Он замедлил бег, едва не проскочив лазейку между пустующими зданиями: в разрушенной стене было достаточно места, чтобы проскользнуть сквозь нее под бурлящим чревом Куарро. Мальчик вскарабкался на упавшую балку, его дыхание вырывалось короткими всхлипами. Он изогнулся и прыгнул, пытаясь дотянуться до пролома в стене. Однако силы были на исходе. Ему удалось зацепиться, но пальцы соскользнули с каменного уступа. Он сорвался с четырехметровой высоты в груду щебня. При падении треснула лодыжка; организм, долгое время работавший на пределе, наконец изменил ему. Бедняга согнулся, тихо проклиная жгучую, точно каленым железом исторгнутую боль, и тут появились они. Беглец вновь съежился под лучом желтого света, грубые руки схватили его и поставили к стене. На этот раз у них были пистолеты, и он не пытался сопротивляться. Мальчик жалобно заскулил, когда пнули его больную ногу; заставили стоять на одной ноге, руки за спиной, пока не подошла патрульная машина. Преследователи знали, кто его пометил, — люди, которые работали на Федеральное Транспортное Управление. Эта компания заботится о своих людях. Им были прекрасно известны повадки этого звереныша и его послужной список. После последнего подвига ему уже не избежать наказания.— Привыкай, парень. Для тебя все уже позади.Но они ошиблись. Все только начиналось. Глава 1 Начиналось все там же, где и окончилось, — в Куарро. Куарро — главный город на Ардатее, зеленом оазисе Галактики, в Центре, в Сердце, в Короне Федерации. Почему-то мне этот город всегда напоминал мусорную свалку, но это потому, что я жил в его старой части.Меня зовут Кот. Это не настоящее имя, но оно мне подходит и нравится. Я не знаю своего настоящего имени. Меня всегда звали Кот — из-за моих глаз, зеленых глаз, видящих в темноте, глаз, не похожих на человеческие. Природа дала мне лицо, которое осложняет мои отношения с людьми. Если вы хотите узнать историю моей жизни, вот она: я стоял в одном из переулков Старого города, мне было тогда, наверное, года три или четыре. Я плакал, потому что мучивший меня голод не утихал, и мне было так холодно, что посинели пальцы, и потому, наконец, что я страстно желал, чтобы кто-нибудь изменил все это. Какой-то человек вышел из двери, сказал, чтобы я заткнулся, и стал избивать меня, пока я не замолчал.Никогда в жизни я больше не плакал. Но чаще всего я был голоден и замерзал. И предавался сладким мечтам, когда хватало денег на наркотики, — тем самым мечтам, которые можно купить на улице. И только таким.Иметь собственные мечты — единственный способ выжить, но все мои мечты убил Старый город. Реальность стала сном, который никто не хочет видеть…У меня не было повода думать, что такая жизнь когда-нибудь изменится. Ни сначала, ни в тот момент, когда прошлое и будущее встречаются и захватывают тебя в середине пути, чтобы создать впечатление новой точки отсчета.Вначале меня вытащили из центра заключения Объединенной Службы Безопасности Старого города. Я не знал точно, что меня ждет, я хотел лишь поскорее выбраться оттуда. Меня продержали под арестом пару дней за драку с тремя вербовщиками Контрактного Труда. Тамошние молодчики сделали все, чтобы показать мне мое истинное место. Потом, когда уже казалось, что дела мои совсем плохи, они предложили мне добровольно согласиться на «проект исследований пси».Совершенно лишенный сил, в ожидании самого худшего, я пошел бы на что угодно, что я и сделал.Офицер Службы Безопасности вывел меня наружу в жаркий зловонный полдень и втолкнул в летающий модуль с крылатыми знаками Федерального Транспортного Управления на бортах. Я никогда раньше не летал в модуле; я видел только воздушные такси, на которых жители верхнего города добирались до Старого и обратно. Если у тебя на запястье нет специального датчика, на все это можно только глазеть. Без такого датчика человек не просто беден — его как бы не существует. Более того, человек без браслета обречен жить без него до самой смерти, а у меня датчика не было.Ребята из Службы Безопасности сели впереди и перекинулись несколькими словами; модуль оторвался от земли и вылетел со двора. У меня перехватило дыхание, когда мы понеслись над толпами и улицами, возраст которых был лишь вдвое меньше самой древности. Я провел всю жизнь на этих улицах, но все, на кого я теперь взирал сверху, были мне чужими. Они старались не смотреть вверх; я старался не думать почему.Модуль достиг площади Божественного Дома и стал подниматься выше: эта площадь Божественного Дома оставалась единственным местом в Старом городе, где соединялись два мира, старый и новый. Мы направлялись наверх, в Куарро. Я вжался в сиденье, когда по спирали взлетал в поток света, чувствуя, что меня подташнивает, и пытался вспомнить, почему мне всегда хотелось увидеть Куарро.Куарро стал крупнейшим городом на Ардатее, но так было не всегда.Множество межпланетных синдикатов, открыв нашу планету, поделили ее между собой. Затем, когда сектор Туманности Рака был готов для покорения, Ардатея стала стартовой площадкой для его колонизации. Синдикаты, поделившие планету, разбогатели на торговле. Наконец, Федеральное Транспортное Управление также заявило о своих правах. Информационная база была перенесена сюда, и Управление объявило о своем намерении обосноваться в Куарро. Город стал Федеральной Зоной Торговли, нейтральной областью, где официально не мог править ни один синдикат, но все они имели сотни шпионов и осведомителей, настраивающих обывателей против своих конкурентов. Далеко не все грязные делишки, которыми славился Старый город, были делом рук преступников. Куарро стал крупнейшим на планете портом.Земля утратила свое былое место в Человеческой Федерации, и Ардатея стала торговым, экономическим и культурным центром. И однажды кто-то решил, что старая, колониальная часть города представляет историческую ценность и должна быть сохранена.Но Куарро был расположен на оконечности полуострова, между глубоководной гаванью и морем. Приходилось довольствоваться имеющейся территорией, и новый город разрастался, поглощая незанятую землю, требуя еще и еще, пока не стал пожирать пространство над Старым городом, погребая его заживо. Грохочущие коммуникации, из которых постоянно что-то сочилось, и стальные опоры чьих-то дворцов наверху заменили небо для Старого города. И все, у кого была хоть какая-то возможность, поспешили покинуть это место. Все это я видел в стереокино, хотя почти ничего не понял из увиденного, и к тому же мне было наплевать.Мы поднимались в океане нежного, расплывчатого, по большей части зеленого цвета. То были растения — столько растительности сразу я никогда раньше не видел. Висячие Сады, как сказал мне кто-то однажды. Затем мы поднялись над садами, ярус за ярусом, двигаясь в свете дня, который мог бы называться Божьим… Башни, сверкающие и плывущие, пронзающие яркое голубое небо и это небо отражающие, так что казалось, будто оно проплывало сквозь них…Я зажмурился, меня трясло, голова кружилась. Через минуту, открыв глаза, я посмотрел на бесконечно высокое небо, на Куарро, сияющий внизу и похожий на… на… Я чувствовал, что должны быть слова, чтобы описать то, что открывалось передо мной, но не мог их найти.Молодчик из Службы Безопасности сидел молча, опершись спиной о разделявший нас барьер. Город лежал внизу между заливом и морем подобно длинной изящной руке, украшенной драгоценностями, которые сверкали сквозь туман. О Мать Земля, — неужели я здесь живу? Я ощутил, как наручники врезались мне в запястья.Мы стали снижаться и опустились на выступ на уровне середины посеребренной стены здания, где уже стояли два модуля. Вход был заранее открыт, причем было видно, что им не часто пользовались. Мы попали в помещение, напоминающее больницу, — я понял это, лишь только мы вошли. Больница всегда остается больницей, как ни пытайся сделать из нее что-то другое. Я замер:— Что это? Что со мной собираются делать?— Это Институт исследований Сакаффа, — сказал офицер безопасности. — Я не знаю, что с тобой будет, да мне и наплевать. В конце концов, ты сам пошел на это!Он стоял между мной и дверью, и мне ничего не оставалось, как двинуться дальше. Офицер спросил проходившую мимо служащую, как найти нужную нам дверь.Женщина несла пластиковый пакет, в нем плавало в багряной жидкости что-то похожее на печень. Это не прибавило мне храбрости. Она указала путь, кивнув головой, и мы прошли по тихому коридору в комнату ожидания. Я осмотрелся.Дальняя стена представляла собой сплошное подцвеченное стекло, поток света, проникающий сквозь него, ослеплял и заставлял щурить глаза.Офицер указал мне на группу людей, сидящих на мягкой скамье у основания стеклянной стены. Он размагнитил мои наручники, и они упали ему в руки, затем ткнул меня в сторону окна и сказал: «Сиди тихо и без фокусов», — после чего вернулся в холл. Я знал, что он будет поджидать меня там, если я вздумаю убежать.У окна собралось уже несколько человек. Я чувствовал, как они уставились на меня, когда я, хромая, пересекал залитый солнцем толстый ковер. Я понимал, что представляю собой любопытное зрелище: измазанный кровью, грязью и красителем, в хлопчатобумажном одеянии, выданном службистами, чтобы прикрыть синяки, с повязкой на лодыжке и в штанах настолько ветхих, что годились они разве что для музея. Меня мучил вопрос, для чего нас здесь собрали, и во что я влип на этот раз. Я пожалел, что у меня нет с собой камфорной жвачки, чтобы успокоить нервы.Я остановился перед скамейкой, подыскивая, куда присесть. Сидящие распределились по всей ее длине, как будто огораживая свою территорию, и места для меня не осталось.Две женщины и четверо мужчин… Мужчины, судя по виду, из бедняков, двое — крепкого телосложения. У одного мочка уха растянута: когда-то он носил значок-клипсу синдиката — бывший астронавт. Одна из женщин была явно из богатых, другая — нет, и выглядела очень испуганной.Никто не подвинулся. Одни рассматривали меня, другие — свои ноги. Наконец астронавт произнес:— Туда.Я проследил за его взглядом. Рядом со скамейкой в стене справа от меня была закрытая дверь с голубым матовым окошком.— Передовая линия?— Соображаешь, малыш. — Он полагал, что соображает лучше, чем я. — Один взгляд на тебя, и они позабудут о нас. — Он засмеялся, и все захохотали вслед за ним. Напряженный, нервный смех. Я не смеялся. «Неужели ты это проглотишь?» Я двинулся к нему.— Слушай, ты, не создавай проблем, — воскликнула богатая. Она была одета, как те, кто приезжал в Старый город для развлечений. На ее круглое лицо был наложен узор из мелких камней, красных с золотом, гармонировавших с цветом ее волос.— Отлепись, не твоего ума дело. — Я свирепо посмотрел на нее.Но в ее глазах было написано, что это касалось ее самым непосредственным образом. И в глазах всех остальных я прочитал такую же обеспокоенность. Никто не шевельнулся.— Да ради Бога, малыш, — оскалился астронавт, — тот парень в холле будет в восторге, если ты попробуешь что-нибудь выкинуть.Я опустил руки и прошел в начало очереди. Испуганная женщина отодвинулась от края скамьи — то ли для того, чтобы я мог сесть, то ли из страха, что я что-нибудь выкину. Я вытянул больную ногу в теплый солнечный свет и плотнее закутался в хлопчатобумажный клифт, затем повернулся к окну, следя глазами за медленным движением облаков и воображая, что вокруг нет ни души. Посмотрел вниз и подумал, каково было бы падать в эту бездну.Дверь с голубым окошком открылась, и оттуда вышел человек с лицом мрачным и расстроенным. Он был похож на игрока, упустившего свой последний шанс. Все, и он в том числе, опять уставились на меня.— Отлично, кто следующий?Судя по всему, теперь моя очередь. Я смотрел на дыру, красовавшуюся на моем колене, и не мог двинуться с места.И тут встала сидевшая рядом женщина.— Я пойду, — сказала она. С минуту она разглядывала меня, после чего обернулась к вышедшему из двери. — Я следующая.Я во все глаза смотрел на нее. В руках моей спасительницы что-то было, и она сунула это мне. Легкий шарфик.Я не успел спросить, что это означает, она уже ушла. Я обернулся на сидящих на скамье, и до моего уха долетело, как богатая мерзавка обронила что-то гадкое. Я мрачно взглянул на нее, на что она бросила:— Ну а ты-то чего уставился?Я вновь взглянул в окно, но передо мной стояло лицо испуганной женщины. Я хотел избавиться от ее навязчивого образа, забыть ее, но не получилось. Она была старше, чем я думал, примерно между двадцатью и тридцатью. Ее длинные волосы падали до талии, такие же черные, как полночь в каком-нибудь переулке Старого города. Одежда в темных тонах, необычная черная блузка и черная шаль как бы закутывали женщину в печальный саван. Она была высока, худа и выглядела изможденной. Но глаза, серые, как облако, смотревшие ввысь… и когда она перевела взгляд на меня — опустошенные. Она пошла первой, чтобы спасти меня, незнакомого мальчишку. Почему? Ее поступок стал чем-то вроде проявления инстинкта, как отдергивание руки, обожженной пламенем, как попытка избежать боли. Мне это казалось странным, невероятным. Я не знал, что думать. Мне удалось вскоре выбросить это из головы. Я не нуждался в одолжениях от особ с расшатанными нервами. Я посмотрел на шарфик, зеленый и мягкий, как мох. Он скользил между пальцами, я ощущал его невесомость и терпкий аромат, напоминавший ладан. Затем я плюнул на него и принялся стирать грязь с лица.Моя спасительница долго не выходила из комнаты. Она, должно быть, читала чужие мысли, коль скоро догадывалась, что такое же ожидает нас всех. И если она знала об этом… Наверное, мрачные думы сидящих в очереди сделали ее глаза такими опустошенными. При мысли о жизни человека, который читает чужие тайны и которого поэтому все должны ненавидеть, мне стало не по себе. Затем я задумался, почему службисты решили, что я подойду для этого эксперимента. Я же нормальный человек. В заключении меня протестировали, после чего службисты сказали, что я псион. Я будто бы могу читать чужие мысли. Я ответил службистам, что у них голова набита дерьмом. Они с отвращением переглянулись и сказали мне:— Ты родился под счастливой звездой, чокнутый выродок из Старого города.После этого меня протестировали на детекторе лжи и задали массу вопросов, на которые я не смог ответить. И последнее, о чем они спросили меня, — хочу ли я выбраться отсюда.Но ненормальными были они: я никогда не умел читать чужие мысли. Это означало, что меня могут не отобрать для участия в эксперименте. Я немного приободрился, думая о женщине с мертвым выражением глаз и о том, как она живет, зная, насколько все ее ненавидят, ее, которая знает… Но какая меня ждет участь, если я не подойду для эксперимента? Эта мысль вновь повергла меня в уныние.— Следующий.Дверь открылась, но читающая мысли не вернулась; появилась рыжеволосая женщина и кивнула мне, как будто тоже была ясновидящей. Я поднялся, сунув шарфик в карман. Ноги были как ватные, но кое-как я дошел до двери. Мужчина, который выходил из комнаты в первый раз, сидел за столом-терминалом. Дневной свет падал на стол из большого, во всю стену, окна.Письменный стол, стулья и другие столы были сделаны из настоящего дерева.Хотелось все это потрогать. Вновь я ощутил нехватку пакетика камфоры. Стену за спиной сидящего человека украшала настоящая объемная живопись, а не какой-нибудь дешевый стереодиапозитив. Я повидал на своем веку довольно краденого добра, чтобы сразу оценить качество. Я уставился на массивную виноградную лозу, вырезанную по краю его стола, и глубоко вздохнул перед тем, как перевести глаза на него. Мужчине было около тридцати пяти, может быть, немного больше. Выражение его лица было страдальческим, как будто он давно уже болел, но что-то неуловимое придавало ему загадочность; русые волосы коротко острижены, в них уже проскальзывала седина, но он не пытался скрывать этого.Желтая летняя рубашка без воротничка хорошего качества была привезена очень издалека — таких у него, наверное, целый ворох. На левой руке мужчины красовались два плоских кольца — на среднем и безымянном пальцах: вдовец? Он смотрел строго. Я попробовал улыбнуться ему своей лучшей улыбкой. Не подействовало.Он перевел светло-карие глаза — карие с оттенком зеленого — с моего лица на одежду, затем вновь на лицо. Я понял, что это, должно быть, тот, о котором службисты в Старом городе говорили «доктор Зибелинг», тот, к кому меня направили. Нога болела. Я хотел присесть, но его взгляд, критически оценивающий, остановил меня.— Пожалуй, слишком молод.Это был не единственный мой недостаток, о котором он подумал. Он вертел в руках стеклянный шар с каким-то расплывчатым изображением внутри. Затем он оттолкнул его с отсутствующим видом, как будто шар помог ему успокоить нервы.Я покачал головой. Мои руки напряглись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30