предмет психоло-
гии - факты сознания; последние непосредственно от-
крыты мне - и никому больше; следовательно, изучать
их можно методом интроспекции - и никак иначе.
Однако простота и очевидность каждого из этих
утверждений, как и всего вывода в целом, только ка-
жущиеся. В действительности в них заключена одна из
34
Самых сложных и Запутанных проблем психологии -в>
проблема самонаблюдения.
Нам и предстоит разобраться в этой проблеме.
Мне хотелось бы, чтобы на примере рассмотрения
этой проблемы вы увидели, как много значат в науке
критичность и одновременно гибкость подхода. Так, на
первый взгляд очевидный тезис начинает расшатывать-
ся от того, что к нему подходят с других точек зрения
и находят незамеченные ранее оттенки, неточности
и т. п.
Давайте же займемся более внимательно вопросом
о том, что такое интроспекция, как она понималась и
применялась в качестве метода психологии на рубеже
XIX-XX вв.
Идейным отцом метода интроспекции считается
английский философ Дж. Локк (1632-1704), хотя его
основания содержались также в декартовском тезисе
о непосредственном постижении мыслей.
Дж. Локк считал, что существует два источника всех
наших знаний: первый источник - это объекты внеш-
него мира, второй - деятельность собственного ума.
На объекты внешнего мира мы направляем свои внеш-
ние чувства и в результате получаем впечатления (или
идеи) о внешних вещах. Деятельность же нашего ума,
к которой Локк причислял мышление, сомнение, веру,
рассуждения, познание, желания, познается с помощью
особого, внутреннего, чувства - рефлексии. Рефлексия,
по Локку,-это <наблюдение, которому ум подвергает
свою деятельность> [64, с. 129].
Дж. Локк замечает, что рефлексия предполагает
особое направление внимания на деятельность собст-
венной души, а также достаточную зрелость субъекта.
У детей рефлексии почти нет, они заняты в основном
познанием внешнего мира. Она может не развиться и у
взрослого, если он не проявит склонности к размыш-
лению над самим собой и не направит на свои внутрен-
ние процессы специального внимания.
<Ибо хотя она (т. е. деятельность души.- Ю. Г.)
протекает постоянно, но, подобно проносящимся при-
зракам, не производит впечатления, достаточно глубо-
кого, чтобы оставить в уме ясные, отличные друг от
друга, прочные идеи> [64, с. 131].
Итак, у Локка содержится по крайней мере два
важных утверждения.
2- 35
1. Существует возможность раздвоения, или <удвое-
ния>, психики. Душевная деятельность может проте-
кать как бы на двух уровнях: процессы первого уров-
;ня - восприятия, мысли, желания; процессы второго
уровня - наблюдение, или <созерцание> этих восприя-
тий, мыслей, желаний.
2. Деятельность души первого уровня есть у каж-
дого человека и даже у ребенка. Душевная деятель-
- ность второго уровня требует специальной организации.
Это специальная деятельность. Без нее знание б ду-
шевной жизни невозможно. Без нее впечатления о ду-
шевной жизни подобны <проносящимся призракам>,
которые не оставляют в душе <ясные и прочные
идеи>.
Эти оба тезиса, а именно возможность раздвоения
сознания и необходимость организации специальной
деятельности для постижения внутреннего опыта, были
приняты на вооружение психологией сознания. Были
сделаны следующие научно-практические выводы:
1) психолог может проводить психологические ис-
следования только над самим собой. Если он хочет
знать, что происходит с другим, то должен поставить
себя в те же условия, пронаблюдать себя и по ана-
логии заключить о содержании сознания другого че-
ловека;
2) поскольку интроспекция не происходит сама со-
бой, а требует особой деятельности, то в ней надо
упражняться, и упражняться долго.
" Когда вы будете читать современные статьи с опи-
санием экспериментов, то увидите, что в разделе <Ме-
тодика>, как правило, приводятся различные сведения
об испытуемых. Обычно указывается их пол, возраст,
образование. Иногда даются специальные, важные для
дан-ных экспериментов, сведения: например, о нормаль-
ной остроте зрения, умственной полноценности и т. п.
В экспериментальных отчетах конца прошлого и
начала нашего века также можно обнаружить раздел
с характеристикой испытуемых. Но он выглядит совсем
необычно. Например, читаешь, что одним испытуемым
был профессор психологии с десятилетним интроспек-
ционистским стажем; другой испытуемый был, правда,
не профессор, а всего лишь ассистент-психолог, но так-
же опытный интроспекционист, так как прошел 6-ме-
сячные курсы интроспекции, и т. п.
36
Психологи того времени отмечали важные дополни-
тельные преимущества метода интроспекции.
Во-первых, считалось, что в -сознании непосредст-
венно отражается причинная связь психических явле-
ний. Например, если я захотела поднять руку и под-
няла ее, то причина действия мне непосредственно из-
вестна: она присутствует в сознании в форме решения
поднять руку. В более сложном случае, если человек
вызывает во мне сострадание и я стремлюсь ему вся-
чески помочь, для меня очевидно, что мои действия
имеют своей причиной чувство сострадания. Я не толь-
ко переживаю это чувство, но знаю его связь с моими
действиями.
Отсюда положение психологии считалось намного
легче, чем положение других наук, которые должны
еще доискиваться до причинных связей.
Второе отмечавшееся достоинство: интроспекция
поставляет психологические факты, так сказать, в чис-
том виде, без искажений. В этом отношении психология
также выгодно отличается от других наук. Дело в том,.
что при познании внешнего мира наши органы чувств,
вступая во взаимодействие с внешними предметами,
искажают их свойства. Например, за ощущениями све-
та и звука стоят физические реальности - электромаг-
нитные и воздушные волны, которые совершенно не ,
похожи ни на цвет, ни на звук. И их еще надо как-то
<очищать> от внесенных искажений.
В отличие от этого для психолога данные ощущений
есть именно та действительность, которая его интере-
сует. Любое чувство, которое испытывает человек не-
зависимо от его объективной обоснованности или при-
чины, есть истинный психологический факт. Между со-
держаниями сознания и внутренним взором нет иска-
жающей призмы!
<В сфере непосредственных данных сознания нет
уже различия между объективным и субъективным,
реальным и кажущимся, здесь все есть, как кажется,
и даже именно потому, .что оно кажется: ведь когда
что-нибудь нам кажется, это и есть вполне реальный
факт нашей внутренней душевной жизни> [65, с. 1034].
Итак, применение метода интроспекции подкрепля-
лось еще соображениями об особых преимуществах
этого метода. .
В психологии конца XIX в. начался грандиозный
37
эксперимент по проверке возможностей метода интро-
спекции. Научные журналы того времени были напол-
нены статьями с интроспективными отчетами; в них
психологи с большими подробностями описывали свои
ощущения, состояния, переживания, которые появля-
лись у них при предъявлении определенных раздражи-
те-лей, при постановке тех или иных задач.
Надо сказать, что это не были описания фактов
сознания в естественных жизненных обстоятельствах,
что само по себе могло бы представить интерес. Это
были лабораторные опыты, которые проводились
<в строго контролируемых условиях>, чтобы получить
совпадение результатов у разных испытуемых. Испы-
туемым предъявлялись отдельные зрительные или слу-
ховые раздражители, изображения предметов, слова,
фразы; они должны были воспринимать их, сравнивать
между собой, сообщать об ассоциациях, которые у них
возникали, и т. п.
Эксперименты наиболее строгих интроспекционистов
(Э. Титченера и его учеников) осложнялись еще двумя
дополнительными требованиями.
Во-первых, интроспекция должна была направлять-
ся на выделение простейших элементов сознания, т. е.
ощущений и элементарных чувств. (Дело в том, что ме-
тод интроспекции с самого начала соединился с атоми-
стическим подходом в психологии, т. е. убеждением, что
исследовать - значит разлагать сложные процессы на
простейшие элементы.)
Во-вторых, испытуемые должны были избегать в сво-
их ответах терминов, описывающих внешние объекты, а
говорить только о своих ощущениях, которые вызывались
этими объектами, и о качествах этих ощущений. Напри-
мер, испытуемый не мог сказать: <Мне было предъявле-
но большое, красное яблоко>. А должен был сообщить
примерно следующее: <Сначала я получил ощущение
красного, и оно затмило все остальное; потом оно сме-
нилось впечатлением круглого, одновременно с которым
возникло легкое щекотание в языке, по-видимому, след
вкусового ощущения. Появилось также быстро преходя-
щее мускульное ощущение в правой руке.>.>.
Ответ в терминах внешних объектов был назван
Э. Титченером <ошибкой стимула> - известный термин
интроспективной психологии, отражающий ее атомиети->
ческую направленность на .элементы сознания.
38 .
По мере расширения этого рода исследований стали
обнаруживаться крупные проблемы и трудности.
Во-первых, становилась все более очевидной бес-
смысленность такой <экспериментальной психологии>.
По словам одного автора, в то время от психологии
отвернулись все, кто не считал ее своей профес-
сией.
Другим неприятным следствием были накапливаю-
щиеся противоречия в результатах. Результаты не сов-
падали не только у различныхавторов, но даже иногда
у одного и того же автора при работе с разными испы-
туемыми.
Больше того, зашатались основы психологии - эле-
менты сознания. Психологи стали находить такие со-
держания сознания, которые никак не могли быть раз-
ложены на отдельные ощущения или представлены в
виде их суммы. Возьмите мелодию, говорили они, и пе-
ренесите ее в другую тональность; в ней изменится
каждый звук, однако мелодия при этом сохранится.
Значит, не отдельные звуки определяют мелодию, не
простая их совокупность, а какое-то особое качество,
которое связано с отношениями между звуками. Это
качество целостной структуры (нем. - <гештальта>), а
не суммы элементов.
Далее, систематическое применение интроспекции
стало обнаруживать нечувствснные, или безобразные,
элементы сознания. Среди них, например, <чистые>
движения мысли, без которых, как оказалось, невоз-
можно достоверно описать процесс мышления.
Наконец, стали выявляться неосознаваемые причи-
ны некоторых явлений, сознания (о них подробнее
ниже).
Таким образом, вместо торжества науки, обладаю-
щей таким уникальным методом, в психологии стала
назревать.ситуация кризиса.
В чем же было дело? Дело было в том, что доводы,
выдвигаемые в защиту метода интроспекции, не были
строго проверены. Это были утверждения, которые ка-
зались верными лишь на первый взгляд.
В самом деле, начну с утверждения о возможности
раздвоения сознания. Казалось бы, мы действительно
можем что-то делать и одновременно следить за собой.
-Например, писать -- и следить за почерком, читать-
вслух - и следить за выразительностью чтения. Ка-
39
залось бы так - и в то же время не тай или по край-
-ией мере не совсем так!
Разве не менее известно, что наблюдение за ходом
собственной деятельности мешает этой деятельности, а
то и вовсе ее разрушает? Следя за почерком, мы мо-
жем потерять мысль; стараясь читать с выражением-
перестать понимать текст.
Известно, насколько разрушающим образом дейст-
вует рефлексия на протекание наших чувств: от нее они
бледнеют, искажаются, а то и вовсе исчезают. И напро-
тив, насколько <отдача чувству> исключает возмож-
ность рефлексии!
В психологии специально исследовался вопрос о
возможности одновременного осуществления двух дея-
тельностей. Было показано, что это возможно либо пу-
тем быстрых переходов от одной деятельности к дру-
гой, либо если одна из деятельностей относительно про-
ста и протекает <автоматически>. Например, можно
вязать на спицах .и смотреть телевизор, но вязание
останавливается в наиболее захватывающих местах; во
время проигрывания гамм можно о чем-то думать, но
это невозможно при исполнении трудной пьесы.
Если применить все сказанное к интроспекции
(а ведь она тоже вторая деятельность.), то придется
признать, что ее возможности крайне ограничены.
Интроспекцию настоящего, полнокровного акта созна-
ния можно осуществить, только прервав его. Надо ска-
зать, что интроспекционисты довольно быстро это по-
няли. Они отмечали, что приходится наблюдать не
столько сам непосредственно текущий процесс, сколько
его затухающий след. А чтобы следы памяти сохраняли
возможно большую полноту, надо процесс дробить
(актами интроспекции) на мелкие порции. Таким обра-
зом, интроспекция превращалась в <дробную> ретро-
спекцию. -
Остановимся на следующем утверждении - якобы
возможности с помощью интроспекции выявлять при-
чинно-следственные связи в сфере сознания.
Пожалуй, примерами отдельных, так называемых
произвольных, действий справедливость этого тезиса и
ограничивается. Зато с каким количеством необъясни-
мых фактов собственного сознания мы встречаемся
повседневно! Неожиданно всплывшее воспоминание
или изменившееся настроение часто заставляют нас
40 "
проводить настоящую исследовательскую работу по
отысканию их причин. Или возьмем процесс мышле-
ния: разве мы всегда знаем, какими путями пришла "нам
в голову та или иная мысль? История научных откры-
тий и технических изобретений изобилует описаниями
внезапных озарений!
И вообще, если бы человек мог непосредственно
усматривать причины психических процессов, то пси-
хология была бы совсем не нужна! Итак, тезис о не-
посредственной открытости причин на проверку оказы- ,
вается неверен.
Наконец, рассмотрим мнение о том, что интроспек- Г
ция поставляет сведения о фактах сознания в неиска-
женном виде. Что это не так, видно уже из сделанного
выше замечания о вмешательстве интроспекции в ис-
следуемый процесс. Даже когда человек дает отчет по
памяти о только что пережитом опыте, он и тогда не-
избежно его искажает, ибо направляет внимание толь-
ко на определенные его стороны или моменты.
Именно это искажающее влияние внимания, осо-
бенно внимания наблюдателя, который знает, что он
ищет, настойчиво отмчалось критиками обсуждаемого
метода. Интроспекционист, писали они не без иронии,
находит в фактах сознания только те элементы, кото-
рые соответствуют его теории. Если это теор-ия чувст-
венных элементов,-он находит ощущения, если безоб-
разных элементов, --то движения <чистой> мысли
- и т. п.
Итак, практика использования и углубленное об-
суждение метода интроспекции обнаружили ряд фун-
даментальных его недостатков. Они были настолько
существенны, что поставили под сомнение метод в це-
лом, а с ним и предмет психологии - тот предмет, с
которым метод интроспекции был неразрывно связан и
естественным следствием постулирования которого он
являлся.
Ва втором десятилетии нашего века, т. е. спустя не- ,
многим более 30 лет после основания научной психо-
логии, в лей произошла революция: смена предмета
психологии. Им стало не сознание, а поведение чело-
века и животных.
Дж. Уотсон, пионер этого нового направления пи-
сал: <...психология должна... отказаться от субъектив-
ного предмета изучения, интроспективного метода ис-

11 .
следования и прежней терминологии. Сознание с его
структурными элементами, неразложимыми ощущения-
ми и чувственными тонами, с его процессами, внима-
нием, восприятием, воображением - все это только
фразы, не поддающиеся определению> [114, с. З].
На следующей лекции я буду подробно говорить об
этой революции. А сейчас рассмотрим, какой оказалась
судьба сознания в психологии. Удалось ли психологии
полностью порвать с фактами сознания, с самим поня-
тием сознания?
Конечно, нет. Заявление Дж. Уотсона было <кри-
ком души> психолога, заведенного в тупик. Однако
после любого <крика души> наступают рабочие будни.
И в будни психологии стали возвращаться факты соз-
нания. Однако с ними стали обращаться иначе. Как
же?
Возьмем для иллюстрации современные исследова-
ния восприятия человека. Чем они в принципе отлича-
ются от экспериментов интроспекционистов?
И в наши дни, когда хотят исследовать процесс
восприятия, например зрительного восприятия челове-
ка, то берут испытуемого и предъявляют ему зритель-
ный объект (изображение, предмет, картину), а затем
спрашивают, что он увидел. До сих пор как будто бы
то же самое. Однако есть существенные отличия.
Во-первых, берется не изощренный в самонаблюде-
нии профессор-психолог, а <наивный> наблюдатель, и >
чем меньше он знает психологию, тем лучше.
1 2 3 4 5 6 7