Значит, боль уже себя выдает. Если его поймают, если тренер узнает, что он делал в кладовке, – его как пить дать вышвырнут из команды.
Беги, велел он себе. Беги, и все тут. Как-нибудь обойдется.
Но на повороте он стал терять темп.
Дыхание сделалось рваным, и на каждом выдохе грудь словно пронзало ножами.
Споткнувшись, он сбился с ритма, восстановил равновесие, но еще через пару шагов споткнулся снова. На этот раз, предчувствуя, что упадет, Майкл свернул на травяное покрытие футбольного поля и рухнул.
– Сандквист? Сандквист! – Джек Питерс стоял перед ним на коленях. Майкл лежал на спине и, глядя прямо перед собой в небо, видел, как оно на глазах темнеет, гаснет по краям, будто сейчас он потеряет сознание.
Или умрет.
Нет! Не может быть, чтобы он умер! После того, как ему было так легко, так здорово, после того, как он бегал так классно, как никогда в жизни!
Надо встать на ноги, двигаться, и тогда все пройдет. Майкл перекатился на живот, попробовал подняться на колени, но силы покинули его, и он растянулся ничком. Тренер, взяв за плечи, перевернул его на спину.
– Лежи смирно, – приказал он. – Что с тобой, Сандквист? Что случилось?
Тьма сгущалась со всех сторон, и как ни старался Майкл вздохнуть поглубже, у него совсем не получалось набрать воздуха в грудь.
Тут он почувствовал, что к нему прикасается еще чья-то рука, услышал другой голос.
Голос Рика Пайпера.
– Майкл! Майкл, скажи, что с тобой?
Из тела уходили последние силы, и Майкл решил попытаться выговорить только одно слово. Губы шевелились, время шло, а слово не выговаривалось.
Рик смотрел на тренера глазами, полными ужаса. Киоки Сантойя уже умер, Джефф Кина и Джош Мадани – исчезли. И вот теперь Майкл выглядел так, будто вот-вот умрет.
– Сделайте же что-нибудь! – закричал он. – Ради Бога, что же, ничего нельзя сделать?
Тренер склонился к самому уху Майкла.
– Что? – строго спросил он. – Что ты хочешь сказать?
Толстый, неповоротливый язык не повиновался, но Майкл сделал усилие и сумел-таки шепотом произнести то самое слово:
– Н-нашатырь...
Изнуренный напряжением, которого потребовала от него речь, он потерял сознание.
Такео Йошихара и Стивен Джеймсон были в вертолете, когда им позвонили и сказали, что Майкл Сандквист упал в обморок на школьном стадионе в Бэйли.
– Где мы сейчас? – спросил Йошихара в шлемофон, позволявший ему сообщаться с пилотом несмотря на оглушительный вой винтов.
– За пять минут доберемся, – ответил пилот.
– Давай, – приказал Йошихара и повернулся к доктору Джеймсону. – Как он, выдержит?
– Да, если мы прибудем туда раньше «скорой помощи», – ответил Джеймсон. – Но если нас опередят и примутся лечить его так же, как того парня из Лос-Анджелеса, то нет никаких шансов.
– В таком случае, свяжитесь с персоналом «скорой помощи», – приказал Йошихара. – Скажите, что вы его личный врач и чтобы до нас не смели его трогать.
– Не выйдет, – раздался в наушниках голос пилота. – «Скорая» работает на другой частоте. И, кроме того, – взгляните-ка! – Он показал вниз и слегка направо. Сквозь прозрачное брюхо вертолета было видно, как мчится по шоссе, вращая мигалкой, «скорая помощь».
– Быстрей, – приказал Йошихара, ни на йоту не повысив голос, в котором, однако, была подстегнувшая пилота властность.
Опустив нос вертолета, он прибавил ходу, и машина быстро пошла вниз, отчего Джеймсон напряг горло, сдерживая подступившую тошноту, а Йошихара даже не поморщился.
Они сели у школы за тридцать секунд до того, как прибыла «скорая». Пока медики подбегали с носилками, Джеймсон уже взял ситуацию под свой контроль.
Без раздумий подчиняясь доктору, санитары положили Майкла на носилки, закрепили ремнями и отнесли в вертолет.
– Мемориальная больница Мауи? – осведомился пилот, заводя мотор, чтобы взлететь.
Йошихара покачал головой.
– Домой.
Пилот, как и персонал «скорой», беспрекословно подчинился приказу.
Глава 26
Правое плечо Фила Хауэлла горело, в глазах ощущалась сильная резь, и картинка на мониторе, от которой он не отрывался большую часть прошлой ночи и весь сегодняшний день, расползалась в цветное пятно. Но зато наконец что-то, кажется, начинало проясняться.
Все началось вчера вечером, когда он вынужден был признаться себе, что нет способа, которым можно было бы заставить суперкомпьютер сравнить странную последовательность тонов, не складывающихся в мелодию, которые были пойманы радиотелескопами со всеми файлами всех компьютеров в мире. Наконец он велел компьютеру присвоить каждому тону буквенное обозначение, выбрав четыре ноты, которые ближе других соответствовали звучанию сигналов: А, В бемоль, D диез и G. Поначалу он не особенно рассчитывал на успех; в конце концов, есть ли нотное письмо всего из четырех знаков? И, кроме того, какие основания полагать, что цивилизация, удаленная отсюда на пятнадцать миллионов световых лет, имеет представление о земной музыке?
Он просто не в силах был придумать что-то еще. Но потом, когда ноты заструились по экрану, что-то начало вырисовываться из тумана, застилавшего мозг. Фил ударил по клавише «Пауза» в правом верхнем углу клавиатуры и уставился на экран.
Всего лишь последовательность из четырех нот, одна нота следует за другой совершенно произвольно, и это не похоже ни на одну знакомую мелодию и ни на одну из тех мелодий, которые пытается подобрать и воспроизвести компьютер.
И все-таки что-то в этой цепочке казалось странно знакомым. Эврика! Он открыл еще одно окно и искал в Сети, пока не нашел сайт с картинкой, тоже изображавшей своего рода последовательность.
Последовательность генетического кода.
Секундой позже Фил вглядывался в отрезок кода. Представленный не в виде двойной спирали, как его обычно изображают, код хромосомы был напечатан линейно, каждое из азотистых оснований – аденин, гуанин, цитозин и тимин – сокращено до одной буквы.
A, G, С и Т.
Сердце забилось, как сумасшедшее, и он быстро перевел взгляд на другую половину экрана, где было открыто окно с изображением космического сигнала.
А, В бемоль, D диез и G.
Замени С и Т на В бемоль и D диез...
Яснее быть не может.
Он вспомнил о ракете, несколько лет назад посланной НАСА в глубокий космос, на борту которой находилась пластинка, где в виде пиктограмм были изображены фигурки мужчины и женщины, а также несколько математических символов.
Если вы действительно хотите установить связь с другой формой жизни – формой жизни, достаточно похожей на вашу, так, чтобы у двух рас была хоть небольшая надежда на взаимопонимание, – что может быть естественней, чем послать точное описание вашей сущности?
Особенно если это описание может быть выражено простым кодом из четырех символов, записанных в определенной последовательности?
Нет сомнений, что цивилизация, достаточно продвинутая, чтобы, получив такой сигнал, распознать его, сумеет разработать приемлемый способ коммуникации, который сделает общение не только возможным, но и эффективным.
Фил смотрел то на одно окно, то на другое, и чем дольше смотрел, тем больше уверялся в своей правоте.
Это не музыка.
Это код.
Код ДНК.
Рецепт изготовления человеческого рода.
Его мысли разбегались. Сперва нужно перевести сигнал с музыкального языка на генетический. Это просто, вопрос подмены.
Но какие именно ноты соответствуют различным видам протеина? Ведь это чистого рода совпадение, что две ноты сигнала совпали с двумя буквами, какими у людей принято обозначать вещества, входящие в состав ДНК. Фил даже и не собирался подсчитывать, какова вероятность того, что инопланетная раса не только воспользовалась музыкальным алфавитом, принятым даже не во всех частях планеты Земля, но и придала те же самые символы протеинам, образующим тела представителей этой расы.
К десяти часам он сдался и позвонил одному университетскому математику с просьбой составить простую программу, с помощью которой можно, было бы сконструировать директорию новых файлов, где каждый отличался бы от другого только нотами, под которые подставлены буквы A, G, С и Т. Всего должно получиться двадцать четыре файла, представляющих все возможные комбинации подстановки.
Тогда суперкомпьютер сможет начать сравнивать каждый из этих двадцати четырех файлов со всеми материалами, касающимися ДНК, в компьютерах, находящихся в пределах его досягаемости.
Даже математик не решился предположить, сколько времени это займет. Фил уже попросту валился с ног, ведь он провел перед компьютером большую часть прошедшей ночи и весь сегодняшний день, но все равно он не в силах был больше чем на несколько минут отойти от экрана из страха пропустить тот момент, когда произойдет совпадение.
Если, конечно, оно произойдет. Математик заявил, что статистическая вероятность такого совпадения практически ничтожна.
– Это не значит, конечно, что ты не найдешь ничего похожего, – оговорился он, еще пуще сбивая Фила с толку. – По правде говоря, удивлюсь, если не найдешь. В конце концов, космос и впрямь бесконечен, и, следовательно, где-то должно существовать точное соответствие. Верней, бесконечное множество точных соответствий. Но, разумеется, вероятность того, что ты выйдешь именно на такое соответствие – не более, чем... бесконечность бесконечностей.
Весь день Фил смотрел, как потоком текут по экрану буквы, и был не ближе к ответу, чем в ту минуту, когда поиск начался.
Но он дождется. Если совпадение есть, он найдет его.
* * *
Всю дорогу от Макавао до Кихей Катарина обдумывала, что скажет Филу Хауэллу, и в уме вроде бы все получалось складно.
И при этом – совершеннейший бред!
Такео Йошихара – один из самых уважаемых людей на Мауи. С какой стати Фил Хауэлл – или кто угодно другой – ей поверит?
Если бы Роб был с ней!
А вдруг он не найдет ее записки? Вдруг записка попадется на глаза кому-то еще и тот поймет, о чем она и.?..
Стоп! – велела она себе так резко, что рефлекторно нажала на тормоз, тут же услышав гневный гудок сзади. Это паранойя, напомнила она себе, снова взяла власть над машиной, перестроилась в левую полосу шоссе на Пийлани и свернула на Липоа-стрит. Записка вполне невинная! И если Роб не приедет, значит, ей придется в одиночку убеждать Фила, что она в здравом уме.
Однако в офисе Хауэлла не оказалось. При мысли, как далеко она от обсерватории, Катарина чуть не заплакала, но потом секретарша сказала ей, что за Филом нет нужды ехать в Халеакала. Он тут, через дорогу, в Компьютерном центре.
Катарина с облегчением перевела дыхание и поспешила на улицу, где, уже сделав шаг на мостовую, услышала, вслед короткому лаю гудка, голос Роба Силвера:
– Кэт, что случилось? Я прочел твою записку и... – он запнулся, увидев ее лицо. – Катарина, да что такое?!
Не дожидаясь ответа, он выскочил из машины и обнял ее. Она прижалась щекой к его плечу, глубоко вздохнула, стараясь воспроизвести старательно отрепетированные про себя фразы, ничего не вспомнила и просто начала говорить:
– Роб, тут делается что-то ужасное! Нужно уговорить Фила Хауэлла, он поможет нам разобраться, насколько все плохо на самом деле!
Следующие десять минут она говорила без умолку, стараясь отделить то, что она знала наверняка, от того, о чем можно было только догадываться, и свести обрывочные данные в связный рассказ. И, говоря, видела в глазах Роба сомнение.
– Ты мне не веришь? – спросила она, закончив рассказ.
Роб глубоко вздохнул.
– Не то чтобы не верю, Кэт, – осторожно сказал он. – Просто, видишь ли, слишком многое из того, о чем ты говоришь, всего лишь предположения...
– То, что я видела в лаборатории, – не предположение, Роб, – напряженным голосом перебила его Катарина.
– Я не ставлю под сомнение то, что ты видела, – поспешно сказал он. – Но выводы, к которым ты пришла, я имею в виду, относительно Такео Йошихары...
– Что он проводит эксперименты на людях? – прервала его Катарина. – А что в этом такого уж невозможного? Всегда были и есть люди, которые не прочь поэкспериментировать на других. И очень может быть, что я ошибаюсь. Господи, ты даже не представляешь, как мне хочется ошибиться. Но я должна знать, Роб. Я должна знать в точности, что именно здесь происходит, и я не могу справиться с этим одна. Я уверена, что все кроется в этой чертовой директории «Серинус», в которую мы не можем прорваться! Поэтому я и прошу тебя помочь мне уговорить Фила Хауэлла взломать ее или... – Раздавленная могучей волной вновь нахлынувшего страха, Катарина задрожала, захлебнулась словами. Глаза ее наполнились слезами. Ноги подкосились, она покачнулась, но Роб снова обнял ее и удержал.
– Хорошо, Кэт, – шепнул он ей в ухо, гладя по волосам. – Все образуется. Конечно, я тебе помогу. А сейчас успокойся, ладно?
Катарина обняла его крепко-крепко.
– Я постараюсь, – выдохнула она. – Но, знаешь, я очень боюсь, что с Майклом случится что-то ужасное...
Роб сильнее прижал ее к себе.
– Все будет хорошо. Я тебе обещаю. С Майклом ничего не случится.
Катарина вслушивалась в его слова и старалась ухватиться за них, как держалась за Роба. Они направились к Компьютерному центру, но въедливый внутренний голос не умолкал.
Он говорил ей, что несмотря на слова Роба, несмотря даже на очевидные, полученные всего час назад на стадионе доказательства того, что Майкл здоров, может быть уже поздно.
Фил Хауэлл по-прежнему смотрел на экран, когда до него дошло, что он уже не один. Он поднял взгляд, увидел пепельно-бледную Катарину, тревогу в глазах Роба и понял, что что-то неладно.
– Нам нужна твоя помощь, Фил, – тихо сказал Роб. – И немедленно.
Фил нахмурился, взгляд его дернулся к экрану. Если совпадение обнаружится, а он его не увидит...
– Прошу вас, – попросила Катарина. – Я боюсь... – Ее прерывистый голос красноречиво доказывал, что она и впрямь перепугана насмерть.
Понимая, что Катарине и Робу нужен компьютер, Фил открыл на экране еще одно окно.
Сигналу из космоса и так уже пятнадцать миллионов лет.
Ничего с ним не сделается, подождет.
А вот Катарина ждать явно не могла.
* * *
Крошечная точка света слабо мигала в темноте, такая тусклая, что поначалу Майкл ее не заметил. Потом она понемногу разгорелась, и он понял, что следит за ней, как впередсмотрящий на мачте корабля за светом маяка, обещающим спокойную гавань. Сосредоточился на мерцании, страстно желая, чтобы оно разрослось и прогнало окутавшую его тьму.
И полная тишина тоже мало-помалу отступила. Сначала он услышал что-то вроде невнятного гудения, непонятно откуда. Но когда вокруг стало немного светлее, звук стал громче и, наконец, Майкл различил в нем отчетливые составляющие.
Уап-уап-уап.
Он уже слышал этот звук раньше и мог бы узнать его сразу. Но сознание еще было окутано темнотой, которая путала, сбивала с мысли, и только когда звук стал устрашающе громким, он узнал его.
Вертолет!
Звук набирал силу, но видно по-прежнему ничего не было, потому что взамен темноты нахлынуло ослепительное сияние, мешающее видеть так же, как раньше – черная ночь.
Шум вертолета сделался оглушающим. Он знал, что еще мгновенье-другое – и эти лезвия уничтожат его.
Бежать!
Надо подняться и убежать!
Но все тело налито свинцом. Он не в силах пошевелить и мускулом.
Майкл попытался вдохнуть, но легкие горели и что-то лежало на лице.
Может, поэтому он ничего не видит?
Он попробовал повернуть голову и тут-то, сквозь свист лопастей, услышал что-то еще.
Голос.
– Не надо, Майкл. Не двигайся. Расслабься и отдыхай.
Голос был знакомый, но чей – непонятно. Тогда, словно в полусне, он стал перебирать в памяти события последних минут, происходившие до того, как его поглотила страшная темнота.
Он бежал. Здорово бежал, лучше, чем когда-либо раньше. Потому что...
Нашатырный спирт!
Он вдыхал пары нашатыря, и тренер спросил его...
Но это не голос тренера Питерса. Это чей-то еще голос, голос человека, который...
Доктор Джеймсон!
Точно. Когда он упал в обморок, они позвонили Джеймсону.
Эта штука у него на лице – кислородная маска, и везут его в больницу.
Нет! Он на дух не переносит больниц еще с того раза, когда случился первый приступ астмы и мама примчала его в приемный покой. Люто ненавидит больницы и все больничное.
И запах, и тошнотворную зеленую краску, и отвратительную еду. Но хуже всего то, как они с ним обращались – кололи иглами, впихивали таблетки – все, и доктора, и сестры, и он твердо усвоил, что доверять им нельзя, никому, и к тому же говорили они о нем так, будто его нет в комнате! А сегодня он вообще в порядке. Ну, почти. Подумаешь, упал в обморок. Он знает, потому что ему уже куда лучше, а при приступах астмы кислород почти и не помогал. А сейчас боль в груди почти прошла и дышать вполне можно! Если бы снять маску с лица и сказать им...
Дернулся посильней и наконец осознал, почему не может шевельнуть ни ногой, ни рукой. Они привязали его. Обездвижили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32