Разве в школе вас ничему лучшему не научили? Стыдитесь. Сэмюэль, ты отправишься в свою комнату и ляжешь спать без ужина, а ты, Джозеф, получишь хорошую взбучку.
Плача про себя и стыдясь своего поведения, Сэмюэль спокойно отправился в кровать, и Томас остался наедине со вторым сыном.
Хотя Джо было только семь лет, он был слишком высок для своего возраста, ростом он уже почти догнал Сэмюэля, которому исполнилось одиннадцать. Он стоял пред отцом гордо приподняв подбородок, закинув голову и не сводя с его лица прямого, открытого взгляда; он был так похож на мать, что Томас на мгновение отвернулся, затем, собрал всю свою твердость и спросил:
– Тебе известно, что ты дурной, злой мальчик? Ребенок не ответил.
– Ты что, не желаешь отвечать, когда тебя спрашивает отец? Сейчас же попроси прощения, слышишь?
– Я попрошу прощения, когда ты отдашь мне лодку, и никак не раньше, – холодно ответил мальчик, после чего засунул руки в карманы и попробовал засвистеть.
Томаса поразило вызывающее поведение сына. Ни Сэмюэль, ни два младшие сына, Герберт и Филлип, так себя никогда не вели. Только Джозеф всегда стремился настоять на своем, словно было в нем что-то такое, что отличало его от остальных братьев. Он и внешне не походил на них; в глазах, в лице что-то буйное, непокорное, одежда вечно порвана, башмаки в дырах.
Два-три раза в неделю он прогуливал школу, или его наказывали, как правило, за драки. Казалось, Томас не имел над ним никакой власти. Одна Джанет могла совладать с ним. С самого своего рождения холодной октябрьской ночью семь лет назад он был главной фигурой в доме. Он больше нуждался в уходе, чем Сэмюэль и Мэри, и первые месяцы его существования все вокруг звенело от его воплей. Более шумного ребенка просто невозможно было себе представить. И лишь когда мать крепко прижимала его к груди и что-то шептала ему на ухо, он успокаивался. Но через некоторое время он окреп и превратился в сильного, здорового мальчика. Тишина и покой покинули Дом под Плющом, теперь в нем постоянно звучали смех или яростные крики. Джозеф не был избалованным ребенком, никто не пытался излишне ему потакать или идти у него на поводу, просто сама личность мальчика выделяла его среди остальных, и было трудно в чем-либо ему отказать.
С годами его характер все более и более становился похожим на характер матери. С момента его появления на свет Джанет очень изменилась. Куда девалась покладистость, с какой она отвечала на все желания Томаса в первые годы замужества, а с ней и меланхолическое настроение, которое часто посещало ее впоследствии. Она стала сильнее, отважнее, обрела полную независимость ума и тела; она уже не довольствовалась желанием угождать мужу, заботиться о его домашнем очаге, ее душу уже не тревожили неосознанные томления и смутные порывы. Теперь это была не неуверенная в себе девушка, с удивлением смотрящая на открывающийся перед ней мир; это была женщина, перешагнувшая за тридцать и давшая этому миру пятерых детей.
Томаса, который до того правил и домом, и делом, нисколько не сомневаясь в своей власти, мягко, но твердо отодвинули на второй план. В Доме под Плющом первое и последнее слово было за Джанет, теперь так стало и на верфи. Именно Джанет предлагала кое-что изменить здесь, кое-что исправить там; именно Джанет приказывала одно и отказывалась от другого. Главой фирмы был, конечно, Томас, приказания отдавал он, но и его работники, и жители Плина знали, что за ним стоит его жена. Любой работник, позволивший себе на минуту расслабиться, мгновенно с замиранием сердца хватался за инструмент, когда на верфи появлялась Джанет в сопровождении маленького Джозефа.
– Так-так, Сайлас Типпет, – говорила она, – не слишком ли много времени уходит у тебя на обшивку этой части? В чем дело?
– Не знаю, что и сказать, миссис Кумбе, – бормотал красный как рак рабочий. – Мы здесь здорово заняты, если спросите мистера Кумбе, то он…
– Вздор, приятель, – резким тоном обрывала Джанет, – эту лодку обещали к первому июня, и готова она должна быть ни днем позже. Этой доске нужны гвозди, а не капли пива с твоей бороды, так что смотри мне.
И с видом правящей королевы она стремительно уходила, держа Джозефа за руку.
Не приходилось сомневаться, что к первому июня лодка будет готова.
В Доме под Плющом и на верфи только два человека имели вес – Джанет и Джозеф. Всегда и неизменно эти двое вели дом и руководили делом: Джанет и Джозеф.
Но в тысяча восемьсот сорок втором году Джозеф был всего лишь семилетним мальчиком с «буйным нравом», а Джанет славилась в Плине двумя вещами: красотой и характером.
Итак, Томас стоял в гостиной Дома под Плющом с тростью в руке, его сын стоял перед ним.
– Подойди и получи, что заслужил, – строго сказал он.
– Не подойду, – ответил мальчик и скрестил руки на груди.
Томас сделал шаг в сторону сына и схватил его за воротник, затем заставил ребенка нагнуться и три раза сильно ударил его тростью.
Вырываясь, как чертенок, Джозеф вцепился зубами в запястье отца и до крови укусил его.
Томас выронил трость и вскрикнул, но не от боли, а в ужасе от поступка сына.
Томас был потрясен, он страшно побледнел: никто из его детей никогда не позволял себе ничего подобного.
Бог найдет способ наказать тебя за это, – спокойным голосом проговорил он.
Джозеф схватил со стола заветную лодку и с торжествующим воплем выбрался через окно, предпочтя его двери.
Наверху несчастный Сэмюэль стоял на коленях у кровати, спрятав лицо в ладони. «Господи, сделай так, чтобы я стал хорошим мальчиком».
Расстроенный Томас сидел у камина. Когда же вернется Джанет, и что она скажет?
Она ушла на чай к Саре Коллинз, захватив с собой Мэри, Герберта и маленького Филиппа.
Томас протянул руку за Библией, в которой всегда находил утешение; книга, к несчастью, открылась на Заповедях, и его взгляд упал на строчки «ибо грехи отцов падут на детей до третьего и четвертого колена…»
Он вздохнул и закрыл книгу. Он всегда любил Бога и верил в Него, за всю свою жизнь он не мог вспомнить ни одного поступка, который заслуживал бы боли, причиненной ему Джозефом. К тому же он всегда гордился своей семьей. Добрый, трудолюбивый Сэмюэль, нежная, кроткая Мэри, славный, надежный Герберт, даже тихий малыш Филипп с мелкими точеными чертами лица – никто их них никогда не перечил ему, никто, кроме Джозефа.
Джанет и Джозеф – Джозеф и Джанет… всем заправляют эти двое.
Тут Томас услышал в саду шаги и голоса.
Семья возвращалась домой. Джанет вихрем влетела в комнату, дети следом за ней. Они болтали и смеялись, довольные проведенным днем.
Джанет улыбалась, ее глаза сияли, лицо разрумянилось.
– Ты, наверное, думал, что мы никогда не вернемся? – весело спросила она. – Дети так разыгрались, что мне было жаль останавливать их.
Но вот она заметила беспорядок в комнате, валяющуюся в углу трость, мрачное лицо Томаса и его перевязанную руку.
Она закусила губу, вскинула подбородок, совсем как ее сын в приступе злобы, и в глазах ее появилась жесткость.
– Где Джозеф? – быстро спросила она. Томас поднялся с кресла и весь собрался.
– У нас был не слишком удачный день, – медленно проговорил он. – Сэмюэль и Джозеф подрались из-за лодки Джозефа, и мне пришлось их разнимать. Я очень рассердился оттого, что они так плохо ведут себя в светлый день воскресенья. Сэмюэля я отправил в кровать, сказав, что он останется без ужина, а Джозефа, который отказался просить прощения, наказал тростью. Посмотри, что он сделал с моей рукой – он меня укусил.
Томас снял повязку и показал руку жене, словно то была ее вина. Мэри выскользнула из комнаты и побежала наверх, Герберт опустил нижнюю губу, и на глазах у него появились слезы, один маленький Филипп оставался невозмутим. Он пересек комнату, открыл шкаф, где держал свои игрушки, и уселся играть в углу.
– Где Джозеф сейчас? – осведомилась Джанет.
– Не знаю, – угрюмо ответил Томас. Он был обижен тем, что на его руку не обратили внимания. – Выпрыгнул в окно и, наверное, побежал на берег.
Джанет вышла из гостиной и поднялась в комнату, в которой жили все три мальчика. Сэмюэль сидел на кровати, Мэри рядом с ним.
Мама, он очень жалеет, что так плохо себя вел, – поспешно сказала она.
Сэмюэль и Мэри были очень привязаны друг к другу.
– Сэмюэль, скажи мне, что случилось, – спокойно попросила Джанет. Она знала, что он скажет правду.
– Я взял лодку Джо, посмотреть, как она сделана, – шмыгая носом, ответил бедный Сэмюэль. – Я тоже хочу сделать такую. Я не причинил ей никакого вреда. А тут подскочил Джо, ударил меня по голове и закричал: «Не трогай ее!» Я даже не успел как следует попросить, чтобы он мне ее показал, как он повалил меня на пол Мы стали драться, и папа нас растащил.
– Джозеф ничего тебе не повредил? – спросила Джанет, ощупывая сына.
– Нет, кажется.
– Нет, повредил, противный мальчишка! – крикнула Мэри. – У Сэмми шишка на голове, пощупай, мама.
И действительно, на голове у Сэмюэля была небольшая припухлость, так, ничего особенного.
– Вставай, Сэмюэль, и пойдем вниз, ты растешь, тебе вредно отправляться спать на голодный желудок. Я вижу, что драку затеял не ты. А ты, Мэри, будь хорошей девочкой и, если можешь, присмотри за ужином. Ну а я пойду поищу Джозефа.
Она знала, где его искать. Внизу, на скалах под развалинами Замка, где он пускал в широкой заводи лодку, которую она ему подарила. Был отлив, и, чтобы добраться до заводи за скалами, ей не пришлось подниматься, а затем спускаться по крутой тропе.
Конечно, Джозеф был там и, стоя по пояс в воде, подталкивал лодочку длинной палкой.
Увидев Джанет, он вскрикнул от радости и помахал ей рукой.
– Иди, посмотри, – крикнул он, – как красиво она плывет.
Джанет смотрела на сына и улыбалась.
Всю его одежду придется сушить и снова, уже в который раз, чинить, да и башмаки надо будет залатать. Она с закрытыми глазами, на ощупь отличила бы его вещи от любых других. Он подбежал к ней с раскрасневшимся лицом и обнял мокрыми, покрытыми песком руками. Он нетерпеливо прыгал вокруг нее, и темный локон то и дело падал ему на лицо.
– Она называется «Джени», как и ты, – смеясь, сказал мальчик. – Я выцарапал название на корме пером Мэри. Правда, здорово? Смотри, такой лодки еще никогда не было, так ведь?
Испачканной в иле ногой он подтолкнул лодку к воде.
Но в этот момент порыв ветра подхватил великолепную «Джени», и она отплыла на более глубокое место, докуда ему было не дотянуться.
– Эй, вернись! – закричал Джозеф во всю силу своих легких. – Вернись, слышишь! – Он стал плескать на лодку водой, но она только отплывала все дальше и дальше.
Джозеф, сейчас же иди сюда, – сказала Джанет. Она знала, что там глубоко, а Джозеф еще не умел плавать.
Едва услышав голос матери, мальчик тут же подбежал к ней.
Мама, я потеряю лодку, – прошептал он. Джанет подняла палку, которую он отбросил в сторону, подобрала юбки и вскарабкалась на выступ скалы.
– Слушай, Джозеф, ты стой там, где мелко, а я подтолкну ее к тебе.
Мальчик повиновался.
– Опусти палку где поглубже, – крикнул он, дрожа от нетерпения. – Смотри, начинается зыбь. Мы еще можем ее достать.
Одной рукой цепляясь за выступ скалы, другой Джанет пыталась дотянуться палкой до лодки.
– Подожди, – взволнованно крикнула она, – у меня рассыпались волосы.
Мальчик весело рассмеялся.
– Не беда, мамочка, потом поправишь. Плыви, «Джени», плыви, моя лодочка. Не бойся, мы все равно тебя достанем.
– Не шуми так, – сказала Джанет, трясясь от смеха, – ты накличешь на нас береговую стражу. Ну, плыви же, «Джени», сколько нам тебя ждать. – Она еще раз подтолкнула лодку палкой. – Готово, хватай ее, Джо, она подходит.
Лодка вплыла прямо в поджидающие ее руки Джозефа.
– Ура! – закричал он. – Я знал, что твоя тезка тебя спасет.
Джанет уселась на скале и стала приводить в порядок волосы.
Но едва она скрутила их на затылке, как Джо снова их распустил.
– Вот так, теперь ты лошадь с гривой, – сказал он и потянул за распущенные пряди. – Пойдем-ка, сегодня базарный день.
Джанет попробовала ухватиться руками за его ноги, но он приплясывал вокруг нее и все время увертывался.
– Осторожно, стража! – крикнул он.
– Господи помилуй, где? – спросила Джанет, поднимая глаза к скале.
Там никого не было. Корчась от смеха, Джозеф катался по земле, Джанет бросилась на него и принялась в шутку тузить и щекотать его, пока он не запросил пощады. Затем он обнял ее и слегка укусил за шею.
– Я буду дикий конь и растерзаю тебя на части, – сказал он.
– Ничего такого ты не сделаешь, сын мой, – сказала Джанет, ставя его на ноги. – Помоги маме привести себя в порядок.
Стоя рядом с ней, он наблюдал, как она отряхивает платье и поправляет волосы. Вдруг она вспомнила, с какой целью пришла сюда. Она взяла сына за руки и привлекла его к себе.
– Ты подрался со своим братом Сэмюэлем и укусил отца, – строго сказала она, глядя ему в глаза.
Он кивнул и тяжело сглотнул.
– Твоя жестокость их очень огорчила. Сэмюэль не имел в виду ничего дурного, и твой отец поступил справедливо. Я накажу тебя, Джо.
Он тяжело задышал, но не проронил ни слова.
– Я отберу у тебя твою лодку. Видишь вон тот высокий выступ? Там и будет лежать твоя лодка, чтобы ты не смог ее достать. Обратно ты ее получишь лишь тогда, когда на руке твоего отца не останется шрама. Я рассудила справедливо, верно, Джозеф?
Джозеф заморгал. Его лицо сильно покраснело, губы дрожали.
– Да, – сказал он.
У отца ты попросишь прощения, а Сэмюэлю пожмешь руку. Обещаешь?
– Да.
Джанет аккуратно положила лодку на выступ, так, чтобы ее не мочил дождь. Когда Джо уже не мог ее видеть, он посмотрел на мать мокрыми от слез глазами, уткнулся лицом в ее плечо и нащупал ее руку.
Она дала ему носовой платок, и он долго и громко сморкался. Джанет отвернулась, сделав вид, будто не видит его слез.
– Ну что, пойдем? – сказала она.
– Я испачкал твое платье, – сказал он и попробовал очистить его платком.
Из носа у него текло, а на щеке застыли смешавшиеся с грязью слезы.
Она неожиданно привлекла его к себе и крепко прижала к груди.
Глава девятая
Дети играли на верфи. Сэмюэлю дали сломанную пилу и пару старых досок. Он приложил доски к стапелю и крепко сжал пилу в правой руке.
– А теперь смотрите на меня, – сказал он серьезным тоном.
Мэри с куклой в руках опустилась на колени рядом с ним и уставилась на брата горящими от гордости глазами. Герберт стоял рядом с Сэмюэлем, держа в раскрытой ладони с полдюжины ржавых гвоздей.
– Скажи, когда они будут тебе нужны, и я сразу подам, – сказал он, довольный тем, что может оказаться хоть чем-то полезным. Вверх-вниз ходила пила, и вскоре аккуратно распиленные пополам доски упали на землю.
– Посмотрите, где я пометил доску мелом, – крикнул Сэмюэль, гордясь верностью своей руки. – Я и на четверть дюйма не сдвинулся ни в одну сторону. Герби, подай мне гвозди, так, хороший мальчик.
Три белокурые головки склонились над досками. Вдруг раздался громкий вопль, и выскочивший из-за сарая Джозеф вклинился между ними.
Дети вскрикнули от испуга.
– Осторожно, Джо, ты все испортишь. Мальчик небрежно подбросил доски носком башмака.
– Бросьте вы эту ерунду. Слушайте меня. Вы знаете лодку старика Тима Уэста?
Дети кивнули.
– Я перерезал канат и перевел ее за верфь. Не говорите ни слова, никто ничего не заметил. Пойдемте.
– Я думаю, мы не должны… – начала Мэри. – А что скажешь ты, Сэмми?
Сэмюэль был в нерешительности. Он был старший и понимал, что хорошо, что плохо.
– Ты просто боишься, – презрительно рассмеялся Джо.
Это решило дело.
– Хорошо, идем, – поспешно сказал Сэмюэль, и лицо его залилось краской.
Они осторожно сошли по лестнице в конце верфи и плюхнулись на дно старой, дырявой лодки.
Опередив Сэмюэля, Джо схватил весла и, хотя они были слишком длинны и тяжелы для него, неуклюже оттолкнул лодку от стенки дока и направил ее ко входу в гавань. На верфи никто не заметил их отплытия. Никто, кроме одного. Маленькая фигурка, выскользнув из-за пустой бочки, наблюдала за тем, как лодка исчезает за скалой.
Это был Филипп. Ростом он был гораздо меньше Герберта, хотя всего двумя годами младше. У него были мелкие, точеные черты лица, русые волосы и, в отличие от остальных детей Кумбе, маленькие, глубоко и близко посаженные глазки.
Он быстро убежал с верфи и помчался вверх по холму к Дому под Плющом. На полпути его словно осенило, и он резко остановился. В сточной канаве играл мальчик примерно одного с ним возраста.
– Помнишь, я видел, чем ты занимался в церкви в прошлое воскресенье? – шепотом спросил Филипп, говоря почти в самое ухо мальчику.
Тот покраснел и весь съежился.
– Да, – пробормотал он.
– Так вот, тебе надо пойти в Дом под Плющом и сказать, что ты видел, как мои братья и сестра увели с верфи лодку Тима Уэста. А если не пойдешь, я на тебя пожалуюсь.
– Я пойду, – сказал перепутанный мальчик, вскакивая на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Плача про себя и стыдясь своего поведения, Сэмюэль спокойно отправился в кровать, и Томас остался наедине со вторым сыном.
Хотя Джо было только семь лет, он был слишком высок для своего возраста, ростом он уже почти догнал Сэмюэля, которому исполнилось одиннадцать. Он стоял пред отцом гордо приподняв подбородок, закинув голову и не сводя с его лица прямого, открытого взгляда; он был так похож на мать, что Томас на мгновение отвернулся, затем, собрал всю свою твердость и спросил:
– Тебе известно, что ты дурной, злой мальчик? Ребенок не ответил.
– Ты что, не желаешь отвечать, когда тебя спрашивает отец? Сейчас же попроси прощения, слышишь?
– Я попрошу прощения, когда ты отдашь мне лодку, и никак не раньше, – холодно ответил мальчик, после чего засунул руки в карманы и попробовал засвистеть.
Томаса поразило вызывающее поведение сына. Ни Сэмюэль, ни два младшие сына, Герберт и Филлип, так себя никогда не вели. Только Джозеф всегда стремился настоять на своем, словно было в нем что-то такое, что отличало его от остальных братьев. Он и внешне не походил на них; в глазах, в лице что-то буйное, непокорное, одежда вечно порвана, башмаки в дырах.
Два-три раза в неделю он прогуливал школу, или его наказывали, как правило, за драки. Казалось, Томас не имел над ним никакой власти. Одна Джанет могла совладать с ним. С самого своего рождения холодной октябрьской ночью семь лет назад он был главной фигурой в доме. Он больше нуждался в уходе, чем Сэмюэль и Мэри, и первые месяцы его существования все вокруг звенело от его воплей. Более шумного ребенка просто невозможно было себе представить. И лишь когда мать крепко прижимала его к груди и что-то шептала ему на ухо, он успокаивался. Но через некоторое время он окреп и превратился в сильного, здорового мальчика. Тишина и покой покинули Дом под Плющом, теперь в нем постоянно звучали смех или яростные крики. Джозеф не был избалованным ребенком, никто не пытался излишне ему потакать или идти у него на поводу, просто сама личность мальчика выделяла его среди остальных, и было трудно в чем-либо ему отказать.
С годами его характер все более и более становился похожим на характер матери. С момента его появления на свет Джанет очень изменилась. Куда девалась покладистость, с какой она отвечала на все желания Томаса в первые годы замужества, а с ней и меланхолическое настроение, которое часто посещало ее впоследствии. Она стала сильнее, отважнее, обрела полную независимость ума и тела; она уже не довольствовалась желанием угождать мужу, заботиться о его домашнем очаге, ее душу уже не тревожили неосознанные томления и смутные порывы. Теперь это была не неуверенная в себе девушка, с удивлением смотрящая на открывающийся перед ней мир; это была женщина, перешагнувшая за тридцать и давшая этому миру пятерых детей.
Томаса, который до того правил и домом, и делом, нисколько не сомневаясь в своей власти, мягко, но твердо отодвинули на второй план. В Доме под Плющом первое и последнее слово было за Джанет, теперь так стало и на верфи. Именно Джанет предлагала кое-что изменить здесь, кое-что исправить там; именно Джанет приказывала одно и отказывалась от другого. Главой фирмы был, конечно, Томас, приказания отдавал он, но и его работники, и жители Плина знали, что за ним стоит его жена. Любой работник, позволивший себе на минуту расслабиться, мгновенно с замиранием сердца хватался за инструмент, когда на верфи появлялась Джанет в сопровождении маленького Джозефа.
– Так-так, Сайлас Типпет, – говорила она, – не слишком ли много времени уходит у тебя на обшивку этой части? В чем дело?
– Не знаю, что и сказать, миссис Кумбе, – бормотал красный как рак рабочий. – Мы здесь здорово заняты, если спросите мистера Кумбе, то он…
– Вздор, приятель, – резким тоном обрывала Джанет, – эту лодку обещали к первому июня, и готова она должна быть ни днем позже. Этой доске нужны гвозди, а не капли пива с твоей бороды, так что смотри мне.
И с видом правящей королевы она стремительно уходила, держа Джозефа за руку.
Не приходилось сомневаться, что к первому июня лодка будет готова.
В Доме под Плющом и на верфи только два человека имели вес – Джанет и Джозеф. Всегда и неизменно эти двое вели дом и руководили делом: Джанет и Джозеф.
Но в тысяча восемьсот сорок втором году Джозеф был всего лишь семилетним мальчиком с «буйным нравом», а Джанет славилась в Плине двумя вещами: красотой и характером.
Итак, Томас стоял в гостиной Дома под Плющом с тростью в руке, его сын стоял перед ним.
– Подойди и получи, что заслужил, – строго сказал он.
– Не подойду, – ответил мальчик и скрестил руки на груди.
Томас сделал шаг в сторону сына и схватил его за воротник, затем заставил ребенка нагнуться и три раза сильно ударил его тростью.
Вырываясь, как чертенок, Джозеф вцепился зубами в запястье отца и до крови укусил его.
Томас выронил трость и вскрикнул, но не от боли, а в ужасе от поступка сына.
Томас был потрясен, он страшно побледнел: никто из его детей никогда не позволял себе ничего подобного.
Бог найдет способ наказать тебя за это, – спокойным голосом проговорил он.
Джозеф схватил со стола заветную лодку и с торжествующим воплем выбрался через окно, предпочтя его двери.
Наверху несчастный Сэмюэль стоял на коленях у кровати, спрятав лицо в ладони. «Господи, сделай так, чтобы я стал хорошим мальчиком».
Расстроенный Томас сидел у камина. Когда же вернется Джанет, и что она скажет?
Она ушла на чай к Саре Коллинз, захватив с собой Мэри, Герберта и маленького Филиппа.
Томас протянул руку за Библией, в которой всегда находил утешение; книга, к несчастью, открылась на Заповедях, и его взгляд упал на строчки «ибо грехи отцов падут на детей до третьего и четвертого колена…»
Он вздохнул и закрыл книгу. Он всегда любил Бога и верил в Него, за всю свою жизнь он не мог вспомнить ни одного поступка, который заслуживал бы боли, причиненной ему Джозефом. К тому же он всегда гордился своей семьей. Добрый, трудолюбивый Сэмюэль, нежная, кроткая Мэри, славный, надежный Герберт, даже тихий малыш Филипп с мелкими точеными чертами лица – никто их них никогда не перечил ему, никто, кроме Джозефа.
Джанет и Джозеф – Джозеф и Джанет… всем заправляют эти двое.
Тут Томас услышал в саду шаги и голоса.
Семья возвращалась домой. Джанет вихрем влетела в комнату, дети следом за ней. Они болтали и смеялись, довольные проведенным днем.
Джанет улыбалась, ее глаза сияли, лицо разрумянилось.
– Ты, наверное, думал, что мы никогда не вернемся? – весело спросила она. – Дети так разыгрались, что мне было жаль останавливать их.
Но вот она заметила беспорядок в комнате, валяющуюся в углу трость, мрачное лицо Томаса и его перевязанную руку.
Она закусила губу, вскинула подбородок, совсем как ее сын в приступе злобы, и в глазах ее появилась жесткость.
– Где Джозеф? – быстро спросила она. Томас поднялся с кресла и весь собрался.
– У нас был не слишком удачный день, – медленно проговорил он. – Сэмюэль и Джозеф подрались из-за лодки Джозефа, и мне пришлось их разнимать. Я очень рассердился оттого, что они так плохо ведут себя в светлый день воскресенья. Сэмюэля я отправил в кровать, сказав, что он останется без ужина, а Джозефа, который отказался просить прощения, наказал тростью. Посмотри, что он сделал с моей рукой – он меня укусил.
Томас снял повязку и показал руку жене, словно то была ее вина. Мэри выскользнула из комнаты и побежала наверх, Герберт опустил нижнюю губу, и на глазах у него появились слезы, один маленький Филипп оставался невозмутим. Он пересек комнату, открыл шкаф, где держал свои игрушки, и уселся играть в углу.
– Где Джозеф сейчас? – осведомилась Джанет.
– Не знаю, – угрюмо ответил Томас. Он был обижен тем, что на его руку не обратили внимания. – Выпрыгнул в окно и, наверное, побежал на берег.
Джанет вышла из гостиной и поднялась в комнату, в которой жили все три мальчика. Сэмюэль сидел на кровати, Мэри рядом с ним.
Мама, он очень жалеет, что так плохо себя вел, – поспешно сказала она.
Сэмюэль и Мэри были очень привязаны друг к другу.
– Сэмюэль, скажи мне, что случилось, – спокойно попросила Джанет. Она знала, что он скажет правду.
– Я взял лодку Джо, посмотреть, как она сделана, – шмыгая носом, ответил бедный Сэмюэль. – Я тоже хочу сделать такую. Я не причинил ей никакого вреда. А тут подскочил Джо, ударил меня по голове и закричал: «Не трогай ее!» Я даже не успел как следует попросить, чтобы он мне ее показал, как он повалил меня на пол Мы стали драться, и папа нас растащил.
– Джозеф ничего тебе не повредил? – спросила Джанет, ощупывая сына.
– Нет, кажется.
– Нет, повредил, противный мальчишка! – крикнула Мэри. – У Сэмми шишка на голове, пощупай, мама.
И действительно, на голове у Сэмюэля была небольшая припухлость, так, ничего особенного.
– Вставай, Сэмюэль, и пойдем вниз, ты растешь, тебе вредно отправляться спать на голодный желудок. Я вижу, что драку затеял не ты. А ты, Мэри, будь хорошей девочкой и, если можешь, присмотри за ужином. Ну а я пойду поищу Джозефа.
Она знала, где его искать. Внизу, на скалах под развалинами Замка, где он пускал в широкой заводи лодку, которую она ему подарила. Был отлив, и, чтобы добраться до заводи за скалами, ей не пришлось подниматься, а затем спускаться по крутой тропе.
Конечно, Джозеф был там и, стоя по пояс в воде, подталкивал лодочку длинной палкой.
Увидев Джанет, он вскрикнул от радости и помахал ей рукой.
– Иди, посмотри, – крикнул он, – как красиво она плывет.
Джанет смотрела на сына и улыбалась.
Всю его одежду придется сушить и снова, уже в который раз, чинить, да и башмаки надо будет залатать. Она с закрытыми глазами, на ощупь отличила бы его вещи от любых других. Он подбежал к ней с раскрасневшимся лицом и обнял мокрыми, покрытыми песком руками. Он нетерпеливо прыгал вокруг нее, и темный локон то и дело падал ему на лицо.
– Она называется «Джени», как и ты, – смеясь, сказал мальчик. – Я выцарапал название на корме пером Мэри. Правда, здорово? Смотри, такой лодки еще никогда не было, так ведь?
Испачканной в иле ногой он подтолкнул лодку к воде.
Но в этот момент порыв ветра подхватил великолепную «Джени», и она отплыла на более глубокое место, докуда ему было не дотянуться.
– Эй, вернись! – закричал Джозеф во всю силу своих легких. – Вернись, слышишь! – Он стал плескать на лодку водой, но она только отплывала все дальше и дальше.
Джозеф, сейчас же иди сюда, – сказала Джанет. Она знала, что там глубоко, а Джозеф еще не умел плавать.
Едва услышав голос матери, мальчик тут же подбежал к ней.
Мама, я потеряю лодку, – прошептал он. Джанет подняла палку, которую он отбросил в сторону, подобрала юбки и вскарабкалась на выступ скалы.
– Слушай, Джозеф, ты стой там, где мелко, а я подтолкну ее к тебе.
Мальчик повиновался.
– Опусти палку где поглубже, – крикнул он, дрожа от нетерпения. – Смотри, начинается зыбь. Мы еще можем ее достать.
Одной рукой цепляясь за выступ скалы, другой Джанет пыталась дотянуться палкой до лодки.
– Подожди, – взволнованно крикнула она, – у меня рассыпались волосы.
Мальчик весело рассмеялся.
– Не беда, мамочка, потом поправишь. Плыви, «Джени», плыви, моя лодочка. Не бойся, мы все равно тебя достанем.
– Не шуми так, – сказала Джанет, трясясь от смеха, – ты накличешь на нас береговую стражу. Ну, плыви же, «Джени», сколько нам тебя ждать. – Она еще раз подтолкнула лодку палкой. – Готово, хватай ее, Джо, она подходит.
Лодка вплыла прямо в поджидающие ее руки Джозефа.
– Ура! – закричал он. – Я знал, что твоя тезка тебя спасет.
Джанет уселась на скале и стала приводить в порядок волосы.
Но едва она скрутила их на затылке, как Джо снова их распустил.
– Вот так, теперь ты лошадь с гривой, – сказал он и потянул за распущенные пряди. – Пойдем-ка, сегодня базарный день.
Джанет попробовала ухватиться руками за его ноги, но он приплясывал вокруг нее и все время увертывался.
– Осторожно, стража! – крикнул он.
– Господи помилуй, где? – спросила Джанет, поднимая глаза к скале.
Там никого не было. Корчась от смеха, Джозеф катался по земле, Джанет бросилась на него и принялась в шутку тузить и щекотать его, пока он не запросил пощады. Затем он обнял ее и слегка укусил за шею.
– Я буду дикий конь и растерзаю тебя на части, – сказал он.
– Ничего такого ты не сделаешь, сын мой, – сказала Джанет, ставя его на ноги. – Помоги маме привести себя в порядок.
Стоя рядом с ней, он наблюдал, как она отряхивает платье и поправляет волосы. Вдруг она вспомнила, с какой целью пришла сюда. Она взяла сына за руки и привлекла его к себе.
– Ты подрался со своим братом Сэмюэлем и укусил отца, – строго сказала она, глядя ему в глаза.
Он кивнул и тяжело сглотнул.
– Твоя жестокость их очень огорчила. Сэмюэль не имел в виду ничего дурного, и твой отец поступил справедливо. Я накажу тебя, Джо.
Он тяжело задышал, но не проронил ни слова.
– Я отберу у тебя твою лодку. Видишь вон тот высокий выступ? Там и будет лежать твоя лодка, чтобы ты не смог ее достать. Обратно ты ее получишь лишь тогда, когда на руке твоего отца не останется шрама. Я рассудила справедливо, верно, Джозеф?
Джозеф заморгал. Его лицо сильно покраснело, губы дрожали.
– Да, – сказал он.
У отца ты попросишь прощения, а Сэмюэлю пожмешь руку. Обещаешь?
– Да.
Джанет аккуратно положила лодку на выступ, так, чтобы ее не мочил дождь. Когда Джо уже не мог ее видеть, он посмотрел на мать мокрыми от слез глазами, уткнулся лицом в ее плечо и нащупал ее руку.
Она дала ему носовой платок, и он долго и громко сморкался. Джанет отвернулась, сделав вид, будто не видит его слез.
– Ну что, пойдем? – сказала она.
– Я испачкал твое платье, – сказал он и попробовал очистить его платком.
Из носа у него текло, а на щеке застыли смешавшиеся с грязью слезы.
Она неожиданно привлекла его к себе и крепко прижала к груди.
Глава девятая
Дети играли на верфи. Сэмюэлю дали сломанную пилу и пару старых досок. Он приложил доски к стапелю и крепко сжал пилу в правой руке.
– А теперь смотрите на меня, – сказал он серьезным тоном.
Мэри с куклой в руках опустилась на колени рядом с ним и уставилась на брата горящими от гордости глазами. Герберт стоял рядом с Сэмюэлем, держа в раскрытой ладони с полдюжины ржавых гвоздей.
– Скажи, когда они будут тебе нужны, и я сразу подам, – сказал он, довольный тем, что может оказаться хоть чем-то полезным. Вверх-вниз ходила пила, и вскоре аккуратно распиленные пополам доски упали на землю.
– Посмотрите, где я пометил доску мелом, – крикнул Сэмюэль, гордясь верностью своей руки. – Я и на четверть дюйма не сдвинулся ни в одну сторону. Герби, подай мне гвозди, так, хороший мальчик.
Три белокурые головки склонились над досками. Вдруг раздался громкий вопль, и выскочивший из-за сарая Джозеф вклинился между ними.
Дети вскрикнули от испуга.
– Осторожно, Джо, ты все испортишь. Мальчик небрежно подбросил доски носком башмака.
– Бросьте вы эту ерунду. Слушайте меня. Вы знаете лодку старика Тима Уэста?
Дети кивнули.
– Я перерезал канат и перевел ее за верфь. Не говорите ни слова, никто ничего не заметил. Пойдемте.
– Я думаю, мы не должны… – начала Мэри. – А что скажешь ты, Сэмми?
Сэмюэль был в нерешительности. Он был старший и понимал, что хорошо, что плохо.
– Ты просто боишься, – презрительно рассмеялся Джо.
Это решило дело.
– Хорошо, идем, – поспешно сказал Сэмюэль, и лицо его залилось краской.
Они осторожно сошли по лестнице в конце верфи и плюхнулись на дно старой, дырявой лодки.
Опередив Сэмюэля, Джо схватил весла и, хотя они были слишком длинны и тяжелы для него, неуклюже оттолкнул лодку от стенки дока и направил ее ко входу в гавань. На верфи никто не заметил их отплытия. Никто, кроме одного. Маленькая фигурка, выскользнув из-за пустой бочки, наблюдала за тем, как лодка исчезает за скалой.
Это был Филипп. Ростом он был гораздо меньше Герберта, хотя всего двумя годами младше. У него были мелкие, точеные черты лица, русые волосы и, в отличие от остальных детей Кумбе, маленькие, глубоко и близко посаженные глазки.
Он быстро убежал с верфи и помчался вверх по холму к Дому под Плющом. На полпути его словно осенило, и он резко остановился. В сточной канаве играл мальчик примерно одного с ним возраста.
– Помнишь, я видел, чем ты занимался в церкви в прошлое воскресенье? – шепотом спросил Филипп, говоря почти в самое ухо мальчику.
Тот покраснел и весь съежился.
– Да, – пробормотал он.
– Так вот, тебе надо пойти в Дом под Плющом и сказать, что ты видел, как мои братья и сестра увели с верфи лодку Тима Уэста. А если не пойдешь, я на тебя пожалуюсь.
– Я пойду, – сказал перепутанный мальчик, вскакивая на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41