– Он показал на желтоватые полосы на стенке нависшей над ними скалы. – Это сера, которой тут не было бы, будь ущелье эрозионного происхождения.
Катарина подошла ближе.
– Она все еще пахнет! Ты уверен, что кратер угас?
– Как раз в этом году специалисты объявили Халеакала потухшим. Никакой активности в течение двухсот лет.
– Что такое двести лет с геологической точки зрения! – возразила Катарина.
– Даже с точки зрения археолога – доля секунды. Но кто я такой, чтобы спорить с вулканологами?
Катарина пожала плечами и перевела взгляд на окружность, выложенную из камней. Сооружение было вскрыто только наполовину, но и так не вызывало сомнений, что это очаг.
– Пожалуйста, копай здесь с сугубой осторожностью, – сказала она Робу. – Почти наверняка найдется поддающийся датировке материал.
– Что значит «копай»? – удивился Роб. – Я специалист по архитектуре, забыла? Полинезийской архитектуре. – Он скептически посмотрел на каменный очаг. – А это, на мой взгляд, не архитектура. Это, на мой взгляд, стоянка. – Он улыбнулся. – Вот почему я тебя вызвал и плачу тебе королевское жалованье. Пора приниматься за кисти и скальпели, Кэт. – Улыбка сделалась еще шире. – И поаккуратней, пожалуйста, – прибавил он. – Мне тут сообщили, что, возможно, найдется поддающийся датировке материал. Но по-настоящему ты тут вот почему, – сказал он уже серьезно и наклонился сдернуть пластиковую простыню, лежащую неподалеку от очага.
У Катарины перехватило дыхание.
Кости.
В выемке не глубже той, в которой лежало основание очага, они едва выступали на поверхность, но даже под слоем земли Катарина распознала формы черепа и челюсти. Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть кости с помощью выуженного из рюкзачка стоматологического пинцета. Роб примостился рядом.
– Ну, что скажешь? – не выдержал он.
Катарина, все внимание которой было отдано полупогребенным костям, слушала его вполуха, и прошло несколько секунд, прежде чем она наконец ответила.
В эти секунды ею овладело странное ощущение.
Хотя толком сказать, в чем дело, она не могла и толком их еще, эти кости, не видела, она была абсолютно уверена, что с ними что-то не так.
Что-то с ними явно не так.
Глава 6
– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я тебя подвезла? – спросила Катарина.
Майкл подавил стон. Мало ей было пятницы, когда она настояла на том, чтобы вместе отправиться записать его в школу. Там не требовалось ничего особенного – надо было просто заполнить пару анкет, а потом они занесли все данные из Нью-Йорка в компьютер. Ей только и нужно было, что подписать одну анкету, и на уик-енд он вполне мог принести эту анкету домой, там бы и подписала, а утром в понедельник он отнес бы эту несчастную анкету в школу. Нет же, ей надо было стоять у него над плечом, словно он первоклассник какой-нибудь, а все ребята, заходившие в приемную, смотрели на него так, словно он, лопух, без мамочки за ручку дойти до школы не может.
И теперь она хочет в первый же день везти его в школу!
– По-моему, мам, я в состоянии сам дойти до автобусной остановки, – сказал он. – Она всего-то в конце проулка, помнишь?
– Что, спросить нельзя? – отозвалась Катарина, бросив взгляд на часы и взяв рюкзачок. – Если ты готов, могу подбросить до остановки.
Майкл потряс головой.
– У меня еще полчаса до автобуса.
– Тогда приберись на кухне, идет? И до вечера, – Катарина чмокнула его в щеку и исчезла прежде, чем он успел возразить.
И почти сразу он услышал, как кряхтит, не желая заводиться, машина, которой снабдил их Роб Силвер. Поначалу было похоже, что аккумулятор сядет еще до того, как проскочит искра, но потом из выхлопной трубы вылетел клуб дыма и старичок-джип рывком тронулся с места.
Успокоившись наконец, что мать не станет вгонять его в краску, доставив к школе, Майкл вымыл оставшуюся после завтрака посуду, не обращая внимания на беспорядок в своей комнате, запихал в школьную сумку спортивную форму, кроссовки и тетрадь и прибыл на остановку как раз, когда обляпанный грязью желтый автобус выполз из-за холма.
Поднявшись по ступенькам, он отыскал свободное место в самом конце полного школьников автобуса и направился туда по проходу.
Он чувствовал, что к нему прикованы все глаза.
Приглядываются, изучают, оценивают.
Он почти слышал то, что подумал о нем каждый:
Хаоле.
«Белый».
Джош Малани предупредил его, что от этого никуда не деться.
– У некоторых парней это что-то вроде спорта, – говорил он в субботу, давая Майклу урок серфинга. – Называется «убить хаоле». Никого они, конечно, не убивают, но стремятся делать так, чтобы кожа вроде твоей поменяла цвет. Не белой стала, а серо-буро-малиновой.
– Да брось ты, – сказал Майкл, хотя чувствовал, что Джош не шутит.
Тот пожал плечами.
– Как ты не понимаешь, вы явились сюда и все разворовали и лет двести вертели тут всем, как хотели. Времена изменились.
И все-таки Майкл надеялся, что Джош говорил это не всерьез.
Как выяснилось, очень даже всерьез.
Идя по проходу, он словно вернулся назад в Нью-Йорк, где Слотцки только и ждал случая устроить драку. Вся разница в том, что здесь в автобусе было с дюжину таких Слотцки и Бог знает, сколько еще подстерегало его в школе.
Может, мужественно ответить им прямым взглядом?
Вот уж этого в Нью-Йорке делать не следовало никогда. Там, если кто-то смотрел на тебя, нужно было отвести глаза, избегая контакта.
Прямой взгляд – это вызов.
Предположим, что и здесь так же, решил он. Старательно глядя в пол перед собой, дошел до ближайшего пустого сиденья, плюхнулся на него и постарался слиться с местностью.
Автобус шел под гору, сделав еще три остановки. Хотя Майкл чувствовал на себе взгляд каждого, кто входил в автобус, никто с ним не заговорил.
Все было, как он того и боялся.
На школьной парковке автобус стал освобождаться от пассажиров. Майкл перевел дух: может, и не сбудутся предсказания Джоша.
Может, они просто будут вести себя так, будто его нет.
Но тут, едва сделав шаг к выходу, он остановился. Два парня – каждый куда здоровей его – тянули время, вроде бы что-то разыскивая под сиденьями.
Что они думают, он тупее их, что ли?
И какого черта в автобусе не оказалось Джоша Малани?
Стало ясно, что раньше него парни не выйдут. Майкл снова пошел к дверям. Когда он приблизился к тому сиденью, под которым они возились, один из них вдруг оказался в проходе. Майкл подумал, он хочет его заблокировать.
Вместо этого тот двинулся к выходу.
Майкл лихорадочно просчитывал ситуацию. Главное, не показать им, что он трусит. Наплевать, что они выше его и здоровей фунтов на сорок каждый. Увидеть его испуг – вот что им нужно.
И он продолжал идти шаг за шагом. Второй парень следовал за ним.
За ним вплотную – так близко, что Майкл слышал его дыхание на своем затылке.
– И что вас носит, хаоле, куда не звали! – пробормотал второй так, чтобы не услышал водитель. Одновременно с этим первый остановился как вкопанный.
Тот что сзади с силой пихнул Майкла.
– Ты что, гад, делаешь? – возмутился первый, сердито разворачиваясь к нему. – Что, хаоле, думаешь, весь мир ваш? А по шее не хочешь?
Майкл знал, что слова в таких случаях бесполезны, и встал в защитную стойку. Но тут раздался еще один голос.
– Эй, только не в моем автобусе, – сердито сказал водитель, пристально глядя на мучителей Майкла.
Тот что стоял первым помедлил, потом повернулся и вышел. Майклу и второму парню ничего не оставалось, как следовать за ним. Готовый к стычке, Майкл молил Бога, чтоб появился Джош Малани. Даже если Малани так же, как он сам, никчемен в драках с противником вдвое больше себя размером, то, по крайней мере, Джош сможет уговорить этих не убивать его.
Но, выйдя из автобуса, он понял, что положение хоть немного, но изменилось. Они оказались в толпе школьников. Стало ясно: что бы там мучители Майкла ни планировали, с выполнением плана им придется повременить. И теперь парень повыше бросил на Майкла такой же устрашающий взгляд, каким смотрел на него Слотцки в тот день, когда подбил ему глаз и порезал руку.
– После школы, – сказал он вполголоса. – А может, завтра. Но можешь не волноваться, хаоле, ты получишь свое сполна.
Он отвернулся и вместе с приятелем растворился в потоке школьников.
Интересно, круче этот парень, чем Слотцки, или нет, прикидывал Майкл, глядя ему вслед.
Похоже, что да.
* * *
Подвижка в земной коре под Гавайскими островами была такой слабой и постепенной, что в течение нескольких часов ее не замечал никто, кроме приборов.
Приборы, конечно, замечали все, поскольку были для этого сконструированы. Чуткие, они услышали легкую дрожь, вследствие которой в глубинах могучего вулкана Мауна-Лоа расползлась новая трещина, записали данные и передали их другим приборам.
Сигналов тревоги не прозвучало, не взвыли сирены, предупреждающие о приливных волнах цунами, случающихся порой из-за внезапных подвижек океанского дна.
Вместо этого приборы поперешептывались между собой, передавая от одного информационного узла к другому весть об активности под Мауна-Лоа, пока, задолго до того, как новость дошла до людей, компьютеры по всему миру не принялись рассчитывать модели, прогнозирующие, чем эти еле заметные подвижки могут обернуться для всей планеты впоследствии.
Глубоко под горой кипящая, раскаленная магма двинулась вверх, просачиваясь сквозь щели, созданные давлением снизу, расширяя их, набираясь сил, чтобы прорваться наружу.
И с движением магмы гора поддавалась и дрожь усиливалась.
И люди, вслед за машинами, тоже обратили на это внимание.
Среди первых, кто заметил на Мауи колебания земли под ногами, были астрономы, обслуживающие обсерваторию на вершине Халеакала. Их компьютеры были специально запрограммированы, чтобы предупреждать о вулканической деятельности. Несмотря на то, что телескопы стояли на массивных, сейсмостойких бетонных блоках, подземные толчки внесли в наблюдения за космосом неразбериху.
Когда земля движется, нет такой силы, чтобы ее остановить.
И астрономы немедленно прекратили работу.
Фила Хауэлла это злило. Он по опыту знал, что толчки наверняка продолжатся, по крайней мере, несколько дней. Из чего следовало, что он не сможет наблюдать за звездой, расположенной в глубине спиральной галактики на расстоянии 15 миллионов световых лет от Земли.
Звезда эта занимала Хауэлла по двум причинам. Причина первая состояла в следующем: имелась вероятность того, что именно она была источником сигнала, который различные радиотелескопы Земли получали уже в течение нескольких лет. До сего времени сигнал фиксировался лишь в виде фрагментарных отрывков, и Хауэлл как раз приступил к тому, чтобы собрать их воедино.
Вторая же причина его интереса заключалась в том, что звезда находилась в процессе преобразования в новую. Радиосигнал – Хауэлл был почти в этом уверен – проявит себя предвестником грозящей ей неминуемой гибели.
Но теперь компьютер предупредил Хауэлла, что беспокойство земной коры на неопределенное время отсрочит его наблюдения. И он, предоставив компьютерам работать над фрагментами радиосигнала, решил устроить себе выходной и навестить Роба Силвера с его раскопками, о которых тот только и говорил все последнее время. Любопытное, должно быть, открытие; но еще любопытней взглянуть на Катарину Сандквист, женщину, которая занимала Силвера так же, как далекая звезда – Фила. Пусть компьютеры позаботятся о вселенной, а он запрет свой кабинет и отправится в Хану.
* * *
Клик!
Затвор щелкнул, сработала автоматическая перемотка пленки, и Катарина слегка изменила ракурс, не замечая ни роящихся вокруг мух, ни грязных ручейков пота, сползающих по лицу. От часов, проведенных внаклон над черепом – теперь почти полностью раскрытым – саднило все тело, но и о боли в суставах она думала не больше, чем о жаре и мухах.
Самое главное сейчас снять все на пленку, чтобы иметь зримое свидетельство местоположения черепа и остальных костей.
Клик!
Опять щелкнул затвор.
Еще одно, с преодолением боли, изменение точки съемки.
Еще фотография.
Еще один документ в доказательство того, что археологический объект был найден именно в таком положении и именно в этом месте – хотя он и не укладывается ни в одну из общепринятых схем.
Уже несколько дней, не поднимая головы, она работала на раскопе, тщательно и аккуратно сметая все лишнее, чтобы раскрыть останки, но по-прежнему не имела никакого представления о том, когда было захоронено это тело. Судя по всему, это могло быть и год, и десять, и сто лет назад.
Или тысячу? Или четыре? Уж конечно, это крайний предел, поскольку человек появился на Мауи – как и на Гавайях – не раньше четырех тысяч лет назад, а ни одно другое животное очагов себе не устраивает.
Возраст стоянки, несомненно, значительно меньше, чем тысяча лет. Скорее всего, несколько – немного – веков, исходя из того, как неглубоко она залегает.
Она не позволила людям Роба помочь ей с раскрытием скелета, отдав им на откуп зону вокруг кострища. Сам очаг оставался еще нетронутым. Решив поработать сначала с костями, Катарина приказала укрыть очаг и объявила его запретной зоной. Только после того, как она отроет все кости, сфотографирует их на каждой стадии раскопок, когда будет спокойна, что работа полностью задокументирована и может быть перенесена в лабораторию, тогда она займется очагом.
– Я хочу, чтобы каждый слой хранился отдельно, – сказала она Робу. – Даже если мне придется снимать миллиметр за миллиметром.
– У тебя есть уже какие-нибудь предположения? – спросил Роб, удостоверившись, что она вполне серьезно намерена копать все сама.
Когда он впервые задал ей этот вопрос, ответа у нее не было. Тогда она действовала, опираясь лишь на инстинкт – на подкрепленную опытом интуицию, указывавшую, что подобных стоянок ей еще не встречалось.
В процессе раскрытия черепа, однако, мотивы, по которым она таила от Роба свои соображения, изменились.
Проблема состояла в том, что соображения эти были абсурдны.
Поначалу казалось очевидным, что это череп какого-то примата. Уже одно это представляло собой загадку, поскольку, как она знала, приматов на Гавайях никогда не водилось.
Кроме того, вызывало сомнения положение останков: шимпанзе, горилле или, если на то пошло, какому угодно примату нечего делать поблизости от кострища. Разве что в том случае, если кто-то убил животное и там его бросил.
Такой сценарий был возможен, хотя, учитывая местонахождение стоянки, маловероятен.
Но, продолжая колдовать над черепом с пинцетами и кистями, она начала понимать, что видит перед собой отнюдь не примата.
Больше всего он походил на некоторые виды ранних гуманоидов.
Этого, вне всякого сомнения, быть попросту не могло.
Во-первых, на Гавайях не жило и прачеловека.
Во-вторых, этой стоянки не было в те времена, когда прачеловек вообще существовал на Земле.
Следовательно, череп принадлежал кому-то еще. И кто бы это ни был, она намерена иметь все мыслимые документальные материалы для подкрепления тех выводов, к которым рано или поздно придет.
Она сделала еще одну фотографию, пленка кончилась, и камера принялась ее перематывать. Катарина поднялась на ноги, выпрямилась, глубоко вздохнула и поморщилась от висящей над раскопом невыносимой серной вони, сегодня сгустившейся, как никогда. Заправляя камеру новой кассетой, она услышала голос Роба:
– Кэт? У нас гость, который жаждет с тобой познакомиться! – Катарина подняла глаза. На поляну, за Робом вслед, вышел мужчина примерно того же возраста, что и Роб. – Это Фил Хауэлл. Он главный по звездам там, на горе. Фил, это Катарина Сандквист.
Фил сделал шаг вперед, протянул руку поздороваться и вскинул брови, почувствовав неаппетитный запах тухлых яиц:
– Да что же вы тут раскапываете? Серную кислоту?
– Увы, это издержки близости к вулкану, хоть и потухшему, – покачала головой Катарина. – И сегодня даже хуже обычного.
– Хуже? Вы уверены? – нахмурился астроном.
Что-то в его тоне встревожило Катарину.
– Мне так кажется. Может, это из-за утреннего дождя?
– Или из-за того, что в результате землетрясения произошел выброс газа.
– Землетрясения? – переспросила Катарина, переводя озабоченный взгляд на Роба. – О чем это вы?
– О вулкане, – ответил Хауэлл, прежде чем Роб успел открыть рот. – Похоже, старик снова собирается выступить.
У Катарины упало сердце.
– А ты говорил, он погас! – снова повернулась она к Робу.
– Так и есть, – сказал тот. – Фил говорит о Килауэа на Большом Острове. – По лицу Катарины он понял, что ее сомнения не развеялись. – Ну, скажи же ей, Фил. Мне она, видно, не верит.
Катарина молча слушала, как Фил Хауэлл рассказывал про вулканическую кухню под Большим Островом.
– Мало того, что земля трясется, – закончил он. – Когда варево клокочет на всю катушку, в воздух выбрасывается столько дыма, что ничего не увидишь, даже если телескоп сейсмостойкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Катарина подошла ближе.
– Она все еще пахнет! Ты уверен, что кратер угас?
– Как раз в этом году специалисты объявили Халеакала потухшим. Никакой активности в течение двухсот лет.
– Что такое двести лет с геологической точки зрения! – возразила Катарина.
– Даже с точки зрения археолога – доля секунды. Но кто я такой, чтобы спорить с вулканологами?
Катарина пожала плечами и перевела взгляд на окружность, выложенную из камней. Сооружение было вскрыто только наполовину, но и так не вызывало сомнений, что это очаг.
– Пожалуйста, копай здесь с сугубой осторожностью, – сказала она Робу. – Почти наверняка найдется поддающийся датировке материал.
– Что значит «копай»? – удивился Роб. – Я специалист по архитектуре, забыла? Полинезийской архитектуре. – Он скептически посмотрел на каменный очаг. – А это, на мой взгляд, не архитектура. Это, на мой взгляд, стоянка. – Он улыбнулся. – Вот почему я тебя вызвал и плачу тебе королевское жалованье. Пора приниматься за кисти и скальпели, Кэт. – Улыбка сделалась еще шире. – И поаккуратней, пожалуйста, – прибавил он. – Мне тут сообщили, что, возможно, найдется поддающийся датировке материал. Но по-настоящему ты тут вот почему, – сказал он уже серьезно и наклонился сдернуть пластиковую простыню, лежащую неподалеку от очага.
У Катарины перехватило дыхание.
Кости.
В выемке не глубже той, в которой лежало основание очага, они едва выступали на поверхность, но даже под слоем земли Катарина распознала формы черепа и челюсти. Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть кости с помощью выуженного из рюкзачка стоматологического пинцета. Роб примостился рядом.
– Ну, что скажешь? – не выдержал он.
Катарина, все внимание которой было отдано полупогребенным костям, слушала его вполуха, и прошло несколько секунд, прежде чем она наконец ответила.
В эти секунды ею овладело странное ощущение.
Хотя толком сказать, в чем дело, она не могла и толком их еще, эти кости, не видела, она была абсолютно уверена, что с ними что-то не так.
Что-то с ними явно не так.
Глава 6
– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я тебя подвезла? – спросила Катарина.
Майкл подавил стон. Мало ей было пятницы, когда она настояла на том, чтобы вместе отправиться записать его в школу. Там не требовалось ничего особенного – надо было просто заполнить пару анкет, а потом они занесли все данные из Нью-Йорка в компьютер. Ей только и нужно было, что подписать одну анкету, и на уик-енд он вполне мог принести эту анкету домой, там бы и подписала, а утром в понедельник он отнес бы эту несчастную анкету в школу. Нет же, ей надо было стоять у него над плечом, словно он первоклассник какой-нибудь, а все ребята, заходившие в приемную, смотрели на него так, словно он, лопух, без мамочки за ручку дойти до школы не может.
И теперь она хочет в первый же день везти его в школу!
– По-моему, мам, я в состоянии сам дойти до автобусной остановки, – сказал он. – Она всего-то в конце проулка, помнишь?
– Что, спросить нельзя? – отозвалась Катарина, бросив взгляд на часы и взяв рюкзачок. – Если ты готов, могу подбросить до остановки.
Майкл потряс головой.
– У меня еще полчаса до автобуса.
– Тогда приберись на кухне, идет? И до вечера, – Катарина чмокнула его в щеку и исчезла прежде, чем он успел возразить.
И почти сразу он услышал, как кряхтит, не желая заводиться, машина, которой снабдил их Роб Силвер. Поначалу было похоже, что аккумулятор сядет еще до того, как проскочит искра, но потом из выхлопной трубы вылетел клуб дыма и старичок-джип рывком тронулся с места.
Успокоившись наконец, что мать не станет вгонять его в краску, доставив к школе, Майкл вымыл оставшуюся после завтрака посуду, не обращая внимания на беспорядок в своей комнате, запихал в школьную сумку спортивную форму, кроссовки и тетрадь и прибыл на остановку как раз, когда обляпанный грязью желтый автобус выполз из-за холма.
Поднявшись по ступенькам, он отыскал свободное место в самом конце полного школьников автобуса и направился туда по проходу.
Он чувствовал, что к нему прикованы все глаза.
Приглядываются, изучают, оценивают.
Он почти слышал то, что подумал о нем каждый:
Хаоле.
«Белый».
Джош Малани предупредил его, что от этого никуда не деться.
– У некоторых парней это что-то вроде спорта, – говорил он в субботу, давая Майклу урок серфинга. – Называется «убить хаоле». Никого они, конечно, не убивают, но стремятся делать так, чтобы кожа вроде твоей поменяла цвет. Не белой стала, а серо-буро-малиновой.
– Да брось ты, – сказал Майкл, хотя чувствовал, что Джош не шутит.
Тот пожал плечами.
– Как ты не понимаешь, вы явились сюда и все разворовали и лет двести вертели тут всем, как хотели. Времена изменились.
И все-таки Майкл надеялся, что Джош говорил это не всерьез.
Как выяснилось, очень даже всерьез.
Идя по проходу, он словно вернулся назад в Нью-Йорк, где Слотцки только и ждал случая устроить драку. Вся разница в том, что здесь в автобусе было с дюжину таких Слотцки и Бог знает, сколько еще подстерегало его в школе.
Может, мужественно ответить им прямым взглядом?
Вот уж этого в Нью-Йорке делать не следовало никогда. Там, если кто-то смотрел на тебя, нужно было отвести глаза, избегая контакта.
Прямой взгляд – это вызов.
Предположим, что и здесь так же, решил он. Старательно глядя в пол перед собой, дошел до ближайшего пустого сиденья, плюхнулся на него и постарался слиться с местностью.
Автобус шел под гору, сделав еще три остановки. Хотя Майкл чувствовал на себе взгляд каждого, кто входил в автобус, никто с ним не заговорил.
Все было, как он того и боялся.
На школьной парковке автобус стал освобождаться от пассажиров. Майкл перевел дух: может, и не сбудутся предсказания Джоша.
Может, они просто будут вести себя так, будто его нет.
Но тут, едва сделав шаг к выходу, он остановился. Два парня – каждый куда здоровей его – тянули время, вроде бы что-то разыскивая под сиденьями.
Что они думают, он тупее их, что ли?
И какого черта в автобусе не оказалось Джоша Малани?
Стало ясно, что раньше него парни не выйдут. Майкл снова пошел к дверям. Когда он приблизился к тому сиденью, под которым они возились, один из них вдруг оказался в проходе. Майкл подумал, он хочет его заблокировать.
Вместо этого тот двинулся к выходу.
Майкл лихорадочно просчитывал ситуацию. Главное, не показать им, что он трусит. Наплевать, что они выше его и здоровей фунтов на сорок каждый. Увидеть его испуг – вот что им нужно.
И он продолжал идти шаг за шагом. Второй парень следовал за ним.
За ним вплотную – так близко, что Майкл слышал его дыхание на своем затылке.
– И что вас носит, хаоле, куда не звали! – пробормотал второй так, чтобы не услышал водитель. Одновременно с этим первый остановился как вкопанный.
Тот что сзади с силой пихнул Майкла.
– Ты что, гад, делаешь? – возмутился первый, сердито разворачиваясь к нему. – Что, хаоле, думаешь, весь мир ваш? А по шее не хочешь?
Майкл знал, что слова в таких случаях бесполезны, и встал в защитную стойку. Но тут раздался еще один голос.
– Эй, только не в моем автобусе, – сердито сказал водитель, пристально глядя на мучителей Майкла.
Тот что стоял первым помедлил, потом повернулся и вышел. Майклу и второму парню ничего не оставалось, как следовать за ним. Готовый к стычке, Майкл молил Бога, чтоб появился Джош Малани. Даже если Малани так же, как он сам, никчемен в драках с противником вдвое больше себя размером, то, по крайней мере, Джош сможет уговорить этих не убивать его.
Но, выйдя из автобуса, он понял, что положение хоть немного, но изменилось. Они оказались в толпе школьников. Стало ясно: что бы там мучители Майкла ни планировали, с выполнением плана им придется повременить. И теперь парень повыше бросил на Майкла такой же устрашающий взгляд, каким смотрел на него Слотцки в тот день, когда подбил ему глаз и порезал руку.
– После школы, – сказал он вполголоса. – А может, завтра. Но можешь не волноваться, хаоле, ты получишь свое сполна.
Он отвернулся и вместе с приятелем растворился в потоке школьников.
Интересно, круче этот парень, чем Слотцки, или нет, прикидывал Майкл, глядя ему вслед.
Похоже, что да.
* * *
Подвижка в земной коре под Гавайскими островами была такой слабой и постепенной, что в течение нескольких часов ее не замечал никто, кроме приборов.
Приборы, конечно, замечали все, поскольку были для этого сконструированы. Чуткие, они услышали легкую дрожь, вследствие которой в глубинах могучего вулкана Мауна-Лоа расползлась новая трещина, записали данные и передали их другим приборам.
Сигналов тревоги не прозвучало, не взвыли сирены, предупреждающие о приливных волнах цунами, случающихся порой из-за внезапных подвижек океанского дна.
Вместо этого приборы поперешептывались между собой, передавая от одного информационного узла к другому весть об активности под Мауна-Лоа, пока, задолго до того, как новость дошла до людей, компьютеры по всему миру не принялись рассчитывать модели, прогнозирующие, чем эти еле заметные подвижки могут обернуться для всей планеты впоследствии.
Глубоко под горой кипящая, раскаленная магма двинулась вверх, просачиваясь сквозь щели, созданные давлением снизу, расширяя их, набираясь сил, чтобы прорваться наружу.
И с движением магмы гора поддавалась и дрожь усиливалась.
И люди, вслед за машинами, тоже обратили на это внимание.
Среди первых, кто заметил на Мауи колебания земли под ногами, были астрономы, обслуживающие обсерваторию на вершине Халеакала. Их компьютеры были специально запрограммированы, чтобы предупреждать о вулканической деятельности. Несмотря на то, что телескопы стояли на массивных, сейсмостойких бетонных блоках, подземные толчки внесли в наблюдения за космосом неразбериху.
Когда земля движется, нет такой силы, чтобы ее остановить.
И астрономы немедленно прекратили работу.
Фила Хауэлла это злило. Он по опыту знал, что толчки наверняка продолжатся, по крайней мере, несколько дней. Из чего следовало, что он не сможет наблюдать за звездой, расположенной в глубине спиральной галактики на расстоянии 15 миллионов световых лет от Земли.
Звезда эта занимала Хауэлла по двум причинам. Причина первая состояла в следующем: имелась вероятность того, что именно она была источником сигнала, который различные радиотелескопы Земли получали уже в течение нескольких лет. До сего времени сигнал фиксировался лишь в виде фрагментарных отрывков, и Хауэлл как раз приступил к тому, чтобы собрать их воедино.
Вторая же причина его интереса заключалась в том, что звезда находилась в процессе преобразования в новую. Радиосигнал – Хауэлл был почти в этом уверен – проявит себя предвестником грозящей ей неминуемой гибели.
Но теперь компьютер предупредил Хауэлла, что беспокойство земной коры на неопределенное время отсрочит его наблюдения. И он, предоставив компьютерам работать над фрагментами радиосигнала, решил устроить себе выходной и навестить Роба Силвера с его раскопками, о которых тот только и говорил все последнее время. Любопытное, должно быть, открытие; но еще любопытней взглянуть на Катарину Сандквист, женщину, которая занимала Силвера так же, как далекая звезда – Фила. Пусть компьютеры позаботятся о вселенной, а он запрет свой кабинет и отправится в Хану.
* * *
Клик!
Затвор щелкнул, сработала автоматическая перемотка пленки, и Катарина слегка изменила ракурс, не замечая ни роящихся вокруг мух, ни грязных ручейков пота, сползающих по лицу. От часов, проведенных внаклон над черепом – теперь почти полностью раскрытым – саднило все тело, но и о боли в суставах она думала не больше, чем о жаре и мухах.
Самое главное сейчас снять все на пленку, чтобы иметь зримое свидетельство местоположения черепа и остальных костей.
Клик!
Опять щелкнул затвор.
Еще одно, с преодолением боли, изменение точки съемки.
Еще фотография.
Еще один документ в доказательство того, что археологический объект был найден именно в таком положении и именно в этом месте – хотя он и не укладывается ни в одну из общепринятых схем.
Уже несколько дней, не поднимая головы, она работала на раскопе, тщательно и аккуратно сметая все лишнее, чтобы раскрыть останки, но по-прежнему не имела никакого представления о том, когда было захоронено это тело. Судя по всему, это могло быть и год, и десять, и сто лет назад.
Или тысячу? Или четыре? Уж конечно, это крайний предел, поскольку человек появился на Мауи – как и на Гавайях – не раньше четырех тысяч лет назад, а ни одно другое животное очагов себе не устраивает.
Возраст стоянки, несомненно, значительно меньше, чем тысяча лет. Скорее всего, несколько – немного – веков, исходя из того, как неглубоко она залегает.
Она не позволила людям Роба помочь ей с раскрытием скелета, отдав им на откуп зону вокруг кострища. Сам очаг оставался еще нетронутым. Решив поработать сначала с костями, Катарина приказала укрыть очаг и объявила его запретной зоной. Только после того, как она отроет все кости, сфотографирует их на каждой стадии раскопок, когда будет спокойна, что работа полностью задокументирована и может быть перенесена в лабораторию, тогда она займется очагом.
– Я хочу, чтобы каждый слой хранился отдельно, – сказала она Робу. – Даже если мне придется снимать миллиметр за миллиметром.
– У тебя есть уже какие-нибудь предположения? – спросил Роб, удостоверившись, что она вполне серьезно намерена копать все сама.
Когда он впервые задал ей этот вопрос, ответа у нее не было. Тогда она действовала, опираясь лишь на инстинкт – на подкрепленную опытом интуицию, указывавшую, что подобных стоянок ей еще не встречалось.
В процессе раскрытия черепа, однако, мотивы, по которым она таила от Роба свои соображения, изменились.
Проблема состояла в том, что соображения эти были абсурдны.
Поначалу казалось очевидным, что это череп какого-то примата. Уже одно это представляло собой загадку, поскольку, как она знала, приматов на Гавайях никогда не водилось.
Кроме того, вызывало сомнения положение останков: шимпанзе, горилле или, если на то пошло, какому угодно примату нечего делать поблизости от кострища. Разве что в том случае, если кто-то убил животное и там его бросил.
Такой сценарий был возможен, хотя, учитывая местонахождение стоянки, маловероятен.
Но, продолжая колдовать над черепом с пинцетами и кистями, она начала понимать, что видит перед собой отнюдь не примата.
Больше всего он походил на некоторые виды ранних гуманоидов.
Этого, вне всякого сомнения, быть попросту не могло.
Во-первых, на Гавайях не жило и прачеловека.
Во-вторых, этой стоянки не было в те времена, когда прачеловек вообще существовал на Земле.
Следовательно, череп принадлежал кому-то еще. И кто бы это ни был, она намерена иметь все мыслимые документальные материалы для подкрепления тех выводов, к которым рано или поздно придет.
Она сделала еще одну фотографию, пленка кончилась, и камера принялась ее перематывать. Катарина поднялась на ноги, выпрямилась, глубоко вздохнула и поморщилась от висящей над раскопом невыносимой серной вони, сегодня сгустившейся, как никогда. Заправляя камеру новой кассетой, она услышала голос Роба:
– Кэт? У нас гость, который жаждет с тобой познакомиться! – Катарина подняла глаза. На поляну, за Робом вслед, вышел мужчина примерно того же возраста, что и Роб. – Это Фил Хауэлл. Он главный по звездам там, на горе. Фил, это Катарина Сандквист.
Фил сделал шаг вперед, протянул руку поздороваться и вскинул брови, почувствовав неаппетитный запах тухлых яиц:
– Да что же вы тут раскапываете? Серную кислоту?
– Увы, это издержки близости к вулкану, хоть и потухшему, – покачала головой Катарина. – И сегодня даже хуже обычного.
– Хуже? Вы уверены? – нахмурился астроном.
Что-то в его тоне встревожило Катарину.
– Мне так кажется. Может, это из-за утреннего дождя?
– Или из-за того, что в результате землетрясения произошел выброс газа.
– Землетрясения? – переспросила Катарина, переводя озабоченный взгляд на Роба. – О чем это вы?
– О вулкане, – ответил Хауэлл, прежде чем Роб успел открыть рот. – Похоже, старик снова собирается выступить.
У Катарины упало сердце.
– А ты говорил, он погас! – снова повернулась она к Робу.
– Так и есть, – сказал тот. – Фил говорит о Килауэа на Большом Острове. – По лицу Катарины он понял, что ее сомнения не развеялись. – Ну, скажи же ей, Фил. Мне она, видно, не верит.
Катарина молча слушала, как Фил Хауэлл рассказывал про вулканическую кухню под Большим Островом.
– Мало того, что земля трясется, – закончил он. – Когда варево клокочет на всю катушку, в воздух выбрасывается столько дыма, что ничего не увидишь, даже если телескоп сейсмостойкий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32