И хотя Бретта жила как на иголках, ожидая подобного известия со дня на день, сообщение выбило ее из колеи, она и не подозревала, что смерть мужа так подействует на нее. Отныне в ее жизни начался новый этап, и отступать было не в привычках «золотой» Бретты.
Гроб с телом покойного перевезли с корабля в фамильный замок Сайраса, что находился неподалеку от Доршаты. Во время траурной церемонии, на которую приехало множество придворных, Бретта держалась безукоризненно. Наибольшее опасение ей внушал Луберт – он высказал сестре глубочайшее соболезнование и постоянно находился рядом, так что самые злые языки не могли ни в чем его упрекнуть. Однако все это время Бретта ловила на себе внимательный, пристальный взгляд брата. Обмануть можно было кого угодно, только не Луберта: он прекрасно понимал, что со смертью мужа руки сестры развязаны. Будет ли она настолько неосторожна, что ввяжется в борьбу за власть? Она же всеми силами старалась успокоить подозрения, вела себя так естественно и говорила совершенно искренне, что после такого потрясения хочет только одного – спокойной жизни. Бретта тщательно следила, чтобы не переусердствовать, слишком бурное выражение горя могло бы показаться подозрительным. Через два дня Луберт уехал в Доршату. К огромному сожалению «золотой» Бретты, поместье пришлось покинуть и Тинчеру, и Йоре, и многим фрейлинам свиты. Остались лишь некоторые придворные дамы из свиты – конечно, несносная белл Кволла тут же пожелала скрасить одиночество новоиспеченной вдовы, и Бретта, кипя бессильной яростью, кротко согласилась оставить Хранительницу нарядов в замке – да родственники Сайраса.
И вот теперь, скорбя по умершему супругу, «золотая» Бретта изнывала от скуки и бездействия – ни подруги, ни Тинчер из-за траура не могли ее навещать. Больше всего на свете ей хотелось покинуть это мрачное место и вернуться в Доршату, но, как безутешная вдова, она должная была в течение трех недель ежедневно скорбеть у гроба покойного.
Скука странным образом уживалась с нараставшим нетерпением, которое звенело внутри нее, как натянутая струна. Бретта чувствовала, что грядут события, которые очень скоро перевернут всю ее жизнь, и не собиралась сидеть сложа руки и дожидаться наступления этих событий Она предпочла бы кинуться им навстречу, но… появиться в Доршате, не пробыв минимум трех недель в замке, было невозможно. Бретта выдерживала траурный срок, скрипя зубами. Чума всех побери, как же скучно! Придворные дамы ведут благопристойные беседы, которые не оскорбят слуха вдовы, а родственники мужа считают своим долгом заливаться слезами при каждом ее появлении и подолгу рассказывать умилительные истории о Сайрасе. Похоже, в свое время ее угораздило выйти замуж за само совершенство! Правда, радости от этого не было никакой…
Бретта поднялась со скамеечки и прошлась по усыпальнице, чтобы размять затекшие ноги. Проходя мимо мраморного постамента, она шлепнула ладошкой по тяжелому саркофагу с останками Сайраса.
«Безутешная вдова»… Чума на него, а ведь когда-то она действительно любила мужа. Бретта с досадой сдвинула брови. Он был очень красив, но холоден как лед. Чья вина, что ей так и не удалось до него достучаться? И можно ли ее винить, что любовь перешла в ненависть, такую же яростную и неистовую? И что толку думать сейчас об этом?
«Золотая» Бретта снова уселась к окну и огляделась. Этот склеп ужасен, ужасен. Непонятно, как муж, с его безупречным вкусом, мирился с этаким кошмаром, почему не приказал его перестроить? Лежать здесь… брррр! Лучше уж сжигать своих мертвых, как это делают норлоки.
Бретта подперла щеку рукой. Мысли ее потекли по другому руслу. Чума бы побрала весь этот глупый этикет! Когда она станет править Доршатой, то прикажет собирать Совет Шести каждую неделю – если не придумает другой возможности видеть военачальника норлоков как можно чаще. Жаль, его не было на прошлом празднике… В последний раз она видела норлока как раз после Совета. Ничего особенного, просто короткий ничего не значащий разговор… пара слов, какая-то шутка… когда он смеется, у него глаза мальчишки!
Тут Бретта припомнила Тинчера и с досадой прикусила губу.
«Желаю вам, моя золотая прелесть, – говорил он небрежным тоном, в своей обычной манере, словно посмеиваясь над собственными словами, – самой не угодить в силки, которые вы так искусно расставляете для другого!»
Глупости. Это просто деловой интерес, только и всего, сделка. Посмотрим, насколько хорошо норлок умеет держать себя в руках…
Бретта тряхнула головой, отгоняя мысли. Она поглядела на солнце – алый шар почти скрылся за деревьями. Наконец-то можно покинуть склеп, теперь уже никто не сможет упрекнуть ее в том, что она скорбела мало! Но прежде чем уйти, предстояло сделать еще кое-что. Бретта прислушалась. Было тихо, лишь в парке свистела какая-то птица, ей отвечала другая. Бретта расстегнула кружевной воротник платья и вытащила тонкую золотую цепочку с черным блестящим камнем, теплым от ее тела. «Амулет вдовы». Она разглядывала камень так, словно видела впервые. Заклинания чародеев Лутаки сработали…
Риск, связанный с амулетом, был огромен. Покупка предмета, на который наложены чары Запретной магии… смерть, которая за этим последовала – смерть не простолюдина, а высокопоставленного вельможи… и сама она – дочь Наместника, замешанная в этом… Бретта поежилась. Темницы Драконьих скал навечно – самое милосердное, чего можно ожидать… впрочем, на милосердие рассчитывать нечего.
«Золотая» Берта поднялась и расправила плечи. Страх отступил, но не ушел совсем, а затаился под сердцем неприятным холодком, словно змея. Амулет сделал свое дело, осталось спрятать его так, чтобы никто и никогда не нашел, и склеп был для этого самым подходящим местом. Бретта сняла амулет и, шелестя платьем, прошлась по залу усыпальницы. Возле саркофага белл Нариссы она остановилась. Ей не довелось застать в живых мать Сайраса, и она видела ее только на фамильных портретах. Они с сыном были похожи друг на друга, как две капли воды: такая же безупречная красота, такие же ледяные глаза. Возле мраморного гроба Нариссы стояли высокие, в человеческий рост, вазы, выточенные из драгоценного камня, зеленого с черными прожилками, такие тяжелые, что их почти невозможно было сдвинуть с места. Бретта зажала амулет в ладони, приподнялась на цыпочки и разжала пальцы. Камень глухо стукнул по дну вазы. Бретта повернулась и вышла.
Придворные дамы, облаченные в знак скорби в платья тусклых зеленых тонов, толпились возле беседки. Тут же дожидались Бретту несколько родственников Сайраса. Среди них выделялась ростом его пожилая тетка, белл Кейтс, на голову возвышавшаяся над всеми остальными. У нее были такие же светлые, почти белые волосы, как у Сайраса, и серо-голубые глаза. Белл Кейтс была привязана к племяннику всем сердцем, и его кончина стала для нее настоящим ударом. Бретта старалась избегать женщину, но это было не так-то легко: простодушная провинциалка – тетка Сайраса жила в Руноне – совершенно искренне считала, что вдова сходит с ума от горя.
Когда Бретта приблизилась, пожилая дама взяла ее под руку – жест казался бы фамильярным, не будь он таким искренним:
– Крепитесь, эта тяжелая потеря для всех нас, но…
На соседней дорожке послышался стук копыт, раздались чьи-то голоса. «Золотая» Бретта насторожилась. Вскоре из-за поворота дорожки показались двое – кто-то из гвардейцев Дворцовой стражи и помощник Канцлера Дегер.
У Бретты екнуло сердце. Помощник Канцлера не мог явиться в замок просто так. Неужели проклятые ищейки Коллегии раскопали обстоятельства смерти Сайраса?! Уже?! Так быстро? Нет, не может быть!
Дегер, приблизившись, поклонился и пробормотал официальное приветствие. По его лицу решительно невозможно было прочитать хоть что-то.
Бретта сделала знак придворным дамам следовать вперед и оставить ее наедине с помощником Канцлера. Сердце ее отчаянно колотилось.
– Неотложные дела, белл Бретта, требуют вашего присутствия в Доршате, – проговорил Дегер.
– Они настолько неотложны, что из-за них позволено нарушить мой траур? – холодно осведомилась Бретта, она недолюбливала Дегера.
– Прошу меня извинить, но…
– Что произошло? – требовательно перебила она.
– Здоровье вашего отца внушает самые серьезные опасения, – многозначительно проговорил Дегер.
«Золотая» Бретта остановилась. Она ожидала чего угодно, только не этого!
– Внушает опа… – Она уставилась на Дегера. – Внушает опасения?! Как это может быть? Я покинула Доршату две недели назад, отец был совершенно здоров и собирался ехать на верфи, чтобы присутствовать при спуске на воду корабля…
– Именно. – Теперь Бретта видела, что помощник Канцлера не на шутку обеспокоен. – После посещения верфи Наместник почувствовал себя хуже… В тот день дул холодный ветер с Островов Пряного Ветра, всем известно, что он приносит лихорадку и… Орден Целителей сбивается с ног, но…
– Пошлите за зельем на Сарамитскую равнину!
– Это было сделано в тот же день, – доложил Дегер.
Бретта, конечно, знала, что отец, желая опровергнуть слухи о его немощи, в последнее время появлялся на народе даже чаще обычного. Скачки, городские праздники, гулянья – редко что обходилось без присутствия Наместника.
– Проклятье… – пробормотала Бретта. События начали развиваться как-то слишком быстро!
Она приподняла платье и припустила к замку едва ли не бегом. Какая досада, что нельзя поговорить с Тинчером, он наверняка знает подробности!
– Немедленно заложите карету! – крикнула Бретта, издалека завидев сутулую фигуру управляющего хозяйством замка. – Я еду сейчас же! Пусть белл Кволла останется тут и проследит, чтобы мои вещи уложили и прислали в Доршату!
– Карета уже готова. – Дегер успел позаботиться обо всем. – Вы можете отправляться сразу же, белл Бретта.
Сердце ее стучало так, словно хотело выпрыгнуть из груди.
Колесо судьбы медленно и неохотно поворачивалось, и «золотой» Бретте казалось, что она слышит его скрип.
Глава шестнадцатая
СУОН
Рассвет встретил их в пути. Сульг шел быстро, останавливаясь лишь на пару минут, чтобы напиться воды из ручья. Несколько раз среди деревьев он замечал пятнистых лесных оленей, которые бродили по склонам и совсем не боялись путников. Голодный овражник порывался шмыгнуть в кусты и поискать мышей, но Сульг хмуро поинтересовался:
– Видел оленей?
– Они не нападут, – уверенно сказал овражник, явно гордясь своими обширными познаниями.
– Олени – еда для больших зверей, – пояснил норлок. – Раз здесь олени и кабаны, значит, есть и те, кто охотится на них. Пойдешь ловить крысу и наткнешься на горную кошку или еще кого.
Овражник съежился. Некоторое время он шел рядом, но вскоре предупреждение вылетело у него из головы, и гном вприпрыжку побежал вперед, обшаривая взглядом траву в поисках мышиных нор.
Лес внезапно оборвался. Впереди расстилалась небольшая долина, поросшая редким кустарником. Сульг остановился и внимательно оглядел открытую местность. Несколько грациозных оленей, заметив норлока, насторожились, затем не спеша скрылись между деревьями. Он колебался, оглядывая пространство, вид маленькой долины вызывал тревогу, а Сульг привык прислушиваться к своему внутреннему голосу. Но обходить долину и терять время не хотелось. Норлок помедлил немного и осторожно двинулся вперед, бросая по сторонам быстрые взгляды.
Он был уже почти посередине, когда почуял запах свежей земли. Сульг насторожился, сделал еще несколько шагов, огибая разросшийся невысокий кустарник. За кустами обнаружились большие кучи свежевырытой земли, словно гигантские кроты выбирались из подземных ходов на поверхность.
Норлок замер. Он медленно вытащил меч, обернулся, смерив глазами расстояние до леса, и шагнул назад, стараясь ступать как можно осторожней и легче. Овражник удивленно вытаращил глаза. Сульг собрался с духом, облизал враз пересохшие губы, отступил и снова оглянулся, прикидывая, как быстро сумеет домчаться до спасительных деревьев.
– Назад? – поинтересовался гном.
– В лес, – тихо скомандовал норлок. – Очень медленно!
Овражник послушно засеменил назад, подпрыгивая на ходу.
– Иди осторожней! Почва под ногами дрогнула.
– Стой! – закричал Сульг. – Не шевелись!
Земля перед ним вздыбилась, словно живая, и из недр ее вылетело чудовище.
Градом посыпались комья земли вперемешку с мелкими камнями и песком.
– Белдхор!
Белдхор, огромное существо, живущее под землей, вырвалось наверх со скоростью, которую невозможно было предположить в огромной, покрытой панцирем туше, Подземный хищник только с виду казался неповоротливым, на самом же деле он двигался с быстротой молнии. Сульг выхватил второй клинок и замер, глядя на белдхора. Сражаться с громадным чудовищем было безумием. Самое разумное – бежать и попытаться добраться до леса: между деревьев белдхор передвигаться не мог. Но норлок знал совершенно точно, что добежать до леса он не успеет, по открытой местности белдхор мчался быстрее породистого скакуна. Подземное чудовище было почти слепым, зато его тонкий слух улавливал малейшие колебания почвы, а хорошо развитое обоняние помогало преследовать добычу.
Сульг по-прежнему не шевелился, держа клинки на изготовку и не сводя глаз с нависшего над ним белдхора.
Первым опомнился овражник. Он подпрыгнул и припустил к лесу с такой скоростью, на какую только был способен смертельно перепуганный гном. Заслышав легкие шаги овражника, белдхор мотнул головой, словно выбирая добычу, и в следующую секунду всей тяжестью обрушился на норлока. Лезвие меча скользнуло по панцирю хищника, не оставив и царапины, зато зачарованный клинок впился в грудную пластину белдхора, так что Сульг с трудом его выдернул. Разрубить панцирь было делом почти невозможным, удары по прочной броне лишь раздражали громадное чудовище, не причиняя никакого вреда. Норлок увернулся от щелкнувших челюстей разъяренного монстра, отчаянно ища уязвимое место в тяжелом панцире. В следующее мгновение удар длинного, усеянного шипами хвоста сбил его с ног. Откатившись в сторону, он мгновенно вскочил на ноги и подхватил отлетевший клинок. Два удара, обрушившиеся на голову белдхора, чудовище почти не почувствовало. Сульг отступил, настороженно следя за монстром. Белдхор бросился вперед, взрывая землю тяжелыми лапами, – добыча была где-то совсем близко, он чуял ее запах и слышал удары чужого сердца.
Сердце норлока действительно колотилось так, словно хотело выскочить наружу. В броне белдхора Сульг заметил узкую щель – там, где заканчивался нагрудный панцирь и начиналась пластина, защищавшая нижнюю челюсть. Выбрав мгновение, норлок бросился вперед, почти вплотную к чудовищу, нырнул вниз и нанес удар зачарованным клинком. Меч Фиренца сокрушил края панциря и глубоко вошел в горло чудовища. Хвост белдхора ударил по земле с такой силой, что она, казалось, содрогнулась. Норлок вырвал лезвие и отскочил, уклоняясь от страшных зубов, способных перемалывать кости; белдхор замотал головой, разинув пасть, зачарованный клинок вошел в горло еще раз, и чудовище взревело. Массивные лапы белдхора подогнулись. Сульг настороженно наблюдал за раненым монстром, держась подальше от хвоста, одним ударом которого белдхор мог сломать позвоночник или размозжить голову. Двигаться с места норлок опасался, звук шагов побуждал чудовище преследовать добычу. Но белдхору было не до преследования, он мотал головой, захлебываясь кровью. Наконец Сульг сделал осторожный шаг назад, затем еще один… белдхор насторожился. Заметить стремительное движение подземного хищника было просто невозможно, из последних сил умирающее чудовище рванулось вперед, и мощные челюсти сомкнулись на руке норлока чуть выше локтя. Одним движением белдхор был способен оторвать руку, но последнее усилие доконало его: тяжелые челюсти разжались, и он рухнул в траву.
Норлок вогнал меч в рыхлую землю, навалившись на него всем телом. Он всерьез опасался, что, сделав шаг, свалится рядом с мертвым чудовищем. Сил не осталось даже на то, чтобы поднять с травы второй меч, а нужно было как можно скорее добраться до леса, вряд ли белдхор обитал здесь один.
Кровь из прокушенной руки капала на землю, перед глазами плавали черные точки. Норлок тряхнул головой, нельзя было терять ни мгновения. Сколько он уже так простоял – минуту, две? Сульг подхватил с земли меч и бросился к лесу.
– Овражник! – крикнул он на ходу. – Собирай хворост! Живо!
Гном со всех ног кинулся в кусты и тут же вернулся, таща за собой большую сухую ветку.
– Быстрей, быстрей! – нетерпеливо подгонял норлок. Морщась от боли, он ломал сучья, ветки, потом торопливо вытряхнул из кармана огниво и развел костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Гроб с телом покойного перевезли с корабля в фамильный замок Сайраса, что находился неподалеку от Доршаты. Во время траурной церемонии, на которую приехало множество придворных, Бретта держалась безукоризненно. Наибольшее опасение ей внушал Луберт – он высказал сестре глубочайшее соболезнование и постоянно находился рядом, так что самые злые языки не могли ни в чем его упрекнуть. Однако все это время Бретта ловила на себе внимательный, пристальный взгляд брата. Обмануть можно было кого угодно, только не Луберта: он прекрасно понимал, что со смертью мужа руки сестры развязаны. Будет ли она настолько неосторожна, что ввяжется в борьбу за власть? Она же всеми силами старалась успокоить подозрения, вела себя так естественно и говорила совершенно искренне, что после такого потрясения хочет только одного – спокойной жизни. Бретта тщательно следила, чтобы не переусердствовать, слишком бурное выражение горя могло бы показаться подозрительным. Через два дня Луберт уехал в Доршату. К огромному сожалению «золотой» Бретты, поместье пришлось покинуть и Тинчеру, и Йоре, и многим фрейлинам свиты. Остались лишь некоторые придворные дамы из свиты – конечно, несносная белл Кволла тут же пожелала скрасить одиночество новоиспеченной вдовы, и Бретта, кипя бессильной яростью, кротко согласилась оставить Хранительницу нарядов в замке – да родственники Сайраса.
И вот теперь, скорбя по умершему супругу, «золотая» Бретта изнывала от скуки и бездействия – ни подруги, ни Тинчер из-за траура не могли ее навещать. Больше всего на свете ей хотелось покинуть это мрачное место и вернуться в Доршату, но, как безутешная вдова, она должная была в течение трех недель ежедневно скорбеть у гроба покойного.
Скука странным образом уживалась с нараставшим нетерпением, которое звенело внутри нее, как натянутая струна. Бретта чувствовала, что грядут события, которые очень скоро перевернут всю ее жизнь, и не собиралась сидеть сложа руки и дожидаться наступления этих событий Она предпочла бы кинуться им навстречу, но… появиться в Доршате, не пробыв минимум трех недель в замке, было невозможно. Бретта выдерживала траурный срок, скрипя зубами. Чума всех побери, как же скучно! Придворные дамы ведут благопристойные беседы, которые не оскорбят слуха вдовы, а родственники мужа считают своим долгом заливаться слезами при каждом ее появлении и подолгу рассказывать умилительные истории о Сайрасе. Похоже, в свое время ее угораздило выйти замуж за само совершенство! Правда, радости от этого не было никакой…
Бретта поднялась со скамеечки и прошлась по усыпальнице, чтобы размять затекшие ноги. Проходя мимо мраморного постамента, она шлепнула ладошкой по тяжелому саркофагу с останками Сайраса.
«Безутешная вдова»… Чума на него, а ведь когда-то она действительно любила мужа. Бретта с досадой сдвинула брови. Он был очень красив, но холоден как лед. Чья вина, что ей так и не удалось до него достучаться? И можно ли ее винить, что любовь перешла в ненависть, такую же яростную и неистовую? И что толку думать сейчас об этом?
«Золотая» Бретта снова уселась к окну и огляделась. Этот склеп ужасен, ужасен. Непонятно, как муж, с его безупречным вкусом, мирился с этаким кошмаром, почему не приказал его перестроить? Лежать здесь… брррр! Лучше уж сжигать своих мертвых, как это делают норлоки.
Бретта подперла щеку рукой. Мысли ее потекли по другому руслу. Чума бы побрала весь этот глупый этикет! Когда она станет править Доршатой, то прикажет собирать Совет Шести каждую неделю – если не придумает другой возможности видеть военачальника норлоков как можно чаще. Жаль, его не было на прошлом празднике… В последний раз она видела норлока как раз после Совета. Ничего особенного, просто короткий ничего не значащий разговор… пара слов, какая-то шутка… когда он смеется, у него глаза мальчишки!
Тут Бретта припомнила Тинчера и с досадой прикусила губу.
«Желаю вам, моя золотая прелесть, – говорил он небрежным тоном, в своей обычной манере, словно посмеиваясь над собственными словами, – самой не угодить в силки, которые вы так искусно расставляете для другого!»
Глупости. Это просто деловой интерес, только и всего, сделка. Посмотрим, насколько хорошо норлок умеет держать себя в руках…
Бретта тряхнула головой, отгоняя мысли. Она поглядела на солнце – алый шар почти скрылся за деревьями. Наконец-то можно покинуть склеп, теперь уже никто не сможет упрекнуть ее в том, что она скорбела мало! Но прежде чем уйти, предстояло сделать еще кое-что. Бретта прислушалась. Было тихо, лишь в парке свистела какая-то птица, ей отвечала другая. Бретта расстегнула кружевной воротник платья и вытащила тонкую золотую цепочку с черным блестящим камнем, теплым от ее тела. «Амулет вдовы». Она разглядывала камень так, словно видела впервые. Заклинания чародеев Лутаки сработали…
Риск, связанный с амулетом, был огромен. Покупка предмета, на который наложены чары Запретной магии… смерть, которая за этим последовала – смерть не простолюдина, а высокопоставленного вельможи… и сама она – дочь Наместника, замешанная в этом… Бретта поежилась. Темницы Драконьих скал навечно – самое милосердное, чего можно ожидать… впрочем, на милосердие рассчитывать нечего.
«Золотая» Берта поднялась и расправила плечи. Страх отступил, но не ушел совсем, а затаился под сердцем неприятным холодком, словно змея. Амулет сделал свое дело, осталось спрятать его так, чтобы никто и никогда не нашел, и склеп был для этого самым подходящим местом. Бретта сняла амулет и, шелестя платьем, прошлась по залу усыпальницы. Возле саркофага белл Нариссы она остановилась. Ей не довелось застать в живых мать Сайраса, и она видела ее только на фамильных портретах. Они с сыном были похожи друг на друга, как две капли воды: такая же безупречная красота, такие же ледяные глаза. Возле мраморного гроба Нариссы стояли высокие, в человеческий рост, вазы, выточенные из драгоценного камня, зеленого с черными прожилками, такие тяжелые, что их почти невозможно было сдвинуть с места. Бретта зажала амулет в ладони, приподнялась на цыпочки и разжала пальцы. Камень глухо стукнул по дну вазы. Бретта повернулась и вышла.
Придворные дамы, облаченные в знак скорби в платья тусклых зеленых тонов, толпились возле беседки. Тут же дожидались Бретту несколько родственников Сайраса. Среди них выделялась ростом его пожилая тетка, белл Кейтс, на голову возвышавшаяся над всеми остальными. У нее были такие же светлые, почти белые волосы, как у Сайраса, и серо-голубые глаза. Белл Кейтс была привязана к племяннику всем сердцем, и его кончина стала для нее настоящим ударом. Бретта старалась избегать женщину, но это было не так-то легко: простодушная провинциалка – тетка Сайраса жила в Руноне – совершенно искренне считала, что вдова сходит с ума от горя.
Когда Бретта приблизилась, пожилая дама взяла ее под руку – жест казался бы фамильярным, не будь он таким искренним:
– Крепитесь, эта тяжелая потеря для всех нас, но…
На соседней дорожке послышался стук копыт, раздались чьи-то голоса. «Золотая» Бретта насторожилась. Вскоре из-за поворота дорожки показались двое – кто-то из гвардейцев Дворцовой стражи и помощник Канцлера Дегер.
У Бретты екнуло сердце. Помощник Канцлера не мог явиться в замок просто так. Неужели проклятые ищейки Коллегии раскопали обстоятельства смерти Сайраса?! Уже?! Так быстро? Нет, не может быть!
Дегер, приблизившись, поклонился и пробормотал официальное приветствие. По его лицу решительно невозможно было прочитать хоть что-то.
Бретта сделала знак придворным дамам следовать вперед и оставить ее наедине с помощником Канцлера. Сердце ее отчаянно колотилось.
– Неотложные дела, белл Бретта, требуют вашего присутствия в Доршате, – проговорил Дегер.
– Они настолько неотложны, что из-за них позволено нарушить мой траур? – холодно осведомилась Бретта, она недолюбливала Дегера.
– Прошу меня извинить, но…
– Что произошло? – требовательно перебила она.
– Здоровье вашего отца внушает самые серьезные опасения, – многозначительно проговорил Дегер.
«Золотая» Бретта остановилась. Она ожидала чего угодно, только не этого!
– Внушает опа… – Она уставилась на Дегера. – Внушает опасения?! Как это может быть? Я покинула Доршату две недели назад, отец был совершенно здоров и собирался ехать на верфи, чтобы присутствовать при спуске на воду корабля…
– Именно. – Теперь Бретта видела, что помощник Канцлера не на шутку обеспокоен. – После посещения верфи Наместник почувствовал себя хуже… В тот день дул холодный ветер с Островов Пряного Ветра, всем известно, что он приносит лихорадку и… Орден Целителей сбивается с ног, но…
– Пошлите за зельем на Сарамитскую равнину!
– Это было сделано в тот же день, – доложил Дегер.
Бретта, конечно, знала, что отец, желая опровергнуть слухи о его немощи, в последнее время появлялся на народе даже чаще обычного. Скачки, городские праздники, гулянья – редко что обходилось без присутствия Наместника.
– Проклятье… – пробормотала Бретта. События начали развиваться как-то слишком быстро!
Она приподняла платье и припустила к замку едва ли не бегом. Какая досада, что нельзя поговорить с Тинчером, он наверняка знает подробности!
– Немедленно заложите карету! – крикнула Бретта, издалека завидев сутулую фигуру управляющего хозяйством замка. – Я еду сейчас же! Пусть белл Кволла останется тут и проследит, чтобы мои вещи уложили и прислали в Доршату!
– Карета уже готова. – Дегер успел позаботиться обо всем. – Вы можете отправляться сразу же, белл Бретта.
Сердце ее стучало так, словно хотело выпрыгнуть из груди.
Колесо судьбы медленно и неохотно поворачивалось, и «золотой» Бретте казалось, что она слышит его скрип.
Глава шестнадцатая
СУОН
Рассвет встретил их в пути. Сульг шел быстро, останавливаясь лишь на пару минут, чтобы напиться воды из ручья. Несколько раз среди деревьев он замечал пятнистых лесных оленей, которые бродили по склонам и совсем не боялись путников. Голодный овражник порывался шмыгнуть в кусты и поискать мышей, но Сульг хмуро поинтересовался:
– Видел оленей?
– Они не нападут, – уверенно сказал овражник, явно гордясь своими обширными познаниями.
– Олени – еда для больших зверей, – пояснил норлок. – Раз здесь олени и кабаны, значит, есть и те, кто охотится на них. Пойдешь ловить крысу и наткнешься на горную кошку или еще кого.
Овражник съежился. Некоторое время он шел рядом, но вскоре предупреждение вылетело у него из головы, и гном вприпрыжку побежал вперед, обшаривая взглядом траву в поисках мышиных нор.
Лес внезапно оборвался. Впереди расстилалась небольшая долина, поросшая редким кустарником. Сульг остановился и внимательно оглядел открытую местность. Несколько грациозных оленей, заметив норлока, насторожились, затем не спеша скрылись между деревьями. Он колебался, оглядывая пространство, вид маленькой долины вызывал тревогу, а Сульг привык прислушиваться к своему внутреннему голосу. Но обходить долину и терять время не хотелось. Норлок помедлил немного и осторожно двинулся вперед, бросая по сторонам быстрые взгляды.
Он был уже почти посередине, когда почуял запах свежей земли. Сульг насторожился, сделал еще несколько шагов, огибая разросшийся невысокий кустарник. За кустами обнаружились большие кучи свежевырытой земли, словно гигантские кроты выбирались из подземных ходов на поверхность.
Норлок замер. Он медленно вытащил меч, обернулся, смерив глазами расстояние до леса, и шагнул назад, стараясь ступать как можно осторожней и легче. Овражник удивленно вытаращил глаза. Сульг собрался с духом, облизал враз пересохшие губы, отступил и снова оглянулся, прикидывая, как быстро сумеет домчаться до спасительных деревьев.
– Назад? – поинтересовался гном.
– В лес, – тихо скомандовал норлок. – Очень медленно!
Овражник послушно засеменил назад, подпрыгивая на ходу.
– Иди осторожней! Почва под ногами дрогнула.
– Стой! – закричал Сульг. – Не шевелись!
Земля перед ним вздыбилась, словно живая, и из недр ее вылетело чудовище.
Градом посыпались комья земли вперемешку с мелкими камнями и песком.
– Белдхор!
Белдхор, огромное существо, живущее под землей, вырвалось наверх со скоростью, которую невозможно было предположить в огромной, покрытой панцирем туше, Подземный хищник только с виду казался неповоротливым, на самом же деле он двигался с быстротой молнии. Сульг выхватил второй клинок и замер, глядя на белдхора. Сражаться с громадным чудовищем было безумием. Самое разумное – бежать и попытаться добраться до леса: между деревьев белдхор передвигаться не мог. Но норлок знал совершенно точно, что добежать до леса он не успеет, по открытой местности белдхор мчался быстрее породистого скакуна. Подземное чудовище было почти слепым, зато его тонкий слух улавливал малейшие колебания почвы, а хорошо развитое обоняние помогало преследовать добычу.
Сульг по-прежнему не шевелился, держа клинки на изготовку и не сводя глаз с нависшего над ним белдхора.
Первым опомнился овражник. Он подпрыгнул и припустил к лесу с такой скоростью, на какую только был способен смертельно перепуганный гном. Заслышав легкие шаги овражника, белдхор мотнул головой, словно выбирая добычу, и в следующую секунду всей тяжестью обрушился на норлока. Лезвие меча скользнуло по панцирю хищника, не оставив и царапины, зато зачарованный клинок впился в грудную пластину белдхора, так что Сульг с трудом его выдернул. Разрубить панцирь было делом почти невозможным, удары по прочной броне лишь раздражали громадное чудовище, не причиняя никакого вреда. Норлок увернулся от щелкнувших челюстей разъяренного монстра, отчаянно ища уязвимое место в тяжелом панцире. В следующее мгновение удар длинного, усеянного шипами хвоста сбил его с ног. Откатившись в сторону, он мгновенно вскочил на ноги и подхватил отлетевший клинок. Два удара, обрушившиеся на голову белдхора, чудовище почти не почувствовало. Сульг отступил, настороженно следя за монстром. Белдхор бросился вперед, взрывая землю тяжелыми лапами, – добыча была где-то совсем близко, он чуял ее запах и слышал удары чужого сердца.
Сердце норлока действительно колотилось так, словно хотело выскочить наружу. В броне белдхора Сульг заметил узкую щель – там, где заканчивался нагрудный панцирь и начиналась пластина, защищавшая нижнюю челюсть. Выбрав мгновение, норлок бросился вперед, почти вплотную к чудовищу, нырнул вниз и нанес удар зачарованным клинком. Меч Фиренца сокрушил края панциря и глубоко вошел в горло чудовища. Хвост белдхора ударил по земле с такой силой, что она, казалось, содрогнулась. Норлок вырвал лезвие и отскочил, уклоняясь от страшных зубов, способных перемалывать кости; белдхор замотал головой, разинув пасть, зачарованный клинок вошел в горло еще раз, и чудовище взревело. Массивные лапы белдхора подогнулись. Сульг настороженно наблюдал за раненым монстром, держась подальше от хвоста, одним ударом которого белдхор мог сломать позвоночник или размозжить голову. Двигаться с места норлок опасался, звук шагов побуждал чудовище преследовать добычу. Но белдхору было не до преследования, он мотал головой, захлебываясь кровью. Наконец Сульг сделал осторожный шаг назад, затем еще один… белдхор насторожился. Заметить стремительное движение подземного хищника было просто невозможно, из последних сил умирающее чудовище рванулось вперед, и мощные челюсти сомкнулись на руке норлока чуть выше локтя. Одним движением белдхор был способен оторвать руку, но последнее усилие доконало его: тяжелые челюсти разжались, и он рухнул в траву.
Норлок вогнал меч в рыхлую землю, навалившись на него всем телом. Он всерьез опасался, что, сделав шаг, свалится рядом с мертвым чудовищем. Сил не осталось даже на то, чтобы поднять с травы второй меч, а нужно было как можно скорее добраться до леса, вряд ли белдхор обитал здесь один.
Кровь из прокушенной руки капала на землю, перед глазами плавали черные точки. Норлок тряхнул головой, нельзя было терять ни мгновения. Сколько он уже так простоял – минуту, две? Сульг подхватил с земли меч и бросился к лесу.
– Овражник! – крикнул он на ходу. – Собирай хворост! Живо!
Гном со всех ног кинулся в кусты и тут же вернулся, таща за собой большую сухую ветку.
– Быстрей, быстрей! – нетерпеливо подгонял норлок. Морщась от боли, он ломал сучья, ветки, потом торопливо вытряхнул из кармана огниво и развел костер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40