Ц Страшный ты, Генка, Ц прицыкнув зубом, сказал Анискин. Ц Кажный челов
ек от страху бледнеет, а ты краснеешь, ровно хватил стакан водки…
Минут через пять Генка с табуретки встал, запинаясь ногами одна за одну, п
ошел к двери.
Ц Финач есть? Ц вдруг вежливо спросил Анискин. Ц А, Генка!
Ц Ну, чего же ты такое говоришь, дядя Анискин? Ц в дверь запел Генка.
Ц Откуда у меня может быть финач, вот придумаете же такое, что и подумать
невозможно, что даже обидно…
Он пел и пел, но участковый не слушал Ц он глазами приник к телу Пальцева
и удовлетворенно качнул головой, так как по спине Генки, от плеч к бедрам,
а от бедер Ц к левому карману галифе прокатилась быстрая волна.
Ц Сволочь! Ц восхищенно сказал Анискин. Ц У тебя ведь в левом кармане п
истолет, Генка… Ну, совсем сделался серьезный рецидивист!

2

Старый осокорь на берегу шелестел по-дневному, Обь в синеве густела, под я
ром не купались ребятишки, так как шел шестой час и уже слышалось, как на б
лижних покосах погуживали машины и покрикивали бабьи голоса: так бывает
к вечеру, когда воздух делается прозрачным и легким. Он доносит до слуха к
аждый звук, и если в деревне тихо, то можно слышать пароход, который шипит
за дальней излучиной Оби, крик бакланов за отмелью, до которой шесть кило
метров, и стон кукушки в березах.
Тихо было в деревне, и участковый Анискин неподвижно стоял посередине до
роги, сложив руки на пузе и медленно покручивая большими пальцами, думал:
«Вот ведь до чего выдался тяжелый день, что и не знаешь, куда ногой ступить
…» Он еще минуточку постоял на пыльной дороге, потом, сам себе согласно ки
внув головой, пошел к тому дому, что был сложен из сосновых брусьев и в кот
ором жил учитель восьмилетней школы Филатов. Анискин приблизился к дому
, но во двор заходить не стал, а подшагал под открытое окошко. Участковый п
рислушался и думающе наморщился, так как не мог понять, что за звук раздае
тся в комнате, затем вдруг широко улыбнулся.
Ц Владимир, Ц позвал Анискин. Ц Ты бы выглянул на час… Мне с тобой побес
едовать охота.
Комариный писк электрической бритвы затих, досадливо проскрипел венск
ий стул, все убыстряясь, пробежали по полу шлепки босых ног, и учитель Фила
тов высунулся в окошко. Маленький, осыпанный солнечными пятнами, как вес
нушками, он отворачивал от участкового левую недобритую щеку.
Ц Доброго здоровья, Владимир Викторович! Ц поздоровался Анискин. Ц Бр
еетесь?
Ц Здравствуйте, товарищ участковый! Ц нехорошим голосом ответил учит
ель и повел худой рукой. Ц Прошу заходить в дом.
Но участковый Анискин в дом учителя Филатова не пошел, а сделал еще шаг к о
кну и внимательно посмотрел в лицо Владимира Викторовича. Левая щека у м
атематика была, конечно, недобрита, но это было пустяком по сравнению с те
м, что веки у него припухли, как от пчелиного укуса, щеки были одутловаты и
синюшны, а пальцы рук так дрожали, что электрическая бритва, зажатая в них
, больно ударялась о подоконник. Заметив это, Владимир Викторович криво у
лыбнулся и спрятал бритву за спину.
Ц Владимир Викторович, а Владимир Викторович, Ц сказал участковый. Ц
Ты присядь на окошко, а я рядом постою…
Ц Спасибо! Ц хрипло ответил учитель. Ц Спасибо, но садиться на подокон
ник я не буду…
Он хорохорился, учитель Владимир Викторович, но посмотреть прямо в глаза
Анискина не решался, пользуясь тем, что левая щека недобрита, отворачива
л голову все круче и круче от участкового, пока не отвернулся совсем. Тепе
рь стало видным его правое ухо, просвеченное солнечными лучами и от этог
о красное, как плакатный кумач. «Ну, до чего хороший парень, этот учитель!»
Ц затаенно улыбаясь, подумал Анискин.
Ц Это ты хорошо скумекал, Владимир Викторович! Ц весело сказал участко
вый. Ц Это ты здорово смикитил про электрическую бритву…
Ц Простите, товарищ Анискин, не понимаю…
Ц А чего уж тут понимать, Ц ответил участковый и вдруг сделался серьезн
ым. Ц Тут и понимать нечего…
Приглушенным, как вечерняя деревня, стал участковый Анискин Ц тоже отве
рнувшись от учителя, прислонился спиной к брусчатой стене, руки опустил,
голову склонил на плечо. Дышал он трудно и с присвистом, кожа лица серела,
а ворот рубахи широко распахнулся на седой груди. Таким был участковый, к
аким давно не видели его в деревне, и учитель Владимир Викторович покоси
лся на него.
Ц Бессонница у меня, Владимир Викторович, третий день бессонница, Ц тос
кливо вздохнув, сказал Анискин. Ц Третью ночь не сплю, по улице хожу и сво
ю жизнь наизнанку перевертываю… Я как шубу себя вывертываю, Владимир Вик
торович, и нет мне от этого сна-покоя. Чего-то жалко, чего-то боязно, чего-то
охота… Собаки лают, луна светит, Обишка себе течет… Тоска меня берет, Влад
имир Викторович, когда глазами себе за спину гляжу… Ц Он помолчал секун
дочку и, прицыкнув зубом, добавил: Ц Это у меня оттого, Владимир Викторови
ч, что большое несчастье на деревне приключилось…
Подняв голову, Анискин насильственно улыбнулся, поправил пальцами седы
е волосы и постоял еще немножко в тихости Ц точно из дальней дали, из беск
онечной непонятности возвращался участковый к дому из свежих брусьев, к
окошку, к учителю Владимиру Викторовичу, на которого смотрел невидящими
глазами. Медленно-медленно возвращался Анискин, но вернулся все-таки.
Ц Я ведь что про бритву-то болтал, Ц непонятно улыбнувшись, сказал он.
Ц А то, Владимир Викторович, что электрической бритвой, конечно, бриться
с похмелья сподручнее, чем опасной… Не порежешься, если руки дрожат…
Ц Товарищ Анискин! Ц сказал учитель. Ц Товарищ Анискин!
Ц Шестьдесят лет товарищ Анискин, Ц сухо ответил участковый. Ц А толь
ко я тебе, Владимир Викторович, всю правду скажу, раз у меня сегодня такой
тяжелый день… Я, может быть, вчера бы и промолчал, но вот сегодня… Ты это че
го пьешь и по ночам свою учительшу ругаешь? Ц гневно спросил Анискин и по
-рачьи вытаращил глаза. Ц Это ты какое право имеешь по шестьсот грамм во
дки за вечер выпивать и с родной женой ругаться?..
Ц Я не хочу отвечать на ваши вопросы, Ц сказал Владимир Викторович и са
ркастически улыбнулся. Ц Не кажется ли вам, что вы переоцениваете свои п
рава и обязанности?
Владимир Викторович уже не отстранял от участкового лица, снова вынул из
-за спины дрожащие руки, как гусак вытянул тонкую шею и шипел по-гусаковс
ки. Маленький он был, тщедушный, и, поглядев на него повнимательней, Аниски
н про себя улыбнулся и подумал: «Вот так всегда бывает: чем не плоше мужичо
нка, тем с бабой ведет себя ругательней!» Однако вслух участковый не улыб
нулся, а покачал головой и сказал:
Ц Ты только не думай, Владимир Викторович, что мне твоя учительша пожало
валась. Ты ее оставь с краю, так как я сам ночью твой скандал слышал, когда п
од луной шатался… Большой был скандал, Владимир Викторович, далеко от тв
оего дома слышный…
После этих слов Анискин отошел от раскрытого окна и сел на чурбачок, что б
ыл отрезан строителями от толстого бруса. Солнце освещало участкового с
боку, большой желтый квадрат лежал на его спине, и казалось, что это не сол
нечный блик, а желтая заплата. Он молчал, как молчал и учитель Ц голова у В
ладимира Викторовича все еще была задрана гордо, глаза прищурены, но уже
на синюшные от вчерашнего перепоя щеки наползал румянец, а губы так дрож
али, точно с них рвались слова.
Ц Я ведь знаю, отчего ты начал пить, Владимир Викторович, Ц совсем тихо с
казал Анискин. Ц Тебя этот пьянюга Черкашин каждую субботу к себе затас
кивает, поит чем попало и жалится тебе на то, что его зазря с колхозных пре
дседателей спихнули… Ц Участковый горько хмыкнул. Ц Черкашин Ц челов
ек злобный, вредный, и ты на него, Владимир Викторович, начинаешь походить
…
Ц В чем же? Ц спросил учитель. Ц Нельзя ли поточнее…
Он опять криво улыбнулся, этот учитель Филатов, пожал иронически плечами
, хотя и видел, что до странности необычным, на себя непохожим был участков
ый, Ц не поплясывали в серых глазах Анискина желтые искорки, не говорил о
н задумчиво: «Так! Эдак!» Ц не поворачивал лицо к светлой Оби, чтобы обдув
ал щеки прохладный ветер.
Ц Ты в том Черкашину стал родной брат, Владимир Викторович, Ц протяжно
сказал участковый, Ц что в людях видишь одно плохое… Потому и жену матер
ишь, потому и в твоем классе по арифметике семь двоек, хотя по русскому Ц
четыре… Ты на три двойки хуже о людях думаешь, чем Евгений Самойлович, что
русскому языку ребятишек учит…
Анискин замолчал Ц лежала желтая заплата на спине, большие и заскорузлы
е, висели руки, чернел меж раздвинутыми губами пустой зуб. Секунд десять с
идел молча участковый, потом вдруг неярко улыбнулся.
Ц И ко мне ты стал несправедливый, Владимир Викторович, Ц сказал он.
Ц Ну, вот за что ты меня в ту субботу при Черкашине унтером Пришибеевым н
азвал?.. Черкашин на меня злой, что я его пуще других с председателей уводи
л, так неужто ты для его радости меня унизил… Ведь ты раньше ко мне, Владим
ир Викторович, справедливо относился.
Анискин от земли голову не поднял, но по звукам из окна понял, что учитель
математики прикусил нижнюю губу, неслышно положив бритву на подоконник,
сжал пальцами теплое от солнца дерево. Точно наяву увидел участковый, ка
к покраснело маленькое лицо Владимира Викторовича, повлажнели от стыда
его темные глаза и как перестали трястись от волнения его похмельные рук
и.
Ц Федор Иванович… Ц прошептал математик. Ц Федор Иванович…
Ц А вот Федор Иванович я лет двадцать, Ц улыбнулся участковый. Ц Снача
ла Федюнькой звали, потом Ц Федькой, потом Ц Федором…
Участковый встал с чурбачка, медленно заложил руки за спину, но вдоль ули
цы не пошел, а в первый раз за все это время повернул лицо к сияющей Оби. Стр
уился от нее, конечно, легкий ветер, пропитанный влагой, обдувал щеки учас
ткового, открытую грудь и могучую шею. И тот же обской ветер ерошил волосы
Анискина, которые были сплошь седы, но оставались густыми, как в далекой м
олодости.
Ц Я, Владимир Викторович, Ц сказал Анискин, Ц на тебя за унтера Пришибе
ева не обижаюсь теперь Ц молодой ты еще и глупый. Ты еще не понимаешь, в ка
кое лучшее время живешь… Ведь раньше-то за унтера Пришибеева… Ц Участк
овый вяло махнул рукой. Ц Эх, да что говорить, Владимир Викторович!.. Молод
о еще, зелено!
Не посмотрев больше на учителя, не обернувшись ни разу назад, участковый
пошел длинной улицей деревни Ц держал ноги косо-косо, сандалиями остав
лял на пыльной дороге круглые следы, через два шага на третий покачивал г
оловой. Двигался Анискин неторопливо, но шаг у него был емкий, и вскоре он
скрылся в розоватом свете солнца.

3

Как всегда, участковый проснулся около восьми часов вечера, открыл глаза
, полежал немножко в тишине и неподвижности, прислушиваясь к звукам дома,
Ц похаживала по тугим половицам Глафира, шепталась с подругой в соседне
й комнате младшая дочь Зинаида, поревывала в хлеве стельная корова. Под с
итцевым пологом стояла жарища, духота, но Анискин не вспотел, так как во сн
е движений не делал.
Думалось участковому о разной разности Ц у Колотовкиных потерялся тел
енок, пятый день нету; Мурзины ждали сына из армии в отпуск, и потому вполн
е свободно могли настраиваться на варку самогона; в первой бригаде колхо
за запропастились две бороны Ц старых, но ловких для конской запряжки; у
Панки Волошиной опять ночевал Ванька-тракторист, парень на двадцатом го
ду, которого родители собирались женить; рыбак дядя Анисим приторговыва
л на сторону запрещенной к лову стерлядью… Много всякой всячины лезло в
голову Анискину, но только теперь участковый признался сам себе в том, чт
о весь этот день с утра и до вечера непрерывно и тяжело, как река обкатывае
т камень-голыш, ворочал он в своей большой голове простой вопрос: «Уйдет и
ли не уйдет?»
Шел ли Анискин к дому учителя Владимира Викторовича, говорил ли с ним, всп
оминал ли прошлое, заваливался ли спать Ц маячило в мозгу неотступное: «
Уйдет или не уйдет?» Но если раньше Анискин об этом не думал открыто, мысль
о Генке насильственно гнал от себя, то теперь, под пологом, в прохладности
покоя, он подумал о Пальцеве во всю силу. И как только он начал думать об эт
ом, то понял, что и его приход к учителю, и торопливый сон под пологом, и вот
теперешнее бессмысленное лежание Ц все было трусливым уходом от Генки
Пальцева.
На последней мысли участковый застрял надолго Ц вздымал и ворочал ее не
отступно, впитывал и отбрасывал, чтобы снова неотступно въесться. Тысячи
нитей уходили в прошлое, разили и ласкали, баюкали и будоражили; Анискин т
о как бы вывертывался наизнанку, то как бы собирался в комочек. Как баран в
новые ворота упирался в мысль Анискин и оказывался в хороводе непонятно
сти. «Мать твою перемать!» Ц наконец выругался он полушепотом и тут толь
ко заметил, что покрыт липким потом. Думая о Генке, он, оказывается, вороча
лся в постели, делал ненужные движения руками и ногами.
Ц Глафира! Ц звучно позвал Анискин.
Никто не отозвался, шаги не прозвучали, но в разрезе полога вдруг показал
ось смугло-цыганское лицо, сверкнули угрюмоватые глаза:
Ц Но!
Ц Просыпаюсь Ц самовар ставь!
Ц Самовар давно вскипелый.
Глафира исчезла так же бесшумно, как и появилась, и Анискин сердито погро
зил ей вслед пальцем. «Вечно все знает!» Ц подумал он, сбрасывая ноги с кр
овати и попадая ими в разношенные сандалии.
В доме перекатывалась из комнаты в комнату тишина, обычная, но неприятна
я для Анискина Ц по вечной его занятости получалось так, что жизнь семьи
проходила для него незаметно, не вокруг него, а на отдаленной параллельн
ости. Хорошо это было или плохо Ц об этом никто не задумывался, так как уч
астковый Анискин не только для своей семьи, но и для всей деревни жил тайн
ой, непонятной, необычной жизнью. Он был так же загадочен, мало похож на че
ловека, как тот высокочиновный генерал, что все сидит и сидит в своем каби
нете.
Сегодня Анискин чаевничал, как всегда, один Ц блаженство, восторг, удово
льствие откровенно читались на его раскрасневшемся лице. Все было так, к
ак обычно, но пил чай участковый не на дворе, а в кухоньке. И зная, что живые
сутки мужа крутятся в доме вокруг трех сидений за столом: вокруг завтрак
а, обеда и ужина, пришла в кухню и села напротив мужа жена Глафира. Спокойн
о, отдыхающе, тоже с блаженством на лице сидела она. Странно это было, нево
зможно, но худая, мосластая Глафира чем-то походила на полного мужа Ц то
ли манерой глядеть, то ли прихмуром бровей, то ли мужской складкой на пере
носице.
Ц Помидоры кончила полоть? Ц скосив глаз, спросил Анискин.
Ц Но.
Потекли длинные уютные минуты Ц Анискин пил стакан за стаканом, хрустел
сахаром, смачно отгрызая зубами кусочки сала и отдувался на обе стороны.
Молчала и Глафира, глядя в пол, но ухо, прямая прядь черных волос, загнутый
палец босой ноги Ц все говорило о том, что хорошо, блаженно сидеть ей рядо
м с мужем.
Ц Ботинки Федьке купила? Ц протяжно спросил Анискин.
Ц Но!
Ц Это почему же?
Ц Они почто ему из свиной кожи-то!
Опять постояла особая, принадлежащая только анискинскому дому тишина. У
частковый послушал ее, хотел что-то сказать, но раздумал и махнул рукой.
Ц На той неделе куплю Федьке ботинки! Ц поняв его, сказала Глафира. Ц Пр
одавщица Дуська как узнала, что Федьке надо, так заказ на район послала. Ты
ее опять прижимаешь?
Ц А сдачи не дает ребятишкам!.. Третьего дня Петьке Сурову три копейки не
додала.
Ц А Дарьиной Люське целый пятак! Ц подумав, сказала Глафира.
Ц Пятак? Ц Анискин поставил стакан на стол, грузно повернулся к жене.
Ц Пятак?
Ц Но. Она думает, что если я полаилась с Дарьей, то про пятак не узнаю. А Дар
ья не будь дура Ц приди и скажи. «Мы, говорит, хоть с тобой и полаились, но п
ятак ребенку недодавать Ц это наглость надо иметь!» Дуська-то, поди, знат
про это, то и торопится Федьке ботинки раздобыть.
Ц Я это дело на карандаш! Ц улыбнулся Анискин и покачал головой. Ц Ох, у
ж эта Дуська, Дусенька, Дусек! Куда ей деньги-то?
Ц Пальто ново справлят! Три-то воротника шалевых привозили, так она один
ведь взяла…
Ц Про то я знаю.
Ц Что же тогда спрашиваешь, на что деньги? Думаешь, у ней воротник на трет
ий год пойдет лежать?
Ц И все-то ты знаешь! Ц внезапно строго сказал Анискин и отвернулся от ж
ены, которая, однако, никак не отреагировала на его изменившийся голос
Ц сидела такая же блаженная и счастливая. Она только еще глубже стала см
отреть в пол, ниже нагнула тонкую жилистую шею.
1 2 3 4 5 6