А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Но я еще не назвал цену, — возразил я.
— Ничего. Мы можем обсудить и это. Можно войти?
Отступив, я неохотно пропустил их.
— Ну что ж, — сказал я, глядя на часы. — Только ненадолго. Ко мне скоро должны прийти.
— У нас тоже дела, — заверил он меня. Обернувшись, он махнул своему приятелю. — Заходи, Ролло, у него есть для нас время.
Роллуэй с видом человека, которому не нравилось все это мероприятие, поднялся по ступеням и прошел в дом. Повернувшись, я провел их по коридору, нарочито оставив входную дверь открытой, как недвусмысленный намек на то, что им не стоит долго задерживаться.
— В комнате беспорядок, — бросил я им через плечо. — У нас побывал грабитель.
— У нас? — переспросил Николас Лоудер.
— У нас с Гревилом.
— Ax! — воскликнул он.
Он вновь ахнул, увидев застрявший в экране телевизора горшок с хризантемами, однако Роллуэй смотрел на все весьма равнодушно, словно ему доводилось видеть подобный хаос изо дня в день.
При ближайшем рассмотрении Роллуэй выглядел не более привлекательным, чем на расстоянии: угрюмый, коренастый, крепко сложенный мужчина средних лет, лишенный всякого обаяния. «Его дружбу с обаяшкой Лоудером можно было объяснить лишь деловыми взаимоотношениями», — подумал я.
— Это Томас Роллуэй, — с некоторым опозданием представил его мне Николас Лоудер. — Один из владельцев лошадей. Его очень интересует Джемстоунз.
По виду Роллуэя трудно было сказать, что его вообще что-то интересует.
— Я бы предложил вам что-нибудь выпить, но преступник разбил все бутылки.
Николас Лоудер рассеянно взглянул на осколки стекла на ковре. Бриллиантов в бутылках не было. Зря только перепортил выпивку.
— Не могли бы мы присесть? — спросил он.
— Конечно.
Он уселся в кресло Гревила, а Роллуэй примостился на подлокотнике второго кресла, оставляя мне тем самым лишь жесткий стул. Я присел на краешек, отложив свой костыль и желая, чтобы они поскорее ушли.
Я взглянул на Лоудера, высокого, светловолосого, с умными карими глазами. Казалось, он больше уже не злился на меня, как в недалеком прошлом. И я почти почувствовал себя виноватым за то, что втайне от него делал анализ на кокаин, в то время как он вел себя со мной самым естественным образом, впервые с тех пор, как умер Гревил. Если бы он был таким с самого начала, мне не пришлось бы устраивать все эти проверки.
— Итак, сколько вы хотите за Джемстоунз? — спросил он.
Из документов «Саксони Фрэнклин» я знал, сколько стоил Джемстоунз годовалым жеребенком, но это почти не имело отношения к его стоимости два года спустя. Он уже однажды был победителем, но особо не блистал. И я назвал цену, в два раза превышающую его начальную стоимость.
Николас Лоудер иронично рассмеялся:
— Ну, Дерек. Половину.
— В эту сумму он изначально обошелся Гревилу, — сказал я.
На какое-то мгновение прищурив глаза, он тут же с невинным видом открыл их.
— Так, значит, вы все-таки в курсе! — с улыбкой воскликнул он. — Я обещал Ролло приличную лошадь за разумную цену. Нам хорошо известно, что Джемстоунз не мировой рекордсмен, однако, я думаю, он еще будет победителем. Будет справедливо, если мы заплатим за него ту же сумму. Более чем справедливо.
«Вполне возможно, что и так, — думал я, — но „Саксони Фрэнклин“ нуждается в каждом выторгованном центе».
— Набавьте еще половину — и он ваш, — сказал я.
Вопросительно подняв брови, Николас взглянул на своего друга в ожидании его ответа.
— Ролло?
Но, похоже, Ролло больше интересовал костыль, который я до этого поставил к стенке, чем предмет нашего разговора.
— Джемстоунз этого стоит, — рассудительно заметил Николас Лоудер, и я вдруг с удивлением подумал, что он заинтересован продать его для меня как можно дороже, чтобы получить себе побольше комиссионных.
«Надо торговать с противником — налаживать взаимовыгодные контакты», — вспомнил я.
— Мне вообще не нужен Джемстоунз ни за какие деньги, — сказал Ролло. И это были его первые слова с тех пор, как он пришел.
У него был грубый и удивительно невыразительный голос. «Совершенно бездушный», — подумалось мне.
— Но мы именно за этим и пришли сюда, — возразил Николас Лоудер. — Ты же сам предложил прийти сюда!
Томас Роллуэй словно как-то рассеянно поднялся, взял оставленный мною костыль и, перевернув его вверх ногами, схватился за тот конец, который обычно находился ближе к полу. Затем, словно эта идея пришла ему в голову в ту же секунду, он, согнув ноги в коленях, с силой взмахнул костылем, как косой, чуть не касаясь пола.
Все это было настолько неожиданно, что я не успел среагировать. Ручка костыля обрушилась на мою левую лодыжку, и, не давая мне опомниться, Роллуэй кинулся на меня, подобно разъяренному быку, осыпая ударами и сшибая на пол.
Меня это скорее ошарашило, чем испугало, а потом я просто разозлился. Все казалось беспричинным, без какого-либо повода, не укладывающимся в рамки здравого смысла. За плечом Роллуэя я заметил ошеломленного Николаев Лоудера с вытянутым, ничего не понимающим лицом.
Пока я пытался подняться, Томас Роллуэй достал из кармана пиджака пистолет довольно внушительных размеров и с глушителем на конце.
— Не дергайся, — сказал он, направляя дуло мне в грудь.
«Пистолет... Симз...» Я начал что-то смутно понимать и пришел в отчаяние.
Николас Лоудер завозился в кресле, пытаясь подняться.
— Ты что делаешь? — спросил он высоким от тревоги и нарастающей паники голосом.
— Сиди, Ник, — бросил его дружок. — Не вставай. — Его бездушный голос прозвучал настолько жестоко и сурово, что Николас Лоудер подчинился и сник, не веря тому, что происходило у него на глазах.
— Но ты же пришел, чтобы договориться о покупке его лошади, — возразил он слабым голосом.
— Я пришел, чтобы убить его.
Роллуэй сказал это совершенно бесстрастным тоном, словно не о чем и говорить. Однако это ему было не впервой.
Лоудер пребывал в таком же оцепенении, как и я.
Роллуэй перевел дуло пистолета на мою лодыжку. Я тут же убрал ее, делая отчаянные попытки встать, и смертоносный ствол вновь оказался направленным мне в сердце.
— Не дергайся, — вновь повторил он. Своими холодными глазами он смотрел, как я полусидел-полулежал на полу, опираясь на локоть и не имея никакого оружия под рукой, даже костыля, на который я опирался. Затем так же неожиданно, как и до этого, он что есть силы наступил на мою лодыжку и для пущей уверенности еще и потоптал ее каблуком, словно сигаретный окурок. Но и после этого он не убрал ботинка с моей ноги, надавливая на нее своим немалым весом.
Я проклинал его, но не мог двинуться с места, чувствуя, как трещат мои кости; у меня в голове крутились идиотские мысли о том, что на выздоровление теперь уйдет гораздо больше времени, и они отвлекали меня от пули, которая все равно причинила бы мне намного меньше страданий.
— Но почему? — заскулил Николас Лоудер. — Зачем ты это делаешь? Хороший вопрос. И Роллуэй ответил на него.
— Успешными оказываются лишь те убийства, для которых нет видимого повода, — сказал он.
Это прозвучало как усвоенный на занятиях материал. Что-то из области сюрреализма. Нечто чудовищное.
Замерший справа от меня в кресле Гревила Николас Лоудер сделал неловкую попытку перевести все в шутку.
— Не валяй дурака, Ролло. Ведь ты шутишь? Ролло не валял дурака. Он совершенно очевидно стоял на моей лодыжке, загораживая собой дверь, и обращался ко мне:
— Во время скачек в Йорке ты поднял одну мою вещь. Обнаружив, что ее нет, я вернулся и стал ее искать. Один из служащих сказал, что ты положил ее к себе в карман. Я хочу, чтобы ты мне ее вернул.
Я ничего не сказал.
«Чтоб ему пусто было, этому служащему, — подумал я, — смертельно услужливому. Я даже не заметил, что кто-то смотрел».
— Какую вещь он мог взять у тебя? — спросил сбитый с толку Николас Лоудер.
— Трубку ингалятора, — пояснил Роллуэй.
— Но эта женщина, миссис Остермайер, она же тебе ее отдала?
— Только грушу. Я не заметил, что трубка тоже выпала. Я обнаружил это только после забега. Лишь после того, как объявили результат.
— Но какое это имеет значение?
Недрогнувшей рукой Роллуэй направил пистолет в самое мое уязвимое место и, не сводя взгляда с моего лица, ответил на вопрос:
— Ты же сам говорил мне. Ник, — объяснил он, — что Фрэнклин беспокоит тебя своей наблюдательностью и сообразительностью.
— Но я говорил это лишь потому, что кастрировал Дазн Роузез.
— Когда я узнал, что трубка у него, я поинтересовался у нескольких людей, что они думают о Дереке Фрэнклине как о человеке, а не как о жокее. И все они говорили одно и то же: умный, мозговитый, сообразительный. — Он сделал паузу. — Мне это не нравится.
Я думал о том, что где-то там, за дверью, на улице продолжалась нормальная жизнь, была среда, шел дождь, был час «пик», и все текло своим чередом. До всего этого так же близко, как до Сатурна.
— Я не люблю проводить время в ожидании неприятностей, — заявил Ролло. — Мертвецы не обвиняют. — Он вновь уставился на меня. — Где трубка?
Я не отвечал ему по нескольким причинам. Если он мог так запросто убить и я бы сказал ему, что послал трубку Филу Эркхарту, то тем самым приговорил бы к смерти и Фила, и, кроме того, если бы я по каким-либо причинам открыл рот, то из него скорее всего вырвались бы вовсе не слова, а нечто среднее, — между криком и стоном, звук, который отчетливо раздавался у меня в голове и который не имел сейчас никакого значения, по крайней мере, по сравнению с той мрачной перспективой, которая ожидала меня в ближайшие несколько минут.
— Но он бы никогда не заподозрил... — слабо возразил Лоудер.
— Ошибаешься. На его месте заподозрил бы любой. Как ты думаешь, почему с ним повсюду таскался этот телохранитель? Почему же еще он старался куда-то улизнуть и не появляться дома, чтобы я не смог его найти? И мочу лошади он взял в Лэмборне для анализа, хотя это официально делалось в Йорке. Я же сказал, что не хочу ждать, пока он наделает нам неприятностей. Я в тюрьму не собираюсь.
— Ты бы и не попал.
— Не будь наивным, Ник, — язвительно сказал Роллуэй. — Я импортирую этот порошочек. Я рискую. И я стараюсь избежать неприятностей, как только они появляются на горизонте. Если ты замешкаешься, они раздавят тебя.
— Я же говорил тебе, не надо им пичкать лошадей, — заскулил Николас Лоудер. — Это не прибавляет им скорости.
— Чушь. Нельзя утверждать, потому что это еще не распространено. Кроме таких людей, как я, этого никто не может себе позволить. У меня его сейчас полным-полно, он просто валом валит из Мадрида... Где трубка? — подытожил он, испытывая мою ногу на прочность тяжестью своего веса.
Если благодаря своему молчанию я еще немного поживу, то не собираюсь говорить ему, что выбросил трубку.
— Тебе нельзя убивать его, — отчаянно убеждал Ролло Николас Лоудер, — нельзя убивать в моем присутствии.
— Ты для меня не опасен, Ник, — категорично заявил Роллуэй. — Куда ты денешься со своей маленькой слабостью? Стоит тебе только пикнуть — и ты погиб. Я позабочусь, чтобы тебя взяли за хранение. За то, что ты позволял мне кормить лошадей наркотиками. За это у тебя отберут лицензию. Николас Лоудер, великий тренер, окажется в заднице. — Он сделал паузу. — Мы оба знаем, что ты будешь молчать.
Несмотря на то что все эти угрозы были произнесены невыразительным монотонным голосом, они прозвучали не менее внушительно. У меня на голове зашевелились волосы. Трудно сказать, какое действие они возымели на Лоудера.
«Больше он уже не станет ждать, пока я скажу ему, где трубка, — подумал я. — И, может быть, в конце концов трубка и окажется его крахом, потому что Филу было известно, чья она, а Остермайеры были свидетелями. И, если меня найдут убитым, это послужит началом его конца... но сейчас это не очень успокаивает».
В порыве отчаяния я перекатился и что есть силы ударил Роллуэя по ноге своей правой ногой. Издав звук, похожий на рычание, он убрался с моей лодыжки, а я отпрянул, отползая назад и пытаясь дотянуться до стула, на котором сидел, чтобы воспользоваться им как оружием, или хоть чтобы, по крайней мере, не лежать беспомощно в ожидании смерти. Он уже пришел в себя и твердо стоял на ногах, выпрямляя руку и целясь, чтобы не промахнуться.
Эта его недвусмысленная поза могла стать последним, что я мог видеть; и последним чувством, которое я мог бы испытать, была неистовая злость из-за такой бессмысленной смерти.
Николас Лоудер, видя, что надвигается нечто непоправимое, в ужасе выпрыгнул из своего кресла с криком:
— Нет-нет, Ролло! Не делай этого!
Для Ролло это, вероятно, было похоже на писк комара, который он просто проигнорировал.
Сделав несколько шагов вперед, Николас Лоудер вцепился в Роллуэя и в его целившуюся руку.
Я использовал эту возможность, чтобы хоть до чего-то дотянуться, до чего угодно, и дотянулся до костыля.
— Я не позволю, — не унимался Николас Лоудер. — Не смей!
Стряхнув его с себя, Ролло вновь направил пистолет на меня.
— Нет! — Лоудер ужасно разволновался и почти обезумел от потрясения. — Не надо. Я не позволю тебе!
Лоудер бросился на Роллуэя всем телом, пытаясь оттолкнуть его.
Роллуэй легко отшвырнул его. Потом очень быстро перевел пистолет на грудь Николаев и тут же нажал на курок. Дважды.
Я услышал два приглушенных хлопка. Увидел, как упал Николас Лоудер с застывшим на лице выражением недоумения или, скорее, полнейшего удивления.
На страх не было времени, хотя я его и испытывал. Схватив костыль, я с силой ударил тяжелым концом по правой руке Роллуэя, удар получился настолько ощутимым, что он выронил пистолет, который упал далеко от меня.
Я дернулся к нему, перекатываясь и карабкаясь, но Роллуэй опередил меня. Наклонившись, он поднял пистолет и яростно сжал его.
Его рука вновь стала подниматься в моем направлении, и вновь я, взмахнув костылем, ударил его. На этот раз он не выронил пистолет, а перехватил его левой рукой, встряхнув при этом пальцами правой, словно от боли, и я очень надеялся, что это действительно так.
Я попробовал ударить его по ногам. Попал. Отойдя на пару шагов, он стал целиться левой рукой. Я опять махнул костылем. Дуло дрогнуло. Когда он нажал на курок, последовала маленькая вспышка и пуля пролетела мимо.
Он все еще находился между мною и дверью.
«Черт с ней, с лодыжкой, — подумал я, — как только мне удастся подняться, я сшибу его с ног и побегу, побегу... выбегу на улицу...»
Мне удалось подняться лишь на колени. Встал на правую ногу. Поставил левую. Дело было не в боли. Я ее не чувствовал. Она просто подворачивалась. Ей нужен был костыль... и мне нужен был костыль, чтобы отбиваться от пистолета, ковыляя, пробиваться вперед, оттягивая неизбежное, сражаться до последнего.
Внезапно я краем глаза заметил, как в дверях мелькнул чей-то силуэт.
«Кларисса», — мелькнуло у меня в голове. Я и забыл, что она должна прийти.
— Беги, — отчаянно закричал я, — беги отсюда! Роллуэй вздрогнул. До этого я так мало шумел. Он, кажется, подумал, что мой крик был адресован ему. Он ухмыльнулся. Не сводя глаз с пистолета, я бросился на него, вновь сбивая ему прицел в критическую секунду. Он нажал на курок. Вспышка. Хлопок. Пуля, прожужжав над моим плечом, попала в стену.
— Беги! — вновь в ужасе завопил я. — Скорее же!
«Почему она не убегает? Он увидит ее, если обернется. Он убьет ее».
Кларисса не убегала. Она вытащила руку из кармана своего плаща, сжимая в ней что-то похожее на черную сигару, и, с силой взмахнув ею, описала в воздухе дьявольскую дугу. Из черной «сигары» выстрелили жуткие телескопические пружины с набалдашником на конце, и кийога резко опустилась на череп Роллуэя.
Он рухнул без единого звука, упав прямо на меня, заваливая меня назад. Я оказался сидящим на полу с его тушей, лежащей вниз животом на моих ногах.
Кларисса опустилась возле меня на колени. Она вся дрожала и была на грани обморока. Я тоже чуть не лишился чувств и тоже дрожал. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем кто-то из нас смог говорить. Она нашла в себе силы лишь едва слышно прошептать:
— Дерек...
— Спасибо, — отрывисто произнес я, — ты спасла мне жизнь.
— Он мертв? — Кларисса в ужасе смотрела на голову Роллуэя, ее глаза были полны страха, страх сковал ее шею, проник в ее голос.
— Если и да, мне плевать, — откровенно сказал я.
— Но ведь я... это я ударила его.
— Я скажу, что это я. Не волнуйся. Я скажу, что ударил его костылем.
— Ты бы не смог, — с сомнением возразила она.
— Очень бы даже смог. Именно это я и собирался сделать. Жаль, что не получилось.
Я взглянул на Николаев Лоудера, и Кларисса, похоже, впервые заметила его. Он лежал на спине и не шевелился.
— Боже, — еле слышно пролепетала она, ее лицо побледнело еще сильнее. — Кто это?
Посмертно представив ее Николасу Лоудеру, тренеру и коневоду, и затем Томасу Роллуэю, наркомагнату, я рассказывал, пытаясь освободиться от лежавшей на мне тяжести, что они накачивали Дазн Роузез кокаином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35