Что ни говори, а прошедшие десять дней были достаточно насыщенными, и несмотря на то, что мое тело легко справлялось с шишками и ушибами, оно настойчиво требовало отдыха.
«ХИПП», — с усмешкой подумал я. Так сокращенно называли лучший способ лечения спортивных травм: холод, иммобилизация, подвешенное состояние, повязка. Мне редко удавалось следовать ему в комплексе, хотя поочередно я все это выполнял. Обеспечив ноге подвешенное состояние, из гостиницы я позвонил Майло, сообщив ему, что не приеду, спросил, как дела у Марты с Харли.
— Их трясет. Это был для них слишком сильный удар. В автобус еще врезалась и машина, а двое сидевших в ней людей сильно пострадали. Она их видела, и это подействовало на нее ничуть не меньше, чем смерть Симза. Может, тебе стоит приехать и успокоить ее?
— У вас с Харли это лучше получится.
— Она боялась, что ты тоже погиб. У нее сильный стресс. Тебе лучше приехать.
— Разве ей в больнице не дали успокоительное?
— Дали, — нехотя буркнул он. — И Харли тоже.
— Послушай... Уговори их поспать. А утром я приеду за ними и отвезу их в Лондон, в гостиницу. Идет?
Он неохотно согласился.
— Пожелай им от меня спокойной ночи, — сказал я. — И передай, что я восхищаюсь их стойкостью.
— Ты серьезно? — удивленно воскликнул он.
— Не повредит сказать им это.
— Бессовестный.
— Серьезно, им понравится, если ты так скажешь.
— Ну ладно. Увидимся за завтраком. Я положил трубку и, немного подумав, позвонил Брэду.
— О Боже, — отозвался он, — и ты попал в эту аварию?!
— Откуда ты о ней знаешь? — удивленно спросил я.
— Я был в баре. В Хангерфорде все говорят: еще один сумасшедший. Все потрясены. Моя мама боится выходить из дому.
«От такого потрясения он даже стал красноречив», — усмехнувшись, про себя отметил я.
— Моя машина все еще у тебя? — спросил я.
— Да. — Его голос прозвучал несколько встревоженно. — Ты сам просил оставить ее здесь.
— Да, именно так я и сказал.
— Я уже подходил к твоему дому, но там никого не было.
— Сейчас я звоню не из дому, — сказал я. — Ты еще хочешь поработать у меня шофером?
— Да.
— Весьма убедительно.
— Прямо сейчас?
— Утром.
Я сказал, что буду ждать его в восемь возле гостиницы, неподалеку от железнодорожного вокзала в Свиндоне, и что мы поедем в Лондон.
— О'кей?
— Да, — повторил он и замолчал, как кот, который перестал мурлыкать, получив добавку молока.
Улыбаясь и зевая одновременно, рискуя таким образом вывихнуть себе челюсть, я пустил в ванну воду, разделся, разбинтовал ногу и с удовольствием погрузился в благодатную горячую воду, чувствуя, как она смывает с меня усталость и кровь Симза. Затем, благодаря тому, что моя дорожная сумка осталась, как и костыли, целой и невредимой, мне удалось почистить зубы, переодеться в свою пижаму и перевязать лодыжку. Повесив с наружной стороны двери табличку «Не беспокоить», в девять часов я был в постели и уже спал и видел сны об авариях, пожарах и еще каких-то неведомых опасностях.
* * *
Утром Брэд приехал минута в минуту, и мы первым делом отправились ко мне домой, чтобы я мог переодеться во что-нибудь чистое. Брэд сказал, что его мама готова постирать ту одежду, которая была на мне во время аварии.
Дома царили по-прежнему тишина и порядок, и в свете дня никакие опасности не подстерегали меня. Я спокойно переоделся, вновь собрал дорожную сумку, и мы направились в Лэмборн. Сидя возле Брэда, я думал, что и сам бы мог вести машину, но его присутствие меня успокаивало, и я сожалел о том, что его не было рядом эти два дня.
— Если какая-нибудь машина обгонит нас и поедет впереди, — сказал я, — не обгоняй ее. Приотстань и сверни куда-нибудь в сторону.
Я рассказал ему о предположениях полиции, что мы попали в спланированную засаду. Ни Остермайерам, ни мне не хотелось бы больше попадать в подобную переделку, а ему самому вряд ли понравилось бы оказаться на месте Симза. Он улыбнулся — потрясающе! — и кивком головы дал мне понять, что будет следовать моим инструкциям.
Оказалось, что дорога в Лэмборн была по-прежнему перекрыта, и я подумал, когда мы свернули на объезд, было ли это связано с расследованием убийства, или этому послужили чисто технические причины — расчистка дороги от автомобильного омлета.
За завтраком Марту с Харли все еще трясло, и подносимые к губам чашечки с кофе дрожали. Майло ловко переложил свое попечительство о них на меня, сказав им, что теперь, когда Дерек уже здесь, они в полной безопасности. Я абсолютно не был в этом уверен, особенно после того, как Харли и полиция в один голос утверждали, что вчерашней предполагаемой жертвой должен был быть именно я. Не отягощаясь подобными сомнениями, Марта с Харли тут же отвели мне роль некоего сына или племянника, на которого можно было положиться в плане если не физической, то по крайней мере психологической поддержки, обратившись к нему за помощью.
Я нежно посмотрел на них. У Марты оказалось достаточно душевных сил, чтобы накрасить губы помадой. Харли старался не придавать значения своему залепленному пластырем виску. Им было нелегко так быстро справиться с пережитым нервным потрясением, но я надеялся, что их обычное радостное восприятие жизни вскоре возобладает.
— Единственно приятное воспоминание о вчерашнем дне — это покупка Дазн Роузез, — со вздохом сказала Марта. — Майло сказал, что уже послал за ним фургон.
Я уже успел забыть о Дазн Роузез. Николас Лоудер со своими мелкими пакостями отодвинулся куда-то на задний план. Я сказал, что меня трогает их радость и где-нибудь через недельку, когда Дазн Роузез привыкнет к своему новому жилью, я займусь его обучением.
— Я уверена, что он будет выше всяких похвал, — воодушевленно сказала Марта, изо всех сил пытаясь вести обычную беседу. — Как вы думаете?
— У некоторых лошадей получается хорошо, у других не очень, — уклончиво ответил я. — Как у людей.
— Будем надеяться, что он будет великолепен.
«Мне достаточно, если он будет просто хорош», — подумал я. Большинство скакунов могли преодолевать препятствия, если постепенно начинать с самых низких, вроде бревен.
Майло предложил еще горячего кофе с тостами, но они уже приготовились уезжать, и вскоре мы направились в Лондон. Никто не обгонял нас, никто не тормозил, никто не поджидал и не стрелял, и Брэд лихо подкатил к их гостинице, ни в чем не уступая Симзу.
Со слезами на глазах Марта поцеловала меня на прощание в щеку, я ответил ей тем же, Харли угрюмо пожал мне руку. Они сказали, что скоро вновь приедут, но, несомненно, были рады тому, что на следующий день уезжают домой. Я смотрел, как неуверенной походкой Остермайеры вошли в гостиницу, и у меня в голове вертелись нехитрые мысли, вроде того, что Дейтпам порадует их своими славными победами, как и Дазн Роузез, как только научится прыгать.
— Ну что, отправимся в офис? — сказал я Брэду, и, кивнув, тот поехал теперь уже знакомой дорогой к окрестностям Хэттон-Гарден.
В «Саксони Фрэнклин» почти ничего не изменилось. Казалось невероятным, что я вошел сюда впервые всего неделю назад, настолько привычным стало все это.
— Доброе утро, Дерек, — приветствовали меня сотрудники, словно мы были знакомы много лет, а Аннет добавила, что кое-какие письма остались с пятницы в ожидании моего решения.
— Как прошли похороны? — печально спросила она, раскладывая на столе бумаги.
«Словно это было тысячу световых лет назад», — подумал я и ответил:
— Спокойно. Хорошо. Ваши цветы были красивы. Они лежали на крышке гроба.
Ей было приятно это слышать, и она сказала, что все это передаст остальным вместе с сообщением о том, что состоится поминальная служба.
— Нехорошо, что нас не было на его похоронах в пятницу. В два часа у нас здесь была минута молчания. Наверное, это покажется вам глупым.
— Отнюдь.
Я был искренне тронут и не скрывал этого от нее. Улыбнувшись своей обаятельной, но вымученной улыбкой, она пошла сообщать новости остальным, оставив меня мучиться над принятием решений на основе полнейшей некомпетентности.
Радостная Джун с румянцем на щеках заглянула в кабинет, сообщив, что у нас кончались мелкие синие агаты, снежный обсидиан и бусины амазонита.
— Закажите в том же количестве, что и прежде.
— Хорошо, поняла.
Повернувшись, она уже собралась уходить, когда я окликнул ее и спросил, не было ли среди всяких этих штуковин будильника. Выдвинув глубокий ящик, я показал ей содержимое.
— Будильника? — Она с сомнением посмотрела на разнообразные черные предметы. — Телескоп, словари, счетчик Гейгера, калькуляторы, «шпионская жидкость»...
— Что это такое? — заинтересовавшись, спросил я.
— А вот.
Она вытащила из ящика аэрозолевый баллончик.
— Это я ее так называю. Если ею побрызгать на конверт, бумага становится прозрачной, и можно прочесть личное письмо.
Посмотрев на выражение моего лица, она рассмеялась.
— Банки нашли способ, как избежать этого: они стали печатать на внутренней стороне конверта рисунок, и, если конверт обрызгать, будет виден только этот рисунок.
— А для чего же она понадобилась Гревилу?
— Наверное, ему кто-то дал. Он особо ею не пользовался, лишь иногда проверял, стоило ли открывать то, что с виду было похоже на рекламу.
Она накрыла листком бумаги одно из лежавших на столе писем и брызнула на него немного жидкости. Листок бумаги тут же стал прозрачным настолько, что через него можно было прочесть письмо, но по мере высыхания жидкости он вновь медленно становился матовым.
— Ловко, а? — спросила она.
— Весьма.
Джун было собралась убрать баллончик в ящик, но я попросил оставить его на столе и, вытащив из ящиков все остальные штуковины, расставил их перед собой. Насколько я мог судить, ни одна из них не являлась будильником.
— Вы что-то говорили о каких-то всемирных часах, — напомнил я, — но здесь их нет.
— У меня в комнате есть часы с будильником, — сказала она, стремясь как-то помочь. — Хотите я принесу?
— Гм, пожалуй. Можете поставить его на четыре пятнадцать?
— Конечно, на сколько хотите.
Убежав, она вернулась с какой-то крохотной штуковиной, похожей на кредитную карточку черного цвета, — она оказалась очень многофункциональными часами.
— Вот, пожалуйста, — сказала Джун. Она поставила часы на стол. — Четыре пятнадцать, я полагаю, вечера?
— Да, пополудни. Ежедневно в четыре двадцать здесь раздается какой-то сигнал. Я подумал, что, может, мне удастся найти, что это.
Она удивленно раскрыла глаза:
— Так это наручные часы мистера Фрэнклина.
— Какие из?.. — спросил я.
— Он носил одни-единственные. Это и компьютер, и календарь, и компас.
Но эти часы лежали возле моей кровати в Хангерфорде.
— Я думаю, не только эти часы звонили в четыре двадцать.
Ее светлые брови приподнялись.
— Меня это иногда удивляло, — сказала она. — Почему именно четыре двадцать? Если сигнал часов раздавался, когда он был на складе, он сразу же на некоторое время отвлекался от какой бы то ни было работы. Я как-то поинтересовалась у мистера Фрэнклина, но он так толком и не ответил, лишь сказал, что это подходящее время для общения или что-то в этом роде. Я не поняла, что он имел в виду.
Она говорила без обиды, но с каким-то сожалением. Я подумал, что Гревил, должно быть, не меньше моего был рад иметь такую помощницу, как Джун, — необычайно сообразительную, с хорошим чувством юмора и здравым умом. Ему нравилось придумывать ей загадки и делить с ней свое увлечение разными диковинными безделушками.
— А что это такое? — спросил я, взяв в руки небольшой серый предмет с проводом и черными наушниками, похожий на кассетный мини-плейер, в котором, правда, не было отделения для кассет.
— Это звукоусилитель. Вообще-то он для глухих, но мистер Фрэнклин отобрал его у кого-то, кто подслушивал его конфиденциальную беседу с каким-то другим торговцем драгоценными камнями. Это было в Тусоне. Он говорил, что это так его взбесило в тот момент, что он просто вырвал у человека усилитель с наушниками и ушел, пригрозив подать на него в суд за коммерческий шпионаж. Мистер Фрэнклин сказал, что тот даже не попытался их вернуть. — Она немного помолчала. — Наденьте наушники. Вам будет слышно все, что говорится в офисе Они довольно мощные. Просто удивительно.
Я надел легкие, как пушинка, наушники и нажал кнопку на усилителе размером с пачку сигарет. Я сразу же услышал, как в комнате через коридор Аннет разговаривала с Лили о том, чтобы та напомнила ей отпроситься у меня сходить к зубному врачу.
Я снял наушники и взглянул на Джун.
— Ну и что вы услышали? — спросила она. — Какие-нибудь тайны?
— Нет, пока нет.
— Но впечатляет, а?
— Да уж.
Качество звука было действительно великолепным, поразительная чувствительность для такого маленького микрофона и усилителя. Некоторые игрушки Гревила отличались откровенной непорядочностью.
— Мистер Фрэнклин рассказывал мне, что есть такой преобразователь голоса, который устанавливается на телефоне и изменяет высоту голоса, женский голос может звучать, как мужской. Он считал, что это великолепная штука для одиноко живущих женщин, чтобы их не беспокоили по телефону всякие гнусные личности, потому что никто не догадается, что они одиноки и беззащитны.
Я улыбнулся.
— Но это может привести в замешательство добропорядочного молодого человека, звонящего с чистыми намерениями.
— Да, таких надо предупреждать, — согласилась она. — Мистера Фрэнклина всегда волновал вопрос безопасности женщин.
Я криво усмехнулся.
— Он говорил, что повсюду царит закон джунглей.
— Так вы приобрели изменитель голоса? — спросил я.
— Нет. Мы только говорили о нем как раз накануне... — Она осеклась. — Впрочем... Ладно. Хотите сандвич?
— Да, с удовольствием.
Кивнув, она вышла. Я со вздохом попытался сосредоточиться на хитроумных письмах и с облегчением оторвался, услышав телефонный звонок.
Это был Эллиот Трелони. Он спросил, не смогу ли я сейчас прислать с посыльным записи Гревила о Ваккаро, поскольку днем должно было состояться заседание комиссии.
— Записи о Ваккаро? — переспросил я. Я совершенно забыл про них и даже не мог сразу вспомнить, где они.
— Вы говорили, что пришлете их сегодня утром, — с вежливым укором сказал Трелони. — Вы помните?
— Да, — неуверенно ответил я.
«Где же они, черт бы их побрал? Ах да, в гостиной Гревила. Где-то среди этого развала. Где-то там, если их не украли».
Я извинился, но все-таки решил не говорить ему о том, что, с тех пор как мы последний раз с ним разговаривали, меня дважды чуть не убили и это повлияло на мою память. Я сказал, что возникли неожиданные обстоятельства. И я искренне сожалел. Я надеюсь переслать их в суд... когда же?
— Заседание комиссии назначено на два часа, и вопрос о Ваккаро на повестке первым.
— Эти записи в доме Гревила, — ответил я, — но я перешлю их вам.
— Очень любезно с вашей стороны. — Его тон вновь стал приветливым. — Нам крайне важно отказать ему в этом заявлении.
— Да, я понимаю.
Положив трубку, я вспомнил о том, что Ваккаро убирал своих летчиков-контрабандистов выстрелами из проезжавших мимо машин. И от этой мысли мне стало неуютно.
Я уставился в пустоту. У Ваккаро не было никаких причин стрелять в меня, даже если он знал о моем существовании. Я же не был Гревилом и не мог помешать его планам. Все, чем я располагал, в лучшем случае были записи о его темных делах, — но мог ли он об этом знать? И откуда ему было знать, что в воскресенье днем я поеду на машине из Лэмборна в Хангерфорд? К тому же этот материал вместо Гревила мог вновь собрать кто-нибудь еще, если бы он сейчас пропал.
Я решил отделаться от своих страхов и спустился во двор посмотреть, на месте ли Брэд. Он сидел в машине, читая журнал по рыболовству.
— Я не знал, что ты рыболов, — удивился я.
— Я — нет.
Вот и весь разговор.
Усмехнувшись про себя, я предложил ему проехаться, дал ему связку из трех ключей и рассказал о царившем в доме хаосе, который ему предстояло увидеть, и о том, как выглядел конверт и сами записи о Ваккаро. Затем я написал имя Эллиота Трелони и адрес суда.
— Сделаешь? — спросил я с некоторой долей сомнения.
— Да.
Похоже, его несколько обидел мой тон, поскольку он почти выхватил бумажку с адресом у меня из рук.
— Извини, — сказал я.
Он кивнул, даже не взглянув на меня, завел машину, и когда я входил в здание, Брэд уже выезжал на улицу.
Наверху Аннет сообщила мне, что только что звонили из Антверпена и она записала номер, по которому мне нужно перезвонить.
Антверпен.
Я попытался вспомнить свой международный разговор в четверг. Так что там в Антверпене?
Ван Экерен. Якоб. Его племянник Ханс.
Я дозвонился до бельгийского города, и тот же четкий ясный голос ответил мне, что ему удалось выполнить мою просьбу и поговорить со своим дядей.
— Вы очень любезны, — сказал я.
— Я не уверен, что мы очень вам поможем. Дядя говорит, что он давно знаком с вашим братом, но они не были близкими друзьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35