Участковый сразу вспотел, по
шел тише и медленней, и к бригадному табору прибыл в промокшей от пота руб
ахе. Обрадовавшись тишине и безлюдью, он зачерпнул из железной бочки вед
ро воды, с размаху вылил на себя.
Ц Матушки! Ц тонко воскликнул он. Ц Это ведь праздник!
Анискин дал стечь воде с головы, пофыркал, как лошадь, и только тогда строг
ими глазами осмотрел табор Ц два шалаша из соломы, врытый в землю обеден
ный стол, лежащие на земле телогрейки. В тени того шалаша, что был побольше
, лежали сверточки и кулечки, мешочки и сумочки, бутылки с молоком и кринки
со сметаной.
Ц Так! Так! Ц помычал Анискин. Ц Так! Так!
Он подошел к мешочкам, кулькам и бутылкам, широко расставив ноги, чтобы мо
жно было нагнуться, просветленными от холодной воды глазами зашарил по м
ешкам, кулечкам и бутылкам. Руками Анискин опирался на колени.
Ц Ситцевый мешочек теткин Марфин, Ц бормотал он, Ц она его из той кофты
сшила, что купила на встречу Федьки-солдата… Тут, конечно, Марея свои мана
тки держит Ц это ее противогазна сумка… А Ленька-то, Ленька Путяшев, трак
торюга-то, из холстины мешок сшил… Ну, сумка, которая хуже всех, конечно же,
Варварина, потому как на всей деревне другой такой грязнули нет… А вот эт
а сумка та и есть, котору я ищу… Ну конечно, она!
Повеселев, Анискин хотел распрямиться, но раздумал и еще несколько секун
д постоял в прежней позе.
Ц Ах, Митрий, Митрий! Ц беззвучно хохоча, сказал он. Ц Это ведь как в песн
е поется: «Какой ты был, такой ты и остался!»
Он хохотал потому, что на брезентовой сумочке Ц самой большой и туго наб
итой Ц лежало несколько свежих травинок. Одна из них шла от угла к кальсо
нной пуговице, вторая под прямым углом перекрещивала ее, а остальные леж
али так себе, без всякого смыслу.
Ц Ах, Митрий, Митрий!
По-прежнему хохоча, Анискин тяжело опустился на колени, на четвереньках
подполз к брезентовой сумке и, опасаясь сдвинуть травинки, понюхал.
Ц Ну ладно!
Анискин поднялся с земли, старательно стряхнул солому с коленок и солнеч
но, дружелюбно по отношению к миру улыбнулся. Так счастлив сделался Анис
кин, что вдруг подпрыгнул на одной ноге, прихлопнул ее второю, как в украин
ском танце. Были полны улыбки его серые глаза, лоснились блестящие губы, л
ихо торчали в вороте распахнутой рубахи густые волосы.
Ц Ну, конечно же, это Митрий! Ц радостным голосом сказал он. Ц Ну, конечн
о же, это Митрий!
Анискин в первый раз внимательно посмотрел вокруг себя. Он увидел бескра
йнюю желтизну пшеничного поля, голубое небо, августовскую зелень тальни
ков, что стремились к далекой реке; увидел он всполохи работающих жнеек, т
яжелую поступь комбайнов, разноцветные кофты женщин Ц всю ту веселую ку
терьму, которая называется жатвой и которая веселит сердце всякого чело
века, деревенский он или городской, безразлично. Все это увидел Анискин и
еще раз рассмеялся, а потом выпрямился, туго свел на переносице брови, зал
ожив руки за спину, через кошанину пошел к березовому колку.
Выбрав тенистую березу, Анискин уперся в нее плечом, подумав, вынул руки и
з-за спины, сложил их на пузе и стал покручивать пальцами с таким видом, сл
овно стоять под березой было для него самое большое удовольствие в жизни
. Водяные пятна чернели на вышитой украинской рубахе, легкие волосы
Ц все сплошь седые Ц прилипли к голове. Сейчас походил он на веселого и
лукавого восточного бога.
Ц Ну ладно! Ц тихонько пробормотал Анискин. Ц Мы его сейчас! Мы его миго
м…
Нужная Анискину лобогрейка, стрекоча, приближалась. Машина суетливо мах
ала крыльями, сквозная от этого, походила на бабочку-однодневку, что в кор
откой жизни своей низко стелется над землей. Суетлива была конная машина
лобогрейка, но еще суетливей казался сидящий на ней человек Ц хоть и дел
ать ему было нечего Ц сиди да покачивайся на стальном сиденье! Ц он то м
ельтешил руками, то страхотно прикрикивал на лошадей, то перекладывал во
жжи из руки в руку. Уж такой это был человек, что, работая, он суетился, жил в
волнении и страхе.
Ц Ах, Митрий, Митрий! Ц укоризненно пробормотал Анискин.
Развернув лошадей, Дмитрий Пальцев остановился, соскочил на землю, в суе
те и волнении придавил ногами вожжи, быстро вынул из кармана длинный кис
ет. Еще больше суетясь руками и телом, он начал скручивать самокрутку, пог
лядывая на лошадей, на кошанину, на Анискина. Анискин неслышно вздохнул: «
Ну, беда! Это он потому злится, что другие работают!» Участковый все покруч
ивал на пузе пальцами, но был уже напряжен и серьезен, посверкивали в серы
х глазах больные искорки. «Ну, беда!» Ц еще раз вздохнул он.
Ц Здоров, Митрий! Ц негромко сказал Анискин, выходя из укрытия. Ц Перек
уриваешь?
От неожиданности Дмитрий Пальцев отступил на шаг, но ногу с вожжей не сня
л.
Ц Экий ты пугливый! Ц улыбнулся Анискин.
Ц Ой, да Федор Иванович, Ц запел Дмитрий Пальцев, прижимая кисет к груди,
Ц ой, да что ты говоришь, тут каждый испугается, если вышел ты из тихости,
да ежели ничего не ждал, да ежели о чем задумался… Ц Напевая, Дмитрий Паль
цев суетился и нервничал, а Анискин стоял тихо и смотрел на него. Ц Ой, да Ф
едор Иванович, ой, да что ты такое говоришь.
Стекала с лица Дмитрия Пальцева бледная унылость и хворь, глядели на мир
из вырубленных худобой глазниц иконные глаза, такие ласковые и искренни
е, что подирал по спине холодок. Но и это было не чудо, так как диво-дивное н
ачиналось ниже: немощную голову, ребячью тонкую шею подпирал могучий тор
с борца, неохватные ширились плечи, выпирала из-под рубахи могучая грудь,
стояли тумбами короткие ноги, а на голых руках сами по себе, неизвестно дл
я чего, вспыхивали и гасли блестящие от пота мускулы.
Ц Ой, да Федор Иванович, Ц запел Дмитрии Пальцев.
Ц Ну-кась, Митрий! Ц сказал Анискин. Ц Потешь меня. Давно не видел… Подо
йди к лошадям-то!
Ц Ой, да зачем это, Федор Иванович, да что ты такое придумал…
Дмитрий Пальцев вдруг перестал нервничать и вихляться, тая в углах губ у
смешку, сложил руки на груди; смотрели искренне и нежно иконные глаза, сте
кала из них девичья нежность.
Ц Ладно, потешу я тебя, Анискин! Ц с придыханием сказал Пальцев. Ц Тепер
ь самый раз тебя потешить…
Нежно улыбаясь, тихий, спокойный Дмитрий Пальцев подошел к лошадям, оста
новившись в двух метрах от них, проговорил:
Ц Вот подошел, вот стою…
Обнажив лиловые белки, храпя, лошади пятились; нервная волна, похожая на з
авивающийся жгут, пробежала по спине каурой кобылы, и присела на задних н
огах кобыла! Мелкой дрожью дрожал пегий мерин, тоже замедленно оседая на
задние ноги.
Ц Хватит, хватит! Ц передохнув, сказал Анискин. Ц Отойди от лошадей к яд
рене-фене, Митрий. Ну!
Ц Ладно, отойдем…
Анискин снова спрятался в тень березы, поглядел на желтое, зеленое и голу
бое, увидел просторность пшеничных полей, неба и тальников, убегающих к О
би.
Ц А я ведь знаю, Митрий, Ц сказал он, Ц почему ты травинки на сумку с прод
уктами кладешь.
Ц Ой, да что ты говоришь, да какие травинки, да что ты такое придумал!..
Ц Ну, помолчи, помолчи! Ц строго ответил Анискин. Ц Ты не опасайся, Митр
ий, я твою сумку с продуктами не трогал и в дом не вошел без понятых. Только
тебе знать надо, что Полкан кость-то принес…
Ц Ой, да какую кость, да какой такой Полкан?..
Ц Помолчи, помолчи…
Анискин снял руки с пуза, вышел из тени березы и приблизился к Пальцеву Ц
заглянул ему в лицо, в иконные глаза, длинно усмехнулся.
Ц Лосину кость Полкан принес. Ну, теперь ты, Митрий, коси, а я полегонечку-
потихонечку в деревню пойду. Мне надо поллитру купить, так как я к тебе сег
одня в гости приду Ц свеженину есть!
Ц Ой, да Федор Иванович, ой, да что ты говоришь!..
Ц Ну ладно, ладно!
Похлопав слоновьей ладонью Пальцева по плечу, Анискин пошел по кошенине
, но шагов через пять остановился.
Ц Еще вот что, Митрий, Ц громко сказал он. Ц Я сначала-то испугался: дума
л не ты, а кто другой лося завалил! Ты ведь нынче первый раз в колхозе стара
тельно работаешь. Надо быть, тебе трудодень большой нравится. Вот и думаю:
вдруг ты от злых дел отошел!.. Ну, теперь я спокойный! Нет в деревне другого ч
еловека, окромя тебя, что мог бы молодого лося срезать. Большая у меня легк
ость на сердце от этого.
3
И опять сидел на лавочке Анискин, и опять сбоку лежала лосиная кость, заве
рнутая в газету. Он сидел и смотрел на женщину, что торопливо шла пыльной д
орогой. Женщина размахивала руками, спотыкаясь в тяжелой пыли, выбиралас
ь на твердую дорогу, снова бежала. В торопливости она не заметила Анискин
а, и он громоздко поднялся, пошел навстречу.
Ц Здорово бывали, тетка Аграфена! Ц сказал Анискин. Ц Страсть, как ты бы
стро бежишь.
Наткнувшись на Анискина, Аграфена вильнула, чтобы обойти, но он прегради
л дорогу.
Ц Я так и думал, что Митрий тебя пошлет! Ц медленно сказал он. Ц Ты бы не л
езла в наше дело, Аграфена, Ц все равно на трудодни жить!
Ц Пусти, окаянный!
Тяжело, ненавистно смотрели на Анискина выцветающие глаза Аграфены, зас
тарелая вражда жила в них. Анискин заглянул ей в лицо, тоскливо вздохнул.
Ц Я ведь за тобой в дом пойду, так что не ловчись чугун с загнетки сымать…
Ц Он вдруг просительно улыбнулся. Ц Давай лучше посидим на лавочке.
Пошатываясь, как пьяная, стягивая за углы платок, Аграфена пошла к лавочк
е, хрипло дыша, упала на нее и зашлась в длинном кашле; хрипела она так, слов
но легкие были дырявые, маленькое, высохшее тело по-припадочному билось,
ноги ударялись о землю, прямые, как палки.
Ц Это ведь надо же! Ц пробормотал Анискин. Ц Это ведь чего делается!
Он осторожно сел на лавочку, дожидаясь, пока Аграфена прокашляется, опус
тил голову. С Анискина медленно, как чулок с ноги, сходили милицейская стр
огость и прямота, мягчели большие губы, деревенская простоватость гасил
а глаза. И старел Анискин: разлеглись возле губ морщинки, обвисли щеки, уны
ло спустилась на ухо седая прядь волос.
Ц Ц-ц-ц-ц! Ц поцыкал он.
Кашель утишивался. Аграфена вздрогнула, как на морозе, повела плечами, вы
прямилась; быстро и болезненно вернулся на щеки румянец, Анискин тяжело
вздохнул.
Ц Я долго не проживу, Груня! Ц сказал он. Ц При моей толщине люди сгинаю
т рано… Доктор говорит, если я лечение не пройду, Ц каюк!
Ц Ты бы хоть сегодня подох, я бы не ойкнула! Я бы богу свечку поставила.
Анискин не шелохнулся, не изменился Ц в прежней доброте и простоте смот
рел на Аграфену, помигивая белесыми ресницами.
Ц Эх, мать честна! Ц пробормотал он. Ц Что про бабу говорить, если лошад
и боятся…
Прошлое, прошлое бродило перед глазами… Красная косынка была, и над ней п
розрачный серп месяца; сизая Обь была в сполохах солнца, тайный, сужающий
горло шарк платья был и гулкий, как пустота, выстрел; глядел в глаза зрачок
нагана; поведя плечами, пела цыганка, и взлизывались к сытому небу зыбкие
языки костра… Эх, было, все было!
Ц Гранька, Гранька! Ц обливаясь тоской, сказал Анискин. Ц Чего ты за Мит
рия пошла, если тебя Гришка Кустов в тальниках распял?..
Ц Гад! Ц сказала Аграфена, быстро глянув на Анискина. Ц Паразит! Ц Пот
ом она сжалась, втянула голову в плечи. Ц Не гляди, не гляди! Ц шелестящим
шепотом попросила Аграфена. Ц Не гляди, ворог!
Бабьим чутьем проникла она в самую середочку Анискина, в звериную его то
ску, в длинные думы о смерти, в бессонные ночи, когда лают собаки и над заст
ывшей рекой висит первобытный, холодный, как лезвие секиры палача, месяц;
поняла Аграфена, как сжимается под звездчатым шрамом на коже большое и у
сталое сердце Анискина.
Ц Гад! Гад! Гад! Ц таким тоном, словно осеняла себя крестным знамением, по
вторила Аграфена и отодвинулась от Анискина. Ц Гад! Гад!
Аграфена сидела маленькая и худая, глядела в землю цыганскими черными гл
азами. Каменным, серым казалось ее продубленное ветрами лицо, стыл в один
очестве горбоватый по-нездешнему нос, зыбился восточный рисунок бровей
. Она не шевелилась, но повалился медленно с плеч и упал на землю платок.
Ц Почему я за Митрия пошла? Ц переспросила Аграфена. Ц Почему я за него
пошла?..
Подняв голову, она посмотрела в даль дальнюю, за излучину Оби и синие кедр
ачи; на прозрачный месяц, который третий день выходил на небо при солнце, б
леклый, как подтаявшая льдинка.
Ц А вот почему пошла я за Митрия! Ц хрипло сказала она. Ц Лучше его мужи
ка на свете нет! Да будь Митрий еще пуще гад, я за одну ночь с ним жизнь отдам
.
Аграфена легко поднялась с лавочки, цыганисто повела плечом, усмехнулас
ь спекшимися от жары губами.
Ц Ты этого, Анискин, не поймешь, не дадено тебе!
И опять не шелохнулся, не изменился Анискин. Посмотрел туда же, куда гляде
ла Аграфена, Ц на синюю пропасть и снеговые облака в ней, Ц посмотрел и п
одумал: «Ну, разве что можно понять в жизни? Ничего не поймешь в ней, в этой ж
изни!»
Ц Оно, может, и не дадено, но в ум беру, Ц негромко сказал он. Ц Я к тебе, Гра
ня, всегда уважение имел… Однако я за тобой в дом пойду. Мне закон сполнять
надо. За лося я с Митрия на полную катушку спрошу. Ты сердца на меня не держ
и, Граня, если все начнут лосей бить, пропала тайга!
Облака плыли на север, к холодному морю; солнце, прильнув к позолотевшим к
едрачам, растопыривало лучи, как жук-плавунец растопыривает на воде ног
и.
Ясность и приглушенность были вокруг, ясность и чистота…
4
На столе лежала лосиная кость, помаргивала от неравномерной работы движ
ка электрическая лампочка под потолком, глядел со стены портрет Гагарин
а, вырезанный из «Огонька». Над головой Анискина висел низкий потолок ог
ромной горницы пальцевского дома, и стояла за его спиной пугающая больша
я русская печь с широкими полатями по краям.
Минут десять уже сидел участковый Анискин на кедровой табуретке, много с
лов уже сказал Дмитрию Пальцеву, много дум передумал, так как разговор бы
л медленный, мужской, сибирский, при котором два-три слова сказал Ц помол
чи, закуривай. И Анискин молча глядел на Дмитрия, сидящего с ногами на кедр
овой лавке, косился на кровать, где стонала больная головой Аграфена, и сл
ушал, как на улице сладко поет гармонь, визжат девки, а берегом реки, стрек
оча, возвращается с полей трактор. А поверх всего этого из репродуктора в
ыплывал сладкий, нечеловеческий голос: «Куда, куда вы удалились?»
Ц Вот так, вот так, вот так, Митрий, Ц раздумчиво сказал Анискин. Ц Тепер
ь вопрос такой: если что случится с Полканом, это значит Ц ты его прибил, М
итрий! Полкан Ц пес ничейный, деревенский, и тебя за него весь народ прокл
янет, если что случится. Тебя ведь, Митрий, в деревне шибко не любят, ты враг
деревне…
Пела гармонь, лился сахарный голос, визжали девки. Пошевельнулся на лавк
е Дмитрий Пальцев, и увиделось, что у него двигаются большие хрящеватые у
ши. Он молчал, и не было разницы в голове и теле Дмитрия Ц жили они в полном
согласии. Холодная, лютая и тупая, стекала с его библейского лица на звери
ное тело ненависть. Туго сжат, как зверь перед прыжком, был Дмитрий Пальце
в и только тем хранил себя, что прижимал руками ноги к груди.
Ц Вот так, Митрий…
Эх, как сладко пел голос! «Куда, куда вы удалились?» Анискин прислушивался
, Дмитрий прислушивался, болея головой, силилась подняться с подушки Агр
афена. «Куда, куда, куда вы удалились?» «А хрен их знает, куда они удалились
за годы, что с ним сталось, когда каждый день в прошлом, как маленький тоню
сенький ломоток. Сверкнет солнечным лучом, повеет дождиком, захолонет гр
удь разбойной ночью или черкнет по сердцу острым запахом черемухи…» «Ку
да, куда, куда вы удалились?»
Ц Эхма, Митрий! Никого, почитай, из тех не осталось, кто эту деревню зачина
л. Кои померли, кои голову на войне сложили, кои в город подались. Ты ведь ст
арше меня на три года, а седого волоса в твоей голове нет, сердце в тебе от х
олода не сжиматся, рука и нога у тебя молодые… На фронт ты не пошел, в войну
картошку от пуза трескал, опять же зверя бил и рыбу неводил. Ну, кака у тебя
с этого может злоба на жизнь быть?
Ц Есть у меня злоба на жизнь! Ц медленно и тихо сказал Дмитрий. Ц Шесть
миллионов, говорят, война взяла, а тебя, Анискин, вернула. Это рази жизнь, ко
гда такие гады, как ты, с фронту возвращаются?
Ц Это я знаю, ты бога молил, чтобы меня убило, но ведь, Митрий, бог-то от меня
отказался. Как снял я его с божнички в двадцатом году, так он силу надо мно
й потерял. Тебе бы надо Гитлера молить.
Ц И его молил.
Ц Это тоже я догадывался, Митрий! Ц усмехнулся Анискин. Ц Я, может, трид
цать лет такого разговору с тобой ждал, да не думал, что он по лосиной кост
и содеется.
В последний раз пел сладкий голос: «Куда, куда, куда вы удалились?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Деревенский детектив -. Деревенский детектив'
1 2 3 4 5 6
шел тише и медленней, и к бригадному табору прибыл в промокшей от пота руб
ахе. Обрадовавшись тишине и безлюдью, он зачерпнул из железной бочки вед
ро воды, с размаху вылил на себя.
Ц Матушки! Ц тонко воскликнул он. Ц Это ведь праздник!
Анискин дал стечь воде с головы, пофыркал, как лошадь, и только тогда строг
ими глазами осмотрел табор Ц два шалаша из соломы, врытый в землю обеден
ный стол, лежащие на земле телогрейки. В тени того шалаша, что был побольше
, лежали сверточки и кулечки, мешочки и сумочки, бутылки с молоком и кринки
со сметаной.
Ц Так! Так! Ц помычал Анискин. Ц Так! Так!
Он подошел к мешочкам, кулькам и бутылкам, широко расставив ноги, чтобы мо
жно было нагнуться, просветленными от холодной воды глазами зашарил по м
ешкам, кулечкам и бутылкам. Руками Анискин опирался на колени.
Ц Ситцевый мешочек теткин Марфин, Ц бормотал он, Ц она его из той кофты
сшила, что купила на встречу Федьки-солдата… Тут, конечно, Марея свои мана
тки держит Ц это ее противогазна сумка… А Ленька-то, Ленька Путяшев, трак
торюга-то, из холстины мешок сшил… Ну, сумка, которая хуже всех, конечно же,
Варварина, потому как на всей деревне другой такой грязнули нет… А вот эт
а сумка та и есть, котору я ищу… Ну конечно, она!
Повеселев, Анискин хотел распрямиться, но раздумал и еще несколько секун
д постоял в прежней позе.
Ц Ах, Митрий, Митрий! Ц беззвучно хохоча, сказал он. Ц Это ведь как в песн
е поется: «Какой ты был, такой ты и остался!»
Он хохотал потому, что на брезентовой сумочке Ц самой большой и туго наб
итой Ц лежало несколько свежих травинок. Одна из них шла от угла к кальсо
нной пуговице, вторая под прямым углом перекрещивала ее, а остальные леж
али так себе, без всякого смыслу.
Ц Ах, Митрий, Митрий!
По-прежнему хохоча, Анискин тяжело опустился на колени, на четвереньках
подполз к брезентовой сумке и, опасаясь сдвинуть травинки, понюхал.
Ц Ну ладно!
Анискин поднялся с земли, старательно стряхнул солому с коленок и солнеч
но, дружелюбно по отношению к миру улыбнулся. Так счастлив сделался Анис
кин, что вдруг подпрыгнул на одной ноге, прихлопнул ее второю, как в украин
ском танце. Были полны улыбки его серые глаза, лоснились блестящие губы, л
ихо торчали в вороте распахнутой рубахи густые волосы.
Ц Ну, конечно же, это Митрий! Ц радостным голосом сказал он. Ц Ну, конечн
о же, это Митрий!
Анискин в первый раз внимательно посмотрел вокруг себя. Он увидел бескра
йнюю желтизну пшеничного поля, голубое небо, августовскую зелень тальни
ков, что стремились к далекой реке; увидел он всполохи работающих жнеек, т
яжелую поступь комбайнов, разноцветные кофты женщин Ц всю ту веселую ку
терьму, которая называется жатвой и которая веселит сердце всякого чело
века, деревенский он или городской, безразлично. Все это увидел Анискин и
еще раз рассмеялся, а потом выпрямился, туго свел на переносице брови, зал
ожив руки за спину, через кошанину пошел к березовому колку.
Выбрав тенистую березу, Анискин уперся в нее плечом, подумав, вынул руки и
з-за спины, сложил их на пузе и стал покручивать пальцами с таким видом, сл
овно стоять под березой было для него самое большое удовольствие в жизни
. Водяные пятна чернели на вышитой украинской рубахе, легкие волосы
Ц все сплошь седые Ц прилипли к голове. Сейчас походил он на веселого и
лукавого восточного бога.
Ц Ну ладно! Ц тихонько пробормотал Анискин. Ц Мы его сейчас! Мы его миго
м…
Нужная Анискину лобогрейка, стрекоча, приближалась. Машина суетливо мах
ала крыльями, сквозная от этого, походила на бабочку-однодневку, что в кор
откой жизни своей низко стелется над землей. Суетлива была конная машина
лобогрейка, но еще суетливей казался сидящий на ней человек Ц хоть и дел
ать ему было нечего Ц сиди да покачивайся на стальном сиденье! Ц он то м
ельтешил руками, то страхотно прикрикивал на лошадей, то перекладывал во
жжи из руки в руку. Уж такой это был человек, что, работая, он суетился, жил в
волнении и страхе.
Ц Ах, Митрий, Митрий! Ц укоризненно пробормотал Анискин.
Развернув лошадей, Дмитрий Пальцев остановился, соскочил на землю, в суе
те и волнении придавил ногами вожжи, быстро вынул из кармана длинный кис
ет. Еще больше суетясь руками и телом, он начал скручивать самокрутку, пог
лядывая на лошадей, на кошанину, на Анискина. Анискин неслышно вздохнул: «
Ну, беда! Это он потому злится, что другие работают!» Участковый все покруч
ивал на пузе пальцами, но был уже напряжен и серьезен, посверкивали в серы
х глазах больные искорки. «Ну, беда!» Ц еще раз вздохнул он.
Ц Здоров, Митрий! Ц негромко сказал Анискин, выходя из укрытия. Ц Перек
уриваешь?
От неожиданности Дмитрий Пальцев отступил на шаг, но ногу с вожжей не сня
л.
Ц Экий ты пугливый! Ц улыбнулся Анискин.
Ц Ой, да Федор Иванович, Ц запел Дмитрий Пальцев, прижимая кисет к груди,
Ц ой, да что ты говоришь, тут каждый испугается, если вышел ты из тихости,
да ежели ничего не ждал, да ежели о чем задумался… Ц Напевая, Дмитрий Паль
цев суетился и нервничал, а Анискин стоял тихо и смотрел на него. Ц Ой, да Ф
едор Иванович, ой, да что ты такое говоришь.
Стекала с лица Дмитрия Пальцева бледная унылость и хворь, глядели на мир
из вырубленных худобой глазниц иконные глаза, такие ласковые и искренни
е, что подирал по спине холодок. Но и это было не чудо, так как диво-дивное н
ачиналось ниже: немощную голову, ребячью тонкую шею подпирал могучий тор
с борца, неохватные ширились плечи, выпирала из-под рубахи могучая грудь,
стояли тумбами короткие ноги, а на голых руках сами по себе, неизвестно дл
я чего, вспыхивали и гасли блестящие от пота мускулы.
Ц Ой, да Федор Иванович, Ц запел Дмитрии Пальцев.
Ц Ну-кась, Митрий! Ц сказал Анискин. Ц Потешь меня. Давно не видел… Подо
йди к лошадям-то!
Ц Ой, да зачем это, Федор Иванович, да что ты такое придумал…
Дмитрий Пальцев вдруг перестал нервничать и вихляться, тая в углах губ у
смешку, сложил руки на груди; смотрели искренне и нежно иконные глаза, сте
кала из них девичья нежность.
Ц Ладно, потешу я тебя, Анискин! Ц с придыханием сказал Пальцев. Ц Тепер
ь самый раз тебя потешить…
Нежно улыбаясь, тихий, спокойный Дмитрий Пальцев подошел к лошадям, оста
новившись в двух метрах от них, проговорил:
Ц Вот подошел, вот стою…
Обнажив лиловые белки, храпя, лошади пятились; нервная волна, похожая на з
авивающийся жгут, пробежала по спине каурой кобылы, и присела на задних н
огах кобыла! Мелкой дрожью дрожал пегий мерин, тоже замедленно оседая на
задние ноги.
Ц Хватит, хватит! Ц передохнув, сказал Анискин. Ц Отойди от лошадей к яд
рене-фене, Митрий. Ну!
Ц Ладно, отойдем…
Анискин снова спрятался в тень березы, поглядел на желтое, зеленое и голу
бое, увидел просторность пшеничных полей, неба и тальников, убегающих к О
би.
Ц А я ведь знаю, Митрий, Ц сказал он, Ц почему ты травинки на сумку с прод
уктами кладешь.
Ц Ой, да что ты говоришь, да какие травинки, да что ты такое придумал!..
Ц Ну, помолчи, помолчи! Ц строго ответил Анискин. Ц Ты не опасайся, Митр
ий, я твою сумку с продуктами не трогал и в дом не вошел без понятых. Только
тебе знать надо, что Полкан кость-то принес…
Ц Ой, да какую кость, да какой такой Полкан?..
Ц Помолчи, помолчи…
Анискин снял руки с пуза, вышел из тени березы и приблизился к Пальцеву Ц
заглянул ему в лицо, в иконные глаза, длинно усмехнулся.
Ц Лосину кость Полкан принес. Ну, теперь ты, Митрий, коси, а я полегонечку-
потихонечку в деревню пойду. Мне надо поллитру купить, так как я к тебе сег
одня в гости приду Ц свеженину есть!
Ц Ой, да Федор Иванович, ой, да что ты говоришь!..
Ц Ну ладно, ладно!
Похлопав слоновьей ладонью Пальцева по плечу, Анискин пошел по кошенине
, но шагов через пять остановился.
Ц Еще вот что, Митрий, Ц громко сказал он. Ц Я сначала-то испугался: дума
л не ты, а кто другой лося завалил! Ты ведь нынче первый раз в колхозе стара
тельно работаешь. Надо быть, тебе трудодень большой нравится. Вот и думаю:
вдруг ты от злых дел отошел!.. Ну, теперь я спокойный! Нет в деревне другого ч
еловека, окромя тебя, что мог бы молодого лося срезать. Большая у меня легк
ость на сердце от этого.
3
И опять сидел на лавочке Анискин, и опять сбоку лежала лосиная кость, заве
рнутая в газету. Он сидел и смотрел на женщину, что торопливо шла пыльной д
орогой. Женщина размахивала руками, спотыкаясь в тяжелой пыли, выбиралас
ь на твердую дорогу, снова бежала. В торопливости она не заметила Анискин
а, и он громоздко поднялся, пошел навстречу.
Ц Здорово бывали, тетка Аграфена! Ц сказал Анискин. Ц Страсть, как ты бы
стро бежишь.
Наткнувшись на Анискина, Аграфена вильнула, чтобы обойти, но он прегради
л дорогу.
Ц Я так и думал, что Митрий тебя пошлет! Ц медленно сказал он. Ц Ты бы не л
езла в наше дело, Аграфена, Ц все равно на трудодни жить!
Ц Пусти, окаянный!
Тяжело, ненавистно смотрели на Анискина выцветающие глаза Аграфены, зас
тарелая вражда жила в них. Анискин заглянул ей в лицо, тоскливо вздохнул.
Ц Я ведь за тобой в дом пойду, так что не ловчись чугун с загнетки сымать…
Ц Он вдруг просительно улыбнулся. Ц Давай лучше посидим на лавочке.
Пошатываясь, как пьяная, стягивая за углы платок, Аграфена пошла к лавочк
е, хрипло дыша, упала на нее и зашлась в длинном кашле; хрипела она так, слов
но легкие были дырявые, маленькое, высохшее тело по-припадочному билось,
ноги ударялись о землю, прямые, как палки.
Ц Это ведь надо же! Ц пробормотал Анискин. Ц Это ведь чего делается!
Он осторожно сел на лавочку, дожидаясь, пока Аграфена прокашляется, опус
тил голову. С Анискина медленно, как чулок с ноги, сходили милицейская стр
огость и прямота, мягчели большие губы, деревенская простоватость гасил
а глаза. И старел Анискин: разлеглись возле губ морщинки, обвисли щеки, уны
ло спустилась на ухо седая прядь волос.
Ц Ц-ц-ц-ц! Ц поцыкал он.
Кашель утишивался. Аграфена вздрогнула, как на морозе, повела плечами, вы
прямилась; быстро и болезненно вернулся на щеки румянец, Анискин тяжело
вздохнул.
Ц Я долго не проживу, Груня! Ц сказал он. Ц При моей толщине люди сгинаю
т рано… Доктор говорит, если я лечение не пройду, Ц каюк!
Ц Ты бы хоть сегодня подох, я бы не ойкнула! Я бы богу свечку поставила.
Анискин не шелохнулся, не изменился Ц в прежней доброте и простоте смот
рел на Аграфену, помигивая белесыми ресницами.
Ц Эх, мать честна! Ц пробормотал он. Ц Что про бабу говорить, если лошад
и боятся…
Прошлое, прошлое бродило перед глазами… Красная косынка была, и над ней п
розрачный серп месяца; сизая Обь была в сполохах солнца, тайный, сужающий
горло шарк платья был и гулкий, как пустота, выстрел; глядел в глаза зрачок
нагана; поведя плечами, пела цыганка, и взлизывались к сытому небу зыбкие
языки костра… Эх, было, все было!
Ц Гранька, Гранька! Ц обливаясь тоской, сказал Анискин. Ц Чего ты за Мит
рия пошла, если тебя Гришка Кустов в тальниках распял?..
Ц Гад! Ц сказала Аграфена, быстро глянув на Анискина. Ц Паразит! Ц Пот
ом она сжалась, втянула голову в плечи. Ц Не гляди, не гляди! Ц шелестящим
шепотом попросила Аграфена. Ц Не гляди, ворог!
Бабьим чутьем проникла она в самую середочку Анискина, в звериную его то
ску, в длинные думы о смерти, в бессонные ночи, когда лают собаки и над заст
ывшей рекой висит первобытный, холодный, как лезвие секиры палача, месяц;
поняла Аграфена, как сжимается под звездчатым шрамом на коже большое и у
сталое сердце Анискина.
Ц Гад! Гад! Гад! Ц таким тоном, словно осеняла себя крестным знамением, по
вторила Аграфена и отодвинулась от Анискина. Ц Гад! Гад!
Аграфена сидела маленькая и худая, глядела в землю цыганскими черными гл
азами. Каменным, серым казалось ее продубленное ветрами лицо, стыл в один
очестве горбоватый по-нездешнему нос, зыбился восточный рисунок бровей
. Она не шевелилась, но повалился медленно с плеч и упал на землю платок.
Ц Почему я за Митрия пошла? Ц переспросила Аграфена. Ц Почему я за него
пошла?..
Подняв голову, она посмотрела в даль дальнюю, за излучину Оби и синие кедр
ачи; на прозрачный месяц, который третий день выходил на небо при солнце, б
леклый, как подтаявшая льдинка.
Ц А вот почему пошла я за Митрия! Ц хрипло сказала она. Ц Лучше его мужи
ка на свете нет! Да будь Митрий еще пуще гад, я за одну ночь с ним жизнь отдам
.
Аграфена легко поднялась с лавочки, цыганисто повела плечом, усмехнулас
ь спекшимися от жары губами.
Ц Ты этого, Анискин, не поймешь, не дадено тебе!
И опять не шелохнулся, не изменился Анискин. Посмотрел туда же, куда гляде
ла Аграфена, Ц на синюю пропасть и снеговые облака в ней, Ц посмотрел и п
одумал: «Ну, разве что можно понять в жизни? Ничего не поймешь в ней, в этой ж
изни!»
Ц Оно, может, и не дадено, но в ум беру, Ц негромко сказал он. Ц Я к тебе, Гра
ня, всегда уважение имел… Однако я за тобой в дом пойду. Мне закон сполнять
надо. За лося я с Митрия на полную катушку спрошу. Ты сердца на меня не держ
и, Граня, если все начнут лосей бить, пропала тайга!
Облака плыли на север, к холодному морю; солнце, прильнув к позолотевшим к
едрачам, растопыривало лучи, как жук-плавунец растопыривает на воде ног
и.
Ясность и приглушенность были вокруг, ясность и чистота…
4
На столе лежала лосиная кость, помаргивала от неравномерной работы движ
ка электрическая лампочка под потолком, глядел со стены портрет Гагарин
а, вырезанный из «Огонька». Над головой Анискина висел низкий потолок ог
ромной горницы пальцевского дома, и стояла за его спиной пугающая больша
я русская печь с широкими полатями по краям.
Минут десять уже сидел участковый Анискин на кедровой табуретке, много с
лов уже сказал Дмитрию Пальцеву, много дум передумал, так как разговор бы
л медленный, мужской, сибирский, при котором два-три слова сказал Ц помол
чи, закуривай. И Анискин молча глядел на Дмитрия, сидящего с ногами на кедр
овой лавке, косился на кровать, где стонала больная головой Аграфена, и сл
ушал, как на улице сладко поет гармонь, визжат девки, а берегом реки, стрек
оча, возвращается с полей трактор. А поверх всего этого из репродуктора в
ыплывал сладкий, нечеловеческий голос: «Куда, куда вы удалились?»
Ц Вот так, вот так, вот так, Митрий, Ц раздумчиво сказал Анискин. Ц Тепер
ь вопрос такой: если что случится с Полканом, это значит Ц ты его прибил, М
итрий! Полкан Ц пес ничейный, деревенский, и тебя за него весь народ прокл
янет, если что случится. Тебя ведь, Митрий, в деревне шибко не любят, ты враг
деревне…
Пела гармонь, лился сахарный голос, визжали девки. Пошевельнулся на лавк
е Дмитрий Пальцев, и увиделось, что у него двигаются большие хрящеватые у
ши. Он молчал, и не было разницы в голове и теле Дмитрия Ц жили они в полном
согласии. Холодная, лютая и тупая, стекала с его библейского лица на звери
ное тело ненависть. Туго сжат, как зверь перед прыжком, был Дмитрий Пальце
в и только тем хранил себя, что прижимал руками ноги к груди.
Ц Вот так, Митрий…
Эх, как сладко пел голос! «Куда, куда вы удалились?» Анискин прислушивался
, Дмитрий прислушивался, болея головой, силилась подняться с подушки Агр
афена. «Куда, куда, куда вы удалились?» «А хрен их знает, куда они удалились
за годы, что с ним сталось, когда каждый день в прошлом, как маленький тоню
сенький ломоток. Сверкнет солнечным лучом, повеет дождиком, захолонет гр
удь разбойной ночью или черкнет по сердцу острым запахом черемухи…» «Ку
да, куда, куда вы удалились?»
Ц Эхма, Митрий! Никого, почитай, из тех не осталось, кто эту деревню зачина
л. Кои померли, кои голову на войне сложили, кои в город подались. Ты ведь ст
арше меня на три года, а седого волоса в твоей голове нет, сердце в тебе от х
олода не сжиматся, рука и нога у тебя молодые… На фронт ты не пошел, в войну
картошку от пуза трескал, опять же зверя бил и рыбу неводил. Ну, кака у тебя
с этого может злоба на жизнь быть?
Ц Есть у меня злоба на жизнь! Ц медленно и тихо сказал Дмитрий. Ц Шесть
миллионов, говорят, война взяла, а тебя, Анискин, вернула. Это рази жизнь, ко
гда такие гады, как ты, с фронту возвращаются?
Ц Это я знаю, ты бога молил, чтобы меня убило, но ведь, Митрий, бог-то от меня
отказался. Как снял я его с божнички в двадцатом году, так он силу надо мно
й потерял. Тебе бы надо Гитлера молить.
Ц И его молил.
Ц Это тоже я догадывался, Митрий! Ц усмехнулся Анискин. Ц Я, может, трид
цать лет такого разговору с тобой ждал, да не думал, что он по лосиной кост
и содеется.
В последний раз пел сладкий голос: «Куда, куда, куда вы удалились?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Деревенский детектив -. Деревенский детектив'
1 2 3 4 5 6