Девочка в черном шелковом платье самозабвенно танцевала под музыку, льющуюся из колонок. Мальчик с длинными вьющимися волосами изображал гитариста – Стива Финна, – бешено перебирая пальцами воздух. Остальные кричали и размахивали руками с чернильными отпечатками на тыльной стороне ладоней: эмблема клуба – раскидистый тис. Дух направился к выходу. Ему надо было проветриться. Голова кружилась от непрестанного гула разговоров и чужих бесприютных мыслей, которые он иногда выхватывал из общего фона.
Ночь была прозрачной, и чистой, и острой, как колотый лед. Дух вдохнул полной грудью и медленно выдохнул. Изо рта вырвалось бледное облачко пара. Пару минут он постоял на тротуаре у входа в клуб. Он держал руки в карманах куртки и рассеянно перебирал их содержимое. Лепестки розы. Игральная карта – замусоленный туз пик, который Дух как-то нашел в траве у подъездной дорожки к их дому. Медиатор, который Стив подарил ему на счастье. Дух перешел на ту сторону. На улице не было ни души.
Потерянная Миля – маленький городок, но и здесь есть парочка пустынных обветшалых районов, где почти никто не живет. «Священный тис» располагался как раз в таком глухом районе. Посетителям это даже нравилось, а Кинси нравилась низкая плата за аренду. Некоторые витрины заброшенных магазинов были заколочены досками или вообще разбиты. Дух стоял перед дверью в здание, где раньше был магазин одежды. В витрине по-прежнему висел плакат: МАГАЗИН ЛИКВИДИРУЕТСЯ. ГРАНДИОЗНАЯ РАСПРОДАЖА. СКИДКА 75 % – НА ВСЕ! ЭТО КРУЧЕ, ЧЕМ НА РОЖДЕСТВО!!!
Но стекло было неровно замазано мылом. Сквозь одну из «брешей» в замазке Дух разглядел голый розовый торс в пятнах лунного света и тени. Круглая голова была повернута безликим лицом внутрь темного помещения. Забытый в спешке манекен – хозяин этих унылых руин.
Он не обернулся, когда Энн тихо вышла из клуба: рыжие волосы развеваются на ветру, холодные слезы текут по щекам. Он просто стоял и смотрел в витрину заброшенного магазина. В голове не было никаких голосов, кроме его собственных мыслей, которые плыли, как облака, набегающие на луну. А потом он почувствовал, что у него за спиной кто-то есть.
Дух обернулся. Зиллах с Никто стояли на той стороне улицы, у дверей клуба. Зиллах застыл неподвижно, как будто принюхиваясь к ночной прохладе. Потом он быстро пошел по улице и даже не обернулся, чтобы посмотреть, идет Никто за ним или нет. Никто поспешил следом.
Через пару секунд Дух пошел за ними.
Кристиан отвернулся от гитариста, не спросив с него денег за пиво. Он давно уже уяснил для себя, что иногда посетителям просто необходимо выпить «за так», просто чтобы почувствовать, что его здесь понимают. Парень кивнул – мол спасибо, старик, – и отошел от стойки.
Кристиан поднял голову, чтобы взглянуть на часы над стойкой. Он посмотрел на часы, и у него перехватило дыхание. На стеклянном циферблате отразились одновременно три цвета: красный отсвет от древнего телевизора, который работал весь вечер с приглушенным звуком, свет от зеленой неоновой рекламы пива напротив стойки и желтый огонек oт чьей-то спички. Казалось бы, ничего особенного, но на секунду эти три цвета смешались в стеклянном круге пыльного циферблата, и Кристиан увидел карнавальный блеск сотни ночей Марди-Гра: огонь, вино, разноцветные бусины, обжигающее сияние шартреза.
Никогда в жизни он не испытывал ностальгии, но сейчас ему так захотелось опять оказаться в Новом Орлеане. И не важно, что его бар располагался почти на отшибе – в самом конце Шартрез-стрит, далеко от бурлящего центра Французского квартала. Сейчас ему представлялась сверкающая Бурбон-стрит, где неоновый карнавал искрится всю ночь напролет и сливается с бледным свечением рассвета. Он вдруг подумал, что Новый Орлеан – это его настоящий дом, что ни в каком другом месте он не чувствовал себя настолько дома – ни в каком другом месте, за столько лет. Ему надо вернуться. Уж лучше столкнуться с бессильной яростью Уолласа Грича, чем прозябать в этом унылом крошечном городишке, подавая подросткам бесконечные кружки дрянного пива каждую бесконечную ночь.
Но тут он себя осадил. Куда ему возвращаться?! Он бросил свой бар. Когда в конце месяца владелец дома не получит арендную плату, бар и все, что в нем есть, перейдут к кому-то другому. И неужели ему так хочется умереть от руки какого-нибудь жалкого человечишки типа Уолласа – умереть из-за идиотского «заскока» больного и старого человека, – или убить его, а заодно и всех остальных ревнителей веры?!
Нет. Он останется здесь, куда его привели судьба и дороги. Он будет подавать пиво и продавать розы, пока они не отцветут. Он отложит немного денег. И когда-нибудь – когда он будет знать точно, что Уоллас мертв, – он вернется в Новый Орлеан. Но пока что, когда у него будут деньги, он поедет на север и попробует разыскать остальных.
Он налил и поставил на стойку очередную кружку пива. Кто-то громко окликнул его, перекрывая гул голосов и музыку в бape:
– Эй, граф Дракула, нальешь нам выпить?
Кристиан обернулся, внутренне подобравшись: плечи напряжены, взгляд холодный как лед. Но двое парней с той стороны стойки… их лица были ему знакомы. Причем в данный момент на их лицах отражалось такое же ошарашенное удивление, какое, наверное, отразилось и на его лице тоже. Глаза густо обведены черной тушью, успевшей размазаться за вечер. Непослушные волосы, разметавшиеся по плечам. Бледные щеки. Один из них держал в руке липкий красный леденец на палочке. Они отрастили волосы и поменяли стиль одежды: теперь они были одеты, как панки. У одного на шее был собачий ошейник. Черная джинсовая куртка другого держалась вовсе не на швах, а на сотнях булавок. Но в остальном Молоха с Твигом совершенно не изменились с той ночи – последней ночи на Марди-Гра пятнадцать лет назад, – когда Кристиан проводил их под утро, помахав вслед их черному фургончику.
Первая мысль, промелькнувшая в голове: А что случилось с Зиллахом? С зеленоглазым красавцем Зиллахом? Да нет. С ним, наверное, все в порядке. Кристиан не стал останавливаться на этой мысли, зато подумал: Они здесь. Они действительно здесь. Как будто все это время я спал, но вот я проснулся, и они снова меня нашли.
И тут Кристиан сделал одну вещь, которую не делал еще никогда – ни разу за всю свою долгую карьеру бармена. Он уронил кружку с пивом, которую держал в руке. Пиво разлилось лужей на полу, вспенившись вокруг его ботинок. Кинси выглянул из подсобки и одарил Кристиана сердитым взглядом, но тому было плевать.
Никто оглядел ребят, собравшихся в клубе. Они все были такие красивые. Ему нравилось в них все: их взлохмаченные прически, их вызывающая бижутерия, их черные или разноцветные одежды. Ему нравилось, что все они чем-то похожи на него, и ему хотелось подружиться со всеми. Буквально – с каждым. Большинство улыбались ему, а кое-кто даже сказал «приветы» – они все говорили «приветы», а не «привет» или «здрасте», – но он не решился ни с кем заговорить. Сейчас он не может ни с кем подружиться. Сейчас, когда каждый из них мог оказаться на месте Лейна – стать мертвым телом где-нибудь в придорожной канаве, под промозглым дождем.
Сейчас нельзя.
Но он был доволен хотя бы тем, что он просто тусуется с ними и наблюдает, как они курят, болтают, танцуют. С ним Зиллах. И Молоха с Твигом. Так что он не один. И он послушал любимую группу. Теперь ему будет что вспомнить. Их песни. Дух, вцепившийся в микрофон обеими руками. Омытый золотым светом. Стив, мечущийся по сцене с гитарой. Как будто за ним гоняется сам дьявол. Руки Духа как бледные птицы. Вылепливают музыку. Никто стоял посредине толпы, пытаясь впитать в себя все детали того, что он видит и чувствует, – запах дыма от ароматизированных сигарет и пота, смешанного с духами; надписи и рисунки на стенах. Некоторые совсем поблекли и стерлись. Некоторые – такие яркие, как свежая кровь на стенах фургончика.
Молоха с Твигом пошли в бар в надежде, что здесь подают некий загадочный коктейль под названием «Сволочные страдания». Зиллах пошел с ними, но вернулся буквально через минуту. Он схватил Никто за локоть и многозначительно кивнул в сторону выхода.
На улице Зиллах развернулся, не сказав ни слова, и пошел прочь от клуба. Пару секунд Никто тупо таращился ему в спину, а потом поспешил следом.
Так продолжалось весь день. С той минуты, когда они вышли из дома Духа и Стива. Вышли украдкой – почему-то именно это слово приходило на ум Никто, когда он задумывался о сегодняшнем происшествии. Да, они вышли через дверь. Средь бела дня. Но все равно украдкой. К вечеру лицо Зиллаха полностью исцелилось, и он держался с Никто вполне дружелюбно. Но сейчас Зиллах вел себя так, как будто концерт ему не понравился. Может быть, музыка показалась ему скучной? Или клуб слишком маленьким и нестильным? Или Зиллах просто затаил злобу на Стива с Духом?
Если это действительно так, размышлял Никто, то надо скорей забирать Молоху с Твигом и ехать из этого города. Он видел Потерянную Милю; он побывал на концерте. Здесь для него нет места. Ни для него, ни для его новой семьи. Никто догнал Зиллаха и пошел рядом с ним. Справа был целый квартал заброшенных магазинов. Слева тянулся ряд припаркованных у тротуара машин. В их лобовых стеклах отражался лунный свет. На капоте одной из машин сидела сгорбленная фигура. Когда они с Зиллахом подошли ближе, Никто разглядел, что это была девушка. С длинными распущенными волосами, которые закрывали всю спину. Они подошли еще ближе, и он увидел, что девушка плачет.
Зиллах потянул его к ней. Вряд ли Зиллах был голоден – после пиршества прошлой ночью, – но сейчас Никто не хотелось об этом думать. Он не сделает этого снова. Во всяком случае, не сейчас. Тем более что Молохи с Твигом поблизости не было. Зиллах тронул девушку за плечо:
– Тебе плохо, милая? Мы можем как-то помочь?
И Никто показалось, что он все понял. Он поступил наперекор Зиллаху, и его наказание еще не закончилось.
Но Никто было уже все равно. Если Зиллах хочет эту девицу, пускай берет. Или любую другую девицу – кого угодно. Потому что сейчас Никто понял одну очень важную вещь, которую не понимал раньше: Зиллах не просто сердит на него за то, что он его не послушался и даже ударил. Зиллах просто ревнует. Ревнует к Стиву и Духу. К их музыке, которая так нравится Никто. И как только он это понял, он почувствовал себя очень сильным, даже могущественным – как в тот раз, когда они со Страшилой ширялись на старом кладбище. Кто-то ценит его настолько, что даже ревнует… кто-то такой невозможно красивый и обаятельный, как Зиллах. Ощущение просто пьянящее.
И еще Никто понял, что оно ему нравится.
Энн испуганно вскинула голову, когда кто-то тронул ее за плечо. Она не слышала, как он подошел, этот парень… впрочем, в ее теперешнем состоянии она бы, наверное, вряд ли заметила даже марширующий оркестр. Может, в другой ситуации ей бы понравилось, что на нее обращают внимание незнакомые парни, но сейчас она была не в лучшем виде: глаза заплаканные, челка липнет ко лбу, тушь потекла, макияж размазался, бледная кожа – Энн специально не загорала летом, чтобы добиться этой полупрозрачной бледности, – вся пошла красными пятнами из-за того, что она разревелась, как последняя дура. Да пошел он куда подальше, этот Стив Финн, – подумала она. – Чтоб ему… Энн попыталась придумать наиболее страшную кару, но тут она увидела парня, который с ней заговорил, и тут же забыла про Стива. Она даже забыла про то, что она сейчас выглядит как бомжиха с бодуна.
Она была зачарована, по-другому не скажешь. Она мельком взглянула на второго парня – обычный модный старшеклассник, ничего выдающегося – и снова уставилась на Зиллаха. У него были поразительные глаза. Да и все остальное было очень даже ничего. Он был совсем небольшого роста – обычно Энн нравились очень высокие парни, – и для ее идеала мужчины он был чуточку крепковат (оба, Стив и Элиот, могли бы соперничать друг с другом в борьбе за звание Почетного Дистрофика). Но его лицо было как маска, выточенная из лунного камня, – идеальное и слегка жестокое. Аристократическое лицо. Его гладкая кожа была безупречной.
Он взял Энн за руку, и она увидела, какие тонкие и красивые у него руки. Под шелковой кожей выпирали тяжелые темные вены. Через пару секунд Энн сообразила, в чем дело: вены так хорошо просматривались, потому что у него на руках почти не было волос. И на голой груди под наполовину расстегнутой рубахой тоже не было ни волоска. Он везде такой гладкий? – подумала Энн. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей хотелось бы это выяснить. Эти зеленые глаза пробуждали в ней странные безумные желания. Ей хотелось совершить что-нибудь безрассудное. Да и как отказать мужчине с такими глазами?!
– Мы как раз шли к нашей машине, хотели опиума покурить, – сказал Зиллах. – Не хочешь присоединиться?
На мгновение Энн испугалась. Если бы он сказал «травка» или даже «гашиш», она бы восприняла это нормально, но откуда бы взяться опиуму в Потерянной Миле?! В голову сразу полезли мысли о серийных маньяках-убийцах, о телах молоденьких девушек с отпиленными руками и ногами, о наборах слесарных инструментов и электродрелях.
Но потом она выпрямилась и улыбнулась. С ней ничего подобного не случится. Просто не может случиться. А если все же случится… ну что же, тогда Саймон больше не будет ее изводить морально, а Стив почувствует себя настоящей сволочью. Ему будет плохо, просто кошмарно плохо… Так что оно того стоит.
– Да можно, – сказала она. – Я уже почти месяц не кайфовала. Могу себе позволить.
Она слезла с капота. Зиллах взял ее за руку выше локтя и повел к фургону. Энн старалась прижимать руку плотнее к телу, так чтобы пальцы Зиллаха касались ее груди сбоку. Он это почувствовал, но не убрал руку. И вскоре она почувствовала, что его пальцы зашевелились и принялись легонько ласкать ее. А потом он выставил указательный палец вперед и коснулся ее соска. Сосок тут же напрягся, и Зиллах поиграл с ним еще пару секунд. Энн почувствовала, как внизу живота разгорается влажный жар – нарастающее горячечное напряжение. Если этот мужчина накурит ее опиумом, то он получит гораздо больше, чем простой секс «по-быстрому», на который он явно рассчитывает.
Ни Энн, ни Зиллах не оглядывались, чтобы проверить, идет ли за ними Никто, но после секундной заминки Никто пошел.
Дух шел следом за Зиллахом и Никто, стараясь держаться в сумраке и не подходить слишком близко. Они зашли далеко в глубь заброшенного квартала. Все витрины были либо заколочены досками, либо просто разбиты. Молочный свет звезд отражался в осколках. Сами звезды холодно поблескивали на небе. По ночам здесь всегда было холодно, в этой части города. Даже в разгар жаркого лета поздних прохожих пробивал озноб, и они поплотнее запахивали свои легкие одежды. Россыпь осколков битого стекла, корка слежавшейся пыли вдоль тротуаров, облака пара, что струились из канализационных решеток, подобно размытым бело-серым призракам… ощущение холода.
Дух шел, держа руки в карманах и надвинув шляпу низко на лоб. Однажды Зиллах обернулся, и Духу показалось, что у него из глаз струится горячий зеленый свет. Он нырнул в темную арку, его сердце забилось чаще.
Зиллах с Никто растворились в холодном сумраке, не обращая внимания на окружающее запустение. Они шли бесшумно и молча – не разговаривали, не прикасались друг к другу, хотя иногда их руки мимоходом соприкасались. Дух стоял в арке и наблюдал за ними. Чуть дальше по улице он заметил девушку. Она сидела на капоте припаркованной у тротуара машины и казалось, будто она плачет. У нее были длинные волосы, но при таком освещении Дух не мог разобрать их цвет; в тусклом свечении немногих работающих фонарей они казались черными. Зиллах подошел к ней и заговорил, и когда она подняла голову. Дух увидел ее лицо. Это была Энн. Энн Брансби-Смит.
Они обменялись несколькими фразами, и Энн слезла с капота. Дух лихорадочно потянулся к ее сознанию. Если он сможет ее почувствовать, может быть, у него получится предостеречь ее… предупредить… но о чем? Что не далее как сегодня этот красивый и явно хорошо воспитанный парень собирался раскроить ему череп бейсбольной битой? Что искалеченное и разбитое лицо Зиллаха волшебным образом исцелилось буквально за несколько часов? Что холодный и вкрадчивый голос Зиллаха проник ему в сознание и нашептывал всякие непотребства?
Энн в жизни ему не поверит. Тем более что он все равно не сумел прикоснуться к ее сознанию. Он чувствовал только холодную пустоту непроглядной тьмы. Глухой эфир, который его бабушка называла «провалом, где ощущения теряются в пустоте». Дух решил не давить и оставить все как есть. Он наблюдал за тем, как Энн уходит с Зиллахом, а потом пошел следом.
Они дошли до черного фургончика. Зиллах помог Энн забраться внутрь и сделал знак Никто, чтобы тот тоже заходил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Ночь была прозрачной, и чистой, и острой, как колотый лед. Дух вдохнул полной грудью и медленно выдохнул. Изо рта вырвалось бледное облачко пара. Пару минут он постоял на тротуаре у входа в клуб. Он держал руки в карманах куртки и рассеянно перебирал их содержимое. Лепестки розы. Игральная карта – замусоленный туз пик, который Дух как-то нашел в траве у подъездной дорожки к их дому. Медиатор, который Стив подарил ему на счастье. Дух перешел на ту сторону. На улице не было ни души.
Потерянная Миля – маленький городок, но и здесь есть парочка пустынных обветшалых районов, где почти никто не живет. «Священный тис» располагался как раз в таком глухом районе. Посетителям это даже нравилось, а Кинси нравилась низкая плата за аренду. Некоторые витрины заброшенных магазинов были заколочены досками или вообще разбиты. Дух стоял перед дверью в здание, где раньше был магазин одежды. В витрине по-прежнему висел плакат: МАГАЗИН ЛИКВИДИРУЕТСЯ. ГРАНДИОЗНАЯ РАСПРОДАЖА. СКИДКА 75 % – НА ВСЕ! ЭТО КРУЧЕ, ЧЕМ НА РОЖДЕСТВО!!!
Но стекло было неровно замазано мылом. Сквозь одну из «брешей» в замазке Дух разглядел голый розовый торс в пятнах лунного света и тени. Круглая голова была повернута безликим лицом внутрь темного помещения. Забытый в спешке манекен – хозяин этих унылых руин.
Он не обернулся, когда Энн тихо вышла из клуба: рыжие волосы развеваются на ветру, холодные слезы текут по щекам. Он просто стоял и смотрел в витрину заброшенного магазина. В голове не было никаких голосов, кроме его собственных мыслей, которые плыли, как облака, набегающие на луну. А потом он почувствовал, что у него за спиной кто-то есть.
Дух обернулся. Зиллах с Никто стояли на той стороне улицы, у дверей клуба. Зиллах застыл неподвижно, как будто принюхиваясь к ночной прохладе. Потом он быстро пошел по улице и даже не обернулся, чтобы посмотреть, идет Никто за ним или нет. Никто поспешил следом.
Через пару секунд Дух пошел за ними.
Кристиан отвернулся от гитариста, не спросив с него денег за пиво. Он давно уже уяснил для себя, что иногда посетителям просто необходимо выпить «за так», просто чтобы почувствовать, что его здесь понимают. Парень кивнул – мол спасибо, старик, – и отошел от стойки.
Кристиан поднял голову, чтобы взглянуть на часы над стойкой. Он посмотрел на часы, и у него перехватило дыхание. На стеклянном циферблате отразились одновременно три цвета: красный отсвет от древнего телевизора, который работал весь вечер с приглушенным звуком, свет от зеленой неоновой рекламы пива напротив стойки и желтый огонек oт чьей-то спички. Казалось бы, ничего особенного, но на секунду эти три цвета смешались в стеклянном круге пыльного циферблата, и Кристиан увидел карнавальный блеск сотни ночей Марди-Гра: огонь, вино, разноцветные бусины, обжигающее сияние шартреза.
Никогда в жизни он не испытывал ностальгии, но сейчас ему так захотелось опять оказаться в Новом Орлеане. И не важно, что его бар располагался почти на отшибе – в самом конце Шартрез-стрит, далеко от бурлящего центра Французского квартала. Сейчас ему представлялась сверкающая Бурбон-стрит, где неоновый карнавал искрится всю ночь напролет и сливается с бледным свечением рассвета. Он вдруг подумал, что Новый Орлеан – это его настоящий дом, что ни в каком другом месте он не чувствовал себя настолько дома – ни в каком другом месте, за столько лет. Ему надо вернуться. Уж лучше столкнуться с бессильной яростью Уолласа Грича, чем прозябать в этом унылом крошечном городишке, подавая подросткам бесконечные кружки дрянного пива каждую бесконечную ночь.
Но тут он себя осадил. Куда ему возвращаться?! Он бросил свой бар. Когда в конце месяца владелец дома не получит арендную плату, бар и все, что в нем есть, перейдут к кому-то другому. И неужели ему так хочется умереть от руки какого-нибудь жалкого человечишки типа Уолласа – умереть из-за идиотского «заскока» больного и старого человека, – или убить его, а заодно и всех остальных ревнителей веры?!
Нет. Он останется здесь, куда его привели судьба и дороги. Он будет подавать пиво и продавать розы, пока они не отцветут. Он отложит немного денег. И когда-нибудь – когда он будет знать точно, что Уоллас мертв, – он вернется в Новый Орлеан. Но пока что, когда у него будут деньги, он поедет на север и попробует разыскать остальных.
Он налил и поставил на стойку очередную кружку пива. Кто-то громко окликнул его, перекрывая гул голосов и музыку в бape:
– Эй, граф Дракула, нальешь нам выпить?
Кристиан обернулся, внутренне подобравшись: плечи напряжены, взгляд холодный как лед. Но двое парней с той стороны стойки… их лица были ему знакомы. Причем в данный момент на их лицах отражалось такое же ошарашенное удивление, какое, наверное, отразилось и на его лице тоже. Глаза густо обведены черной тушью, успевшей размазаться за вечер. Непослушные волосы, разметавшиеся по плечам. Бледные щеки. Один из них держал в руке липкий красный леденец на палочке. Они отрастили волосы и поменяли стиль одежды: теперь они были одеты, как панки. У одного на шее был собачий ошейник. Черная джинсовая куртка другого держалась вовсе не на швах, а на сотнях булавок. Но в остальном Молоха с Твигом совершенно не изменились с той ночи – последней ночи на Марди-Гра пятнадцать лет назад, – когда Кристиан проводил их под утро, помахав вслед их черному фургончику.
Первая мысль, промелькнувшая в голове: А что случилось с Зиллахом? С зеленоглазым красавцем Зиллахом? Да нет. С ним, наверное, все в порядке. Кристиан не стал останавливаться на этой мысли, зато подумал: Они здесь. Они действительно здесь. Как будто все это время я спал, но вот я проснулся, и они снова меня нашли.
И тут Кристиан сделал одну вещь, которую не делал еще никогда – ни разу за всю свою долгую карьеру бармена. Он уронил кружку с пивом, которую держал в руке. Пиво разлилось лужей на полу, вспенившись вокруг его ботинок. Кинси выглянул из подсобки и одарил Кристиана сердитым взглядом, но тому было плевать.
Никто оглядел ребят, собравшихся в клубе. Они все были такие красивые. Ему нравилось в них все: их взлохмаченные прически, их вызывающая бижутерия, их черные или разноцветные одежды. Ему нравилось, что все они чем-то похожи на него, и ему хотелось подружиться со всеми. Буквально – с каждым. Большинство улыбались ему, а кое-кто даже сказал «приветы» – они все говорили «приветы», а не «привет» или «здрасте», – но он не решился ни с кем заговорить. Сейчас он не может ни с кем подружиться. Сейчас, когда каждый из них мог оказаться на месте Лейна – стать мертвым телом где-нибудь в придорожной канаве, под промозглым дождем.
Сейчас нельзя.
Но он был доволен хотя бы тем, что он просто тусуется с ними и наблюдает, как они курят, болтают, танцуют. С ним Зиллах. И Молоха с Твигом. Так что он не один. И он послушал любимую группу. Теперь ему будет что вспомнить. Их песни. Дух, вцепившийся в микрофон обеими руками. Омытый золотым светом. Стив, мечущийся по сцене с гитарой. Как будто за ним гоняется сам дьявол. Руки Духа как бледные птицы. Вылепливают музыку. Никто стоял посредине толпы, пытаясь впитать в себя все детали того, что он видит и чувствует, – запах дыма от ароматизированных сигарет и пота, смешанного с духами; надписи и рисунки на стенах. Некоторые совсем поблекли и стерлись. Некоторые – такие яркие, как свежая кровь на стенах фургончика.
Молоха с Твигом пошли в бар в надежде, что здесь подают некий загадочный коктейль под названием «Сволочные страдания». Зиллах пошел с ними, но вернулся буквально через минуту. Он схватил Никто за локоть и многозначительно кивнул в сторону выхода.
На улице Зиллах развернулся, не сказав ни слова, и пошел прочь от клуба. Пару секунд Никто тупо таращился ему в спину, а потом поспешил следом.
Так продолжалось весь день. С той минуты, когда они вышли из дома Духа и Стива. Вышли украдкой – почему-то именно это слово приходило на ум Никто, когда он задумывался о сегодняшнем происшествии. Да, они вышли через дверь. Средь бела дня. Но все равно украдкой. К вечеру лицо Зиллаха полностью исцелилось, и он держался с Никто вполне дружелюбно. Но сейчас Зиллах вел себя так, как будто концерт ему не понравился. Может быть, музыка показалась ему скучной? Или клуб слишком маленьким и нестильным? Или Зиллах просто затаил злобу на Стива с Духом?
Если это действительно так, размышлял Никто, то надо скорей забирать Молоху с Твигом и ехать из этого города. Он видел Потерянную Милю; он побывал на концерте. Здесь для него нет места. Ни для него, ни для его новой семьи. Никто догнал Зиллаха и пошел рядом с ним. Справа был целый квартал заброшенных магазинов. Слева тянулся ряд припаркованных у тротуара машин. В их лобовых стеклах отражался лунный свет. На капоте одной из машин сидела сгорбленная фигура. Когда они с Зиллахом подошли ближе, Никто разглядел, что это была девушка. С длинными распущенными волосами, которые закрывали всю спину. Они подошли еще ближе, и он увидел, что девушка плачет.
Зиллах потянул его к ней. Вряд ли Зиллах был голоден – после пиршества прошлой ночью, – но сейчас Никто не хотелось об этом думать. Он не сделает этого снова. Во всяком случае, не сейчас. Тем более что Молохи с Твигом поблизости не было. Зиллах тронул девушку за плечо:
– Тебе плохо, милая? Мы можем как-то помочь?
И Никто показалось, что он все понял. Он поступил наперекор Зиллаху, и его наказание еще не закончилось.
Но Никто было уже все равно. Если Зиллах хочет эту девицу, пускай берет. Или любую другую девицу – кого угодно. Потому что сейчас Никто понял одну очень важную вещь, которую не понимал раньше: Зиллах не просто сердит на него за то, что он его не послушался и даже ударил. Зиллах просто ревнует. Ревнует к Стиву и Духу. К их музыке, которая так нравится Никто. И как только он это понял, он почувствовал себя очень сильным, даже могущественным – как в тот раз, когда они со Страшилой ширялись на старом кладбище. Кто-то ценит его настолько, что даже ревнует… кто-то такой невозможно красивый и обаятельный, как Зиллах. Ощущение просто пьянящее.
И еще Никто понял, что оно ему нравится.
Энн испуганно вскинула голову, когда кто-то тронул ее за плечо. Она не слышала, как он подошел, этот парень… впрочем, в ее теперешнем состоянии она бы, наверное, вряд ли заметила даже марширующий оркестр. Может, в другой ситуации ей бы понравилось, что на нее обращают внимание незнакомые парни, но сейчас она была не в лучшем виде: глаза заплаканные, челка липнет ко лбу, тушь потекла, макияж размазался, бледная кожа – Энн специально не загорала летом, чтобы добиться этой полупрозрачной бледности, – вся пошла красными пятнами из-за того, что она разревелась, как последняя дура. Да пошел он куда подальше, этот Стив Финн, – подумала она. – Чтоб ему… Энн попыталась придумать наиболее страшную кару, но тут она увидела парня, который с ней заговорил, и тут же забыла про Стива. Она даже забыла про то, что она сейчас выглядит как бомжиха с бодуна.
Она была зачарована, по-другому не скажешь. Она мельком взглянула на второго парня – обычный модный старшеклассник, ничего выдающегося – и снова уставилась на Зиллаха. У него были поразительные глаза. Да и все остальное было очень даже ничего. Он был совсем небольшого роста – обычно Энн нравились очень высокие парни, – и для ее идеала мужчины он был чуточку крепковат (оба, Стив и Элиот, могли бы соперничать друг с другом в борьбе за звание Почетного Дистрофика). Но его лицо было как маска, выточенная из лунного камня, – идеальное и слегка жестокое. Аристократическое лицо. Его гладкая кожа была безупречной.
Он взял Энн за руку, и она увидела, какие тонкие и красивые у него руки. Под шелковой кожей выпирали тяжелые темные вены. Через пару секунд Энн сообразила, в чем дело: вены так хорошо просматривались, потому что у него на руках почти не было волос. И на голой груди под наполовину расстегнутой рубахой тоже не было ни волоска. Он везде такой гладкий? – подумала Энн. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей хотелось бы это выяснить. Эти зеленые глаза пробуждали в ней странные безумные желания. Ей хотелось совершить что-нибудь безрассудное. Да и как отказать мужчине с такими глазами?!
– Мы как раз шли к нашей машине, хотели опиума покурить, – сказал Зиллах. – Не хочешь присоединиться?
На мгновение Энн испугалась. Если бы он сказал «травка» или даже «гашиш», она бы восприняла это нормально, но откуда бы взяться опиуму в Потерянной Миле?! В голову сразу полезли мысли о серийных маньяках-убийцах, о телах молоденьких девушек с отпиленными руками и ногами, о наборах слесарных инструментов и электродрелях.
Но потом она выпрямилась и улыбнулась. С ней ничего подобного не случится. Просто не может случиться. А если все же случится… ну что же, тогда Саймон больше не будет ее изводить морально, а Стив почувствует себя настоящей сволочью. Ему будет плохо, просто кошмарно плохо… Так что оно того стоит.
– Да можно, – сказала она. – Я уже почти месяц не кайфовала. Могу себе позволить.
Она слезла с капота. Зиллах взял ее за руку выше локтя и повел к фургону. Энн старалась прижимать руку плотнее к телу, так чтобы пальцы Зиллаха касались ее груди сбоку. Он это почувствовал, но не убрал руку. И вскоре она почувствовала, что его пальцы зашевелились и принялись легонько ласкать ее. А потом он выставил указательный палец вперед и коснулся ее соска. Сосок тут же напрягся, и Зиллах поиграл с ним еще пару секунд. Энн почувствовала, как внизу живота разгорается влажный жар – нарастающее горячечное напряжение. Если этот мужчина накурит ее опиумом, то он получит гораздо больше, чем простой секс «по-быстрому», на который он явно рассчитывает.
Ни Энн, ни Зиллах не оглядывались, чтобы проверить, идет ли за ними Никто, но после секундной заминки Никто пошел.
Дух шел следом за Зиллахом и Никто, стараясь держаться в сумраке и не подходить слишком близко. Они зашли далеко в глубь заброшенного квартала. Все витрины были либо заколочены досками, либо просто разбиты. Молочный свет звезд отражался в осколках. Сами звезды холодно поблескивали на небе. По ночам здесь всегда было холодно, в этой части города. Даже в разгар жаркого лета поздних прохожих пробивал озноб, и они поплотнее запахивали свои легкие одежды. Россыпь осколков битого стекла, корка слежавшейся пыли вдоль тротуаров, облака пара, что струились из канализационных решеток, подобно размытым бело-серым призракам… ощущение холода.
Дух шел, держа руки в карманах и надвинув шляпу низко на лоб. Однажды Зиллах обернулся, и Духу показалось, что у него из глаз струится горячий зеленый свет. Он нырнул в темную арку, его сердце забилось чаще.
Зиллах с Никто растворились в холодном сумраке, не обращая внимания на окружающее запустение. Они шли бесшумно и молча – не разговаривали, не прикасались друг к другу, хотя иногда их руки мимоходом соприкасались. Дух стоял в арке и наблюдал за ними. Чуть дальше по улице он заметил девушку. Она сидела на капоте припаркованной у тротуара машины и казалось, будто она плачет. У нее были длинные волосы, но при таком освещении Дух не мог разобрать их цвет; в тусклом свечении немногих работающих фонарей они казались черными. Зиллах подошел к ней и заговорил, и когда она подняла голову. Дух увидел ее лицо. Это была Энн. Энн Брансби-Смит.
Они обменялись несколькими фразами, и Энн слезла с капота. Дух лихорадочно потянулся к ее сознанию. Если он сможет ее почувствовать, может быть, у него получится предостеречь ее… предупредить… но о чем? Что не далее как сегодня этот красивый и явно хорошо воспитанный парень собирался раскроить ему череп бейсбольной битой? Что искалеченное и разбитое лицо Зиллаха волшебным образом исцелилось буквально за несколько часов? Что холодный и вкрадчивый голос Зиллаха проник ему в сознание и нашептывал всякие непотребства?
Энн в жизни ему не поверит. Тем более что он все равно не сумел прикоснуться к ее сознанию. Он чувствовал только холодную пустоту непроглядной тьмы. Глухой эфир, который его бабушка называла «провалом, где ощущения теряются в пустоте». Дух решил не давить и оставить все как есть. Он наблюдал за тем, как Энн уходит с Зиллахом, а потом пошел следом.
Они дошли до черного фургончика. Зиллах помог Энн забраться внутрь и сделал знак Никто, чтобы тот тоже заходил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43