И что бы ты думал, Белые Братья эти вдруг так отовсюду и полезли, улицы запрудили, переулки, площадь перед дворцом. В плащах, панцирях, кто с копьями, мечами, а кто и с арбалетами. «Хранители мира» – это стражники городские, вроде тутошних гвардейцев, – рта раскрыть не успели, как их разоружили и в собственные же казармы свели. Я, конечно, удивляюсь, откуда столько Братьев этих Белых понабежало, не так уж много их в городе прежде было, а сосед мой – проныра, каких поискать, – уже пронюхал, что они спустились по Санасаю на барках.
По городу я прошелся – люблю перед отплытием по улочкам знакомым пройтись, ну и выпить как следует, – и гляжу: лавки закрываются, людишки, кроме самых любопытных, по домам прячутся, о Белых-то Братьях ходят разные слухи. Как увидел я все это, так и сообразил: отплывет мой «Баловень судьбы» нынче же, не будет капитан наш завтрашнего дня дожидаться. Сообразил – и бегом в порт. В последний момент успел, когда уже сходни убраны были – на борт прыгнул. А чего мне, скажи-ка ты, дожидаться? Брат с семьей у стариков живет, им, понятное дело, деться некуда, не то что мне. Я – вольная птица, мне в море легче, чем на суше, дышится…
– Ни Белых там, ни Черных нет, – поддакнул Эмрик утомившемуся от долгой речи матросу, но того слова эти еще больше раззадорили:
– Вот тут ты и ошибаешься. В море-то я главное и увидел: биремы из Нинхуба все подступы к Манагару перекрыли – птица мимо не пролетит, рыба не пронырнет!
– Как же ты тогда здесь очутился?
– Капитан наш – тот еще хват, да и корабль не зря «Баловнем судьбы» называется. Есть там у нас пара местечек между банками, где только уроженец Манагара на подходящем суденышке проскочить может. Вот мы и проскочили, хотя парус нам камнем из катапульты и продырявили. Вообще-то, если честно, не мы одни улизнуть сумели, на лодках-то и рыбачьих шаландах в такую щель пролезть можно, куда биремам ихним и форштевень не просунуть…
Эмрик продолжал кивать и поддакивать. Мгал, подперев подбородок ладонью, пытался выработать план дальнейших действий.
Обитатели Сагры относились к Белым Братьям с прохладцей, поскольку те, добираясь на своих прекрасно снаряженных биремах до Шима, Магарасы и Бай-Балана, все чаще стали перехватывать из-под носа здешних купцов облюбованные ими товары, а после случившегося отношения между соперниками испортятся окончательно. Северянин справедливо полагал, что отыскать судно, рискующее отплыть из Сагры в Манагар, было возможно, при большом желании, даже в сезон штормов, но найти корабль, идущий в Бай-Балан… Однако другого пути по морю к сокровищнице Маронды не существовало, а ждать окончания сезона штормов было рискованно. Во-первых, потому, что Белые Братья могли, как предсказывал матрос с «Баловня судьбы», попытаться захватить Сагру. Во-вторых, они, скорее всего, сделали бы все возможное, чтобы не пускать сагрские корабли в Бай-Балан, – зачем им конкуренция? А в-третьих, пребывание в Чиларе доказало, что охота за кристаллом Калиместиара продолжается, и обладателям его задерживаться здесь не очень-то стоит…
Матрос-манагарец и Эмрик угощались пальмовым вином, Гиль, тихо выскользнув из-за стола, направился к очагу, над которым поворачивала вертела с рыбой золотоволосая девочка с ослепительно белой кожей и бархатистым именем Китиара. В первый же день пребывания в таверне юный лекарь заговорил ей преотвратного вида ожог на руке, да так удачно, что и следа не осталось. Однако, вылечив руку, чернокожий хитрец, похоже, умудрился ранить сердце верткой, как змейка, девчонки. Она приберегала для него самые лакомые кусочки и, не особенно стесняясь постояльцев, подстерегала в укромных уголках, которых в таверне было предостаточно.
Понаблюдав за воркующими Гилем и Китиарой, Мгал окинул взглядом матросов за соседними столами и прохаживающихся между лавками полуголых девиц. Он уже отдал дань умению здешних мастериц лишать мужчин разума и убедился, что деньги они берут не зря, отрабатывая их с пылом почти неправдоподобным. Но безошибочное чутье подсказывало Мгалу, что время утех миновало, и, сделав изрядный глоток из кружки, он отвел глаза от искусительниц и снова погрузился в раздумье.
О том, чтобы пробираться к сокровищнице Маронды по суше, нечего было и думать, и мысли северянина вернулись к дувианским пиратам, которые, если верить слухам, не боялись никаких штормов и ходили на своих суденышках даже к архипелагу Намба-Боту. Верилось в это с трудом, но верить хотелось; в конце концов, что знает человек, пришедший из-за Облачных гор, о море и мореплавателях? Но, даже допуская, что пираты эти способны совершать столь дальние переходы, чем могут он и его друзья заинтересовать их?
Мгал невесело улыбнулся. При прощании Юмис вернул им несколько серебряных монет, пригоршню медяков они получили, берясь разгружать прибывшие в порт суда, но все это такие мелочи, о которых не стоило и упоминать. Да и вряд ли пираты берут на борт своих судов пассажиров…
В поисках выхода северянин попытался вспомнить все, что ему известно о дувианских пиратах, называвших себя «гражданами ста островов». Дувиан был самым крупным в россыпи как заселенных, так и необитаемых островков, море вокруг которых утыкано торчащими из волн скалами и подводными утесами. Без опытного лоцмана добраться до них на большом судне невозможно, благодаря чему ни сагрские галеры, ни боевые корабли мстительных магарасов и охочих до поживы шимцев не смогли причинить серьезного ущерба «гражданам ста островов», хотя не одна эскадра получала уже приказ разделаться с ними. Кстати, независимость дувианцев, казалось, сильнее всего раздражала их соседей, потому что пиратствовали на Жемчужном море все кому не лень, и если бы сагрская галера протаранила шимский, скажем, корабль, забрала груз, а команду скормила рыбам, особого удивления или негодования это не вызвало бы – шимские корабли тоже не раз поступали подобным образом. Простили бы морской разбой и дувианцам, но ведь Дувиан – не город, не государство, а невесть что: управляет этим сбродом не родовитый владыка, а, смешно сказать, какой-то Совет Мореходов. И Бог бы с ним, с этим Советом, но беда в том, что безумие заразительно, и сагрские, например, унгиры уже не раз устраивали заговоры, намереваясь низложить Харголидов и жить без опеки, своим умом. Не говоря уже о том, что время от времени на команду того или иного корабля Магарасы, Шима или Сагры находило помрачение, она рвала в клочья флаг своей родины и поднимала стяг «ста островов», на котором был изображен единорог – самое свободолюбивое существо на свете – в окружении звезд, символизирующих острова. Случалось, перебирались на острова и целые рыбачьи поселки, так что капитаны всех боевых кораблей, бороздивших воды Жемчужного моря, имели приказ топить любое дувианское судно, хотя далеко не всегда приказ этот удавалось исполнить… Неожиданно размышления Мгала были прерваны шумом, донесшимся от ближайшего очага.
– Греби отсюда, малек, покуда шпангоуты целы! Я эту девку заякорил, и нечего около нее пузыри пускать! – басил здоровенный матрос в линялой, плотно облегавшей его огромное брюхо блузе, надвигаясь на Гиля.
– Кидай якоря в другом месте, а здесь воду не мути! Тут корыта не швартуются! – уперев руки в худые бедра, бойко отвечала Китиара удивительно звонким и решительным голосом.
– Тебя не спросил! – небрежно отмахнулся матрос, демонстративно засучивая рукава и меряя Гиля с ног до головы презрительным взглядом. – Чего стоишь? Тебе говорю, отчаливай подобру-поздорову!
Несмотря на хороший рост, худощавый юноша выглядел по сравнению с подвыпившим соперником весьма неказисто, и все же Мгал был уверен, что силы их не столь неравны, как должно казаться сторонним наблюдателям, – они с Эмриком успели кое-чему обучить мальчишку.
– Шел бы ты с миром. Слышал ведь, что девушка от тебя не в восторге, – дружелюбно отозвался Гиль, осторожно отодвигая в сторону Китиару, пытавшуюся заслонить его от матроса.
– Да кто эту подстилку о чем-нибудь спрашивает? – ухмыльнувшись, пророкотал тот и хищно пошевелил короткими толстыми пальцами. – Кто поманит, под того худоба и ляжет, а тебе придется, видно, задать взбучку!
– Не сильно ли сказано? – вкрадчиво поинтересовался Гиль, отталкивая Китиару подальше от очага.
– Чего?! Ах ты, краб-недоросток! – рявкнул матрос, протягивая к юноше растопыренные руки.
– Не трогай детей, Бемс! – окликнули задиру приятели из-за дальнего стола, но было уже поздно.
Жирная туша зависла над Гилем, и казалось, тому вот-вот придет безвременный конец. Китиара взвизгнула, юноша сделал неуловимое движение и оказался за спиной нападающего.
– Где ты, блоха сухопутная?! – взревел матрос, поводя по сторонам округлившимися от удивления глазами. – А-а-а!
Увидев Гиля, он прыгнул к нему, но юноша вновь «ушел в тень» и пнул не на шутку разъярившегося противника пониже спины. С яростным воплем тот влетел в очаг, обрушив в огонь вертела с жарившейся рыбой. Раздался жуткий вой, нервный смех Китиары, в волнении прижимавшей к груди стиснутые кулачки, и удивленный голос матроса из Манагара:
– А ведь я этого Бемса знаю! Это же дувианский пират с «Забияки»!
Шипя, фыркая и чудовищно сквернословя, Бемс, подняв облако пепла, выкарабкался из очага. Одежда его, прожженная во многих местах, дымилась, налитые кровью глаза рыскали в поисках Гиля, в руке зловеще посверкивал широкий тесак.
– Эй, хватит! Довольно! – закричал трактирщик из дальнего конца зала, не рискуя, однако, приближаться к обезумевшему от боли и гнева пирату.
– Да я его!.. – Взмахнув тесаком, Бемс ринулся на оказавшегося наконец в поле его зрения Гиля. В воздухе что-то свистнуло, и тяжелый нож ударил матроса рукоятью в лоб. Бемс, будто подкошенный, рухнул на дощатый пол, тесак, глухо звякнув, откатился в сторону.
– Он убил Бемса! – завопил маленький темнолицый человечек и, выхватив стилет, кинулся на Гиля сзади, но, споткнувшись о подставленную Эмриком ногу, растянулся рядом с приятелем.
– Да их тут целая шайка! К оружию! Сто островов! Сто островов! – недружно заорало с полдюжины глоток.
Мгал, внимательно следивший не только за Гилем, но и за матросами, подошедшими полюбоваться схваткой, ударом ноги отшвырнул бросившегося на Эмрика верзилу, опрокинул на его товарищей стол и, ухватив длинную лавку за ножки, взмахнул ею, заставив остальных обнаживших тесаки пиратов попятиться.
– Молодцы, хорошо дерутся! – громко одобрил действия друзей рослый широкоплечий мужчина, на загорелом лице которого выделялись холодные светло-голубые глаза и желтые обвисшие усы. Прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, он, казалось, единственный в таверне не был обеспокоен вспыхнувшей схваткой.
Слова голубоглазого подзадорили отступивших было пиратов, и те с грозным ревом обрушились на Мгала и его спутников. Гиль, все еще не воспринимавший происходящее всерьез, уклонился от тесака одного матроса, нанес короткий удар в живот другому и, вскочив на стол, заплясал между кружек и мисок, ловко уворачиваясь от тянувшихся к нему со всех сторон рук. Эмрик швырнул патлатого желтолицего юношу в маленькое оконце с такой силой, что прикрывавшая его толстая деревянная решетка треснула, и, выхватив меч, сделал два стремительных выпада, которые исторгли из груди нападавших болезненные стоны. Северянин обрушил скамью на подступивших к нему пиратов и тоже обнажил меч, с тревогой оглядывая поле боя. Отступать было некуда: двери, ведущие в кухню и на улицу, равно как и лестница на второй этаж, находились в противоположном конце зала, а сквозь оконные решетки не пролез бы и ребенок.
Отбивая атаки пиратов, Мгал судорожно соображал, как бы им выпутаться из этой столь несвоевременно завязавшейся драки, которая помешала ему найти способ договориться с «гражданами ста островов», когда неожиданно до него донеслись слова Эмрика, выкрикнутые на языке юргов:
– Вызови их капитана на бой, иначе нам не выстоять!
– Вот он, выход, – понял северянин и, перекрывая лязг оружия, рявкнул:
– Эй вы, морские крысы! Я ищу вашего предводителя! Мне нужен капитан «Забияки»!
Пираты ослабили натиск, двое или трое обернулись в сторону привалившегося к стене голубоглазого, и тот коротко бросил:
– Зачем?
– Чтобы переплыл Жемчужное море и добраться до сокровищницы Маронды! – ответил Мгал. Это был рискованный шаг, но почему бы дувианцам не узнать о кристалле, раз уж за ним и так охотятся Белые Братья, а возможно, и Черные Маги?
– Без ключа плыть к сокровищнице нет смысла! – возразил голубоглазый, делая в то же время знак пиратам опустить оружие.
– У меня есть ключ. Я завладел кристаллом Калиместиара… – Закончить свою речь северянин не успел. С улицы раздался пронзительный свист, истошный крик, и в зал через обе двери, полезли вооруженные алебардами сагрские гвардейцы.
Мигом оценив обстановку, пираты устремились к окнам, намереваясь высадить решетки. Заменявшие стекла рыбьи пузыри были изодраны в клочья, и по залу разнесся стон разочарования – таверна была окружена лучниками Гигаура Харголида, считавшимися непревзойденными мастерами своего дела.
3
Гвардейцы прочесали все злачные места Сагры, районы порта и складов. Патрульные галеры устроили большую чистку побережья, гавани и устья Гатианы, в результате чего городская тюрьма оказалась переполненной и задержанных пришлось поместить в подвалах казначейства и таможенных складах. За время, прошедшее между получением Владыки Сагры известия о перевороте в Манагаре и общегородской облавой, люди Гигаура успели многое сделать, и задуманная им операция прошла без сучка и задоринки. Чиновники, назначенные для сортировки заключенных, работали денно и нощно. Всех принадлежавших к Белому Братству, сочувствующих и просто посещавших Дом Белых Братьев перевели в городскую тюрьму, расположенную посреди острова. Унгиров, подозреваемых в злоумышлениях против Владыки Сагры и схваченных заодно с Белыми Братьями, загнали в наскоро переоборудованные подвалы казначейства, окна которого смотрели на здание тюрьмы, что было удобно во всех отношениях. Дувианских же пиратов и всевозможное городское отребье, от которого, по мнению Гигаура, давно пора было очистить Сагру, запихали в просторные таможенные пакгаузы, оказавшиеся набитыми так плотно, что поначалу узникам приходилось спать тесно прижавшись друг к другу. Впрочем, заботиться об их удобствах никто и не собирался – чем больше народу помрет, тем меньше возни с перевозкой, затраты на которую предполагалось покрыть деньгами, вырученными от продажи заключенных на рынках Чилара, Шима и Магарасы.
Два дня, проведенные в переполненном пакгаузе до погрузки на галеры и торговые суда первой партии узников, показались Гилю сплошным кошмаром. Многие его товарищи по несчастью были ранены – ни пиратам, ни пойманным с поличным контрабандистам не было расчета сдаваться блюстителям порядка, – и юноша, памятуя о наставлениях Горбии, делал все возможное, чтобы облегчить их страдания. Мгал и Эмрик, безропотно сложившие оружие при появлении гвардейцев в таверне и потому отделавшиеся синяками и царапинами, не слишком полагались на благоразумие и благодарность пациентов своего чернокожего друга и поначалу не столько помогали ему, сколько следили за тем, чтобы доведенный до отчаяния и помутнения рассудка раненый не ткнул Гиля припрятанным в лохмотьях обломком ножа.
Опасения их оказались напрасными, а сильные руки и опыт, приобретенный за годы странствий, пришлись весьма кстати и способствовали успешному лечению, так что, когда первая партия узников была уведена и в пакгаузе стало возможно вздохнуть полной грудью, оставшиеся признали Гиля лучшим лекарем Сагры и всего побережья. Не имея под рукой ни нужных трав, ни снадобий, обладавший даром целителя юноша трудился не покладая рук и к концу дня замертво валился на грязный пол. Сперва на голые доски, а затем, когда старания его стали приносить ощутимые результаты, – на горку вшивых тряпок, которые накидали для своего лекаря оборванцы.
Опухоли под его руками рассасывались, жар спадал, раны переставали гноиться и зарубцовывались, кости начинали срастаться, и, хотя сам Гиль на шестой день заключения напоминал обтянутый кожей скелет, друзья видели, что он доволен результатами своих трудов. В пакгаузе никто не умер, и, несмотря на заверения юноши, скромно утверждавшего, что его заслуги тут нет – тяжелораненых гвардейцы добивали на месте, – раны Дижоля, капитана «Забияки», и дюжины других узников без должного ухода вполне могли стоить им жизни. К счастью, дела их шли на поправку, и пираты, с которыми Мгал и Эмрик быстро сошлись, видя, что капитан, перестав бредить, смотрит на мир осмысленными глазами, воспряли духом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
По городу я прошелся – люблю перед отплытием по улочкам знакомым пройтись, ну и выпить как следует, – и гляжу: лавки закрываются, людишки, кроме самых любопытных, по домам прячутся, о Белых-то Братьях ходят разные слухи. Как увидел я все это, так и сообразил: отплывет мой «Баловень судьбы» нынче же, не будет капитан наш завтрашнего дня дожидаться. Сообразил – и бегом в порт. В последний момент успел, когда уже сходни убраны были – на борт прыгнул. А чего мне, скажи-ка ты, дожидаться? Брат с семьей у стариков живет, им, понятное дело, деться некуда, не то что мне. Я – вольная птица, мне в море легче, чем на суше, дышится…
– Ни Белых там, ни Черных нет, – поддакнул Эмрик утомившемуся от долгой речи матросу, но того слова эти еще больше раззадорили:
– Вот тут ты и ошибаешься. В море-то я главное и увидел: биремы из Нинхуба все подступы к Манагару перекрыли – птица мимо не пролетит, рыба не пронырнет!
– Как же ты тогда здесь очутился?
– Капитан наш – тот еще хват, да и корабль не зря «Баловнем судьбы» называется. Есть там у нас пара местечек между банками, где только уроженец Манагара на подходящем суденышке проскочить может. Вот мы и проскочили, хотя парус нам камнем из катапульты и продырявили. Вообще-то, если честно, не мы одни улизнуть сумели, на лодках-то и рыбачьих шаландах в такую щель пролезть можно, куда биремам ихним и форштевень не просунуть…
Эмрик продолжал кивать и поддакивать. Мгал, подперев подбородок ладонью, пытался выработать план дальнейших действий.
Обитатели Сагры относились к Белым Братьям с прохладцей, поскольку те, добираясь на своих прекрасно снаряженных биремах до Шима, Магарасы и Бай-Балана, все чаще стали перехватывать из-под носа здешних купцов облюбованные ими товары, а после случившегося отношения между соперниками испортятся окончательно. Северянин справедливо полагал, что отыскать судно, рискующее отплыть из Сагры в Манагар, было возможно, при большом желании, даже в сезон штормов, но найти корабль, идущий в Бай-Балан… Однако другого пути по морю к сокровищнице Маронды не существовало, а ждать окончания сезона штормов было рискованно. Во-первых, потому, что Белые Братья могли, как предсказывал матрос с «Баловня судьбы», попытаться захватить Сагру. Во-вторых, они, скорее всего, сделали бы все возможное, чтобы не пускать сагрские корабли в Бай-Балан, – зачем им конкуренция? А в-третьих, пребывание в Чиларе доказало, что охота за кристаллом Калиместиара продолжается, и обладателям его задерживаться здесь не очень-то стоит…
Матрос-манагарец и Эмрик угощались пальмовым вином, Гиль, тихо выскользнув из-за стола, направился к очагу, над которым поворачивала вертела с рыбой золотоволосая девочка с ослепительно белой кожей и бархатистым именем Китиара. В первый же день пребывания в таверне юный лекарь заговорил ей преотвратного вида ожог на руке, да так удачно, что и следа не осталось. Однако, вылечив руку, чернокожий хитрец, похоже, умудрился ранить сердце верткой, как змейка, девчонки. Она приберегала для него самые лакомые кусочки и, не особенно стесняясь постояльцев, подстерегала в укромных уголках, которых в таверне было предостаточно.
Понаблюдав за воркующими Гилем и Китиарой, Мгал окинул взглядом матросов за соседними столами и прохаживающихся между лавками полуголых девиц. Он уже отдал дань умению здешних мастериц лишать мужчин разума и убедился, что деньги они берут не зря, отрабатывая их с пылом почти неправдоподобным. Но безошибочное чутье подсказывало Мгалу, что время утех миновало, и, сделав изрядный глоток из кружки, он отвел глаза от искусительниц и снова погрузился в раздумье.
О том, чтобы пробираться к сокровищнице Маронды по суше, нечего было и думать, и мысли северянина вернулись к дувианским пиратам, которые, если верить слухам, не боялись никаких штормов и ходили на своих суденышках даже к архипелагу Намба-Боту. Верилось в это с трудом, но верить хотелось; в конце концов, что знает человек, пришедший из-за Облачных гор, о море и мореплавателях? Но, даже допуская, что пираты эти способны совершать столь дальние переходы, чем могут он и его друзья заинтересовать их?
Мгал невесело улыбнулся. При прощании Юмис вернул им несколько серебряных монет, пригоршню медяков они получили, берясь разгружать прибывшие в порт суда, но все это такие мелочи, о которых не стоило и упоминать. Да и вряд ли пираты берут на борт своих судов пассажиров…
В поисках выхода северянин попытался вспомнить все, что ему известно о дувианских пиратах, называвших себя «гражданами ста островов». Дувиан был самым крупным в россыпи как заселенных, так и необитаемых островков, море вокруг которых утыкано торчащими из волн скалами и подводными утесами. Без опытного лоцмана добраться до них на большом судне невозможно, благодаря чему ни сагрские галеры, ни боевые корабли мстительных магарасов и охочих до поживы шимцев не смогли причинить серьезного ущерба «гражданам ста островов», хотя не одна эскадра получала уже приказ разделаться с ними. Кстати, независимость дувианцев, казалось, сильнее всего раздражала их соседей, потому что пиратствовали на Жемчужном море все кому не лень, и если бы сагрская галера протаранила шимский, скажем, корабль, забрала груз, а команду скормила рыбам, особого удивления или негодования это не вызвало бы – шимские корабли тоже не раз поступали подобным образом. Простили бы морской разбой и дувианцам, но ведь Дувиан – не город, не государство, а невесть что: управляет этим сбродом не родовитый владыка, а, смешно сказать, какой-то Совет Мореходов. И Бог бы с ним, с этим Советом, но беда в том, что безумие заразительно, и сагрские, например, унгиры уже не раз устраивали заговоры, намереваясь низложить Харголидов и жить без опеки, своим умом. Не говоря уже о том, что время от времени на команду того или иного корабля Магарасы, Шима или Сагры находило помрачение, она рвала в клочья флаг своей родины и поднимала стяг «ста островов», на котором был изображен единорог – самое свободолюбивое существо на свете – в окружении звезд, символизирующих острова. Случалось, перебирались на острова и целые рыбачьи поселки, так что капитаны всех боевых кораблей, бороздивших воды Жемчужного моря, имели приказ топить любое дувианское судно, хотя далеко не всегда приказ этот удавалось исполнить… Неожиданно размышления Мгала были прерваны шумом, донесшимся от ближайшего очага.
– Греби отсюда, малек, покуда шпангоуты целы! Я эту девку заякорил, и нечего около нее пузыри пускать! – басил здоровенный матрос в линялой, плотно облегавшей его огромное брюхо блузе, надвигаясь на Гиля.
– Кидай якоря в другом месте, а здесь воду не мути! Тут корыта не швартуются! – уперев руки в худые бедра, бойко отвечала Китиара удивительно звонким и решительным голосом.
– Тебя не спросил! – небрежно отмахнулся матрос, демонстративно засучивая рукава и меряя Гиля с ног до головы презрительным взглядом. – Чего стоишь? Тебе говорю, отчаливай подобру-поздорову!
Несмотря на хороший рост, худощавый юноша выглядел по сравнению с подвыпившим соперником весьма неказисто, и все же Мгал был уверен, что силы их не столь неравны, как должно казаться сторонним наблюдателям, – они с Эмриком успели кое-чему обучить мальчишку.
– Шел бы ты с миром. Слышал ведь, что девушка от тебя не в восторге, – дружелюбно отозвался Гиль, осторожно отодвигая в сторону Китиару, пытавшуюся заслонить его от матроса.
– Да кто эту подстилку о чем-нибудь спрашивает? – ухмыльнувшись, пророкотал тот и хищно пошевелил короткими толстыми пальцами. – Кто поманит, под того худоба и ляжет, а тебе придется, видно, задать взбучку!
– Не сильно ли сказано? – вкрадчиво поинтересовался Гиль, отталкивая Китиару подальше от очага.
– Чего?! Ах ты, краб-недоросток! – рявкнул матрос, протягивая к юноше растопыренные руки.
– Не трогай детей, Бемс! – окликнули задиру приятели из-за дальнего стола, но было уже поздно.
Жирная туша зависла над Гилем, и казалось, тому вот-вот придет безвременный конец. Китиара взвизгнула, юноша сделал неуловимое движение и оказался за спиной нападающего.
– Где ты, блоха сухопутная?! – взревел матрос, поводя по сторонам округлившимися от удивления глазами. – А-а-а!
Увидев Гиля, он прыгнул к нему, но юноша вновь «ушел в тень» и пнул не на шутку разъярившегося противника пониже спины. С яростным воплем тот влетел в очаг, обрушив в огонь вертела с жарившейся рыбой. Раздался жуткий вой, нервный смех Китиары, в волнении прижимавшей к груди стиснутые кулачки, и удивленный голос матроса из Манагара:
– А ведь я этого Бемса знаю! Это же дувианский пират с «Забияки»!
Шипя, фыркая и чудовищно сквернословя, Бемс, подняв облако пепла, выкарабкался из очага. Одежда его, прожженная во многих местах, дымилась, налитые кровью глаза рыскали в поисках Гиля, в руке зловеще посверкивал широкий тесак.
– Эй, хватит! Довольно! – закричал трактирщик из дальнего конца зала, не рискуя, однако, приближаться к обезумевшему от боли и гнева пирату.
– Да я его!.. – Взмахнув тесаком, Бемс ринулся на оказавшегося наконец в поле его зрения Гиля. В воздухе что-то свистнуло, и тяжелый нож ударил матроса рукоятью в лоб. Бемс, будто подкошенный, рухнул на дощатый пол, тесак, глухо звякнув, откатился в сторону.
– Он убил Бемса! – завопил маленький темнолицый человечек и, выхватив стилет, кинулся на Гиля сзади, но, споткнувшись о подставленную Эмриком ногу, растянулся рядом с приятелем.
– Да их тут целая шайка! К оружию! Сто островов! Сто островов! – недружно заорало с полдюжины глоток.
Мгал, внимательно следивший не только за Гилем, но и за матросами, подошедшими полюбоваться схваткой, ударом ноги отшвырнул бросившегося на Эмрика верзилу, опрокинул на его товарищей стол и, ухватив длинную лавку за ножки, взмахнул ею, заставив остальных обнаживших тесаки пиратов попятиться.
– Молодцы, хорошо дерутся! – громко одобрил действия друзей рослый широкоплечий мужчина, на загорелом лице которого выделялись холодные светло-голубые глаза и желтые обвисшие усы. Прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, он, казалось, единственный в таверне не был обеспокоен вспыхнувшей схваткой.
Слова голубоглазого подзадорили отступивших было пиратов, и те с грозным ревом обрушились на Мгала и его спутников. Гиль, все еще не воспринимавший происходящее всерьез, уклонился от тесака одного матроса, нанес короткий удар в живот другому и, вскочив на стол, заплясал между кружек и мисок, ловко уворачиваясь от тянувшихся к нему со всех сторон рук. Эмрик швырнул патлатого желтолицего юношу в маленькое оконце с такой силой, что прикрывавшая его толстая деревянная решетка треснула, и, выхватив меч, сделал два стремительных выпада, которые исторгли из груди нападавших болезненные стоны. Северянин обрушил скамью на подступивших к нему пиратов и тоже обнажил меч, с тревогой оглядывая поле боя. Отступать было некуда: двери, ведущие в кухню и на улицу, равно как и лестница на второй этаж, находились в противоположном конце зала, а сквозь оконные решетки не пролез бы и ребенок.
Отбивая атаки пиратов, Мгал судорожно соображал, как бы им выпутаться из этой столь несвоевременно завязавшейся драки, которая помешала ему найти способ договориться с «гражданами ста островов», когда неожиданно до него донеслись слова Эмрика, выкрикнутые на языке юргов:
– Вызови их капитана на бой, иначе нам не выстоять!
– Вот он, выход, – понял северянин и, перекрывая лязг оружия, рявкнул:
– Эй вы, морские крысы! Я ищу вашего предводителя! Мне нужен капитан «Забияки»!
Пираты ослабили натиск, двое или трое обернулись в сторону привалившегося к стене голубоглазого, и тот коротко бросил:
– Зачем?
– Чтобы переплыл Жемчужное море и добраться до сокровищницы Маронды! – ответил Мгал. Это был рискованный шаг, но почему бы дувианцам не узнать о кристалле, раз уж за ним и так охотятся Белые Братья, а возможно, и Черные Маги?
– Без ключа плыть к сокровищнице нет смысла! – возразил голубоглазый, делая в то же время знак пиратам опустить оружие.
– У меня есть ключ. Я завладел кристаллом Калиместиара… – Закончить свою речь северянин не успел. С улицы раздался пронзительный свист, истошный крик, и в зал через обе двери, полезли вооруженные алебардами сагрские гвардейцы.
Мигом оценив обстановку, пираты устремились к окнам, намереваясь высадить решетки. Заменявшие стекла рыбьи пузыри были изодраны в клочья, и по залу разнесся стон разочарования – таверна была окружена лучниками Гигаура Харголида, считавшимися непревзойденными мастерами своего дела.
3
Гвардейцы прочесали все злачные места Сагры, районы порта и складов. Патрульные галеры устроили большую чистку побережья, гавани и устья Гатианы, в результате чего городская тюрьма оказалась переполненной и задержанных пришлось поместить в подвалах казначейства и таможенных складах. За время, прошедшее между получением Владыки Сагры известия о перевороте в Манагаре и общегородской облавой, люди Гигаура успели многое сделать, и задуманная им операция прошла без сучка и задоринки. Чиновники, назначенные для сортировки заключенных, работали денно и нощно. Всех принадлежавших к Белому Братству, сочувствующих и просто посещавших Дом Белых Братьев перевели в городскую тюрьму, расположенную посреди острова. Унгиров, подозреваемых в злоумышлениях против Владыки Сагры и схваченных заодно с Белыми Братьями, загнали в наскоро переоборудованные подвалы казначейства, окна которого смотрели на здание тюрьмы, что было удобно во всех отношениях. Дувианских же пиратов и всевозможное городское отребье, от которого, по мнению Гигаура, давно пора было очистить Сагру, запихали в просторные таможенные пакгаузы, оказавшиеся набитыми так плотно, что поначалу узникам приходилось спать тесно прижавшись друг к другу. Впрочем, заботиться об их удобствах никто и не собирался – чем больше народу помрет, тем меньше возни с перевозкой, затраты на которую предполагалось покрыть деньгами, вырученными от продажи заключенных на рынках Чилара, Шима и Магарасы.
Два дня, проведенные в переполненном пакгаузе до погрузки на галеры и торговые суда первой партии узников, показались Гилю сплошным кошмаром. Многие его товарищи по несчастью были ранены – ни пиратам, ни пойманным с поличным контрабандистам не было расчета сдаваться блюстителям порядка, – и юноша, памятуя о наставлениях Горбии, делал все возможное, чтобы облегчить их страдания. Мгал и Эмрик, безропотно сложившие оружие при появлении гвардейцев в таверне и потому отделавшиеся синяками и царапинами, не слишком полагались на благоразумие и благодарность пациентов своего чернокожего друга и поначалу не столько помогали ему, сколько следили за тем, чтобы доведенный до отчаяния и помутнения рассудка раненый не ткнул Гиля припрятанным в лохмотьях обломком ножа.
Опасения их оказались напрасными, а сильные руки и опыт, приобретенный за годы странствий, пришлись весьма кстати и способствовали успешному лечению, так что, когда первая партия узников была уведена и в пакгаузе стало возможно вздохнуть полной грудью, оставшиеся признали Гиля лучшим лекарем Сагры и всего побережья. Не имея под рукой ни нужных трав, ни снадобий, обладавший даром целителя юноша трудился не покладая рук и к концу дня замертво валился на грязный пол. Сперва на голые доски, а затем, когда старания его стали приносить ощутимые результаты, – на горку вшивых тряпок, которые накидали для своего лекаря оборванцы.
Опухоли под его руками рассасывались, жар спадал, раны переставали гноиться и зарубцовывались, кости начинали срастаться, и, хотя сам Гиль на шестой день заключения напоминал обтянутый кожей скелет, друзья видели, что он доволен результатами своих трудов. В пакгаузе никто не умер, и, несмотря на заверения юноши, скромно утверждавшего, что его заслуги тут нет – тяжелораненых гвардейцы добивали на месте, – раны Дижоля, капитана «Забияки», и дюжины других узников без должного ухода вполне могли стоить им жизни. К счастью, дела их шли на поправку, и пираты, с которыми Мгал и Эмрик быстро сошлись, видя, что капитан, перестав бредить, смотрит на мир осмысленными глазами, воспряли духом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50