Подавленно посмотрев на меня. Просс задумался в поисках здравого смысла, которого, если разобраться, у него было не так уж и много.
— Мы вместе, — в конце концов признался он без тени стыда.
— Когда?
— В то воскресенье. Ближе к вечеру. После того как он привез из Ипсуича вещи Грева, и все оказалось пустой тратой времени.
— Вы узнали, в какую больницу отвезли Гревила, — продолжал я, — и послали Джейсона украсть его вещи, потому что решили, что среди них могут оказаться бриллианты, так как Гревил сказал, что они у него, верно?
Приняв несчастный вид, он кивнул.
— В ту субботу Джейсон позвонил мне из больницы и сообщил о том, что Грев еще не умер, но объявился его брат, какой-то старикашка на костылях, что, впрочем, и хорошо, потому что добыча будет легкой... как на самом деле и оказалось.
— Да.
— Старикашка, — повторил он, взглянув на меня с легкой ухмылкой, и я вспомнил, как он удивился, когда впервые увидел меня в этой комнате.
«Джейсон, — предположил я, — видел меня только со спины и на расстоянии». Я, разумеется, даже не заметил, чтобы за мной кто-то крался: в тот момент я, наверное, не обратил бы внимания и на выстроившуюся по команде «смирно» половину команды корабля. Быть возле умирающего, видеть смерть — на этом фоне повседневная жизнь начинала казаться какой-то нереальной, несущественной, и это чувство не оставляло меня на протяжении еще долгих часов после нападения Джейсона."
— Ладно, — сказал я. — Итак, Джейсон вернулся с пустыми руками. Что дальше? Он пожал плечами.
— Я решил, что, видимо, не правильно понял Грева, тот не имел в виду, что бриллианты у него с собой. — Он нахмурился. — Однако мне казалось, что именно так он и сказал.
— Гревил направлялся в Харидж, — пояснил я, — чтобы встретиться с ювелиром из Антверпена, который плыл на пароме и вез с собой бриллианты. Двенадцать слезок и восемь звездочек.
— А, так... — Его лицо, на мгновение просветлев, тут же вновь помрачнело. — Я подумал, что стоило поискать у него в конторе, хоть Джейсон и уверял, что он никогда не хранил там ничего ценного. Но ради бриллиантов... такого количества бриллиантов... стоило рискнуть. Джейсона долго убеждать не понадобилось. Это отчаянный тип...
Я на секунду усомнился в соответствии подобного определения этого субъекта с точки зрения копрологии.
— Итак, вы поднялись на крышу в служебном лифте, — продолжил я, — и, свесив оттуда что-то типа маятника, разбили окно в помещении упаковки.
Он потряс головой.
— Джейсон принес кошки и веревочную лестницу, по которой добрался до окна, и разбил стекло бейсбольной битой. Когда он уже был внутри, я сбросил во двор крюки с лестницей, спустился в лифте на восьмой этаж и вошел через открытый Джейсоном служебный вход. Но мы не смогли попасть на склад из-за этих проклятых электронных замков, установленных Гревилом, по тем же причинам не проникли мы и в салон. И в сейф... Я пытался сломать дверь битой, но Джейсон сказал, что ее толщина шесть дюймов. — Он пожал плечами. — Так что нам пришлось перерыть бумаги... но ничего не удалось найти о бриллиантах. Джейсон разозлился... мы устроили там настоящий погром.
— Гм...
— И все это оказалось пустой тратой времени. Джейсон говорил, что нам нужно было разыскать какую-то штуку под названием «Чародей», но ее мы тоже не смогли найти. В конце концов мы ушли ни с чем. Я оставил эту затею. Грев был слишком осторожен. Я смирился с мыслью о том, что смогу получить бриллианты, только расплатившись за них. Затем Джейсон сообщил мне, что вы повсюду их ищете, и я вновь загорелся желанием. Вы не можете осуждать меня за это.
Я мог и осуждал, но мне не хотелось прерывать поток его излияний.
— И тогда, — продолжал он, — как вы сами догадались, я заманил вас в палисадник Грева, где Джейсону пришлось дожидаться вас довольно долго, и он был вне себя от злости. Попав в дом, он дал ей волю.
— Да, там он тоже устроил погром.
— Затем вы пришли в себя, включили сигнализацию, и Джейсон признался, что тогда он занервничал и не стал ждать, пока приедет полиция и наденет ему наручники. Так что Грев и здесь нас обставил... но и вас-то он тоже оставил ни с чем. — Он хитро посмотрел на меня:
— Вы ведь тоже не нашли бриллиантов?
Не ответив на его вопрос, я спросил:
— Когда Джейсон залез в машину Гревила?
— Когда он наконец обнаружил ее неподалеку от дома Гревила. Я искал ее возле гостиницы и по всему Ипсуичу, но, когда ехал туда. Грев, видимо, брал машину напрокат, потому что его собственная машина не заводилась.
— Когда вы об этом узнали?
— В субботу. Если бы бриллианты оказались в ней, нам бы не пришлось обыскивать дом.
— Он бы не стал оставлять на улице целое состояние, — заметил я.
Соглашаясь, Просс покачал головой.
— Полагаю, что вы там уже поискали.
— Да. — Я задумчиво посмотрел на него. — А почему Ипсуич?
— Что?
— Почему именно гостиница «Оруэл» в Ипсуиче? Почему он хотел, чтобы вы приехали туда?
— Понятия не имею, — безучастно ответил он. — Грев не объяснял. Он часто выбирал для наших встреч странные места. Как правило, это было связано с тем, что он натыкался на какую-нибудь фамильную ценность и хотел выяснить, пригодятся мне камни из этой вещицы или нет. Раз это была старая уродливая диадема с желтым невыразительным алмазом в центре, совершенно запущенного вида. Я сделал камню новую огранку и вставил его в хохолок птички из горного хрусталя, которую поместил в золотую клетку... сейчас она во Флориде, блестит на солнце.
Я содрогнулся от сожаления, что такой безудержный полет фантазии мог сочетаться со столь нечистоплотной алчностью и вероломством.
— В Ипсуиче он тоже нашел для вас какой-нибудь камень? — спросил я.
— Нет. Он просил меня приехать туда, потому что не хотел, чтобы нашему разговору помешали. Он сказал, что нам лучше встретиться в каком-нибудь тихом местечке. Я полагаю, это связано с тем, что он собирался в Харидж.
Я кивнул, поскольку тоже так считал, хотя это было и не совсем по дороге, которая ушла несколько южнее через Колчестер. Однако Гревил выбрал именно Ипсуич на свою беду.
Вспоминая все, о чем рассказал мне Просс, я чуть не вздрогнул от страшной, еще не подтвержденной догадки.
— После того как рухнули строительные леса, — медленно произнес я, — когда вы перебежали через дорогу и увидели, что Гревил смертельно ранен... когда он лежал там с вонзившимся в него металлическим прутом, истекая кровью... Вы украли у него бумажник?
Моложавое лицо Пресса все как-то сморщилось, словно он собирался заплакать; он закрыл его руками. Я не верил ни в его слезы, ни в его раскаяние. Я не мог его больше выносить. Я поднялся, чтобы уйти.
— Вы подумали, что бриллианты могут оказаться у него в бумажнике, — с горечью сказал я. — И даже тогда, когда он умирал, вы были готовы ограбить его.
Он не отвечал, не пытался отрицать это.
Меня внезапно охватило такое негодование, что захотелось ударить этого человека, наказать его с такой жестокостью, которой я в себе и не подозревал. И я стоял, ясно отдавая себе отчет и дрожа от этих с трудом сдерживаемых эмоций, не в силах произнести больше ни слова.
Собираясь уйти, я в забытьи ступил на левую ногу, и возникшая боль показалась мне чем-то неуместным, однако, сделав три шага, я все же оперся на костыли, чтобы обогнуть перегородку, выйти в магазин и затем уже оказаться на тротуаре. Мне хотелось кричать об ужасной несправедливости смерти Гревила, о жестокости этого мира и взывать к гневу богов.
Глава 17
С невидящими глазами я стоял на тротуаре, не замечая прохожих, которым приходилось меня обходить. Нахлынувшая волна ярости и скорби обрушилась на меня и постепенно откатила, а я все еще дрожал от ее напора, словно в душе пронесся торнадо.
Только разжав челюсти, я понял, что они были плотно стиснуты, но гнусное чувство не отпускало.
Какая-то заботливая старушка, дотронувшись до моей руки, спросила:
— Вам помочь?
В ответ на ее доброту я лишь покачал головой, потому что никто не мог оказать мне помощь, в которой я нуждался. Это была душевная рана, и она заживала медленно, подобно тому, как сращиваются кости.
— С вами все в порядке? — вновь спросила она, глядя на меня участливыми глазами.
— Да, — с усилием выдавил я. — Спасибо. С сомнением посмотрев на меня, старушка пошла своей дорогой, а я, прерывисто вздохнув и возвращаясь к банальной действительности, вспомнил, что мне нужно позвонить по телефону для того, чтобы покинуть это место.
После того как в салоне-парикмахерской мне любезно, но не безвозмездно позволили воспользоваться телефоном, Брэд приехал за мной минут через пять. Запихнув костыли на заднее сиденье, я устало уселся возле него.
— Куда? — коротко спросил он, но в его лице тоже было уже знакомое мне участие.
— Даже не знаю, — ответил я.
— Домой?
— Нет... — Я немного подумал. Изначально я собирался до намеченной на семь встречи с Клариссой заехать к Гревилу домой, чтобы переодеться в свой костюм, который остался висеть у него в шкафу. Это все еще казалось лучшим, что можно было сделать, хотя мой энтузиазм по поводу предстоящего события уже поугас.
Поскольку было недалеко, мы добрались довольно быстро, и, когда Брэд остановил машину возле входа, я сказал ему:
— Пожалуй, я сегодня переночую здесь. В этом доме не менее безопасно, чем в любом другом месте. Так что, если хочешь, можешь сейчас ехать в Хангерфорд.
Судя по его виду, он был не особо счастлив слышать это, но лишь спросил:
— Мне приехать завтра?
— Да, пожалуйста, — ответил я.
— Заехать за тобой и отвезти тебя в офис?
— Да, будь добр.
Брэд кивнул, заметно успокоенный тем, что его помощь по-прежнему нужна. Затем он вместе со мной вылез из машины, открыл калитку, взял мою дорожную сумку и прошел со мной в дом, чтобы, осмотрев его снизу до верху, убедиться, что там нет ни воров, ни убийц. После его ухода я проверил, вся ли сигнализация включена, и поднялся в комнату Гревила переодеться.
Позаимствовав у него очередную рубашку и темно-синий шелковый галстук, я побрился поднятой с полу и положенной на белый комод его электробритвой, причесался его щеткой, найденной там же, и неожиданно поймал себя на мысли о том, что теперь все эти вещи стали моими, что я в его комнате, в его доме, в его одежде... в его жизни.
Я надел свой костюм, поскольку его был мне длинноват, и наткнулся на трубку от бейстера, по-прежнему лежавшую в нагрудном кармане пиджака. Положив ее на комод среди груды других вещей, я взглянул на себя в зеркало на стене, чтобы убедиться, что Фрэнклин-II не посрамит Фрэнклина-I. «На протяжении трех месяцев он каждый день смотрелся в это зеркало, — подумал я. — Теперь его отражение сменилось моим, и у человека, которому оно принадлежит, под глазами синяки, щеки ввалились, и, глядя на него, можно с уверенностью сказать, что ему не помешало бы недельку где-нибудь позагорать на солнце». Грустно улыбнувшись своему отражению, я вызвал такси и приехал в «Луиджи» на десять минут раньше.
Однако она уже сидела за маленьким столиком возле бара сбоку от ресторана, перед ней на фирменной салфетке стоял полупустой бокал с чем-то похожим на водку. Увидев меня, Кларисса поднялась, подставила мне в качестве светского приветствия свою щеку и жестом предложила сесть.
— Что будете пить? — спросила она вежливо, но, как мне показалось, стараясь преодолеть свое смущение.
Я сказал, что сам закажу напитки, на что она ответила решительным «нет», поскольку это была ее идея. Она подозвала официанта.
— Двойную воду? — сказала она с легкой улыбкой, вопросительно посмотрев на меня.
Я кивнул, и она заказала нам обоим «перье» со льдом и лимонным соком.
К этому времени я уже сократил дневную дозу до двух-трех таблеток обезболивающего и планировал вскоре перестать принимать их вообще, однако только что выпитая мною в доме Гревила таблетка исключала спиртное на целый вечер. Было уже поздно, когда я задумался, от чего мне было бы лучше — от лекарства или от хорошей порции виски.
На Клариссе было синее шелковое платье, ожерелье из двух ниток жемчуга, серьги с жемчугом, сапфирами и бриллиантами и перстень с сапфирами и бриллиантами. Я подумал, что еще совсем недавно я вряд ли бы обратил внимание на украшения. Ее волосы, как всегда, были аккуратно уложены в элегантную прическу, туфли и сумочка — из черной матовой телячьей кожи. Она выглядела в соответствии со своим положением — ухоженной благородной женщиной лет сорока, красивой, стройной, с выразительными глазами.
— Что ты делал все это время с субботы? — спросила она, чтобы начать беседу.
— Побывал в когтях у смерти. А ты что?
— Мы ездили... — Она резко замолчала. — Что ты сказал?
— В воскресенье мы с Остермайерами попали в автомобильную аварию. Они уже в порядке и, надеюсь, улетели сегодня в Америку. И я, как видишь, цел. Почти... цел.
Она, как того и следовало ожидать, ужаснулась и захотела узнать все подробности, и мой рассказ, по крайней мере, помог нам избавиться от неловкости, которую мы испытывали в начале встречи.
— Симз убит"!
— Да.
— Но... полиция знает, кто это сделал? Я покачал головой.
— Как они считают, кто-то, ехавший в большой серой «Вольво», а таких тысячи.
— Боже мой! — Она помолчала. — Я не хотела тебе говорить, но ты выглядишь...
Она запнулась, подыскивая подходящее слово.
— Потрепанным? — подсказал я.
— Но не внешне, — улыбнулась она, — а внутренне.
— Пройдет.
Подошедший официант поинтересовался, будем ли мы обедать. Я ответил, что да и на сей раз без всяких возражений заказывать буду я. Она не стала спорить, и мы ознакомились с меню.
Кухня была преимущественно итальянской, оформление зала в весьма неопределенном стиле, а обстановку можно было охарактеризовать как европейскую с лондонским налетом. Много бордового цвета, лампы в стеклянных плафонах и никакого утомительного музыкального фона. Ничего вызывающего волнения, довольно уютное местечко. В связи с ранним временем посетителей почти не было.
Я с интересом отметил, что «Луиджи» не был тем местом, где обычно встречались Кларисса и Гревил: официанты не узнавали в ней частую посетительницу. Я поинтересовался у нее на этот счет, и она, несколько удивившись, ответила мне, что они здесь обедали всего два или три раза.
— Мы никогда не ходили часто в одно и то же место, — пояснила она. — Это было бы неосмотрительно.
— Да.
Она несколько смущенно взглянула на меня.
— Ты осуждаешь нас с Гревилом?
— Нет, — ответил я. — Ты доставляла ему радость.
Успокоившись и даже обрадовавшись, Кларисса с некоторой робостью сказала:
— Я впервые в жизни влюбилась. Наверное, тебе это покажется глупым. Но он говорил, что для него это тоже впервые. Это было... действительно необыкновенно. Мы... словно помолодели лет на двадцать... Вряд ли я смогу это объяснить. Мы смеялись. Искрились счастьем.
— Насколько я знаю, это может произойти в любом возрасте, — ответил я. — Совсем необязательно быть юным.
— А... с тобой было такое?
— В семнадцать лет, когда я по уши влюбился в дочь одного тренера.
— Ну и что же?
— Ничего особенного. Нам было очень весело. Мы занимались любовью, поначалу несколько неуклюже. Она вышла замуж за солидного человека, которому было двадцать восемь лет. А я поступил в колледж.
— Я познакомилась с Генри, когда мне было восемнадцать. Он влюбился в меня... добивался меня... мне это льстило... он был так хорош собою... и так добр ко мне.
— Он таким и остался, — заметил я.
— Он уже тогда имел титул. Моя мама была от него в неописуемом восторге... она говорила, что разница в возрасте не играет никакой роли... и я вышла за него замуж. — Она помолчала. — У нас родились сын и дочь, сейчас они уже взрослые. Моя жизнь складывалась неплохо, но до того, как я познакомилась с Гревилом, в ней чего-то не хватало.
— Твоя жизнь удачнее многих, — сказал я утешительным тоном.
— Ты очень похож на Гревила, — неожиданно отметила она. — Ты, как и он, называешь вещи своими именами. У тебя такое же чувство меры.
— Наши родители были реалистами.
— Он мало рассказывал о них, только вспоминал, что его интерес к драгоценным камням возник после многочисленных походов с матерью в музеи. Но он жил настоящим и смотрел вперед, а не копался в прошлом, и я, безумно любя, в то же время недостаточно знала его...
Замолчав, она перевела дыхание и словно решила больше не давать волю эмоциям.
— Он был таким и со мной, — сказал я, — и, наверное, со всеми. Гревил не считал нужным вдаваться в объяснения своих чувств и поступков. Он считал, что есть более интересные темы для разговора.
— Как мне его не хватает! — воскликнула она.
— Что ты будешь есть? — спросил я. Бросив на меня мимолетный взгляд, она взяла меню, но никак не могла сосредоточиться на его содержании, наконец, вздохнув, сказала:
— Решай сам.
— Как Гревил?
— Да.
— Ты не против жареных цуккини на закуску, бифштекса в перечном соусе с лапшой в оливковом масле и с чесноком?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35