Очевидно было, что за полностью обзанавешенными окнами сидел академически образованный начальник лесопункта Сухов, за наполовину обзанавешенными – технорук Петухов, за другими – все остальные: парадный и черный входы были покрашены в такой ярко-голубой цвет, каким красят нижние половины пароходных труб. Видимо, лесопунктовский завхоз голубую краску достал у знакомого шкипера.
Старательно подумав, капитан Прохоров начал подниматься в контору по ярко-голубому парадному крыльцу; отлично ориентируясь, он несколько подготовительных минут постоял в гулком и скучном коридоре с желтыми панелями и многочисленными лозунгами и плакатами. Среди прочих здесь висел и такой плакат, на котором был изображен Южный берег Крыма, склон горы с виноградником, и написано: «Боритесь с филлоксерой», хотя в Сосновке не было ни виноградников, ни их болезни – филлоксеры.
Разбираясь в плакатах, лозунгах и табличках, Прохоров слышал говор за дверями, щелканье счетов, трещанье арифмометров, шелест бумаги. Как он и предполагал, дверь техноруковского кабинета находилась рядом с дверью начальника Сухова, а вот такого кабинета, где было бы написано: «Мастер П.П. Гасилов», в конторе не существовало, хотя Петр Петрович руководил тремя большими бригадами и мог потребовать отдельный кабинет.
Выполняя свой тщательно разработанный план, Прохоров с насмешливым лицом подошел к двери с табличкой «Технорук Ю.С. Петухов», деликатно постучал и получил вежливый ответ:
– Входите!
Юрий Сергеевич Петухов сидел за небольшим современным полированным столом, на котором стояли и лежали белый телефон, черный бювар и шариковая ручка – больше на столе ничего не было, так как Юрий Сергеевич относился к тому типу кабинетных работников, которые придерживались системы «чистого стола», когда всякая бумажка, попавшая на стол, требовала немедленной и срочной расправы. Какая из систем лучше – система чистого стола или стола, заваленного грудой бумаг, – Прохоров точно не знал.
– День-то, день какой! – поздоровавшись с техноруком, восторженно сказал он. – А я ведь к вам только на секундочку, Юрий Сергеевич!
Прохоров и сам понять не мог, отчего это со вчерашнего вечера у него было весело-ироническое настроение. Вчера перед сном, разговаривая по телефону с майором Лукомским, он ядовито высмеивал его пристрастие к прямой речи в протоколах; утром иронизировал над участковым Пилипенко, высмеивая каждое его слово и каждый его шаг, да и сейчас в кабинете технорука Петухова все видел в ироническом свете.
Ему казались смешными серый, почти белый костюм технорука, его сосредоточенно-деловой вид, кабинет, начальственный подбородок бывшего мальчишки из брянской деревни Сосны.
– Я всегда рад потолковать с вами! – радушно сказал технорук и сдвинул в сторону черный бювар, точно он мог помешать. – Готов ответить на все вопросы…
– Не надо на все, не надо! – испугался Прохоров. – Только один-единственный вопрос!
С этими словами Прохоров проворно вынул из кармана сложенную на восемь долек бумажку, ловко развернув ее перед носом технорука, ткнул пальцем в жирную извилистую линию.
– Простите, Юрий Сергеевич! – жалобно воскликнул Прохоров. – Простите, что я так неумело изобразил план Сосновки и ее окрестностей…
План Сосновки и ее окрестностей на самом деле был выполнен плохо: линии и квадратики разъезжались, пунктиры плясали, деревья походили на стрелы. Зато на схеме имелось все, что требовалось Прохорову, – особняк Гасилова, флигель с остроконечным шпилем, конюшня, контора лесопункта. Дом Гасилова на плане был изображен так, как рисовали здания на старинных картах городов, то есть натурально, а все остальные дома Сосновки были квадратиками и прямоугольниками. План производил такое впечатление, точно дом Гасилова – центр деревни.
– Юрий Сергеевич, скажите, пожалуйста, не по этой ли дорожке вы гуляли с Людмилой Петровной в день происшествия с Евгением Столетовым? – спросил Прохоров, ведя пальцем по жирной линии. – Если это так, то ответьте на второй вопрос: как далеко вы заходили во время совместных прогулок?
В служебном кабинете технорук Петухов казался таким же благоустроенным, как в милицейской комнате Пилипенко. Все в кабинете было по-петуховски блестяще, основательно и половинчато, здесь ощущалась та же полуинтеллигентность, которую можно было видеть на лице технорука, когда оно не было мыслящим. Полированный стол и нелепый книжный шкаф, похожий на буфет, белый телефон, кресло с резными ручками, карта мира на стене и домотканый половичок под ногами – вот из каких крайностей состоял кабинет.
– Мы обычно доходили до Кривой березы, – сказал Петухов, показывая на плане. – Людмила не любит ходить пешком. Поэтому мы дальше Кривой березы обычно не заходили…
Это был исчерпывающий полновесный, всесторонний ответ. Прохоров свернул план, положил его в карман.
– Спасибо, Юрий Сергеевич! – проникновенно сказал он. – Я так и думал, что вы гуляли до Кривой березы, хотя Людмила Петровна непривычна к ходьбе…
Ну до удивления было веселым настроение! И капитан Прохоров начал раскланиваться и расшаркиваться, улыбаясь, пятился к двери и очень радовался тому, что технорук Петухов не знал о существовании такого милицейского способа задавания главного вопроса, когда спрашивающий инсценирует уход. Если бы технорук знал об этом, он бы не листал книгу с серой обложкой, не держал бы руку на телефоне, а внимательно следил бы за Прохоровым, который, по-прежнему вежливо раскланиваясь, пятился к двери. Вот капитан решительно взялся за дверную ручку, вот дверь заскрипела, начала открываться, когда Прохоров, хлопнув себя по лбу, воскликнул:
– Да, Юрий Сергеевич, совсем забыл! Вы каждый раз после прогулки с Людмилой Гасиловой ходили к Анне Лукьяненок или не каждый?
Ах, если бы не было книги с серой обложкой, если бы рука не лежала на белом телефоне, если бы хоть краешком мысли технорук Петухов мог подумать, что у Прохорова есть еще вопросы! Но технорук не был готов к ответу, и вопрос разорвался в кабинете бомбой.
– То есть как каждый день… – пробормотал он, выдавая себя с головой. – Какой день… почему день…
Вот чем заканчивалась игра Прохорова с планом!
– …Ну, ходил… – бормотал Петухов, – только не одновременно… ходил… Анна… Людмила…
Прохоров стоял спокойно, руки держал сложенными на груди, глядел прямо в глаза Петухову. Так прошло, наверное, с минуту, потом Прохоров громко сказал:
– А чего вы испугались, Петухов? Я уверен, что вам отдадут Людмилу даже в том случае, если вы перекочуете на ее полированную кровать прямо из постели Анны!
Выдержав небольшую паузу, Прохоров похлопал ладонью по кожаной папке, захваченной на тот случай, если Петухов будет отрицать свои попытки пробраться в кровать Анны Лукьяненок.
– Вполне допустима мысль о том, – задумчиво сказал Прохоров, – что милиции не следует совать нос в такие вещи, как интимные отношения… Однако сейчас мы имеем дело с таким случаем, когда важно знать, любите вы Людмилу Гасилову или нет. Вы ее не любите!
Прохоров неожиданно захохотал:
– Не забудьте захватить с собой сберегательную книжку. На ней семь тысяч пятьсот двадцать рублей! А вот матери вы посылаете по пятнадцати рублей в месяц… Будьте здоровы!
В коридоре Прохоров прохохотался окончательно, сделавшись вполне серьезным, выпрямился, с напружинившимся молодым телом прошел метров пять, чтобы очутиться перед дверью с большой табличкой: «Начальник лесопункта П.И. Сухов».
Вспомнив биографию начальника Сосновского лесопункта и рассказы сплетников о нем, капитан Прохоров уверенно постучался.

2

– Садитесь, где хотите, курите! – говорил начальник Павел Игоревич Сухов в ответ на прохоровские извинения насчет того, что ворвался нежданно-негаданно. – Садитесь в кресло, а не на стул. Кресло прочнее…
Оба стула в кабинете были действительно разбитыми: в комнате царил такой хаос, в котором постороннему человеку было разобраться трудно, вещи здесь пожирали и уничтожали друг друга, и даже подоконники, заваленные книгами, чертежами, металлическими деталями, проводами, эбонитовыми плитками, фарфоровыми роликами и деревяшками, пали жертвой взаимоненависти. Стол обеденного типа прогибался под тяжестью непонятных предметов, на стенах висело такое множество таблиц, что стены казались оклеенными газетами – так мелки были цифры в таблицах. Десяти уборщицам было бы не под силу за день справиться с кавардаком суховского кабинета.
– Ну, Павел Игоревич, – насмешливо сказал Прохоров, – нужно признать, что у вас в кабинете серьезные атмосферы. Такие серьезные, что желательно чихать.
Тут Прохоров на самом деле чихнул, так как, видимо, еще с зимы окна суховского кабинета не открывались. В нем густо пахло папиросами «Беломорканал», сыростью, смешанной с запахом старой бумаги. Прохоров чихнул три раза, вытерся чистым платочком, спрятав его в карман, с интересом поглядел на огромный стальной сейф, обособленно торчащий среди хаоса. Он был не только велик, но и был самым чистым и даже кокетливым предметом в кабинете, так как к шлифованной стали неохотно льнула пыль.
– Вот это сейфище! – сказал Прохоров. – Король сейфов! Даже мне, представьте, понадобится полчасика, чтобы открыть его, – болтал Прохоров прищуриваясь. – Два поворота направо, три зубца – на себя, еще поворот направо, легкий нажим… Остальные двадцать семь минут уйдут на подбор последней отмычки из большого джентльменского набора, как любил говаривать веселый О'Генри… Нет, это исключительно выдающийся сейф, так сказать, последний из могикан… Вы читаете Купера?
Из биографии Сухова Прохоров знал, что Павел Игоревич Сухов с отличием окончил академию и сам напросился работать в Сибирь, хотя был коренным жителем интеллигентного и туманного Ленинграда. Он был холост, не интересовался женской проблемой, не имел в Сосновке ни друзей, ни приятелей, ничего, кроме коньяка, не пил и соответственно всему этому вел замкнутый образ жизни, то есть большую часть суток – до восемнадцати часов – проводил в этом кабинете и в гараже лесопункта. Обедал Павел Игоревич в столовой, завтракал и ужинал в кабинете – кильками, колбасой, шоколадными конфетами и лимонами.
Замкнутый образ жизни Сухова, огромная почта со всех концов Советского Союза – все это приводило к тому, что о начальнике лесопункта в Сосновке говорили разное: во-первых, беспробудно пьет, во-вторых, отказывается работать, чтобы его выгнали и он мог вернуться в родной Ленинград, в-третьих, у Сухова сбежала жена-красавица.
– Мой визит объясняется причинами производственного порядка, – сказал Прохоров. – Дело, которое я веду, требует, можете себе представить, анализа производственной обстановки. – Он задрал маленький подбородок. – Вот что я вам скажу, Павел Игоревич! Сидящий перед вами милиционеришка три года самостоятельно изучал лесозаготовительное дело!
Он посмотрел сквозь запыленное окно – увидел просторную реку, все тот же осокорь на берегу, синее левобережье, ребятишек… Ироническое настроение постепенно улетучивалось, увядала злость на технорука Петухова. Теперь, пожалуй, можно было понять, что происходило с ним со вчерашнего вечера, откуда взялось насмешливо-ироническое настроение: от технорука. Нельзя же было относиться к Петухову иным образом, когда он перекочевывал от одной женщины к другой; только иронией и можно было спасаться.
– Речь пойдет о Евгении Столетове, – сказал Прохоров. – «Степанида», негры, задирание мотора… Что все это значит?
Вопрос был обдуман Прохоровым несколько часов назад, в нем были учтены все причудливые стороны характера инженера Сухова, и поэтому было сладостно наблюдать, как начальник лесопункта возбужденно потирал руки. Он, как и предполагал Прохоров, был переполнен словами, напичкан идеями, нашпигован фантазиями, которые Сухову еще никогда не удавалось излить на слушателей в этом захламленном кабинете. И вот пришел человек, которого интересовала непонятная связь между неграми в кабине «Степаниды» и задиранием мотора.
– Предельно интересно! – воскликнул Сухов. – Вы спрашиваете о предельно интересных вещах, но нам надо договориться…
Он вскочил, размахивая руками, собрался было пробежаться по кабинету, но остановился.
– Вы не примите меня за сумасшедшего! – потребовал Сухов категорично. – И тогда у вас закроется удивленно открытый рот, и вы перестанете глядеть на сейф так, словно пришли взломать его. Итак, о чем мы договорились?
– О том, что инженер Сухов психически здоров! – солидно сказал Прохоров.
– Вы должны поверить, что вот этот человек, – Сухов ткнул себя пальцем в грудь, – в недалеком будущем даст стране идеальный трелевочный трактор, хотя каждому очевидно, что одиночка в двадцатом веке обречен на неудачу в конкретной борьбе с конструкторскими бюро… – Он выбросил вверх руку. – Недавно в «Известиях» появилась статья Анатолия Аграновского, в которой он впервые поставил вопрос о противоречиях между трактором и человеком… Газеты уже пишут об этом. Газеты! – Он побежал по кабинету. – Советская власть посадила на тракторы миллионы мужиков! Советская власть начиналась трактором, и поэтому ей сам бог велел позаботиться о снятии противоречий между человеком и машиной… Страна тракторов и электричества должна, как путь в космос, проложить стежку к гармоничным отношениям между человеческой личностью и машинной индивидуальностью… – Он остановился и захохотал. – Это я цитирую собственную статью, которую зарубили в областной газете. Довод: вы очеловечиваете машину! Ха-ха-ха!
Прохоров с интересом наблюдал за тем, как инженер носился по своему кабинету.
Он, наверное, в одиночестве прошел по комнате не один десяток километров, так как, бегая между предметами, ни обо что не спотыкался, ни на какие острые углы не налетал.
Он этакой бескостной рыбой лавировал в хаосе вещей, привычном, как собственный костюм.
– Я не буду вас утешать азбучной истиной, гласящей, что машина всегда будет зависимой от человека! – кричал инженер Сухов. – Однако машина уже начинает мыслить, воспроизводить саму себя, умеет учиться, то есть самостоятельно накапливать информацию, навыки и способность к выбору. Это тоже общеизвестно! Нам же важно следующее: на земле не существует двух абсолютно одинаковых тракторов! А почему нам это важно, Александр…
– Матвеевич.
– Нам это важно потому, Александр Матвеевич, что недалек тот день, когда можно будет услышать: «Как твоя машина? Не ленится?»
Наконец-то Сухов ударился голенью о пустой деревянный ящик, со злобой ткнул его и замахал руками возбужденно.
– И мы не удивимся этому, так как окажется, что в ленивом экземпляре машины плохо промыт какой-нибудь узел или грубо собрано электронно-вычислительное устройство… Знайте: уже давно доказано, что не существует зеркального подобия! Оно – миф, мечта, химера! Задача состоит в том, чтобы создать машину, которая была бы психологически совместима с человеком.
Трусцой подбежав к столу, он сел, взял в руки кипу бумаг и чертежей, грозно помахал ими.
– Вот машина, которую ждут лесозаготовители! – надменно заявил Сухов. – Вот почему из академии я приехал в Сибирь, бросив к чертовой бабушке маму, папу, женщину и карьеру доктора всяческих наук! Я три года живу предельно счастливо. Я – творец! Я в сутки сплю шесть часов, и мне этого достаточно! Хотите посмотреть общий эскиз машины?
Прохоров посмотрел на чертеж и пораженно задрал на лоб брови. Неужели вот этими руками, заскорузлыми от табачного пепла и машинного масла, можно было провести эти воздушные линии, вычертить эти штрихи из разноцветной туши? Кто мог поверить, что на этом столе, в этом захламленном кабинете можно было вычертить такое, что казалось напечатанным в образцовой типографии? Кто мог подумать, что Сухов не оставит на белом листе ватмана ни единого темного пятнышка? И почему, черт возьми, рисунок-чертеж казался выпуклым, выступающим из бумаги, как бы существующим самостоятельно?
– Это я сделал месяц назад! – ворчливо сказал Сухов. – Есть куча новых идей, но я не тороплюсь переносить их на ватман… Успеется!
Чертеж и походил на машину, и не походил на нее. Змеился некий щупальцеобразный хобот, глядели в одну точку широко расставленные глаза-фары; ластилась вкрадчивая лисья спина, по-слоновьи были расставлены солидные гусеницы, со щучьей злостью вырисовывался хищный нос. Машина казалась состоящей из нескольких знакомых машин с их разными характерами: хватательность экскаватора, тупая важность бульдозера, жадность скрепера, лихость реактивных закруглений самолета, приглаженность грейдера и улаженность пропашных тракторов – все это мирно и гармонично уживалось в машине.
– Увлекательно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53