– Враги жадны, Мари-Люси. Он называет себя офицером, но на самом деле – не лучше простого уличного грабителя. – Каро знала, что больше он не придет.
Много времени прошло с тех пор, когда Каро обедала у «Максима», но, несомненно, Альберт помнил ее. Его пухлое лицо дрожало, когда, расцеловав ее в обе щеки, он был готов и расплакаться, и рассмеяться.
– Я слышала, вы сотрудничаете с врагами? – громко проговорила она, проходя между столиками, занятыми немцами.
– Ш-ш-ш, пожалуйста, мадам Каро! – зашипел Альберт, выразительно поднимая глаза вверх, его лицо с тяжелой челюстью выглядело еще более печальным, чем обычно. – Это необходимое зло, мадам. «Максим» должен быть открыт, он не должен умереть, «Максим» будет жив, когда наши мужчины вернутся с победой. Но сотрудничать с врагом, – он ударил себя в полную грудь, – никогда, мадам. Никогда!
– Альберт, вы настоящий буржуа – бизнес всегда на первом месте. Но я все равно рада, прошло так много времени с тех пор, как я была здесь последний раз. Шампанское…
– О, шампанское! Для вас, мадам, у нас есть лучшее. – Лично проводив ее до столика, Альберт подозвал рассыльного. – «Дом Периньон» 34-го года для мадам и ее спутника – Он вопросительно посмотрел на Каро.
– Я ожидаю сеньора Гонсалез-Эррера из испанского посольства, – объяснила она. Испанское гражданство Каро давало ей ту свободу, которой не было у французов, и сейчас она была рада, что не поддалась соблазну и не сменила его, хотя большую часть жизни жила во Франции.
Каро потягивала нежное шампанское, закрыв глаза, ощущая, как оно скользит вниз, принося воспоминания о волшебных ночах, когда она, в шелках и драгоценностях, считалась украшением Парижа. Каро и Леони. Давние подруги, разделяющие горе и победы. Спасибо Господу, Леони нашла свое счастье в Джиме. Славный, настоящий американец – Джим, высокий и красивый, на десять лет моложе, вошел в ее жизнь и изгнал хаос, избавив ее от легенды Сехмет… почти избавив. Боже, как он любит ее! Счастливая, счастливая Леони, быть до сих пор столь любимой.
Хватит прошлого со всеми его переживаниями! Каро стала наблюдать за поведением немцев. Она была уверена, что Альберт не разрешит таким выскочкам, как тот офицер, желавший занять ее квартиру, посещать этот ресторан. Ее тревожные темные глаза осмотрели знакомый зал. Все было как прежде, и все же что-то изменилось, огромные зеркала в стиле модерн отражали слишком много людей в форме, и только изредка можно было увидеть дам в цветных платьях, которые немного разнообразили монотонное зрелище. Да, обычно здесь была яркая, изысканная публика, и сейчас даже в скромном голубом костюме и смело украшенной цветами шляпе она выглядела вполне экстравагантно!
– Мадам Монталва, пожалуйста, простите за опоздание. Меня задержали в посольстве. – Мужчина сел рядом, вежливо улыбаясь. Каролина Монталва никогда не была замужем, но «мадам» было данью вежливости, которую отдавали ей все.
Каро улыбнулась ему. Он был молод – да, конечно, для нее он был молод, сорок пять или около того. Обаятелен и воспитан, и не носит эту проклятую форму!
– Мы выглядим вполне нормально, вы и я, – сказала она, в то время как официант наполнял их бокалы, – и мне весело, когда пью шампанское здесь, у «Максима». Как в старые времена.
– Почти, – сказал он тихо. – И это – хорошее место, чтобы обсудить все ваши проблемы. Каро пожала плечами.
– Дела не так уж плохи, – заметила она, – как мне кажется.
Взрыв смеха, раздавшийся у входа, отвлек ее, прервав их беседу, и Каро раздраженно взглянула в ту сторону. Немецкий офицер был, вероятно, очень высокого ранга, так как Альберт совершенно притих. Даже со своего места она различала блеск золотого шитья. Мужчина вел себя очень шумно, обращая на себя внимание. Несколько офицеров у входа вскочили со своих мест, отдавая честь, и он покровительственно помахал им. Мужчина выглядел великолепно, хотя и несколько вычурно, офицер старой школы, аристократичный, с забавным моноклем, который они все любили носить, и с холодной улыбкой, леденящей сердце. Обняв свою спутницу за плечи, он вел ее в ресторан.
Альберт склонился над рукой девушки – Каро могла поспорить, что она не была его женой. Кто же тогда? Маленькая французская шлюшка, продающаяся за хорошую жизнь? Бедное, глупое созданье. Она выглядела привлекательно и была красиво одета – по моде этого сезона, а не 20-х годов. Должно быть, Каро подводило зрение, не то она могла бы поклясться, что это Лоис, но нет, этого не могло быть. Это просто не могла быть она!
Лоис задержалась у столика Каро.
– Каро! – сказала она с удивленной улыбкой. – Я не ожидала увидеть вас здесь.
– Я тоже, Лоис.
– Твоя подруга, мой ангел? – Рука офицера властно легла на руку Лоис.
– Давняя подруга моей бабушки Каролина Монталва. Разрешите представить генерала Карла фон Брюгеля.
– Да, мы всегда рады видеть друзей знаменитой Леони в нашем доме, не так ли, либхен? – Генерал поклонился. – Я к вашим услугам, мадам Монталва. Вы окажете нам честь, если отужинаете у нас дома. Лоис это устроит.
– Чей же это дом, Лоис? – Каро неприязненно посмотрела на нее, и Лоис слегка покраснела.
– Как чей? – Она решительно вздернула подбородок. – Особняк де Курмонов на Иль-Сен-Луи, конечно. – Она нервно поправила накидку из соболя на плечах. Мы будем ждать вас, тетя Каро.
Сеньор Гонсалез-Эррера вежливо стоял у стула в ожидании, и Каро стало жаль его, так как он попал в те подводные течения отношений, которые не касались его. Он страшно неуютно чувствовал себя, когда снова сел. Каро наблюдала, как Лоис и ее эскорту предоставили лучший столик в переполненном зале.
– Не спрашивайте меня, сеньор Эррера, – сказала она, – потому что я едва ли смогу говорить об этом сейчас.
– Я не буду спрашивать, – ответил он, – но если вы пожелаете, сам смогу вам кое-что рассказать.
Каро сделала глоток шампанского, желая забыть увиденное и никогда снова об этом не думать.
– Продолжайте, – тихо сказала она.
– Особняк де Курмонов – центр светской жизни Парижа на самом высшем уровне. Вечера, которые там дают, не всегда самые многолюдные, но всегда самые лучшие – совершенно исключительные. Фон Брюгель занял особняк под свою штаб-квартиру, а Лоис де Курмон оставили половину дома. Но, – он выразительно пожал плечами, – случилось то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной. Сейчас она живет с ним вполне открыто, как его любовница. Делает покупки в самых фешенебельных магазинах, и к ее услугам немецкий шофер. Фон Брюгель осыпает ее драгоценностями – и слегка унижает ее перед гостями.
Каро вскинула брови.
– Например?
– Одна деталь: он никогда не разрешает ей называть себя по имени при людях. Она должна обращаться к нему официально.
Он помедлил.
– Продолжайте, – помогла ему Каро.
– Ну, я только слышал это, вы понимаете, но фон Брюгель ласкает ее – интимно – на людях… Пораженная, Каро выдохнула:
– И она позволяет это?
– Боюсь, Каро, не только позволяет, но и получает от этого удовольствие.
– О Боже, – тихо сказала Каро, остановив свой взгляд на Лоис. Фон Брюгель обнял ее и что-то шептал на ухо.
Аппетит у Каро сразу исчез. Она должна немедленно увидеться с Леони.
10
Поезд из Нейи, забитый немецкими я итальянскими солдатами, медленно, с частыми остановками, двигался к Парижу. Кроме солдат в поезде ехали несколько штатских, сельскохозяйственные рабочие, которые имели разрешение на переезд в другую область, женщины и дети. Поезд останавливался на каждой маленькой станции и время от времени ломался; вновь отправлялся, чтобы опять остановиться где-то посреди бесконечных бурых полей и виднеющихся вдали заснеженных вершин Альп, когда патруль навязчивых немецких солдат изучал документы.
Леони обратилась к коменданту Штайнхольцу с просьбой обеспечить ей специальное разрешение на путешествие.
– В Париж? – переспросил он лениво. – Что заставляет вас ехать туда, мадам Леони?
– Семейные дела, – ответила она твердо. – Я должна встретиться с юристами относительно моего завещания. В это сложное время, – добавила она сухо, – никто не знает, когда оно может понадобиться.
– И это единственная причина? – Его удивленный взгляд впился в нее. Она чувствовала, что он знал о Лоис.
– Я собираюсь увидеться с внучкой и проверить состояние моего зятя на Иль-Сен-Луи. Особняк де Курмонов – национальное достояние. Мой долг – убедиться, что он поддерживается в должном состоянии.
– Вы найдете в доме некоторые перемены, – сказал фон Штайнхольц, нажимая кнопку сигнала для вызова помощника. – Хотя, судя по тому, что слышал я, ваша внучка не изменилась.
– Все, что мне нужно от вас, герр фон Штайнхольц, это необходимые проездные документы, – холодно ответила Леони, – я не нуждаюсь в вашем мнении.
Его глаза зло сверкнули сквозь толстые очки, когда он разговаривал со своим помощником.
– Крюгер, мадам уезжает в Париж. Пожалуйста, снабдите ее необходимыми документами. – Повернувшись к Леони, он сказал: – Я подпишу их лично, чтобы у вас не было проблем во время путешествия. Бумаги доставят вам завтра. – Подняв телефонную трубку, он дал понять, что беседа закончена.
Леони еще никогда не испытывала такой острой необходимости видеть Джима, как в тот момент, когда покинула кабинет фон Штайнхольца. Он-то знал, как обращаться с этим скользким человеком. Но Джим был в Англии с группой бомбардировщиков Воздушных сил США. Она получила эту информацию от Гастона Лафарга, пекаря в Сен-Жан, руководителя местного движения Сопротивления, он и был источником всей ее информации. Тот же Гастон рассказал ей о Жераре. Передавая ей свежий хлеб, он сказал:
– Мне очень жаль, но это не очень хорошая новость. О, пожалуйста, не волнуйтесь так, – добавил он, в то время как глаза Леони расширились от тревоги. Но мы слышали, что он интернирован в принудительный трудовой лагерь рядом с бельгийской границей. Нацистам нужно было официальное заявление о сотрудничестве в управлении заводов де Курмонов, но месье Жерар отказался. Как и многим другим, отказ стоил ему свободы.
Гастон задержал ее, когда она потерянно направилась к дверям.
– Многим людям нужна наша помощь, – сказал он шепотом, – бежавшим заключенным, летчикам, которые были сбиты, женщинам других национальностей, которые сражаются за нас, мадам. Их надо тайно вывезти из страны. Мы организуем рейс на юг Франции через Марсель в Испанию. Им нужно место, где можно спрятаться, и оно должно быть на побережье. Моим коллегам кажется, что подвал отеля идеально подходит для этого.
– Подвал отеля… но немцы в отеле?
– Точно! И, следовательно, где можно найти более подходящее место? Кроме фон Штайнхольца и его подчиненных, все остальные немцы и итальянцы находятся в гостинице временно. Им не знакома повседневная жизнь гостиницы. Оки – офицеры в отпуске, отдыхающие от ратных подвигов. Они там для того, чтобы хорошо провести время. Для них подвалы гостиницы – всего лишь хранилища шампанского. Никто и не сможет предположить такого безрассудства. Большая проблема – наладить регулярные рейсы с Севера. Это сложно.
Леони колебалась. Ей хотелось сказать «да», но решать должна была Леонора. Если их поймают, то вся ответственность ляжет на Леонору как управляющую отелем. И еще была семилетняя Пич. Она не могла подвергать ребенка такому риску.
– Пожалуйста, подумайте, мадам Леони, – просил Гастон, открывая ей дверь. – Мы будем так благодарны.
Война делает героями самых обычных людей, думала Леони, восхищаясь его мужеством.
– Мы обсудим это с моей внучкой Леонорой, – пообещала она.
Письмо Каро, написанное несколько недель назад, Она получила только на днях. Его доставил фермер на повозке с пони в упряжке. В молодости Леони так каталась в нормандской деревне, а теперь такие повозки появились на военных дорогах Франции. Враги ездили на богатых черных «мерседесах», больших «ситроенах» и сияющих темных «курмонах».
Она решила сохранить содержание письма в тайне хоть на какое-то время и благодарила Бога за то, что не было связи и Эмилия ничего не знала о поведении дочери. Но Леоноре она должна была все-таки рассказать о причине отъезда в Париж.
Леонора сидела как каменное изваяние, а потом расплакалась.
– Как Лоис могла сделать это, – рыдала она, – могла! Но это правда, бабушка, я уверена.
Бедная Леонора, начинали сказываться напряжение работы и попытки сохранить независимость. Не сказала ни слова, она ворвалась в кабинет коменданта и заявила, что отказывается сотрудничать и отель будет закрыт.
– Как пожелаете, – ответил фон Штайнхольц с насмешливой улыбкой. – Хотя, конечно, отель не закроют. Он будет просто реквизирован. Так же, как вилла вашей бабушки. А вы с бабушкой и маленькой девочкой интернированы. – Он посмотрел на карту. – Здесь есть лагерь рядом с итальянской границей, он подойдет, я думаю. – Штайнхольц улыбнулся ей через сияющие очки в золотой оправе, и Леонора поняла, что она побеждена. Даже если она предпочтет лагерь и позволит взять отель, она не сможет подвергнуть этому бабушку и Пич! А вилла была очень дорога бабушке, она была ее убежищем в мире. Эта мысль наполнила ее гневом. Любое сопротивление с ее стороны должно быть обдуманным и более осторожным.
Когда Леони рассказала ей о разговоре с Гастоном, Леонора сразу оценила предстоящую возможность.
– Мы сделаем это, – с готовностью сказала она. – Подлвалы очень просторны, мы постараемся соединить их с виллой. Но нужно подумать, как построить остальные звенья цепи.
– Между тем, – вздохнула Леони, – надо что-то предпринять, чтобы Пич была в безопасности.
11
Палаццо д’Оревилль был самым шикарным отелем во Флориде, и даже ограничения военного времени не смогли разрушить рушить ауру блеска, роскоши и оживления, которые царили там всегда. Бронзовые от загара морские офицеры в белых тропических одеждах прекрасно проводили время, наслаждаясь комфортом шикарных апартаментов и бара, в котором всегда были чудесные напитки, а затем возвращались на базу в Пенсаколу. Летчики Воздушных сил в ослепительно голубом, с напряженными лицами, усталыми глазами ждали дальнейших приказов, армейские офицеры дядюшки Сэма в прекрасно скроенных блекло-желтых пиджаках, украшенных боевыми наградами, пытались на эти короткие дни забыть, что мир охвачен войной.
Эмилия де Курмон делала вид, что совершенно не замечает признаков нервного напряжения гостей, легкой дрожи рук, чрезмерной говорливости и, легкого тика или странного пустого взгляда людей, которые слишком много повидали на войне.
Она просто делала свое маленькое дело, обеспечивая им необходимый комфорт: отдых, хорошую еду и напитки. Девушки Флориды, которые работали в круглосуточно открытых кафе или на фабриках, появлялись в свободное от работы время, красивые и энергичные, скрашивая им досуг, предлагая дружбу, а иногда и любовь.
Гостиница была спроектирована как палас-отель «Альгамбра» в Гренаде, с внутренними двориками и фонтанами, с прекрасными садами, тенистые аллеи которых вели к морю. Говоря по правде, аллеи были немного запущены и заросли больше, чем следовало, так как только два старых садовника присматривали за садом, – что ж, война диктовала свои условия. И побелка была не совсем свежей, зато льняные простыни были превосходны; и никто не пожаловался на длинные очереди и долгое обслуживание, так как штат был минимален.
Хотя внешне Эмилия де Курмон была копией своей матери Леони в молодости, ее способность заниматься сразу несколькими делами делала ее совершенной американкой. Но она была француженкой по происхождению и абсолютной бразилианкой по воспитанию и стремлениям. Эмилия унаследовала прекрасную фигуру и черты лица своей матери (и, в свою очередь, передала их дочерям) – прямой нос, высокие скулы, аккуратный подбородок и широко распахнутые глаза, и те же роскошные светлые волосы. Но, несмотря на всю женственность, обаяние и бразильский шарм, решительность и деловитость обеспечили ей успех в мужском мире бизнеса. Эмилия де Курмон всегда добивалась поставленной цели.
Ее день состоял из длинной вереницы дел, обычно она вставала в пять утра, и, совершенно измотанная, ложилась далеко за полночь.
Свежая, прекрасно одетая, как подобало ее положению менеджера и владелицы отеля, со светлыми волосами, красиво убранными под бархатную сетку, с огромным сапфировым кольцом, сверкающим на левой руке (подарок Жерара на помолвку), которое она никогда не снимала, – Эмилия каждое утро приходила в гостиницу. Было намного проще переехать в отель сейчас, когда она была одна, но она заставляла себя возвращаться каждый вечер домой и, сдерживая слезы, проходить по пустым комнатам. Эмилия обещала себе, что будет плакать потом, когда все вернутся, но не раньше. Кто бы мог представить, что это все случится? Откуда она могла знать, что упадет и сломает бедро и что отъезд Лоис и Пич во Францию так надолго разлучит их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Много времени прошло с тех пор, когда Каро обедала у «Максима», но, несомненно, Альберт помнил ее. Его пухлое лицо дрожало, когда, расцеловав ее в обе щеки, он был готов и расплакаться, и рассмеяться.
– Я слышала, вы сотрудничаете с врагами? – громко проговорила она, проходя между столиками, занятыми немцами.
– Ш-ш-ш, пожалуйста, мадам Каро! – зашипел Альберт, выразительно поднимая глаза вверх, его лицо с тяжелой челюстью выглядело еще более печальным, чем обычно. – Это необходимое зло, мадам. «Максим» должен быть открыт, он не должен умереть, «Максим» будет жив, когда наши мужчины вернутся с победой. Но сотрудничать с врагом, – он ударил себя в полную грудь, – никогда, мадам. Никогда!
– Альберт, вы настоящий буржуа – бизнес всегда на первом месте. Но я все равно рада, прошло так много времени с тех пор, как я была здесь последний раз. Шампанское…
– О, шампанское! Для вас, мадам, у нас есть лучшее. – Лично проводив ее до столика, Альберт подозвал рассыльного. – «Дом Периньон» 34-го года для мадам и ее спутника – Он вопросительно посмотрел на Каро.
– Я ожидаю сеньора Гонсалез-Эррера из испанского посольства, – объяснила она. Испанское гражданство Каро давало ей ту свободу, которой не было у французов, и сейчас она была рада, что не поддалась соблазну и не сменила его, хотя большую часть жизни жила во Франции.
Каро потягивала нежное шампанское, закрыв глаза, ощущая, как оно скользит вниз, принося воспоминания о волшебных ночах, когда она, в шелках и драгоценностях, считалась украшением Парижа. Каро и Леони. Давние подруги, разделяющие горе и победы. Спасибо Господу, Леони нашла свое счастье в Джиме. Славный, настоящий американец – Джим, высокий и красивый, на десять лет моложе, вошел в ее жизнь и изгнал хаос, избавив ее от легенды Сехмет… почти избавив. Боже, как он любит ее! Счастливая, счастливая Леони, быть до сих пор столь любимой.
Хватит прошлого со всеми его переживаниями! Каро стала наблюдать за поведением немцев. Она была уверена, что Альберт не разрешит таким выскочкам, как тот офицер, желавший занять ее квартиру, посещать этот ресторан. Ее тревожные темные глаза осмотрели знакомый зал. Все было как прежде, и все же что-то изменилось, огромные зеркала в стиле модерн отражали слишком много людей в форме, и только изредка можно было увидеть дам в цветных платьях, которые немного разнообразили монотонное зрелище. Да, обычно здесь была яркая, изысканная публика, и сейчас даже в скромном голубом костюме и смело украшенной цветами шляпе она выглядела вполне экстравагантно!
– Мадам Монталва, пожалуйста, простите за опоздание. Меня задержали в посольстве. – Мужчина сел рядом, вежливо улыбаясь. Каролина Монталва никогда не была замужем, но «мадам» было данью вежливости, которую отдавали ей все.
Каро улыбнулась ему. Он был молод – да, конечно, для нее он был молод, сорок пять или около того. Обаятелен и воспитан, и не носит эту проклятую форму!
– Мы выглядим вполне нормально, вы и я, – сказала она, в то время как официант наполнял их бокалы, – и мне весело, когда пью шампанское здесь, у «Максима». Как в старые времена.
– Почти, – сказал он тихо. – И это – хорошее место, чтобы обсудить все ваши проблемы. Каро пожала плечами.
– Дела не так уж плохи, – заметила она, – как мне кажется.
Взрыв смеха, раздавшийся у входа, отвлек ее, прервав их беседу, и Каро раздраженно взглянула в ту сторону. Немецкий офицер был, вероятно, очень высокого ранга, так как Альберт совершенно притих. Даже со своего места она различала блеск золотого шитья. Мужчина вел себя очень шумно, обращая на себя внимание. Несколько офицеров у входа вскочили со своих мест, отдавая честь, и он покровительственно помахал им. Мужчина выглядел великолепно, хотя и несколько вычурно, офицер старой школы, аристократичный, с забавным моноклем, который они все любили носить, и с холодной улыбкой, леденящей сердце. Обняв свою спутницу за плечи, он вел ее в ресторан.
Альберт склонился над рукой девушки – Каро могла поспорить, что она не была его женой. Кто же тогда? Маленькая французская шлюшка, продающаяся за хорошую жизнь? Бедное, глупое созданье. Она выглядела привлекательно и была красиво одета – по моде этого сезона, а не 20-х годов. Должно быть, Каро подводило зрение, не то она могла бы поклясться, что это Лоис, но нет, этого не могло быть. Это просто не могла быть она!
Лоис задержалась у столика Каро.
– Каро! – сказала она с удивленной улыбкой. – Я не ожидала увидеть вас здесь.
– Я тоже, Лоис.
– Твоя подруга, мой ангел? – Рука офицера властно легла на руку Лоис.
– Давняя подруга моей бабушки Каролина Монталва. Разрешите представить генерала Карла фон Брюгеля.
– Да, мы всегда рады видеть друзей знаменитой Леони в нашем доме, не так ли, либхен? – Генерал поклонился. – Я к вашим услугам, мадам Монталва. Вы окажете нам честь, если отужинаете у нас дома. Лоис это устроит.
– Чей же это дом, Лоис? – Каро неприязненно посмотрела на нее, и Лоис слегка покраснела.
– Как чей? – Она решительно вздернула подбородок. – Особняк де Курмонов на Иль-Сен-Луи, конечно. – Она нервно поправила накидку из соболя на плечах. Мы будем ждать вас, тетя Каро.
Сеньор Гонсалез-Эррера вежливо стоял у стула в ожидании, и Каро стало жаль его, так как он попал в те подводные течения отношений, которые не касались его. Он страшно неуютно чувствовал себя, когда снова сел. Каро наблюдала, как Лоис и ее эскорту предоставили лучший столик в переполненном зале.
– Не спрашивайте меня, сеньор Эррера, – сказала она, – потому что я едва ли смогу говорить об этом сейчас.
– Я не буду спрашивать, – ответил он, – но если вы пожелаете, сам смогу вам кое-что рассказать.
Каро сделала глоток шампанского, желая забыть увиденное и никогда снова об этом не думать.
– Продолжайте, – тихо сказала она.
– Особняк де Курмонов – центр светской жизни Парижа на самом высшем уровне. Вечера, которые там дают, не всегда самые многолюдные, но всегда самые лучшие – совершенно исключительные. Фон Брюгель занял особняк под свою штаб-квартиру, а Лоис де Курмон оставили половину дома. Но, – он выразительно пожал плечами, – случилось то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной. Сейчас она живет с ним вполне открыто, как его любовница. Делает покупки в самых фешенебельных магазинах, и к ее услугам немецкий шофер. Фон Брюгель осыпает ее драгоценностями – и слегка унижает ее перед гостями.
Каро вскинула брови.
– Например?
– Одна деталь: он никогда не разрешает ей называть себя по имени при людях. Она должна обращаться к нему официально.
Он помедлил.
– Продолжайте, – помогла ему Каро.
– Ну, я только слышал это, вы понимаете, но фон Брюгель ласкает ее – интимно – на людях… Пораженная, Каро выдохнула:
– И она позволяет это?
– Боюсь, Каро, не только позволяет, но и получает от этого удовольствие.
– О Боже, – тихо сказала Каро, остановив свой взгляд на Лоис. Фон Брюгель обнял ее и что-то шептал на ухо.
Аппетит у Каро сразу исчез. Она должна немедленно увидеться с Леони.
10
Поезд из Нейи, забитый немецкими я итальянскими солдатами, медленно, с частыми остановками, двигался к Парижу. Кроме солдат в поезде ехали несколько штатских, сельскохозяйственные рабочие, которые имели разрешение на переезд в другую область, женщины и дети. Поезд останавливался на каждой маленькой станции и время от времени ломался; вновь отправлялся, чтобы опять остановиться где-то посреди бесконечных бурых полей и виднеющихся вдали заснеженных вершин Альп, когда патруль навязчивых немецких солдат изучал документы.
Леони обратилась к коменданту Штайнхольцу с просьбой обеспечить ей специальное разрешение на путешествие.
– В Париж? – переспросил он лениво. – Что заставляет вас ехать туда, мадам Леони?
– Семейные дела, – ответила она твердо. – Я должна встретиться с юристами относительно моего завещания. В это сложное время, – добавила она сухо, – никто не знает, когда оно может понадобиться.
– И это единственная причина? – Его удивленный взгляд впился в нее. Она чувствовала, что он знал о Лоис.
– Я собираюсь увидеться с внучкой и проверить состояние моего зятя на Иль-Сен-Луи. Особняк де Курмонов – национальное достояние. Мой долг – убедиться, что он поддерживается в должном состоянии.
– Вы найдете в доме некоторые перемены, – сказал фон Штайнхольц, нажимая кнопку сигнала для вызова помощника. – Хотя, судя по тому, что слышал я, ваша внучка не изменилась.
– Все, что мне нужно от вас, герр фон Штайнхольц, это необходимые проездные документы, – холодно ответила Леони, – я не нуждаюсь в вашем мнении.
Его глаза зло сверкнули сквозь толстые очки, когда он разговаривал со своим помощником.
– Крюгер, мадам уезжает в Париж. Пожалуйста, снабдите ее необходимыми документами. – Повернувшись к Леони, он сказал: – Я подпишу их лично, чтобы у вас не было проблем во время путешествия. Бумаги доставят вам завтра. – Подняв телефонную трубку, он дал понять, что беседа закончена.
Леони еще никогда не испытывала такой острой необходимости видеть Джима, как в тот момент, когда покинула кабинет фон Штайнхольца. Он-то знал, как обращаться с этим скользким человеком. Но Джим был в Англии с группой бомбардировщиков Воздушных сил США. Она получила эту информацию от Гастона Лафарга, пекаря в Сен-Жан, руководителя местного движения Сопротивления, он и был источником всей ее информации. Тот же Гастон рассказал ей о Жераре. Передавая ей свежий хлеб, он сказал:
– Мне очень жаль, но это не очень хорошая новость. О, пожалуйста, не волнуйтесь так, – добавил он, в то время как глаза Леони расширились от тревоги. Но мы слышали, что он интернирован в принудительный трудовой лагерь рядом с бельгийской границей. Нацистам нужно было официальное заявление о сотрудничестве в управлении заводов де Курмонов, но месье Жерар отказался. Как и многим другим, отказ стоил ему свободы.
Гастон задержал ее, когда она потерянно направилась к дверям.
– Многим людям нужна наша помощь, – сказал он шепотом, – бежавшим заключенным, летчикам, которые были сбиты, женщинам других национальностей, которые сражаются за нас, мадам. Их надо тайно вывезти из страны. Мы организуем рейс на юг Франции через Марсель в Испанию. Им нужно место, где можно спрятаться, и оно должно быть на побережье. Моим коллегам кажется, что подвал отеля идеально подходит для этого.
– Подвал отеля… но немцы в отеле?
– Точно! И, следовательно, где можно найти более подходящее место? Кроме фон Штайнхольца и его подчиненных, все остальные немцы и итальянцы находятся в гостинице временно. Им не знакома повседневная жизнь гостиницы. Оки – офицеры в отпуске, отдыхающие от ратных подвигов. Они там для того, чтобы хорошо провести время. Для них подвалы гостиницы – всего лишь хранилища шампанского. Никто и не сможет предположить такого безрассудства. Большая проблема – наладить регулярные рейсы с Севера. Это сложно.
Леони колебалась. Ей хотелось сказать «да», но решать должна была Леонора. Если их поймают, то вся ответственность ляжет на Леонору как управляющую отелем. И еще была семилетняя Пич. Она не могла подвергать ребенка такому риску.
– Пожалуйста, подумайте, мадам Леони, – просил Гастон, открывая ей дверь. – Мы будем так благодарны.
Война делает героями самых обычных людей, думала Леони, восхищаясь его мужеством.
– Мы обсудим это с моей внучкой Леонорой, – пообещала она.
Письмо Каро, написанное несколько недель назад, Она получила только на днях. Его доставил фермер на повозке с пони в упряжке. В молодости Леони так каталась в нормандской деревне, а теперь такие повозки появились на военных дорогах Франции. Враги ездили на богатых черных «мерседесах», больших «ситроенах» и сияющих темных «курмонах».
Она решила сохранить содержание письма в тайне хоть на какое-то время и благодарила Бога за то, что не было связи и Эмилия ничего не знала о поведении дочери. Но Леоноре она должна была все-таки рассказать о причине отъезда в Париж.
Леонора сидела как каменное изваяние, а потом расплакалась.
– Как Лоис могла сделать это, – рыдала она, – могла! Но это правда, бабушка, я уверена.
Бедная Леонора, начинали сказываться напряжение работы и попытки сохранить независимость. Не сказала ни слова, она ворвалась в кабинет коменданта и заявила, что отказывается сотрудничать и отель будет закрыт.
– Как пожелаете, – ответил фон Штайнхольц с насмешливой улыбкой. – Хотя, конечно, отель не закроют. Он будет просто реквизирован. Так же, как вилла вашей бабушки. А вы с бабушкой и маленькой девочкой интернированы. – Он посмотрел на карту. – Здесь есть лагерь рядом с итальянской границей, он подойдет, я думаю. – Штайнхольц улыбнулся ей через сияющие очки в золотой оправе, и Леонора поняла, что она побеждена. Даже если она предпочтет лагерь и позволит взять отель, она не сможет подвергнуть этому бабушку и Пич! А вилла была очень дорога бабушке, она была ее убежищем в мире. Эта мысль наполнила ее гневом. Любое сопротивление с ее стороны должно быть обдуманным и более осторожным.
Когда Леони рассказала ей о разговоре с Гастоном, Леонора сразу оценила предстоящую возможность.
– Мы сделаем это, – с готовностью сказала она. – Подлвалы очень просторны, мы постараемся соединить их с виллой. Но нужно подумать, как построить остальные звенья цепи.
– Между тем, – вздохнула Леони, – надо что-то предпринять, чтобы Пич была в безопасности.
11
Палаццо д’Оревилль был самым шикарным отелем во Флориде, и даже ограничения военного времени не смогли разрушить рушить ауру блеска, роскоши и оживления, которые царили там всегда. Бронзовые от загара морские офицеры в белых тропических одеждах прекрасно проводили время, наслаждаясь комфортом шикарных апартаментов и бара, в котором всегда были чудесные напитки, а затем возвращались на базу в Пенсаколу. Летчики Воздушных сил в ослепительно голубом, с напряженными лицами, усталыми глазами ждали дальнейших приказов, армейские офицеры дядюшки Сэма в прекрасно скроенных блекло-желтых пиджаках, украшенных боевыми наградами, пытались на эти короткие дни забыть, что мир охвачен войной.
Эмилия де Курмон делала вид, что совершенно не замечает признаков нервного напряжения гостей, легкой дрожи рук, чрезмерной говорливости и, легкого тика или странного пустого взгляда людей, которые слишком много повидали на войне.
Она просто делала свое маленькое дело, обеспечивая им необходимый комфорт: отдых, хорошую еду и напитки. Девушки Флориды, которые работали в круглосуточно открытых кафе или на фабриках, появлялись в свободное от работы время, красивые и энергичные, скрашивая им досуг, предлагая дружбу, а иногда и любовь.
Гостиница была спроектирована как палас-отель «Альгамбра» в Гренаде, с внутренними двориками и фонтанами, с прекрасными садами, тенистые аллеи которых вели к морю. Говоря по правде, аллеи были немного запущены и заросли больше, чем следовало, так как только два старых садовника присматривали за садом, – что ж, война диктовала свои условия. И побелка была не совсем свежей, зато льняные простыни были превосходны; и никто не пожаловался на длинные очереди и долгое обслуживание, так как штат был минимален.
Хотя внешне Эмилия де Курмон была копией своей матери Леони в молодости, ее способность заниматься сразу несколькими делами делала ее совершенной американкой. Но она была француженкой по происхождению и абсолютной бразилианкой по воспитанию и стремлениям. Эмилия унаследовала прекрасную фигуру и черты лица своей матери (и, в свою очередь, передала их дочерям) – прямой нос, высокие скулы, аккуратный подбородок и широко распахнутые глаза, и те же роскошные светлые волосы. Но, несмотря на всю женственность, обаяние и бразильский шарм, решительность и деловитость обеспечили ей успех в мужском мире бизнеса. Эмилия де Курмон всегда добивалась поставленной цели.
Ее день состоял из длинной вереницы дел, обычно она вставала в пять утра, и, совершенно измотанная, ложилась далеко за полночь.
Свежая, прекрасно одетая, как подобало ее положению менеджера и владелицы отеля, со светлыми волосами, красиво убранными под бархатную сетку, с огромным сапфировым кольцом, сверкающим на левой руке (подарок Жерара на помолвку), которое она никогда не снимала, – Эмилия каждое утро приходила в гостиницу. Было намного проще переехать в отель сейчас, когда она была одна, но она заставляла себя возвращаться каждый вечер домой и, сдерживая слезы, проходить по пустым комнатам. Эмилия обещала себе, что будет плакать потом, когда все вернутся, но не раньше. Кто бы мог представить, что это все случится? Откуда она могла знать, что упадет и сломает бедро и что отъезд Лоис и Пич во Францию так надолго разлучит их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52