Подумайте снова… Почему преступников не останавливает высшая мера наказания… Действительно ли полиция уменьшает количество совершаемых преступлений?… Тюрьмы, тюрьмы повсюду… Пристальный взгляд на полицейское “чудо” Нью-Йорка… Что на самом деле представляет собой огнестрельное оружие?… Почему первые торговцы наркотиками были подобны миллионерам Microsoft, а последующие подобны Pets.com… Суперграбитель против граждан преклонного возраста… Джейн Рои, ограничитель преступлений: как легализация абортов все изменила.
В 1966 году, через год после того как Николае Чаушеску стал коммунистическим диктатором Румынии, он своим указом запретил аборты по всей стране. “Человеческий зародыш является собственностью всего общества, — провозгласил он. — Все, кто не хочет иметь детей, — это дезертиры, которые нарушают законы преемственности поколений и сохранения нации”. [1]
Грандиозные декларации подобного рода были весьма обычным явлением для режима Чаушеску. Ведь его генеральным планом было воспитание людей, достойных высокого звания Нового Социалистического Человека. Для самого себя Чаушеску строил дворцы, а со своим народом обращался крайне грубо и жестоко, как правило, игнорируя его мнение по любому вопросу. Отказавшись от сельского хозяйства в пользу промышленности, Чаушеску заставил многих жителей деревень переселиться в многоквартирные дома без отопления. Все главные посты в румынском правительстве он раздал сорока членам своей семьи, включая и жену Елену. О мадам Чаушеску, которая обожала меха и драгоценности и владела сорока домами, следует сказать отдельно. Хотя официально ее называли Лучшей Матерью Румынии, она отнюдь не пылала материнскими чувствами к своей нации. “Черви никогда не будут довольны, сколько бы еды вы им ни дали”, — говорила она, когда румыны жаловались на нехватку продуктов, вызванную неумелым правдением ее мужа. Она вела тайную слежку даже за собственными детьми, чтобы быть уверенной в их преданности.
Чаушеску запретил аборты для того, чтобы достичь одной из главных своих целей: быстрого усиления Румынии за счет резкого прироста населения. До 1966 года в Румынии была едва ли не самая либеральная в мире политика относительно абортов. Искусственное прерывание беременности являлось, по сути, главной формой контроля над рождаемостью. По статистике, на одного новорожденного в Румынии приходилось четыре аборта. И вдруг, практически за одну ночь, аборты оказались вне закона. Исключения делались только для матерей, уже имевших четырех детей, и женщин, занимавших важные посты в коммунистической партии. Одновременно с этим были строго запрещены все способы контрацепции, а также половое воспитание молодежи. Агенты правительства, язвительно прозванные “менструальная полиция”, регулярно приходили к женщинам на работу и заставляли их проходить тест на беременность. Если по результатам ряда проверок результаты теста были отрицательными, женщину заставляли платить непомерно высокий “налог на воздержание”.
Через некоторое время стимулы Чаушеску дали желаемый эффект. После запрета абортов рождаемость в Румынии всего за один год увеличилась вдвое. При этом дети появлялись на свет в стране, где жизнь человека, если он не принадлежал к клану Чаушеску или коммунистической элите, была крайне убога. Но, как оказалось, рожденных после 1966 года ждала особенно печальная участь. По сравнению с детьми, рожденными на год раньше, будущее сулило им гораздо худшие перспективы почти во всех сферах деятельности. Например, они хуже учились в школе и имели меньший успех на рынке труда. Кроме того, у них была более высокая вероятность пополнить когорту преступников.
Запрет абортов оставался в силе до тех пор, пока в один прекрасный день Чаушеску не потерял свою власть в Румынии. 16 декабря 1989 года тысячи людей вышли на улицы города Тимишоары, чтобы выразить протест против губительного для них режима. В рядах протестующих было очень много подростков и студентов. Позже один из лидеров оппозиции, 41-летний профессор, признался, что принять участие в акции его убедила 13-летняя дочь. “Самое интересное было в том, что не бояться нас научили именно наши дети, — сказал он. — Ведь большинство недовольных, которые вышли на улицы, — это были люди в возрасте от тринадцати до двадцати лет”. И хотя тот протест был жестоко подавлен, а десятки молодых людей убиты полицией, для старой власти наступило начало конца. Через пару дней после описанных событий Чаушеску выступал с речью перед стотысячной толпой в Бухаресте. И снова молодежь была в первых рядах, заглушая его слова криками “Тимишоара!” и “Долой убийц!” Все говорило о том, что прежнему режиму пришел конец. Чаушеску с женой пытались бежать из страны, прихватив миллиард долларов, но были схвачены, преданы скорому суду и расстреляны в светлый праздник Рождества.
Среди всех коммунистических лидеров, свергнутых примерно в одно время с развалом Советского Союза, был убит один только Николае Чаушеску. Нельзя не отметить, что его смерти значительно содействовала румынская молодежь — огромное количество юношей и девушек, которых, если бы не запрет абортов, не было бы на свете. [1.1]
История с абортами в Румынии может показаться довольно странным вступлением к главе, рассказывающей об американской преступности в 1990-х годах. Однако ничего странного в этом нет. Дело в том, что один важный момент делает румынскую историю зеркальным отражением повествования об американской преступности. И точка их пересечения приходится как раз на Рождество 1989 года. Ведь именно в этот день Николае Чаушеску на горьком опыте (посредством пули в голову) узнал, что значение запрета абортов было глубже, чем он предполагал.
Кроме того, именно в этот день преступность в США достигла своего апогея. За предыдущие пятнадцать лет количество тяжких преступлений резко возросло, и их доля среди прочих правонарушений составила целых 80%. Сообщения о преступлениях постепенно заполонили вечерние выпуски новостей и стали главной темой разговоров по всей стране.
Когда в начале 1990-х уровень преступности начал снижаться, это произошло так быстро и внезапно, что удивило практически всех. Некоторые эксперты были настолько уверены в неуклонном росте преступности, что им понадобилось много лет, чтобы признать ее падение. По сути, многие из них еще долгое время продолжали предсказывать страшные сценарии развития событий. Однако доказательство было налицо: рост преступности приостановился и постепенно пошел на спад, достигнув в конце концов уровня сорокалетней давности. [2]
Теперь эксперты уже наперегонки спешили объяснить свои ошибочные прогнозы. Криминалист Джеймс Алан Фокс оправдывался тем, что его предостережение о “потоках крови” в Америке было намеренным преувеличением. “Я никогда не утверждал, что по улицам будет течь кровь, — говорил он. — Я только использовал сильные выражения, вроде “потоков крови”, чтобы привлечь внимание общественности к существующей проблеме. И это подействовало. Поэтому я не будут извиняться за использование таких терминов”. (Похоже, что Фокс предлагает нам видеть различие там, где его нет: “потоки крови” против “крови, текущей по улицам”. В то же время это четко показывает, что, даже идя на попятный, эксперты часто умудряются выйти сухими из воды.) [2.1]
После того как люди облегченно вздохнули и вспомнили, как хорошо жить без страха перед криминальным миром, они задались вполне естественным вопросом: “А куда же исчезли все преступники?”
С одной стороны, поиск ответа на этот вопрос ставил в туник. В конце концов, ведь спада преступности не предвидел никто из криминалистов, экономистов, политиков и других людей, имеющих отношение к данной проблеме. Так как же причины этого явления могли вдруг определить рядовые граждане?
В то же время объяснить снижение преступности было призвано множество гипотез, выдвигаемых всевозможными экспертами. Этому вопросу было посвящено огромное количество газетных статей, выводы которых часто зависели от того, с кем именно недавно общался журналист. Предлагаем вам объяснения, упоминавшиеся в десяти американских газетах с самыми большими тиражами в период между 1991 и 2001 годами. Все эти выводы классифицированы по частоте их упоминания (статьи взяты из компьютерной базы данных LexisNexis).
Объяснение снижения уровня преступности Количество
упоминаний
1. Новые стратегии полиции 52
2. Увеличение роли тюрем 47
3. Изменения на рынке кокаина и других тяжелых 33
наркотиков
4. Старение населения Соединенных Штатов 32
5. Более суровые законы о контроле оружия 32
6. Сильная экономика 28
7. Увеличение численного состава полиции 26
8. Другие объяснения (более частое применение 34
высшей меры наказания, законы о контроле
оружия, выкуп оружия и т.д.)
Если вы любите игры на угадывание, то можете пару минут подумать над тем, какие из перечисленных объяснений заслуживают доверия, а какие — нет. Подсказка: из семи главных объяснений снижению уровня преступности действительно способствовали только три. Остальные же большей частью являлись вымыслом, представляли личные интересы отдельных людей или вообще выдавали желаемое за действительное. Еще одна подсказка: главная причина снижения преступности вообще отсутствует в этом списке, так как не была упомянута ни в одной газете.
Давайте начнем с объяснения, которое обычно не вызывает много споров, а именно: сильной экономики. Да, спад преступности, начавшийся в начале 1990-х, сопровождался бурным ростом национальной экономики и значительным снижением безработицы. Людям вполне могло показаться, что именно экономика являлась тем молотом, который помог смять преступность. Однако более внимательное изучение имеющихся у нас данных развенчивает эту теорию. Конечно, нельзя отрицать, что более стабильный рынок труда может сделать некоторые преступления менее привлекательными. Но это касается лишь преступлений с прямой денежной мотивацией, вроде кражи со взломом, ограбления или угона машины. О тяжких преступлениях, таких как убийство, нанесение телесных повреждений и изнасилование, речь не идет. Более того, если верить этой теории, то снижение безработицы на 1% должно давать точно такой же спад количества преступлений, не связанных с насилием. При этом в течение 1990-х уровень безработицы в США упал на 2%, тогда как количество ненасильственных преступлений снизилось приблизительно на 40%. В случае же с насильственными преступлениями разрыв между предполагаемыми и реальными цифрами был еще больше. Из всех видов преступлений, совершенных в 1990-х годах, наиболее очевидным был спад количества убийств. В то же время многие достойные доверия исследования показали, что между экономикой и тяжкими преступлениями нет почти никакой связи. Наличие этой связи станет еще менее убедительным, если мы посмотрим назад — в 1960-е, когда экономика переживала бурное развитие одновременно с ростом насилием. Поэтому, каким бы подходящим объяснением спада преступности ни казалась нам сильная экономика 1990-х, она вряд ли могла иметь решающее значение.
Впрочем, мы не имели в виду толкование термина “экономика” в более широком смысле, т.е. как средств для открытия и содержания исправительных учреждений. Поэтому давайте теперь рассмотрим другое объяснение спада преступности: увеличение роли тюрем. Чтобы разобраться с этим тезисом, попробуем ответить на совершенно иной вопрос. Вместо того чтобы гадать, почему упала преступность, давайте подумаем о том, почему в прежние десятилетия она так резко увеличилась?
В течение первой половины XX века положение с преступностью в США было относительно стабильным. И вдруг, в начале 1960-х, начался ее резкий рост. Оглядываясь в прошлое, мы видим, что одним из главных факторов этого роста была более мягкая система правосудия. Процент осужденных в 1960-е значительно снизился, а те, кто все же был осужден, получали не особенно суровые приговоры. Такая тенденция частично была вызвана развитием движения в защиту прав людей, обвиненных в совершении преступлений. Хотя некоторые исследователи утверждают, что это движение зашло слишком далеко, другие с ними категорически не согласны. “Как бы то ни было, политики стали мягче по отношению к преступности во многом из страха прослыть расистами, — писал экономист Гэри Беккер. — Ведь доля уголовных преступлений, совершаемых афро- и латиноамериканцами, была несоизмеримо большой”. В те годы, если бы вы захотели совершить преступление, все играло бы вам на руку: малая вероятность быть осужденным, а если и попадание в тюрьму, то на короткий срок. Криминальные элементы просто не могли не воспользоваться этими преимуществами, что и привело к резкому скачку преступности. [3]
Понадобилось довольно много времени и политических дебатов, но, в конце концов, мягкую систему правосудия сменила более жесткая. Преступники, которые раньше гуляли бы на свободе (особенно торговцы наркотиками и нарушители условий досрочного освобождения), теперь отправлялись в тюрьму. Между 1980 и 2000 годами количество людей, отбывающих наказание за торговлю наркотиками, возросло в пятнадцать раз. При этом сроки заключения за многие преступления, особенно тяжкие, также значительно увеличились. Общий эффект был весьма впечатляющим. К 2000 году в тюрьмах отбывали срок более двух миллионов человек, что в четыре раза превысило количество заключенных в 1972 году. И половина камер заполнилась именно в 1990-е годы. [4]
Доказательство связи низкого уровня преступности с усилением наказания является довольно веским. Более длительные сроки заключения подтвердили свою эффективность в качестве как сдерживающего, так и профилактического средства. С одной стороны, они предостерегали потенциальных преступников на свободе, а с другой — тех, что уже отбывали наказание за решеткой. В то же время, каким бы логичным ни казалось это объяснение, некоторые криминалисты не были с ним согласны. Так, в 1977 году появилась научная работа под названием “В защиту моратория на строительство тюрем”. В ней отмечалось, что уровень преступности имеет тенденцию к увеличению тогда, когда высок процент людей, находящихся в тюрьмах. В конце же делался другой интересный вывод: уровень преступности мог бы быть ниже, если бы количество заключенных уменьшилось. [4.1] (К счастью, тюремщики не бросились тут же открывать камеры и выпускать своих подопечных на волю, а затем ждать, когда преступность пойдет на спад. Позже политолог Джон Дж. ДиЮлио младший прокомментировал это так: “Как видно, надо быть доктором криминологии, чтобы сомневаться в том, что содержание опасных преступников в тюрьмах снижает уровень преступности”.) [4.2] Аргумент “Моратория” основывался на существенной путанице между понятиями взаимосвязь и причинность. Рассмотрим один пример. Представьте, что мэр города видит, как его жители очень бурно празднуют победу своей команды в ежегодном чемпионате по бейсболу. Эта взаимосвязь его интригует, но, как и автор “Моратория”, он ошибается насчет ее направленности. Поэтому на следующий год мэр отдает распоряжение, согласно которому жители начинают праздновать еще до первой подачи мяча. По его мнению, такое постановление гарантирует победу местной команды.
Конечно, существует множество причин, по которым значительное увеличение заключенных может не нравиться. Далеко не всем доставляет удовольствие тот факт, что очень много американцев, особенно черных, годами сидят за решеткой. Также ни одна тюрьма еще не помогла понять главные причины преступности, которые весьма разнообразны и сложны. Наконец, тюрьмы едва ли являются дешевым решением проблемы: ведь содержание одного человека за решеткой обходится примерно в 25 тысяч долларов в год. Но если главная цель состоит в объяснении снижения преступности в 1990-е годы, то тюремное заключение, конечно же, является одним из главных факторов. На его счет можно записать примерно одну треть от общего уровня снижения преступности.
В тандеме с тюремным заключением упоминается и другое объяснение: более частое использование высшей меры наказания. В 1980-е и 1990-е количество смертных приговоров, приведенных в исполнение на территории США, увеличилось в четыре раза. Это привело многих людей к выводу — в контексте дебатов, ведущихся в течение этих двух десятилетий, — что страх перед смертной казнью помог снизить преступность. В то же время участники этих дебатов упустили из виду два весьма важных факта.
Первый: учитывая редкость, с которой выносят смертный приговор, и большие отсрочки в его исполнении, такая угроза вряд ли может остановить рассудительного преступника. Хотя количество казненных за последнее десятилетие и увеличилось в четыре раза, в целом по США к высшей мере были приговорены только 478 человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
В 1966 году, через год после того как Николае Чаушеску стал коммунистическим диктатором Румынии, он своим указом запретил аборты по всей стране. “Человеческий зародыш является собственностью всего общества, — провозгласил он. — Все, кто не хочет иметь детей, — это дезертиры, которые нарушают законы преемственности поколений и сохранения нации”. [1]
Грандиозные декларации подобного рода были весьма обычным явлением для режима Чаушеску. Ведь его генеральным планом было воспитание людей, достойных высокого звания Нового Социалистического Человека. Для самого себя Чаушеску строил дворцы, а со своим народом обращался крайне грубо и жестоко, как правило, игнорируя его мнение по любому вопросу. Отказавшись от сельского хозяйства в пользу промышленности, Чаушеску заставил многих жителей деревень переселиться в многоквартирные дома без отопления. Все главные посты в румынском правительстве он раздал сорока членам своей семьи, включая и жену Елену. О мадам Чаушеску, которая обожала меха и драгоценности и владела сорока домами, следует сказать отдельно. Хотя официально ее называли Лучшей Матерью Румынии, она отнюдь не пылала материнскими чувствами к своей нации. “Черви никогда не будут довольны, сколько бы еды вы им ни дали”, — говорила она, когда румыны жаловались на нехватку продуктов, вызванную неумелым правдением ее мужа. Она вела тайную слежку даже за собственными детьми, чтобы быть уверенной в их преданности.
Чаушеску запретил аборты для того, чтобы достичь одной из главных своих целей: быстрого усиления Румынии за счет резкого прироста населения. До 1966 года в Румынии была едва ли не самая либеральная в мире политика относительно абортов. Искусственное прерывание беременности являлось, по сути, главной формой контроля над рождаемостью. По статистике, на одного новорожденного в Румынии приходилось четыре аборта. И вдруг, практически за одну ночь, аборты оказались вне закона. Исключения делались только для матерей, уже имевших четырех детей, и женщин, занимавших важные посты в коммунистической партии. Одновременно с этим были строго запрещены все способы контрацепции, а также половое воспитание молодежи. Агенты правительства, язвительно прозванные “менструальная полиция”, регулярно приходили к женщинам на работу и заставляли их проходить тест на беременность. Если по результатам ряда проверок результаты теста были отрицательными, женщину заставляли платить непомерно высокий “налог на воздержание”.
Через некоторое время стимулы Чаушеску дали желаемый эффект. После запрета абортов рождаемость в Румынии всего за один год увеличилась вдвое. При этом дети появлялись на свет в стране, где жизнь человека, если он не принадлежал к клану Чаушеску или коммунистической элите, была крайне убога. Но, как оказалось, рожденных после 1966 года ждала особенно печальная участь. По сравнению с детьми, рожденными на год раньше, будущее сулило им гораздо худшие перспективы почти во всех сферах деятельности. Например, они хуже учились в школе и имели меньший успех на рынке труда. Кроме того, у них была более высокая вероятность пополнить когорту преступников.
Запрет абортов оставался в силе до тех пор, пока в один прекрасный день Чаушеску не потерял свою власть в Румынии. 16 декабря 1989 года тысячи людей вышли на улицы города Тимишоары, чтобы выразить протест против губительного для них режима. В рядах протестующих было очень много подростков и студентов. Позже один из лидеров оппозиции, 41-летний профессор, признался, что принять участие в акции его убедила 13-летняя дочь. “Самое интересное было в том, что не бояться нас научили именно наши дети, — сказал он. — Ведь большинство недовольных, которые вышли на улицы, — это были люди в возрасте от тринадцати до двадцати лет”. И хотя тот протест был жестоко подавлен, а десятки молодых людей убиты полицией, для старой власти наступило начало конца. Через пару дней после описанных событий Чаушеску выступал с речью перед стотысячной толпой в Бухаресте. И снова молодежь была в первых рядах, заглушая его слова криками “Тимишоара!” и “Долой убийц!” Все говорило о том, что прежнему режиму пришел конец. Чаушеску с женой пытались бежать из страны, прихватив миллиард долларов, но были схвачены, преданы скорому суду и расстреляны в светлый праздник Рождества.
Среди всех коммунистических лидеров, свергнутых примерно в одно время с развалом Советского Союза, был убит один только Николае Чаушеску. Нельзя не отметить, что его смерти значительно содействовала румынская молодежь — огромное количество юношей и девушек, которых, если бы не запрет абортов, не было бы на свете. [1.1]
История с абортами в Румынии может показаться довольно странным вступлением к главе, рассказывающей об американской преступности в 1990-х годах. Однако ничего странного в этом нет. Дело в том, что один важный момент делает румынскую историю зеркальным отражением повествования об американской преступности. И точка их пересечения приходится как раз на Рождество 1989 года. Ведь именно в этот день Николае Чаушеску на горьком опыте (посредством пули в голову) узнал, что значение запрета абортов было глубже, чем он предполагал.
Кроме того, именно в этот день преступность в США достигла своего апогея. За предыдущие пятнадцать лет количество тяжких преступлений резко возросло, и их доля среди прочих правонарушений составила целых 80%. Сообщения о преступлениях постепенно заполонили вечерние выпуски новостей и стали главной темой разговоров по всей стране.
Когда в начале 1990-х уровень преступности начал снижаться, это произошло так быстро и внезапно, что удивило практически всех. Некоторые эксперты были настолько уверены в неуклонном росте преступности, что им понадобилось много лет, чтобы признать ее падение. По сути, многие из них еще долгое время продолжали предсказывать страшные сценарии развития событий. Однако доказательство было налицо: рост преступности приостановился и постепенно пошел на спад, достигнув в конце концов уровня сорокалетней давности. [2]
Теперь эксперты уже наперегонки спешили объяснить свои ошибочные прогнозы. Криминалист Джеймс Алан Фокс оправдывался тем, что его предостережение о “потоках крови” в Америке было намеренным преувеличением. “Я никогда не утверждал, что по улицам будет течь кровь, — говорил он. — Я только использовал сильные выражения, вроде “потоков крови”, чтобы привлечь внимание общественности к существующей проблеме. И это подействовало. Поэтому я не будут извиняться за использование таких терминов”. (Похоже, что Фокс предлагает нам видеть различие там, где его нет: “потоки крови” против “крови, текущей по улицам”. В то же время это четко показывает, что, даже идя на попятный, эксперты часто умудряются выйти сухими из воды.) [2.1]
После того как люди облегченно вздохнули и вспомнили, как хорошо жить без страха перед криминальным миром, они задались вполне естественным вопросом: “А куда же исчезли все преступники?”
С одной стороны, поиск ответа на этот вопрос ставил в туник. В конце концов, ведь спада преступности не предвидел никто из криминалистов, экономистов, политиков и других людей, имеющих отношение к данной проблеме. Так как же причины этого явления могли вдруг определить рядовые граждане?
В то же время объяснить снижение преступности было призвано множество гипотез, выдвигаемых всевозможными экспертами. Этому вопросу было посвящено огромное количество газетных статей, выводы которых часто зависели от того, с кем именно недавно общался журналист. Предлагаем вам объяснения, упоминавшиеся в десяти американских газетах с самыми большими тиражами в период между 1991 и 2001 годами. Все эти выводы классифицированы по частоте их упоминания (статьи взяты из компьютерной базы данных LexisNexis).
Объяснение снижения уровня преступности Количество
упоминаний
1. Новые стратегии полиции 52
2. Увеличение роли тюрем 47
3. Изменения на рынке кокаина и других тяжелых 33
наркотиков
4. Старение населения Соединенных Штатов 32
5. Более суровые законы о контроле оружия 32
6. Сильная экономика 28
7. Увеличение численного состава полиции 26
8. Другие объяснения (более частое применение 34
высшей меры наказания, законы о контроле
оружия, выкуп оружия и т.д.)
Если вы любите игры на угадывание, то можете пару минут подумать над тем, какие из перечисленных объяснений заслуживают доверия, а какие — нет. Подсказка: из семи главных объяснений снижению уровня преступности действительно способствовали только три. Остальные же большей частью являлись вымыслом, представляли личные интересы отдельных людей или вообще выдавали желаемое за действительное. Еще одна подсказка: главная причина снижения преступности вообще отсутствует в этом списке, так как не была упомянута ни в одной газете.
Давайте начнем с объяснения, которое обычно не вызывает много споров, а именно: сильной экономики. Да, спад преступности, начавшийся в начале 1990-х, сопровождался бурным ростом национальной экономики и значительным снижением безработицы. Людям вполне могло показаться, что именно экономика являлась тем молотом, который помог смять преступность. Однако более внимательное изучение имеющихся у нас данных развенчивает эту теорию. Конечно, нельзя отрицать, что более стабильный рынок труда может сделать некоторые преступления менее привлекательными. Но это касается лишь преступлений с прямой денежной мотивацией, вроде кражи со взломом, ограбления или угона машины. О тяжких преступлениях, таких как убийство, нанесение телесных повреждений и изнасилование, речь не идет. Более того, если верить этой теории, то снижение безработицы на 1% должно давать точно такой же спад количества преступлений, не связанных с насилием. При этом в течение 1990-х уровень безработицы в США упал на 2%, тогда как количество ненасильственных преступлений снизилось приблизительно на 40%. В случае же с насильственными преступлениями разрыв между предполагаемыми и реальными цифрами был еще больше. Из всех видов преступлений, совершенных в 1990-х годах, наиболее очевидным был спад количества убийств. В то же время многие достойные доверия исследования показали, что между экономикой и тяжкими преступлениями нет почти никакой связи. Наличие этой связи станет еще менее убедительным, если мы посмотрим назад — в 1960-е, когда экономика переживала бурное развитие одновременно с ростом насилием. Поэтому, каким бы подходящим объяснением спада преступности ни казалась нам сильная экономика 1990-х, она вряд ли могла иметь решающее значение.
Впрочем, мы не имели в виду толкование термина “экономика” в более широком смысле, т.е. как средств для открытия и содержания исправительных учреждений. Поэтому давайте теперь рассмотрим другое объяснение спада преступности: увеличение роли тюрем. Чтобы разобраться с этим тезисом, попробуем ответить на совершенно иной вопрос. Вместо того чтобы гадать, почему упала преступность, давайте подумаем о том, почему в прежние десятилетия она так резко увеличилась?
В течение первой половины XX века положение с преступностью в США было относительно стабильным. И вдруг, в начале 1960-х, начался ее резкий рост. Оглядываясь в прошлое, мы видим, что одним из главных факторов этого роста была более мягкая система правосудия. Процент осужденных в 1960-е значительно снизился, а те, кто все же был осужден, получали не особенно суровые приговоры. Такая тенденция частично была вызвана развитием движения в защиту прав людей, обвиненных в совершении преступлений. Хотя некоторые исследователи утверждают, что это движение зашло слишком далеко, другие с ними категорически не согласны. “Как бы то ни было, политики стали мягче по отношению к преступности во многом из страха прослыть расистами, — писал экономист Гэри Беккер. — Ведь доля уголовных преступлений, совершаемых афро- и латиноамериканцами, была несоизмеримо большой”. В те годы, если бы вы захотели совершить преступление, все играло бы вам на руку: малая вероятность быть осужденным, а если и попадание в тюрьму, то на короткий срок. Криминальные элементы просто не могли не воспользоваться этими преимуществами, что и привело к резкому скачку преступности. [3]
Понадобилось довольно много времени и политических дебатов, но, в конце концов, мягкую систему правосудия сменила более жесткая. Преступники, которые раньше гуляли бы на свободе (особенно торговцы наркотиками и нарушители условий досрочного освобождения), теперь отправлялись в тюрьму. Между 1980 и 2000 годами количество людей, отбывающих наказание за торговлю наркотиками, возросло в пятнадцать раз. При этом сроки заключения за многие преступления, особенно тяжкие, также значительно увеличились. Общий эффект был весьма впечатляющим. К 2000 году в тюрьмах отбывали срок более двух миллионов человек, что в четыре раза превысило количество заключенных в 1972 году. И половина камер заполнилась именно в 1990-е годы. [4]
Доказательство связи низкого уровня преступности с усилением наказания является довольно веским. Более длительные сроки заключения подтвердили свою эффективность в качестве как сдерживающего, так и профилактического средства. С одной стороны, они предостерегали потенциальных преступников на свободе, а с другой — тех, что уже отбывали наказание за решеткой. В то же время, каким бы логичным ни казалось это объяснение, некоторые криминалисты не были с ним согласны. Так, в 1977 году появилась научная работа под названием “В защиту моратория на строительство тюрем”. В ней отмечалось, что уровень преступности имеет тенденцию к увеличению тогда, когда высок процент людей, находящихся в тюрьмах. В конце же делался другой интересный вывод: уровень преступности мог бы быть ниже, если бы количество заключенных уменьшилось. [4.1] (К счастью, тюремщики не бросились тут же открывать камеры и выпускать своих подопечных на волю, а затем ждать, когда преступность пойдет на спад. Позже политолог Джон Дж. ДиЮлио младший прокомментировал это так: “Как видно, надо быть доктором криминологии, чтобы сомневаться в том, что содержание опасных преступников в тюрьмах снижает уровень преступности”.) [4.2] Аргумент “Моратория” основывался на существенной путанице между понятиями взаимосвязь и причинность. Рассмотрим один пример. Представьте, что мэр города видит, как его жители очень бурно празднуют победу своей команды в ежегодном чемпионате по бейсболу. Эта взаимосвязь его интригует, но, как и автор “Моратория”, он ошибается насчет ее направленности. Поэтому на следующий год мэр отдает распоряжение, согласно которому жители начинают праздновать еще до первой подачи мяча. По его мнению, такое постановление гарантирует победу местной команды.
Конечно, существует множество причин, по которым значительное увеличение заключенных может не нравиться. Далеко не всем доставляет удовольствие тот факт, что очень много американцев, особенно черных, годами сидят за решеткой. Также ни одна тюрьма еще не помогла понять главные причины преступности, которые весьма разнообразны и сложны. Наконец, тюрьмы едва ли являются дешевым решением проблемы: ведь содержание одного человека за решеткой обходится примерно в 25 тысяч долларов в год. Но если главная цель состоит в объяснении снижения преступности в 1990-е годы, то тюремное заключение, конечно же, является одним из главных факторов. На его счет можно записать примерно одну треть от общего уровня снижения преступности.
В тандеме с тюремным заключением упоминается и другое объяснение: более частое использование высшей меры наказания. В 1980-е и 1990-е количество смертных приговоров, приведенных в исполнение на территории США, увеличилось в четыре раза. Это привело многих людей к выводу — в контексте дебатов, ведущихся в течение этих двух десятилетий, — что страх перед смертной казнью помог снизить преступность. В то же время участники этих дебатов упустили из виду два весьма важных факта.
Первый: учитывая редкость, с которой выносят смертный приговор, и большие отсрочки в его исполнении, такая угроза вряд ли может остановить рассудительного преступника. Хотя количество казненных за последнее десятилетие и увеличилось в четыре раза, в целом по США к высшей мере были приговорены только 478 человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28