– Гони десять лимонов, Гоги, – объявила Таня, – и я испаряюсь, чтобы тебе не мешать.– Как может мешать красивый женщина, вай! – Гоги с сожалением поглядел на распростертую на столе врачиху. – Не получится сейчас, дорогая, нет. Очень больно плечо. Ранил пулей, гад.Женщина приподнялась и села на столе, ничуть не обескураженная.– Ну и нечего затеваться. Поедем в больницу, надо рентген сделать. Нельзя с этим шутить.– Я жду, Гоги, – напомнила Таня. – Десять лимонов с тебя.– Откуда я знаю, что ты не в доле с этими чурками.– Я свои фишки ставила, ты же видел.– А это кто с тобой? – Гоги ткнул пальцем в Лошакова.– Мой друг и свидетель.Гоги махнул рукой, и двое крепких белобрысых парней, подхватя Лошакова под локотки, мигом удалили его из зала.– Зачем нам свидетель, вай?– Гоги, не горячись!– Кто горячится, Таня, детка! Я тебе в том году что предлагал, да? Ты очень гордая. Адрес мой помнишь? Завтра приходи. Гоги не жадный, нет. Гоги влюбчивый.Тане он нравился: упитанный горный козел без всяких комплексов. Голый до пояса, с перебинтованным плечом, мускулистый, стоически перемогающий боль – хоть сейчас на случку. Но она никогда не играла по чужим правилам.– Завтра приеду, – пообещала, – но бабки верни мне сейчас.Мирный торг прервало появление двух милиционеров, сержанта и капитана. Увидя их, Гоги поморщился, что-то шепнул нукерам. Тут же на столе появился коньяк и тарелочки с закусками. Угощение доставил Лева Клоп.Капитан, рослый детина лет сорока, почтительно пожал небрежно протянутую руку Гоги:– Позвонили, стреляют. Я сразу кинулся. Какая помощь нужна, Гоги? Что за налет?– Зачем помощь, дорогой?! Сами управимся. Ребята быстренько приберутся. Пей вино! Рад тебя видеть.Лева Клоп разлил коньяк в хрустальные стаканы, с поклоном подал гостям. Капитан и сержант чинно выпили, дружно крякнули, кинули в пасти по лимонной дольке.– Хватит! – вдруг завелась женщина-врач, успевшая облачиться в белый халат. – Немедленно в больницу, Гоги! Прошу посторонних покинуть помещение. Вы что, не видите, он еле живой?!Гоги тоже хлебнул коньяку и закурил.– Не верещи, Нинуля. Где здесь посторонние? Все свои… Левчик, пригляди туг за всем, чтобы к утру было чисто. Откроем как обычно. Гость не должен страдать из-за каких-то хулиганов. Пусть приходит, отдыхает.– Все будет чин чинарем, хозяин, – прошамкал Лева. Гоги, нахмурясь, потянулся к рубашке, и двое нукеров помогли ему в нее влезть. В эту минуту прибыл Миша Губин. Он сзади подошел к Тане, тронул за плечо:– Поехали отсюда. Витюню вынесли. Отвезут в морг.– Кто такой? – спросил Гоги. – Почему командуешь?Побледневший Лева Клоп что-то гукнул ему на ухо.Милиционеры невзначай заступили Губину за спину.Среди нукеров, а их было поблизости человек пять, тоже произошло какое-то передвижение, словно ветерком на них подуло. Было удивительно, что появление одного мужчины, невысокого, облаченного в тренировочный адидасовский костюм и в американские пехотные ботинки, вызвало такую нервозность. Гоги радостно воскликнул:– Больше нет вопросов, узнал тебя, дорогой! Будь гостем, осуши бокал. Тут, правда, у нас маленькая неприятность. Дикий гунн налетел среди белого дня.Губин смотрел только на Таню, все остальное его не касалось.– Едешь или нет? – повторил он раздраженно.Танино сердечко непривычно обмирало.– Гоги зажал денежки. Пусть отдаст – и поедем.Губин перевел пустой взгляд на хозяина. Гоги его укорил:– Неучтиво, брат. Я с тобой разговариваю, ты со мной нет.– Извини, не расслышал. Окажи любезность, рассчитайся с этой женщиной. Я ведь спешу.С минуту они неотрывно смотрели друг на друга.Кажется, впервые за весь этот нелегкий для Гоги вечерок радушная улыбка медленно сползла с его лица.Словно укол, который сделала врач, вдруг перестал действовать и боль вгрызлась в плечо раскаленным сверлом. На этой территории, в этом притоне Меридзе был царьком, но в сложной подпольной иерархии, конечно, стоял неизмеримо ниже Губина, и оба это понимали.Однако это не давало пришельцу права вести себя с такой подчеркнутой наглостью. Он не должен был ставить Гоги в положение, когда тот мог потерять свое лицо.Слишком много зрителей с любопытством прислушивалось к их разговору. Гоги был на грани нервного срыва.Да и то, сначала первобытные степняки с бессмысленной пальбой, потом оборзевший русачок, хамоватый и спесивый, как все Иваны, но у которого в подчинении, увы, целая армия стрелков. Придавить бы гаденыша к ногтю, но как? Нервный срыв мог выйти боком.– Спешишь? – переспросил Гоги, поднеся стакан к губам. – Как обидно! В кои веки заглянул добрый человек и сразу спешит. Выпей коньяк, Губин, хороший коньяк. Митакса греческий.У Губина был свой резон: мелких паханчиков всех мастей набилось в Москву, как вшей, со всеми не перетолкуешь.– Я на режиме, – сказал он. – Не пью и не курю. Гони башли, любезный, и мы отчалим. У тебя тут и без нас хлопот полно.– – Ты уверен, что я ей должен?– Это тоже ответ, – Губин обернулся к капитану, который поудобнее передвинулся и расстегнул кобуру. – Не делай глупостей, мент, соплей не расхлебаешь.Он ухватил Таню за руку и потянул к выходу. Расстроенные нукеры надвинулись ближе. И тут Гоги, посеревший от оскорбления и боли, вдруг принял правильное решение.– Постой, Таня, – в руке держал неизвестно откуда взявшийся пук ассигнаций. – На, бери! Аванс за завтрашнюю любовь. Гляди не обмани.Таня приняла деньги, спрятала в сумочку:– Не обману. Приготовь побольше хлорки.На крылечке на ступеньках сидел о чем-то задумавшийся Лошаков. Морда у него была, как у утопленника.– Меня били, Танечка, – пожаловался, он, – но я не знаю, за что.– Потому и били, что не знаешь.– Ты ведь меня не бросишь?– Кто это? – спросил Губин.– Кавалер мой, профессор математики. Невинная душа.Губин посадил профессора в машину, пообещав завезти домой. Тронулись. Следом рванули две "волги" прикрытия.– Быстро ты обернулся, – проворковала Таня. – Беспокоился, что ли?Губин не ответил, обратился к Лошакову:– Каким ветром вас-то сюда занесло, профессор?Лошаков с наивным рвением ощупал кожаную обивку кресла, колупнул ногтем блестящую крышку пепельницы. Все ему было в диковину. Отозвался невпопад:– Все-таки хорошо, что у нас демократия. А то разве поездили бы на таких машинах рядовые труженики.– Профессор у нас герой, – похвалилась Таня. – Белый дом защищал вместе с президентом. Два танка взорвал.– Зачем же так, Танечка, – мягко возразил Лошаков. – Танки я не взрывал. Это она шутит, молодой человек. Но, разумеется, был там, как каждый порядочный человек… Солнце августа. Всеобщий подъем. Теперь, возможно, все выглядит иначе… Но…После сегодняшних приключений мысли у него путались, ему вдруг остро захотелось что-то важное объяснить именно вот этому строгому и, похоже, добросердечному, умному молодому мужчине, который вызволил их из беды и теперь катил сквозь ночь в уютной серебряной торпеде. Очень приятно, что у Танечки такие надежные друзья.– Видите ли, в этой стране ничего нельзя угадать заранее. Наш народ непредсказуем и по большей части, по определению Пушкина, безмолвен, а правители почти всегда оказывались прохвостами. Не захочешь, поверишь, что над Россией рок Господень. Возьмем хоть нынешнее время. Ну кто мог предположить два года назад, что опять восторжествует хам и узурпатор? Иногда хочется плюнуть на все. Уйти отшельником в глушь. Но и это не ново. Не знаю, понимаете ли вы меня?– Подпольная кличка – Сапер, – сказала Таня. – Вся квартира нашпигована динамитом.– Вы действительно профессор? – спросил Губин.– Не похоже? Почему вы спрашиваете?– Непонятно, как вы могли связаться с такой дрянью.– Кого вы имеете в виду, простите?– Вот эту девицу, кого же еще.Таня подавилась коротким смешком, как карамелькой, а Лошаков задумался.– Видите ли, я не могу вполне разделить ваше мнение. Танечка бывает злой, взбалмошной, но в ней много хорошего, о чем она, может быть, сама не подозревает.– Заткнись, кретин! – бросила Таня.Возле дома Лошакова произошла еще одна неприятная сцена. Профессор вышел, а Губин начал следом выпихивать из машины Француженку, но это ему не удалось. Тогда он сам вылез из машины, обогнул ее и, открыв дверцу, попытался вытянуть Таню за руку и за волосы, но не тут-то было. Она как-то заковыристо переплела ноги и вдобавок уцепилась свободной рукой за баранку. При этом так истошно визжала, пожалуй, весь дом переполошила. Вспыхнуло несколько окон. Губин негромко выругался и с силой захлопнул дверцу. Обернулся к Лошакову:– Что ж, профессор, придется вам сегодня ночевать одному.– Вам не кажется, что вы ей что-то повредили?– Это вряд ли возможно. Спите спокойно. И за Россию не переживайте. Она вполне обойдется без таких печальников, как мы с вами.Протянутой руки Лошакова он как бы не заметил…Минут пять ехали молча, потом Губин спросил:– Тебя куда?– Руку вывернул, сволочь!– Я спрашиваю, куда тебя везти?– И волосы выдрал, гад!Губин притормозил у тротуара:– Ну?!– Я поеду к тебе.– В самом деле?Губин открыл дверцу и, высунувшись, поднял вверх кулак – отпустил охрану.Таня щелкнула зажигалкой, прикурила.– В следующий раз спрашивай разрешения, – сказал Губин.– Ага, вот и выдал себя, голубчик. Мечтаешь о следующих разах?Она угадала: он не собирался с ней расставаться. Ни сейчас, ни позже. Он хотел ее прикарманить, приручить. Но хлопоты с ней предстояли большие.– Ты так и не сказала, зачем тебя подослал Елизар.Таня прижала горячую ладонь к его щеке, и он не отстранился.– Почему ты нервничаешь, милый? Ты же видишь, я в тебя влюбилась. Мне это так же чудно, как тебе.– Нацелилась на Алешку?– Да, – отозвалась с тяжким вздохом. – Теперь доволен? Но это все в прошлом, ты же понимаешь.Он отвез ее на двадцатый километр по Ярославскому шоссе в конспиративный финский домик. Прямо из машины ступили в лунную ночь. От земли парило, как перед грозой. Небо с одного бока волшебно отсвечивало серебром. Над садовым товариществом "Темп-2" сомкнулся шатер вечности. Тишина оглушала.– Сейчас пойдем купаться, – сказал Губин.– Как это, где?!– Тут пруд неподалеку, увидишь.Небольшое озерцо открылось светящимся чернильным оком. Берег был пологий, травянистый. Одинокий комар с жутким ревнивым воем впился Тане в щеку.– Ой!– Не ойкай, рыбу распугаешь.– Так мы еще и рыбу будем ловить?Губин не ответил на незамысловатую шутку, быстро разделся догола, не оглядываясь, шагнул в блаженную черную гладь. Нырнул, каждой клеточкой смакуя прохладные восковые объятия. Скользил под водой, царапая пальцами донный ил. Торфяное родниковое озерцо, хоть и маленькое, в яминах опускалось на три-четыре метра в глубину. Нечаянный дар природы асфальтовым счастливчикам из "Темпа-2". Губин самозабвенно бултыхался в нем, отмякая душой. Тани не видно и не слышно: вероятно, не рискнула сунуться в ночную купель. Он ей посочувствовал: окаянное дитя городских трущоб в прямом и переносном смысле. Развалясь на спине, чуть покачиваясь в плотном мраке, очарованно разглядывал аспидно-влажное, истыканное оранжевыми светлячками небо. О да, Господь создал человека по ошибке, но весь остальной мир прекрасен. Сколько раз Губин убеждался в этом.Неведомая сила увлекла его на дно, да так резко, что он с запасом хлебнул водицы. Возлюбленная для забавы надумала его утопить. Неслышно подплыла и ловко зажала его шею между ног, повисла свинцовым грузом.Губин не сопротивлялся, расслабился, спокойно ждал, пока у нее кончится кислород. Это промедление чуть не стоило ему головы. Обыкновенно он без особого напряжения выдерживал под водой до двух минут. Но сейчас что-то случилось с легкими, и дурнота качнулась в голову, точно оглушающий удар веслом по хребту. Губин трепыхнулся, но злодейка и не думала уступать, лишь крепче сомкнула бедра. Изловчась, Губин поймал ее талию и вдавил пальцы в подвздошье. На это усилие израсходовал последние драгоценные крупицы воздуха, черная пелена, как студень, потянулась под веки. Но чудовищный зажим ослабел, и в бредовом ощущении небытия Губин вытолкнул себя на поверхность, успев напоследок заглотать половину озера. К берегу греб вслепую, извергаясь горькой пеной и утробной икотой.Еле-еле выкарабкался на травку и кое-как отдышался.Наконец мир обрел устойчивые очертания, и он увидел выходящую из воды красавицу, в блеске звездных капель похожую на русалку. Она присела рядышком, невинно осведомилась:– Что же ты, Мишенька, голубчик, никак, сомлел?Губин выплюнул остатки рвотной тины:– Тебе надо лечиться.– От чего, родной мой?– У тебя мания убийства. Это не доведет до добра.Таня перевернула его на спину и уселась ему на грудь.Он был беспомощен, как моллюск.– Пошутить нельзя, да? Откуда я знала, что ты такой дохленький. Хочешь меня?Таня передвинулась пониже к его паху и уже делала разминочные вращательные движения корпусом, раскачиваясь из стороны в сторону. Потихоньку загудела и постанывала, а потом распласталась на нем, мягко вдавя в землю. Вобрала его губы в свой, ставший вдруг безразмерным рот и, покусывая, высасывала, вытягивала из него остатки озерной мути. Губин сцепил пальцы на ее мокрой упругой спине. С каждым толчком она оседала на нем все глубже, все сокровеннее, все бережнее и ненасытнее. Дышать ему стало нечем, как под водой, но теперь он не прочь был сдохнуть, и продолжительный взрыв оргазма ощутил, как избавление от всех мук.Таня нависла над ним торжествующим, смеющимся ликом:– Все-таки я тебя изнасиловала! Ты понял это, негодяй?!– И что ты с этого будешь иметь? – спросил он безмятежно. Глава 12 Ваня Полищук начал службу курьером, и работа ему понравилась. Ему выдали красивый пластиковый пропуск в префектуру и еще один точно такой же в столовую, которую он имел право посещать от пятнадцати ноль-ноль до пятнадцати тридцати. В столовой кормили отменными блюдами из натуральных продуктов, и за полчаса там можно было так набить брюхо, что и ужина не требовалось. У входа в столовую дежурил забавный старик, который в первый день не хотел пропустить Ваню даже с пропуском.– Откуда известно, что это твой пропуск, – резонно заметил старик, лучась приветливой улыбкой. – Вдруг ты его у кого-нибудь стырил?– Что же делать? – огорчился Ваня. – Жрать-то охота.– Здешних всех я по памяти знаю, – старик убедительно щелкнул себя по лбу. – А у тебя какая-то морда хулиганская. Ступай отседа, завтра поешь.Распоряжался старик беззлобно, и было видно, что чем-то Иван ему приглянулся.– Тогда хоть вынеси хлебушка горбушку, – попросил юноша.– Что ж ты, парень, совсем, что ли, оголодал?– Есть маленько. Я же детдомовский.– А ну покажь паспорт!Сличив фотографии, старик еще некоторое время кочевряжился, намекал на появление в округе какого-то террориста, личиной схожего с Иваном, потом все же пропустил.Полный обед с порцией икры и с бутылкой пива обошелся молодому человеку в полторы тысячи.Работать он поступил под начало Ирины Карповны Шмыревой, которая возглавляла административный отдел. У нее был солидный кабинет с финской мебелью, а вся курьерская шушера кучковалась в огромном помещении, напоминающем прихожую в богатом доме, си множеством стульев и с четырьмя столами. Служба у них была на подхвате: принеси, подай, отвези, и редко кто из начинающих клерков задерживался в комнате подолгу, поэтому трудно было даже сообразить, сколько их всего тут обретается. Постоянное движение, мельтешня молодых, веселых лиц создавали видимость обыкновенной досужей тусовки. Накурено в помещении было так, что хоть топор вешай, и иногда чуткие ноздри Ивана улавливали знакомый аромат "травки".Ирина Карповна была унылая женщина лет сорока, плотного сложения, в очках, одетая в бесформенное платье тюремного покроя, но с озорным блеском в глазах. Примечательной особенностью ее внешности была высокая, даже, может быть, чересчур высокая и большая грудь, которой было тесно под блузкой, и при каждом движении она колыхалась. С первого мгновения Иван был загипнотизирован ее таинственной грудью, как это происходило, вероятно, со всяким, кто встречал эту женщину впервые.Вскоре он понял, что Ирина Карповна осведомлена, по чьей рекомендации он устроился в префектуру, хотя мог и ошибиться: ни при знакомстве, ни в последующие дни имени Башлыкова она не упомянула ни разу.Под ее присмотром он заполнил какие-то две анкеты. Ирина Карловна внимательно просмотрела их и устремила на него печальный взор из-под очков.– Что ж, анкета есть анкета, а хотелось бы знать о тебе побольше, дорогой Иван Федорович.– Что именно?– Ну, к примеру, что привело тебя сюда? Чем могла заинтересовать такого привлекательного юношу скучная, рутинная и, честно говоря, плохо оплачиваемая деятельность? Полагаю, у тебя были и другие возможности?– Вы имеете в виду спекуляцию, бизнес?– Почему обязательно бизнес. В наше время талантливый человек может проявить себя на любом поприще. Кстати, почему ты не поступил в институт?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39