Билл торопился записать на табличках многообещающий сюжет, пока услышанное еще свежо в памяти. Он не сомневался, что из этого можно состряпать книгу, которую Бринсли Меривезер без труда сумеет продать кому-нибудь из своих дружков в американском издательском мире.— Но я обещал про жену викария и пьяного матроса, — сказал Клод Уэйд-Пиготт, возвращаясь к более важной теме. 3 Пока на линии фронта происходили все эти волнующие события, в тылу царило умиротворение. Генри и Келли, хоть и были без сил после всех попыток унять страхи Уэнделла и вдохнуть в него боевой дух, чувствовали теперь то блаженное облегчение, которые испытывает большое начальство, без накладок спустив на воду линкор. Или, возможно, правильнее сравнить их с родителями, которые, подавив все попытки чада вырваться на волю, благополучно доставили его на эстраду сельского праздника — продекламировать «Сегодня вечернего звона не будет». На перроне им по временам казалось, что Уэнделл вот-вот на крыльях голубки умчится в «Жука и Клен» за новой порцией подкрепляющего пива. Теперь, думали они, все хорошо. Уэнделл в поезде. Самое трудное — взять первый барьер.Только Алджи вносил диссонанс в общую радость. Не желая огорчать Келли выпадами в адрес ее родственника по мужу, он излил свои сомнения Генри. Алджи сказал, что совсем недолго знаком с Уэнделлом Стикни, но уже успел составить о нем определенное мнение. Нелепо ждать, что человек в таком состоянии рассудка сумеет довезти до банка французское пресс-папье восемнадцатого века. Генри, который не любил, когда развенчивают его мечты, велел Алджи не болтать чепухи. В ответ Алджи посоветовал ему подождать. Вот подожди, сказал он, и в подтверждение своих слов привел историю про Уэнделла и авторучку. На человека, который не в силах отличить авторучку от сигары, заметил Алджи, нельзя полагаться безоговорочно.Долго ждать Генри не пришлось. День еще не начал клониться к вечеру, когда к дверям Эшби-холла подъехало такси, и вышел Уэнделл Стикни в более плачевном состоянии, чем несколько часов назад. Глаза у него были стеклянные, дыхание — затрудненное, и выглядел он так, будто его пропустили через какую-то машину. Так верно, именно пришел гонец, сказать Приаму о пожаре Трои, так, бледен был, растерян и убит, думал, надо полагать, таксист.— Алджи, — сказал Генри чуть позже, подходя к гамаку, в котором лежал племянник, и тычком в бок пробуждая его от целебного сна. — Ты был прав.Алджи сел, протер глаза и собрался слушать.— Прав, говоришь? В каком смысле прав? Насчет Стикни?— Да. Он вернулся. Не справился.Алджи открыл рот, но тут же захлопнул его, не сказав: «Я же говорил». Он видел, что Генри по-настоящему расстроен, и не хотел сыпать соль на свежую рану.— Провалил операцию?— Полностью.— Расскажи мне все свои словами, не пропуская ни одной подробности, даже самой мелкой, — потребовал Алджи.Генри на мгновение мрачно задумался.— Ну, ты видел, как мы выходили сегодня утром. Он был в панике.— Дрожал, как осиновый лист, если я правильно помню.— На вокзале стало еще хуже. Он все ныл, что сыщик следит за каждым его шагом. Я уж думал, мы не сможем посадить его в поезд. По счастью, подвернулся мой друг, и они поехали вместе. Заметь, Алджи. Они сели в купе вдвоем. Больше никого там не было. Мы это видели отчетливо. И все же Стикни торжественно клянется, что почти в самом начале пути поднял глаза и увидел в противоположном углу своего сыщика.Алджи покусал губы.— Мне это не нравится.— Стикни тоже не понравилось.— Мне кажется, у врачей это как-то зовется. Интересно было бы заглянуть в историю его болезни.— Маниакальный бред, конечно.— Без сомнения. Иногда они слышат голоса.— Когда рядом Уэйд-Пиготт, ничьих голосов не слышно.— Это друг, о котором ты говорил?— Да. Любитель анекдотов. Живет в доме по ту сторону долины.— Он тоже наблюдал фантом?— Не знаю.— Вероятно, галлюцинация была незрима для всех, кроме Стикни. И что потом?— Уэйд-Пиготт начал рассказывать о своем знакомом, который продал фамильные ценности, а попечителям объявил, будто их украл гостивший у него американский миллионер.— Неудачная тема для разговора. И как бесплотный дух это воспринял?— Вот тут-то Стикни едва не отдал концы. Он говорит, что сыщик вынул блокнот и записал весь рассказ, чтобы предъявить потом в качестве улики. Говорит, его прямо-таки сковал мороз.— Не удивительно, когда у человека совесть горит, как солнечный ожог, и от этого всякие нехорошие раздумья. Что Шекспир сказал про раздумья? Чего-то они там делают, Шекспир сказал, только у меня сейчас из головы вылетело.— В конце концов они приехали на вокзал Виктория.— Фантазм по-прежнему был с ними?— Так говорит Стикни. Он говорит, что сыщик сидел в купе до самого Лондона, курил трубку и смотрел в окно. На вокзале Виктория их пути вроде бы разошлись. Стикни надо было в Олдвич, где у него банк, Уэйд-Пиготту — в «Савой», и они решили поехать на метро. Стикни говорит, что внимательно приглядывался, но не видел никаких признаков сыщика. В «Савое» они с Уэйд-Пиготтом выпили по рюмке, и Стикни пошел в банк. И вот тут-то, по его словам, вновь появился призрак.— В банке?— В банке. Стикни сказал, что хотел бы поговорить с управляющим, и его попросили подождать. Он сел ждать, и тут из кабинета управляющего вышел Призрак.— Наверняка просил деньги вперед.— Это доконало Стикни. Он пулей вылетел за дверь, прихватив с собой пресс-папье, и бежал до самой стоянки такси. Теперь лежит с темной спальне с холодным компрессом на лбу. Что ты об этом думаешь? Должен сказать, что это происходит не в первый раз. Только вчера ночью он клялся и божился, что видел сыщика на лужайке. Келли вышла проверить и, разумеется, никого не обнаружила. Мне кажется, он не в себе.Алджи кивнул.— Разумеется, не в себе. Судя по тому, что ты рассказал, он может войти в любую психушку страны, и ему отведут королевскую палату. Что ж, это показывает, как глупо было отступать от первоначального плана, чтобы я отнес пресс-папье на почту. Если ты сумеешь изъять его у Стикни, я прямо сейчас и схожу. Жара изнуряющая, и я надеялся еще подремать, но, когда надо постоять за команду, Алджернон Мартин не считается с собой. Глава одиннадцатая Когда молодой человек, решивший отправиться из Англии в Америку, приезжает в Лондон, чтобы совершить первые необходимые приготовления, и все, с кем он сталкивается, ведут себя в высшей степени предупредительно, ему положено быть спокойным и счастливым. Историк вынужден с сожалением ответить, что Билл Харди, возвращаясь на поезде в Эшби-холл, был далек от этой блаженной нирваны. Состояние его духа было значительно ниже нормы и продолжало падать с каждой секундой.Управляющий банком, не моргнув глазом, разрешил превысить кредит. Представитель пароходства был сам любезность. А тот дядька в утреннем поезде подкинул чертовски отличный сюжет. Короче, у Билла имелись все предпосылки для того, что французы называют bien etre хорошее самочувствие (фр.)
, но их полностью перечеркивала мысль о грядущем бракосочетании Л.П.Грина. В поезде Биллу вдруг пришло в голову, что Джейн может пригласить его на свадьбу, и он вынужден будет подарить Л.П.Грину пару подсвечников или лопатку для рыбы.Его по-прежнему кренило от этой мысли, насколько можно крениться в купе, когда внезапно он обратил внимание на соседа напротив.Это был средних лет господин, приятной наружности, хотя и несколько потрепанный жизнью. До этого момента он читал газету и по всем признакам намеревался вести себя, как положено приличному британскому попутчику. Однако сейчас Билл с ужасом обнаружил, что пассажир украдкой поглядывает на него и явно собирается завести разговор. Страх оказался не беспочвенным, потому что в следующую минуту попутчик подался вперед и прочистил горло.— Мистер Харди? — спросил он.Билл ужаснулся. Мало радости, когда тебя выводит из задумчивости незнакомый человек, однако в худшем случае это чревато нудным разговором о погоде или политике. Здесь же, судя по всему, был если не друг, то во всяком случае знакомый, рассчитывающий, что его узнают, а Билл решительно не припоминал, чтобы они встречались.— Бинстед, — сказал пассажир, хлопая себя по груди.Билл окончательно смешался. Фамилия явно должна была освежить его память, но ничего подобного не произошло. С одним Бинстедом он учился в школе, но тот Бинстед был лет на двадцать пять младше этого и к тому же огненно-рыжий. Этот Бинстед — назовем его Бинстед-два — был седоватый шатен. Билл смущенно заерзал. На лбу у него выступил пот.— Странно, что мы вот так встретились, — сказал Бинстед-два. — Как поживает мистер Мартин?Билл вздрогнул. На этот раз фамилия принесла озарение.— Господи! — воскликнул он. — Вы — пристав!— Верно, — сказал Бинстед-два. — Хотя сейчас чаще принято говорить «судебный исполнитель». Да, я имел удовольствие бывать у вас в доме. Я работаю у Даффа и Троттера.Билл почувствовал такое облегчение, что начисто забыл про мысль подавить разговор в зародыше. Теперь, когда не надо было судорожно угадывать, кто это такой, он готов был беседовать с попутчиком хоть до самого Эшби Параден.— Хорошая работа? — спросил он.Бинстед — Билл вспомнил теперь, что Алджи обращался к нему «Кларенс» — покусал губы, думая, вероятно, что «хороший» — не тот эпитет, который употребил бы мастер точных выражений Гюстав Флобер.— Ну, какой-никакой заработок. Знаете, что в нашем деле самое плохое? Кухарки.— Кухарки?— Есть опасность завязать чересчур теплые отношения. Никогда не знаешь, о чем говорить с кухаркой, когда о еде уже все сказано. Наступает неловкая пауза, и как-то само собой выходит, что ты делаешь ей предложение. Если бы вы знали, сколько раз я обручался с кухарками и принужден был спасаться бегством, у вас бы волосы встали дыбом. Я постоянно живу в страхе с кем-нибудь из них встретиться. Просыпаюсь по ночам с криком. И все же, как я сказал, это какой-никакой заработок.— А как вы этим занялись?— Ах, обстоятельства, обстоятельства. Я раньше играл на сцене. В мюзиклах. Мелкие роли, подмена. По большей части сидел без дела. Меня неохотно брали. Пьянство, — с сожалением произнес Бинстед. — Так и не сумел бросить. Кстати, у вас нет с собой фляжки?— Боюсь, что нет.— Сейчас мало кто их с собой возит. Раньше все было иначе. Никто не страдал от жажды во время гастролей. Как раз тогда я был дублером Гарри.— Гарри?— Гарри Парадена. Он был вторым актером на роли молодых людей.— Странно.— Почему?— Я живу в месте, которое называется Эшби Параден.— Поэтому я туда и еду. Гарри унаследовал там дом. Эшби-холл называется. Везу ему роковые бумаги. От Даффа и Троттера. И это еще один минус моей работы. Неприятно вести черную метку старому другу. Впрочем, надеюсь, мы хорошо проведем время, поболтаем о старых деньках, — философски предположил Кларенс Бинстед, — а учитывая, что Дафф и Троттер выставили ему счет за ликеры и вина примерно на сто пятьдесят фунтов, напитков там будет вдоволь.Он облизал губы, предвкушая угощенье. Билл молчал. Он думал о Джейн. Бедняжка! Обручена с Л.П.Грином и вынуждена постоянно проводить время в обществе приставов. Даже если называть их судебными исполнителями, непонятно, что это меняет.Он очнулся от раздумий и увидел, что поезд уже остановился в Эшби Параден.— Вы случаем не знаете, где живет Гарри? — спросил Кларенс Бинстед, когда они вышли на перрон.— Прямо по дороге до больших чугунных ворот. Не промахнетесь.— Далеко?— С милю.— В такую жару! И с моей-то мозолью. Что ж, ладно, — вздохнул Кларенс Бинстед и пустился в утомительный путь.Билл пошел в «Жука и Клен» и сел в баре. Он окончательно пал духом. Бринсли Меривезер сумел на время его взбодрить, но теперь он вновь погрузился в пучину меланхолии. При определенных условиях даже гонорар приносит лишь временное облегчение.Он довольно долго сидел, глядя в никуда, прежде чем отворилась дверь и вошел Алджи. 2 Билл мрачно воззрился на друга. Не требовалось большой наблюдательности, чтобы понять: Алджи достиг того самого bien etre, в котором Фортуна отказала более достойным, и восседает на вершине мира с радугой на плече. Он излучал веселье, а человеку, который, как Билл, пребывает в плачевном состоянии лягушки под бороной, претит чужая жизнерадостность.— Явился, — сказал Билл.Тут как раз в дверях кухни появилась официантка Мейбл, и Алджи послал ей воздушный поцелуй.— Да, Билл, явился и рад снова видеть твое милое лицо.— Где ты пропадал?— О, я обосновался в Эшби-холле, и дела мои стремительно идут в гору. Я оказал Стикни существенную услугу, и мы теперь с ним — лучшие друзья. Он не мог бы обожать меня больше, будь я отличнейшим пресс-папье.Билл изумился.— Мне казалось, дядя не пускает тебя в дом.— Было такое. Мне пришлось употребить все свое красноречие, но в конце концов он узрел свет.— Очень скоро ему еще кое-что предстоит узреть.— Ты хочешь сказать, Кларенса Бинстеда?— Ты-то откуда знаешь?— Мы столкнулись по дороге, и он рассказал мне о своей цели. Бедный Генри! Сердце кровью обливается, когда я о нем думаю. Если б он только раньше пустил меня в дом! Уж я бы предупредил его, что с Даффом и Троттером шутки плохи. Впрочем, испытания закаляют, так что в конечном счете это будет ему даже полезно. А ты как узнал про Кларенса?— Мы вместе ехали в поезде.— Ты был в Лондоне?— Да.— Что-то ты все время курсируешь туда-обратно. Чего тебя понесло в Лондон?— Покупал билет на корабль.— То есть как на корабль? На какой корабль?— До Нью-Йорка. Он отходит в следующую среду. Я уезжаю в Америку.Алджи ахнул.— Что-что? Я не ослышался? Уезжаешь в Америку?— Здесь меня ничто не удерживает, верно?— Как это не удерживает?! И думать не смей уезжать в Америку! Что за блажь! О, Господи, ты же не знаешь. Никто не поставил тебя в известность.— Что такое?— Шпингалет. Микроб. Ее помолвка. Разорвана.Биллу показалось, что бар «Жука и Клена», хоть и прочно выстроенный, пустился в пляс. Противоположную стену украшала реклама виски, и Билл явственно видел, что легко одетая девица на плакате исполнила несколько раскованных движений. Даже снова вошедшая официантка Мейбл слегка пританцовывала.— Что?— Никаких свадебных колоколов для Л.П.Грина. Она дала ему отставку. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Не удивляюсь, что ты растроган, но прежде, чем размахивать шляпой и исполнять танец семи покрывал, учти, что ты никуда не продвинешься, если будешь вздыхать в сторонке. Ты должен постоянно ее видеть. Постоянно быть рядом. Позаимствуй тактику у липкого пластыря. Я всячески стараюсь настроить бациллу на нужный лад. Рассказал, как ты ее любишь…— Что?!— В здешних краях у всех дурная привычка говорить «что?!». Я только сегодня указывал на это Генри. Да, рассказал, что ты любишь ее до потери рассудка. Это поможет, но этого мало. Нужно, чтобы ты сам приложил руку. Мы должны вместе крепко подумать, как ввести тебя в дом, чтобы ты ухаживал вблизи, а не на расстоянии. Генри и так не оправился от потрясения, что пустил меня в дом. Шансы, что он пригласит кого-то из моих друзей, практически нулевые. У него странное отношение к моим знакомым. Невротическое, можно сказать. Его бросает в дрожь при одном их упоминании. Несколько раз я предлагал привезти на выходные приятелей, чтобы скрасить его одиночество — безрезультатно. Ты скорее попадешь в дом, если наклеишь фальшивые усы и скажешь, что пришел инспектировать канализацию. Собственно, я прикидывал такую возможность, но подумал…Он смолк. В бар, пошатываясь от усталости, вошел Кларенс Бинстед. 3 Взглянув на Кларенса Бинстеда, всякий первым делом заметил бы, что жара и непривычная физическая нагрузка доставляют ему телесный дискомфорт. Он был потный, пыльный, его явно терзала мозоль. Однако более внимательный наблюдатель различил бы в то же время признаки душевного смятения. Казалось, Бинстед только что пережил удар судьбы, от которого еще не успел оправиться. Опытный диагност Келли узнала бы все симптомы близящегося приступа истерии.Появление Бинстеда порядком изумило обоих друзей. Приставу, взявшему след, так же несвойственно возвращаться с полпути, как учуявшей зверя гончей. Общеизвестно, что приставы, как и канадская конная полиция, всегда добиваются своего, а для этого не вваливаются на трясущихся ногах в сельские гостиницы и не умоляют слабым голосом, чтобы им ради Бога налили рюмку.Пока Алджи еще задавал вопросы, предупредительный Билл уже бросился исполнять просьбу. Наконец Кларенс, напившись, как олень ввечеру, обрел дар речи настолько, чтобы выговорить: «Уф!»— Надо было выпить, — сказал он. — Знаете, что?Оба слушателя ответили, что не знают, но горят желанием узнать.— Мы думали, — сказал Алджи, — что вы уже ко всеобщему удовлетворению водворились в Эшби-холле. Не добрались, что ли, дотуда?Кларенс поежился и коротко сообщил, что добрался.— Уф! — повторил он.— Неужели Генри вас выгнал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
, но их полностью перечеркивала мысль о грядущем бракосочетании Л.П.Грина. В поезде Биллу вдруг пришло в голову, что Джейн может пригласить его на свадьбу, и он вынужден будет подарить Л.П.Грину пару подсвечников или лопатку для рыбы.Его по-прежнему кренило от этой мысли, насколько можно крениться в купе, когда внезапно он обратил внимание на соседа напротив.Это был средних лет господин, приятной наружности, хотя и несколько потрепанный жизнью. До этого момента он читал газету и по всем признакам намеревался вести себя, как положено приличному британскому попутчику. Однако сейчас Билл с ужасом обнаружил, что пассажир украдкой поглядывает на него и явно собирается завести разговор. Страх оказался не беспочвенным, потому что в следующую минуту попутчик подался вперед и прочистил горло.— Мистер Харди? — спросил он.Билл ужаснулся. Мало радости, когда тебя выводит из задумчивости незнакомый человек, однако в худшем случае это чревато нудным разговором о погоде или политике. Здесь же, судя по всему, был если не друг, то во всяком случае знакомый, рассчитывающий, что его узнают, а Билл решительно не припоминал, чтобы они встречались.— Бинстед, — сказал пассажир, хлопая себя по груди.Билл окончательно смешался. Фамилия явно должна была освежить его память, но ничего подобного не произошло. С одним Бинстедом он учился в школе, но тот Бинстед был лет на двадцать пять младше этого и к тому же огненно-рыжий. Этот Бинстед — назовем его Бинстед-два — был седоватый шатен. Билл смущенно заерзал. На лбу у него выступил пот.— Странно, что мы вот так встретились, — сказал Бинстед-два. — Как поживает мистер Мартин?Билл вздрогнул. На этот раз фамилия принесла озарение.— Господи! — воскликнул он. — Вы — пристав!— Верно, — сказал Бинстед-два. — Хотя сейчас чаще принято говорить «судебный исполнитель». Да, я имел удовольствие бывать у вас в доме. Я работаю у Даффа и Троттера.Билл почувствовал такое облегчение, что начисто забыл про мысль подавить разговор в зародыше. Теперь, когда не надо было судорожно угадывать, кто это такой, он готов был беседовать с попутчиком хоть до самого Эшби Параден.— Хорошая работа? — спросил он.Бинстед — Билл вспомнил теперь, что Алджи обращался к нему «Кларенс» — покусал губы, думая, вероятно, что «хороший» — не тот эпитет, который употребил бы мастер точных выражений Гюстав Флобер.— Ну, какой-никакой заработок. Знаете, что в нашем деле самое плохое? Кухарки.— Кухарки?— Есть опасность завязать чересчур теплые отношения. Никогда не знаешь, о чем говорить с кухаркой, когда о еде уже все сказано. Наступает неловкая пауза, и как-то само собой выходит, что ты делаешь ей предложение. Если бы вы знали, сколько раз я обручался с кухарками и принужден был спасаться бегством, у вас бы волосы встали дыбом. Я постоянно живу в страхе с кем-нибудь из них встретиться. Просыпаюсь по ночам с криком. И все же, как я сказал, это какой-никакой заработок.— А как вы этим занялись?— Ах, обстоятельства, обстоятельства. Я раньше играл на сцене. В мюзиклах. Мелкие роли, подмена. По большей части сидел без дела. Меня неохотно брали. Пьянство, — с сожалением произнес Бинстед. — Так и не сумел бросить. Кстати, у вас нет с собой фляжки?— Боюсь, что нет.— Сейчас мало кто их с собой возит. Раньше все было иначе. Никто не страдал от жажды во время гастролей. Как раз тогда я был дублером Гарри.— Гарри?— Гарри Парадена. Он был вторым актером на роли молодых людей.— Странно.— Почему?— Я живу в месте, которое называется Эшби Параден.— Поэтому я туда и еду. Гарри унаследовал там дом. Эшби-холл называется. Везу ему роковые бумаги. От Даффа и Троттера. И это еще один минус моей работы. Неприятно вести черную метку старому другу. Впрочем, надеюсь, мы хорошо проведем время, поболтаем о старых деньках, — философски предположил Кларенс Бинстед, — а учитывая, что Дафф и Троттер выставили ему счет за ликеры и вина примерно на сто пятьдесят фунтов, напитков там будет вдоволь.Он облизал губы, предвкушая угощенье. Билл молчал. Он думал о Джейн. Бедняжка! Обручена с Л.П.Грином и вынуждена постоянно проводить время в обществе приставов. Даже если называть их судебными исполнителями, непонятно, что это меняет.Он очнулся от раздумий и увидел, что поезд уже остановился в Эшби Параден.— Вы случаем не знаете, где живет Гарри? — спросил Кларенс Бинстед, когда они вышли на перрон.— Прямо по дороге до больших чугунных ворот. Не промахнетесь.— Далеко?— С милю.— В такую жару! И с моей-то мозолью. Что ж, ладно, — вздохнул Кларенс Бинстед и пустился в утомительный путь.Билл пошел в «Жука и Клен» и сел в баре. Он окончательно пал духом. Бринсли Меривезер сумел на время его взбодрить, но теперь он вновь погрузился в пучину меланхолии. При определенных условиях даже гонорар приносит лишь временное облегчение.Он довольно долго сидел, глядя в никуда, прежде чем отворилась дверь и вошел Алджи. 2 Билл мрачно воззрился на друга. Не требовалось большой наблюдательности, чтобы понять: Алджи достиг того самого bien etre, в котором Фортуна отказала более достойным, и восседает на вершине мира с радугой на плече. Он излучал веселье, а человеку, который, как Билл, пребывает в плачевном состоянии лягушки под бороной, претит чужая жизнерадостность.— Явился, — сказал Билл.Тут как раз в дверях кухни появилась официантка Мейбл, и Алджи послал ей воздушный поцелуй.— Да, Билл, явился и рад снова видеть твое милое лицо.— Где ты пропадал?— О, я обосновался в Эшби-холле, и дела мои стремительно идут в гору. Я оказал Стикни существенную услугу, и мы теперь с ним — лучшие друзья. Он не мог бы обожать меня больше, будь я отличнейшим пресс-папье.Билл изумился.— Мне казалось, дядя не пускает тебя в дом.— Было такое. Мне пришлось употребить все свое красноречие, но в конце концов он узрел свет.— Очень скоро ему еще кое-что предстоит узреть.— Ты хочешь сказать, Кларенса Бинстеда?— Ты-то откуда знаешь?— Мы столкнулись по дороге, и он рассказал мне о своей цели. Бедный Генри! Сердце кровью обливается, когда я о нем думаю. Если б он только раньше пустил меня в дом! Уж я бы предупредил его, что с Даффом и Троттером шутки плохи. Впрочем, испытания закаляют, так что в конечном счете это будет ему даже полезно. А ты как узнал про Кларенса?— Мы вместе ехали в поезде.— Ты был в Лондоне?— Да.— Что-то ты все время курсируешь туда-обратно. Чего тебя понесло в Лондон?— Покупал билет на корабль.— То есть как на корабль? На какой корабль?— До Нью-Йорка. Он отходит в следующую среду. Я уезжаю в Америку.Алджи ахнул.— Что-что? Я не ослышался? Уезжаешь в Америку?— Здесь меня ничто не удерживает, верно?— Как это не удерживает?! И думать не смей уезжать в Америку! Что за блажь! О, Господи, ты же не знаешь. Никто не поставил тебя в известность.— Что такое?— Шпингалет. Микроб. Ее помолвка. Разорвана.Биллу показалось, что бар «Жука и Клена», хоть и прочно выстроенный, пустился в пляс. Противоположную стену украшала реклама виски, и Билл явственно видел, что легко одетая девица на плакате исполнила несколько раскованных движений. Даже снова вошедшая официантка Мейбл слегка пританцовывала.— Что?— Никаких свадебных колоколов для Л.П.Грина. Она дала ему отставку. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Не удивляюсь, что ты растроган, но прежде, чем размахивать шляпой и исполнять танец семи покрывал, учти, что ты никуда не продвинешься, если будешь вздыхать в сторонке. Ты должен постоянно ее видеть. Постоянно быть рядом. Позаимствуй тактику у липкого пластыря. Я всячески стараюсь настроить бациллу на нужный лад. Рассказал, как ты ее любишь…— Что?!— В здешних краях у всех дурная привычка говорить «что?!». Я только сегодня указывал на это Генри. Да, рассказал, что ты любишь ее до потери рассудка. Это поможет, но этого мало. Нужно, чтобы ты сам приложил руку. Мы должны вместе крепко подумать, как ввести тебя в дом, чтобы ты ухаживал вблизи, а не на расстоянии. Генри и так не оправился от потрясения, что пустил меня в дом. Шансы, что он пригласит кого-то из моих друзей, практически нулевые. У него странное отношение к моим знакомым. Невротическое, можно сказать. Его бросает в дрожь при одном их упоминании. Несколько раз я предлагал привезти на выходные приятелей, чтобы скрасить его одиночество — безрезультатно. Ты скорее попадешь в дом, если наклеишь фальшивые усы и скажешь, что пришел инспектировать канализацию. Собственно, я прикидывал такую возможность, но подумал…Он смолк. В бар, пошатываясь от усталости, вошел Кларенс Бинстед. 3 Взглянув на Кларенса Бинстеда, всякий первым делом заметил бы, что жара и непривычная физическая нагрузка доставляют ему телесный дискомфорт. Он был потный, пыльный, его явно терзала мозоль. Однако более внимательный наблюдатель различил бы в то же время признаки душевного смятения. Казалось, Бинстед только что пережил удар судьбы, от которого еще не успел оправиться. Опытный диагност Келли узнала бы все симптомы близящегося приступа истерии.Появление Бинстеда порядком изумило обоих друзей. Приставу, взявшему след, так же несвойственно возвращаться с полпути, как учуявшей зверя гончей. Общеизвестно, что приставы, как и канадская конная полиция, всегда добиваются своего, а для этого не вваливаются на трясущихся ногах в сельские гостиницы и не умоляют слабым голосом, чтобы им ради Бога налили рюмку.Пока Алджи еще задавал вопросы, предупредительный Билл уже бросился исполнять просьбу. Наконец Кларенс, напившись, как олень ввечеру, обрел дар речи настолько, чтобы выговорить: «Уф!»— Надо было выпить, — сказал он. — Знаете, что?Оба слушателя ответили, что не знают, но горят желанием узнать.— Мы думали, — сказал Алджи, — что вы уже ко всеобщему удовлетворению водворились в Эшби-холле. Не добрались, что ли, дотуда?Кларенс поежился и коротко сообщил, что добрался.— Уф! — повторил он.— Неужели Генри вас выгнал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16