных я избегал. К тому же сверкающий снег резал глаза, я перестал думать и что-нибудь чувствовать…Меня подвели к серому металлическому возвышению. Я отшатнулся, но мои руки закрепили над головой — гладкий ледяной металл обжег кожу. Я чувствовал во рту отвратительно горький вкус страха. Рубашку на спине разодрали; меня била дрожь.Я слышал чей-то голос, произносящий бессмысленные слова. Боковым зрением я видел охранника с раскаленным прутом. Я вспомнил свои ощущения при одном полном ударе — там, в чреве шахты, когда охранник решил вразумить меня. Я попытался уверить себя, что это не может быть в двадцать раз больше. Плюс еще дюжина за то, что считался человеком. Мучительно припоминая счет, я надеялся, что, зная конечную цифру, буду легче переносить то, что мне предстоит, и молился о том, чтобы счет оказался правильным.— Начинайте!Прут запел на высокой ноте, рассекая воздух, и, обрушившись на мою спину, издал щелчок. Ослепляющая боль, как от кипящего масла, обожгла спину. Я попытался произнести «один», но зубы судорожно сжались, дыхание прервалось.Затем наступило «два», когда я старался раствориться щекой в ледяном металле, и оставило вторую огненную полосу на спине. Звук рвался из моего горла, я с трудом подавил его. Третья песня прута — мой желудок сжался и наступило «три».Я прикусил губу, не замечая, что оттуда струится кровь. Опять, и это было «пять», нет, наверное, кажется, «четыре семь»? Я не мог считать по пальцам — они были сжаты в кулаки. Еще и еще раз — я не мог больше надеяться на свое мужество, еще — и мне стало все равно. Я вдавил лицо в ледяной металл и заорал — единственный способ облегчить страдания. Я должен был им позволить добить меня до конца, пока я не перестал чувствовать боль. Я повис на оковах, и они в кровь разодрали мои руки острыми концами. Но это было не самое страшное. Мне довелось узнать, что значит «сгорать заживо». Меня вот-вот вырвет… Я думал, что смогу вынести боль, но она переполнила все мыслимые пределы терпения. Вся жизнь вытянулась в бесконечную петлю, без начала и конца, и я должен был прочувствовать все каждой клеточкой, от и до…Наконец все закончилось. Меня расковали и оттащили в сторону. Я слышал голос, умоляющий палачей остановиться: этот голос не мог принадлежать мне. Мои ноги обмякли и отказались служить.Меня унесли. Я чувствовал тупую тошноту и страх, когда меня проносили вдоль ряда синих лиц. Однако все это было далеко, как звезды в зеркале. Затем я почувствовал, как мое лицо уткнулось во что-то гладкое — я лежал на животе на кровати. Ноги приковали к ее краю. И оставили одного в маленькой пустой комнате. Какая-то часть меня еще не осознавала, что происходит, и издавала захлебывающиеся всхлипывающие звуки где-то в глубине горла…Я долго лежал, придавленный болью, и слышал только свой изувеченный голос.Наконец и эти звуки ушли. Краем сознания я понимал, где нахожусь — в лазарете, в палате для каторжников. Меня радовало, что никого рядом нет, поскольку я ненавидел всех в этой проклятой вселенной.Прошло много времени, прежде чем кто-то нарушил мое одиночество. Глухие звуки шагов пересекли палату и оборвались.— Господи, — пробормотал голос.Чья-то рука прикоснулась к моему плечу; я выругался и отодвинулся в слабой надежде, что меня оставят в покое.Голос произнес:— Мне очень жаль, что так получилось, сынок. — Это был Джоральмен. Я хотел ответить: «Мне тоже», — но не смог. Он подождал минуту и продолжал:— Меня вызвал Кильхода. Удачно же ты выбрал время! Почему ты сдался, когда меня не было здесь? Какого черта ты стал раздражать директоров своим горячечным бредом? Зачем понадобилось выдумывать всю эту чушь? — Он не сомневался, что это именно так.Я с трудом повернул голову и произнес лишь одно слово:— Да!— Подожди, у меня есть обезболивающее. — Он стал на колени и отодвинул края моей рваной рубахи как мог осторожно, но мне показалось, будто вместе с ней содралась половина спины. Я заскулил и выругался. Сквозь красное пламя в голове я увидел, как у Джоральмена все внутри перевернулось от того, что ему открылось. — Господи, я никогда не научусь делать это как врач. — Его голос выдавал отвращение и тошноту.Я выключил из сознания образ того, что он видел. Струя с шипением коснулась спины, мгновенно заморозив ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30