– Что ты привязался к узлам?– Ты, конечно, знаешь, – заговорил Карелла вкрадчиво, – что боковой узел сдавливает артерии и вены только с одной стороны шеи.– Конечно, знаю, – ответил Джо.– И что если узел находится на шее сбоку, то лицо самоубийцы краснеет, а если сзади – то бледнеет. Знаешь ведь, верно?– Кто этого не знает? – сказал Джо с вызовом. – А потом они синеют с любыми узлами, тоже мне лектор нашелся. Я видел не одну дюжину синих повешенных.– А сколько ты видел синих, отравленных цианистым калием?– Ну?– Ты уверен, что причина смерти – асфиксия?– Ну?– Ты видел бутылочные колпачки в оранжевой корзинке? А шприц рядом с мальчишкой?– Конечно, видел.– Может, он наркоман?– Похоже на то. Я бы сделал именно такое предположение, – сказал Джо. Он постарался придать своему голосу язвительность: – А что думают великие умы восемьдесят седьмого участка?– По-моему, он наркоман, – сказал Карелла. – Судя по исколотым венам.– Я тоже заметил, – сказал Джо. Он поискал, что бы еще сказать, но не нашел.– Как, по-твоему, он укололся перед тем, как повеситься? – спросил Карелла сладким голосом.– Мог, – ответил Джо рассудительно.– Но ведь это странно, согласись? – спросил Карелла.– Что же здесь странного? – попался на удочку Джо.– Если бы он укололся, то чувствовал бы себя на седьмом небе. Тогда зачем ему было лишать себя жизни?– Некоторые наркоманы после дозы впадают в депрессию, – сказал Фред. – Послушай, Карелла, остановись. Что ты, черт тебя возьми, хочешь доказать?– Только то, что великие умы восемьдесят седьмого участка не вопят во всю глотку «самоубийство», пока не получат заключение патологоанатома – да и после этого тоже не вопят. Что скажешь, Джо? Или у всех погибших от асфиксии синие трупы?– Надо взвесить, – сказал Джо. – И сопоставить.– Это очень тонкое наблюдение об искусстве сыска, Берт, – сказал Карелла. – Запомни его хорошенько.– Куда, черт возьми, подевались фотографы? – спросил Фред, уставший от перепалки. – Пора начинать работу. По меньшей мере, надо выяснить личность погибшего.– Он-то уже никуда не спешит, – заметил Карелла. Глава 3 Мальчишку звали Анибал Эрнандес. Друзья, не знавшие испанского, звали его Аннабелль. Мать звала его Анибал и произносила это имя с испанской гордостью, которая теперь была приглушена горем.Карелла и Клинг одолели пять лестничных пролетов, добрались до верхнего этажа и постучали в дверь квартиры пятьдесят пять. Она открыла дверь быстро, словно ждала их прихода. Перед ними стояла могучая женщина с большой грудью и прямыми черными волосами, одетая в простое платье. На лице – никакой косметики, по щекам текли слезы.– Вы из полиции? – спросила она.– Да, – ответил Карелла.– Входите, por favor. Пожалуйста.В квартире стояла тишина. Ничто ее не нарушало, даже шорохи сна. В кухне горела лампадка.– Проходите в гостиную, – сказала миссис Эрнандес.Детективы последовали за ней, в маленькой гостиной она включила торшер. Квартира сияла чистотой, но штукатурка на потолке потрескалась и готова была обвалиться в любую минуту, а из батареи отопления натекла на линолеум целая лужа. Детективы сели напротив миссис Эрнандес.– Мы по поводу сына... – наконец выдавил из себя Карелла.– Si Да (исп.).
, – сказала миссис Эрнандес. – Анибал не мог убить себя.– Миссис Эрнандес...– Что бы они ни говорили, он не мог убить себя. Я уверена... уверена... Кто угодно, только не Анибал. Мой сын не мог лишить себя жизни.– Почему вы в этом так уверены, миссис Эрнандес?– Я знаю. Знаю.– Но почему?– Потому что я знаю моего сына. Он счастливый мальчик. Всегда был. Даже в Пуэрто-Рико. Всегда. Счастливые люди себя не убивают.– Как давно вы живете в городе, миссис Эрнандес?– Я живу здесь уже четыре года. Сначала приехал мой муж, а потом – когда все уладилось – он послал за мной и дочерью. Тогда он нашел работу. Я оставила Анибала с моей матерью в Катаньо. Вы знаете Катаньо?– Нет, – сказал Карелла.– Это за Сан-Хуаном, на той стороне залива. Из Катаньо весь город виден. Даже Ла-Перла. До Катаньо мы жили в Ла-Перла.– Что это за Ла-Перла?– Fanguito. По-вашему... трыщоба?– Трущоба?– Si, si, трущоба. – Миссис Эрнандес помолчала. – Даже там, в грязи, порой голодный, мой сын был счастлив. Счастливого человека сразу видно, сеньор. Сразу. Когда мы приехали в Катаньо, стало лучше, но не так хорошо, как здесь. Мой муж послал за мной и Марией. Это моя дочь. Ей двадцать один год. Мы приехали четыре года назад. Потом послали за Анибалом.– Когда?– Полгода назад. – Миссис Эрнандес закрыла глаза. – Мы встретили его в Айдлуайлде. Он приехал с гитарой. Он очень хорошо играет на гитаре.– Вы знали, что ваш сын употреблял наркотики? – спросил Карелла.Миссис Эрнандес долго не отвечала. Потом кивнула головой и сжала руки, лежавшие на коленях.– Сколько времени он употреблял наркотики? – спросил Клинг, покосившись сначала на Кареллу.– Много.– Сколько?– Я думаю, месяца четыре.– А в городе он всего полгода? – спросил Карелла. – Может, он начал в Пуэрто-Рико?– Нет, нет, нет, – повторила миссис Эрнандес, качая головой. – Сеньор, на острове этой заразы немного, наркоманам нужны деньги, ведь правда? Пуэрто-Рико – бедный остров. Нет, мой сын приобрел эту привычку здесь, в этом городе.– Вы знаете, как он начал?– Si, – сказала миссис Эрнандес, горестно вздохнув. Она выросла на солнечном острове, отец ее рубил сахарный тростник, а в межсезонье рыбачил, она, бывало, ходила без обуви и даже голодала, но над головой светило яркое солнце, и вокруг весь год зеленела буйная тропическая растительность. Когда она вышла замуж, из родной деревушки Комерио муж увез ее в Сан-Хуан, первый город в ее жизни. И хотя солнце светило по-прежнему, с той босоногой жизнью, когда она могла запросто зайти в деревенскую лавку поболтать с ее хозяином Мигелем, было покончено. Первого своего ребенка, Марию, миссис Эрнандес родила в восемнадцать. К сожалению, примерно в это же время ее муж потерял работу, и они переехали в Ла-Перлу, знаменитые трущобы, раскинувшиеся у подножия замка Морро. Ла-Перла в переводе с испанского «жемчужина». Нищих жителей этих трущоб у стен древнего испанского форта можно лишить последнего тряпья, но не юмора.Переезд в Ла-Перлу, рождение Марии, потом два выкидыша, наконец, через несколько лет, рождение еще одной дочери, Хуаниты, переезд в Катаньо, где ее муж нашел работу на маленькой швейной фабрике, – так текла жизнь миссис Эрнандес.Однажды, когда миссис Эрнандес носила под сердцем Анибала, вся семья поехала в воскресенье в национальный парк. Пока мистер Эрнандес фотографировал свою жену со старшей дочерью, двухлетняя Хуанита подползла к краю пятнадцатиметрового обрыва. Она не издала ни звука, не вскрикнула, но из национального парка семья вернулась с мертвой девочкой...Миссис Эрнандес боялась, что потеряет и еще не родившегося ребенка, но Бог миловал. Анибала крестили вскоре после похорон, а затем фабрика в Катаньо закрылась, и мистер Эрнандес снова переехал с семьей в Ла-Перлу, где Анибал и провел первые годы своей жизни. Матери его тогда было двадцать три. Морщинки вокруг глаз появлялись уже не только от смеха. Мистеру Эрнандесу снова посчастливилось найти работу в Катаньо, семья в очередной раз поехала туда со всем своим скудным скарбом, на сей раз надеясь, что навсегда.Работа оказалась постоянной. Много лет все шло хорошо: мистер Эрнандес считал свою жену самой красивой женщиной на свете, она отвечала ему пылкой любовью, дети – Анибал и Мария – росли.Когда его все же уволили, миссис Эрнандес предложила уехать с острова на материк, в город. Денег на один авиабилет у них хватило. Захватив с собой жареную курицу и армейский плащ – по слухам, в городе было холоднее, чем в Пуэрто-Рико, – мистер Эрнандес улетел.Со временем он нашел работу в порту и послал за миссис Эрнандес и одним ребенком. Она взяла с собой Марию, потому что девочке, по ее мнению, нельзя оставаться без матери. Анибала поручили заботам бабушки. Три с половиной года спустя он воссоединился с семьей.А еще полгода спустя его тело нашли в подвальной комнате жилого дома.По лицу миссис Эрнандес бежали слезы, она еще раз горестно и безнадежно вздохнула. Клингу хотелось только одного – убежать из квартиры, в которую прокралась смерть.– Мария, – проговорила она сквозь рыдания, – Мария приучила его.– Ваша дочь? – спросил недоверчиво Клинг.– Моя дочь, да, моя дочь. Оба они наркоманы. Они...Слезы мешали ей говорить. Полицейские ждали.– Ничего не понимаю, – наконец сказала она. – У меня хороший муж. Он работает всю свою жизнь. Он и сейчас, когда мы говорим, тоже работает. А что я плохого сделала? Разве я учила дурному своих детей? Я учила их ходить в церковь, я учила их верить в Бога, я учила их уважать родителей. – Потом добавила с гордостью: – Мои дети говорили по-английски лучше всех в barrio Местечко, поселение (исп.).
. Я хотела сделать их американцами... Американцами. – Она покачала головой. – Город дал нам много. Работу для мужа. Чистый дом. Но город одной рукой дает, а другой берет. Все это, сеньоры, – чистую ванну, телевизор в гостиной – я отдам, чтобы вернуть то время, когда мои дети играли в тени форта.Она прикусила губу. Почти до крови, как показалось Карелле. Потом выпрямилась на стуле и продолжала.– Город, – произнесла она медленно, – принял нас. Как равных? Не совсем, но это я могу понять. Мы новички, мы чужие. Так ведь всегда бывает с новыми людьми, верно? Даже если они хорошие. Они плохие просто потому, что новички. Но это можно простить. Это можно простить, потому что у тебя есть друзья и родственники, а в субботние вечера здесь совсем как на острове – люди смеются и играют на гитарах. По воскресеньям ты идешь в церковь, здороваешься на улице с соседями, и тебе хорошо, очень хорошо, и ты почти все можешь простить. Ты чувствуешь благодарность. Почти за все. Но ты не можешь благодарить город за то, что он сделал с твоими детьми. За наркотики. Ведь я помню, хорошо помню мою доченьку с молодыми грудями, чистыми ногами и счастливыми глазами, пока эти... эти bastardos Ублюдки (исп.).
, эти chulos Наглецы (исп.).
не забрали ее у меня. А теперь вот мой сын. Умер. Умер, умер, умер.– Миссис Эрнандес, – сказал Карелла, пытаясь дотянуться до ее руки, – мы...– А то, что мы пуэрториканцы, вам не помешает? – неожиданно спросила она. – Не помешает найти убийцу?– Если его убили, мы найдем убийцу, – пообещал Карелла.– Muchas gracias Большое спасибо (исп.).
, – сказала миссис Эрнандес. – Я... я знаю, что вы думаете. Дети ее наркоманы, дочь – проститутка. Но поверьте мне, мы...– Вы сказали, ваша дочь...– Si, si, чтобы наркотики покупать.Ее лицо неожиданно сморщилось. Только что оно было спокойным, а тут женщина глубоко вздохнула, из груди вырвался всхлип, казалось, она вот-вот разрыдается. У Ка-реллы сжалось сердце. Миссис Эрнандес взяла себя в руки и снова посмотрела на сыщиков.– Perdoneme, – прошептала она. – Простите меня.– Можно нам поговорить с вашей дочерью? – спросил Карелла.– Por favor. Пожалуйста. Вдруг она поможет. Вы найдете ее в «Эль Сентро». Знаете, где это?– Да.– Она там. Она... может помочь. Если захочет говорить с вами.– Мы постараемся, – сказал Карелла и встал. Клинг тоже поднялся со стула.– Большое спасибо, миссис Эрнандес, – сказал Клинг.– De nada Не за что (исп.).
, – ответила она и повернулась к окну. – Смотрите. Уже утро. Солнце всходит.Детективы ушли. Пока спускались по лестнице, ни один не проронил ни слова.У Кареллы было такое чувство, будто солнце уже никогда не станет сиять для матери Анибала Эрнандеса. Глава 4 Границей 87-го участка на севере были река Гарб и шоссе, повторявшее ее извилистый путь. Идя на юг, проходя Айсолу квартал за кварталом, вы сначала попадаете на Силвермайн-роуд с ее красивыми жилыми домами, выходящими на реку, а потом в Силвермайн-парк. Продолжая двигаться к югу, вы пересечете Стем, Эйнсли-авеню, Калвер-авеню и короткий Мейсон, который пуэрториканцы назвали La Via de Putas Улица шлюх (исп.).
.Зная профессию Марии Эрнандес, можно было предположить, что «Эль Сентро» находится именно на этой Улице шлюх. Он, однако, притулился в боковой улочке, в одном из тридцати пяти кварталов 87-го участка, раскинувшихся с востока на запад. И хотя на территории участка жили итальянцы, евреи и много ирландцев, «Эль Сентро» находился на улице пуэрториканцев.В городе были заведения, где можно получить все – от порции кокаина до гулящей девки, – и «Эль Сентро» был одним из них.Владелец «Эль Сентро» жил за рекой, в другом штате. Он редко заходил в свое заведение, препоручив его заботам Терри Донахью, громадного ирландца с массивными кулаками. В характере Донахью было кое-что необычное для местного ирландца: он любил пуэрториканцев. Нет, не только пуэрториканок – их он, конечно, тоже любил, и не он один: многие здешние «американцы», возмущаясь нашествием «иностранцев», втайне восхищались плотными ягодицами «их» женщин. Терри любил и пуэрториканцев и пуэрториканок. А еще он любил работать в «Эль Сентро». За свою жизнь в каких только забегаловках он не работал, и хуже «Эль Сентро», по его собственным словам, не встречал, но все равно любил его.На самом деле, Терри Донахью любил все на свете. Принимая во внимание характер его заведения, было бы удивительно, если бы он любил и полицейских, – но он любил Стива Кареллу и, когда Стив в тот же день появился у него, тепло поздоровался с ним.– Эй, вислоухий черт! – заорал он. – Ты, я слышал, женился?– Это точно, – ответил Карелла, глупо ухмыляясь.– Девчонка, должно быть, чокнутая, – сказал Терри, качая большой головой. – Надо будет выразить ей соболезнование.– С мозгами у девчонки все в порядке, – возразил Карелла. – Она получила лучшего мужика во всем городе.– Заливай! – продолжал орать Терри. – Как ее зовут, парень?– Тедди.– Терри? – недоверчиво переспросил Терри. – Неужели Терри?– Тедди. Уменьшительное от Теодоры.– А Теодора, это от чего?– Думаю, что от Франклина.Терри склонил голову набок.– Может, красотка ирландских кровей?– Ну уж дудки! – сказал Карелла.– Куда тебе, такому увальню, жениться на ирландской милашке, – усомнился Терри.– Она шотландка, – признался Карелла.– Вот это здорово! – заревел Терри. – Я ведь ирландец всего на четыре пятых, а одна пятая часть во мне шотландская, за счет виски.– М-м-да.Терри почесал затылок.– Другие полицейские над этой шуткой обычно смеются. Что будешь пить, Стив?– Ничего. Я здесь по делу.– Немного спиртного делу еще никогда не вредило.– Ты Марию Эрнандес не видел сегодня?– Слушай, Стив, – сказал Терри, – имея шотландскую красотку дома, зачем тебе...– Работа, – пояснил Карелла.– Ладно, – согласился Терри. – Приятно встретить честного человека в городе, где все обманывают.– Ты ведь тоже не обманываешь.– Мария еще не приходила, – сказал Терри. – Это из-за брата?– Да.– Он тоже зельем баловался?– Да.– Что меня печалит, – сообщил Терри, – так это наркотики. Ты когда-нибудь в моем заведении видел толкача?– Нет, – ответил Карелла. – Зато их полно у входа, на тротуаре.– Ясное дело, ведь клиент всегда прав и должен получить то, что ему нужно. Но в моем заведении ты ни одного из этих грязных ублюдков не видел и не увидишь.– Когда ее можно ждать?– Раньше двух она здесь не появляется. А может и вообще не прийти. Ты же знаешь этих наркоманов, Стив. Шустрят, шустрят, все время шустрят. Богом клянусь, что президенту «Дженерал моторс» не приходится проявлять столько выдумки, сколько ее требуется обычному наркоману.Карелла взглянул на часы. Было 12.27.– Я еще приду, – сказал он. – А пока мне надо где-то перекусить.– Ты меня обижаешь, – огорчился Терри.– Обижаю?– Ты что, моей вывески не читал? «Бар и гриль». Вон там, в глубине, стол для горячих обедов. Лучшая еда в городе.– Не шутишь?– Сегодня у меня arroz con polio Цыпленок с рисом (исп.).
. Наше фирменное блюдо. Нанял маленькую пуэрториканочку, которая его и готовит. – Терри ухмыльнулся. – Днем она готовит, а ночью любовь крутит, но arroz con polio у нее райского вкуса.– И как девочка?Ухмылка Терри стала еще шире.– Не знаю, пробовал только дневные блюда.– Ладно, – сказал Карелла, – неси. Не ты первый меня пытаешься отравить. * * * В тот день Мария Эрнандес пришла в «Эль Сентро» только в три часа дня. Какой-нибудь простак из приличного района, отправившийся на поиски романтических приключений, мог принять ее за невинную старшеклассницу. Хотя принято считать, что все проститутки одеваются в обтягивающие шелковые платья с разрезом до пупа, это не так. Большинство проституток 87-го участка одевалось лучше и моднее честных женщин. Они были хорошо вышколены, часто вежливы и обходительны, так что многие девчонки в округе принимали шлюх за сливки местного общества. Коричневая бумага почтовой бандероли скрывает от глаз ее содержимое; так было и с благопристойной личиной этих девиц: только познакомившись с ними поближе, можно узнать, что там на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
, – сказала миссис Эрнандес. – Анибал не мог убить себя.– Миссис Эрнандес...– Что бы они ни говорили, он не мог убить себя. Я уверена... уверена... Кто угодно, только не Анибал. Мой сын не мог лишить себя жизни.– Почему вы в этом так уверены, миссис Эрнандес?– Я знаю. Знаю.– Но почему?– Потому что я знаю моего сына. Он счастливый мальчик. Всегда был. Даже в Пуэрто-Рико. Всегда. Счастливые люди себя не убивают.– Как давно вы живете в городе, миссис Эрнандес?– Я живу здесь уже четыре года. Сначала приехал мой муж, а потом – когда все уладилось – он послал за мной и дочерью. Тогда он нашел работу. Я оставила Анибала с моей матерью в Катаньо. Вы знаете Катаньо?– Нет, – сказал Карелла.– Это за Сан-Хуаном, на той стороне залива. Из Катаньо весь город виден. Даже Ла-Перла. До Катаньо мы жили в Ла-Перла.– Что это за Ла-Перла?– Fanguito. По-вашему... трыщоба?– Трущоба?– Si, si, трущоба. – Миссис Эрнандес помолчала. – Даже там, в грязи, порой голодный, мой сын был счастлив. Счастливого человека сразу видно, сеньор. Сразу. Когда мы приехали в Катаньо, стало лучше, но не так хорошо, как здесь. Мой муж послал за мной и Марией. Это моя дочь. Ей двадцать один год. Мы приехали четыре года назад. Потом послали за Анибалом.– Когда?– Полгода назад. – Миссис Эрнандес закрыла глаза. – Мы встретили его в Айдлуайлде. Он приехал с гитарой. Он очень хорошо играет на гитаре.– Вы знали, что ваш сын употреблял наркотики? – спросил Карелла.Миссис Эрнандес долго не отвечала. Потом кивнула головой и сжала руки, лежавшие на коленях.– Сколько времени он употреблял наркотики? – спросил Клинг, покосившись сначала на Кареллу.– Много.– Сколько?– Я думаю, месяца четыре.– А в городе он всего полгода? – спросил Карелла. – Может, он начал в Пуэрто-Рико?– Нет, нет, нет, – повторила миссис Эрнандес, качая головой. – Сеньор, на острове этой заразы немного, наркоманам нужны деньги, ведь правда? Пуэрто-Рико – бедный остров. Нет, мой сын приобрел эту привычку здесь, в этом городе.– Вы знаете, как он начал?– Si, – сказала миссис Эрнандес, горестно вздохнув. Она выросла на солнечном острове, отец ее рубил сахарный тростник, а в межсезонье рыбачил, она, бывало, ходила без обуви и даже голодала, но над головой светило яркое солнце, и вокруг весь год зеленела буйная тропическая растительность. Когда она вышла замуж, из родной деревушки Комерио муж увез ее в Сан-Хуан, первый город в ее жизни. И хотя солнце светило по-прежнему, с той босоногой жизнью, когда она могла запросто зайти в деревенскую лавку поболтать с ее хозяином Мигелем, было покончено. Первого своего ребенка, Марию, миссис Эрнандес родила в восемнадцать. К сожалению, примерно в это же время ее муж потерял работу, и они переехали в Ла-Перлу, знаменитые трущобы, раскинувшиеся у подножия замка Морро. Ла-Перла в переводе с испанского «жемчужина». Нищих жителей этих трущоб у стен древнего испанского форта можно лишить последнего тряпья, но не юмора.Переезд в Ла-Перлу, рождение Марии, потом два выкидыша, наконец, через несколько лет, рождение еще одной дочери, Хуаниты, переезд в Катаньо, где ее муж нашел работу на маленькой швейной фабрике, – так текла жизнь миссис Эрнандес.Однажды, когда миссис Эрнандес носила под сердцем Анибала, вся семья поехала в воскресенье в национальный парк. Пока мистер Эрнандес фотографировал свою жену со старшей дочерью, двухлетняя Хуанита подползла к краю пятнадцатиметрового обрыва. Она не издала ни звука, не вскрикнула, но из национального парка семья вернулась с мертвой девочкой...Миссис Эрнандес боялась, что потеряет и еще не родившегося ребенка, но Бог миловал. Анибала крестили вскоре после похорон, а затем фабрика в Катаньо закрылась, и мистер Эрнандес снова переехал с семьей в Ла-Перлу, где Анибал и провел первые годы своей жизни. Матери его тогда было двадцать три. Морщинки вокруг глаз появлялись уже не только от смеха. Мистеру Эрнандесу снова посчастливилось найти работу в Катаньо, семья в очередной раз поехала туда со всем своим скудным скарбом, на сей раз надеясь, что навсегда.Работа оказалась постоянной. Много лет все шло хорошо: мистер Эрнандес считал свою жену самой красивой женщиной на свете, она отвечала ему пылкой любовью, дети – Анибал и Мария – росли.Когда его все же уволили, миссис Эрнандес предложила уехать с острова на материк, в город. Денег на один авиабилет у них хватило. Захватив с собой жареную курицу и армейский плащ – по слухам, в городе было холоднее, чем в Пуэрто-Рико, – мистер Эрнандес улетел.Со временем он нашел работу в порту и послал за миссис Эрнандес и одним ребенком. Она взяла с собой Марию, потому что девочке, по ее мнению, нельзя оставаться без матери. Анибала поручили заботам бабушки. Три с половиной года спустя он воссоединился с семьей.А еще полгода спустя его тело нашли в подвальной комнате жилого дома.По лицу миссис Эрнандес бежали слезы, она еще раз горестно и безнадежно вздохнула. Клингу хотелось только одного – убежать из квартиры, в которую прокралась смерть.– Мария, – проговорила она сквозь рыдания, – Мария приучила его.– Ваша дочь? – спросил недоверчиво Клинг.– Моя дочь, да, моя дочь. Оба они наркоманы. Они...Слезы мешали ей говорить. Полицейские ждали.– Ничего не понимаю, – наконец сказала она. – У меня хороший муж. Он работает всю свою жизнь. Он и сейчас, когда мы говорим, тоже работает. А что я плохого сделала? Разве я учила дурному своих детей? Я учила их ходить в церковь, я учила их верить в Бога, я учила их уважать родителей. – Потом добавила с гордостью: – Мои дети говорили по-английски лучше всех в barrio Местечко, поселение (исп.).
. Я хотела сделать их американцами... Американцами. – Она покачала головой. – Город дал нам много. Работу для мужа. Чистый дом. Но город одной рукой дает, а другой берет. Все это, сеньоры, – чистую ванну, телевизор в гостиной – я отдам, чтобы вернуть то время, когда мои дети играли в тени форта.Она прикусила губу. Почти до крови, как показалось Карелле. Потом выпрямилась на стуле и продолжала.– Город, – произнесла она медленно, – принял нас. Как равных? Не совсем, но это я могу понять. Мы новички, мы чужие. Так ведь всегда бывает с новыми людьми, верно? Даже если они хорошие. Они плохие просто потому, что новички. Но это можно простить. Это можно простить, потому что у тебя есть друзья и родственники, а в субботние вечера здесь совсем как на острове – люди смеются и играют на гитарах. По воскресеньям ты идешь в церковь, здороваешься на улице с соседями, и тебе хорошо, очень хорошо, и ты почти все можешь простить. Ты чувствуешь благодарность. Почти за все. Но ты не можешь благодарить город за то, что он сделал с твоими детьми. За наркотики. Ведь я помню, хорошо помню мою доченьку с молодыми грудями, чистыми ногами и счастливыми глазами, пока эти... эти bastardos Ублюдки (исп.).
, эти chulos Наглецы (исп.).
не забрали ее у меня. А теперь вот мой сын. Умер. Умер, умер, умер.– Миссис Эрнандес, – сказал Карелла, пытаясь дотянуться до ее руки, – мы...– А то, что мы пуэрториканцы, вам не помешает? – неожиданно спросила она. – Не помешает найти убийцу?– Если его убили, мы найдем убийцу, – пообещал Карелла.– Muchas gracias Большое спасибо (исп.).
, – сказала миссис Эрнандес. – Я... я знаю, что вы думаете. Дети ее наркоманы, дочь – проститутка. Но поверьте мне, мы...– Вы сказали, ваша дочь...– Si, si, чтобы наркотики покупать.Ее лицо неожиданно сморщилось. Только что оно было спокойным, а тут женщина глубоко вздохнула, из груди вырвался всхлип, казалось, она вот-вот разрыдается. У Ка-реллы сжалось сердце. Миссис Эрнандес взяла себя в руки и снова посмотрела на сыщиков.– Perdoneme, – прошептала она. – Простите меня.– Можно нам поговорить с вашей дочерью? – спросил Карелла.– Por favor. Пожалуйста. Вдруг она поможет. Вы найдете ее в «Эль Сентро». Знаете, где это?– Да.– Она там. Она... может помочь. Если захочет говорить с вами.– Мы постараемся, – сказал Карелла и встал. Клинг тоже поднялся со стула.– Большое спасибо, миссис Эрнандес, – сказал Клинг.– De nada Не за что (исп.).
, – ответила она и повернулась к окну. – Смотрите. Уже утро. Солнце всходит.Детективы ушли. Пока спускались по лестнице, ни один не проронил ни слова.У Кареллы было такое чувство, будто солнце уже никогда не станет сиять для матери Анибала Эрнандеса. Глава 4 Границей 87-го участка на севере были река Гарб и шоссе, повторявшее ее извилистый путь. Идя на юг, проходя Айсолу квартал за кварталом, вы сначала попадаете на Силвермайн-роуд с ее красивыми жилыми домами, выходящими на реку, а потом в Силвермайн-парк. Продолжая двигаться к югу, вы пересечете Стем, Эйнсли-авеню, Калвер-авеню и короткий Мейсон, который пуэрториканцы назвали La Via de Putas Улица шлюх (исп.).
.Зная профессию Марии Эрнандес, можно было предположить, что «Эль Сентро» находится именно на этой Улице шлюх. Он, однако, притулился в боковой улочке, в одном из тридцати пяти кварталов 87-го участка, раскинувшихся с востока на запад. И хотя на территории участка жили итальянцы, евреи и много ирландцев, «Эль Сентро» находился на улице пуэрториканцев.В городе были заведения, где можно получить все – от порции кокаина до гулящей девки, – и «Эль Сентро» был одним из них.Владелец «Эль Сентро» жил за рекой, в другом штате. Он редко заходил в свое заведение, препоручив его заботам Терри Донахью, громадного ирландца с массивными кулаками. В характере Донахью было кое-что необычное для местного ирландца: он любил пуэрториканцев. Нет, не только пуэрториканок – их он, конечно, тоже любил, и не он один: многие здешние «американцы», возмущаясь нашествием «иностранцев», втайне восхищались плотными ягодицами «их» женщин. Терри любил и пуэрториканцев и пуэрториканок. А еще он любил работать в «Эль Сентро». За свою жизнь в каких только забегаловках он не работал, и хуже «Эль Сентро», по его собственным словам, не встречал, но все равно любил его.На самом деле, Терри Донахью любил все на свете. Принимая во внимание характер его заведения, было бы удивительно, если бы он любил и полицейских, – но он любил Стива Кареллу и, когда Стив в тот же день появился у него, тепло поздоровался с ним.– Эй, вислоухий черт! – заорал он. – Ты, я слышал, женился?– Это точно, – ответил Карелла, глупо ухмыляясь.– Девчонка, должно быть, чокнутая, – сказал Терри, качая большой головой. – Надо будет выразить ей соболезнование.– С мозгами у девчонки все в порядке, – возразил Карелла. – Она получила лучшего мужика во всем городе.– Заливай! – продолжал орать Терри. – Как ее зовут, парень?– Тедди.– Терри? – недоверчиво переспросил Терри. – Неужели Терри?– Тедди. Уменьшительное от Теодоры.– А Теодора, это от чего?– Думаю, что от Франклина.Терри склонил голову набок.– Может, красотка ирландских кровей?– Ну уж дудки! – сказал Карелла.– Куда тебе, такому увальню, жениться на ирландской милашке, – усомнился Терри.– Она шотландка, – признался Карелла.– Вот это здорово! – заревел Терри. – Я ведь ирландец всего на четыре пятых, а одна пятая часть во мне шотландская, за счет виски.– М-м-да.Терри почесал затылок.– Другие полицейские над этой шуткой обычно смеются. Что будешь пить, Стив?– Ничего. Я здесь по делу.– Немного спиртного делу еще никогда не вредило.– Ты Марию Эрнандес не видел сегодня?– Слушай, Стив, – сказал Терри, – имея шотландскую красотку дома, зачем тебе...– Работа, – пояснил Карелла.– Ладно, – согласился Терри. – Приятно встретить честного человека в городе, где все обманывают.– Ты ведь тоже не обманываешь.– Мария еще не приходила, – сказал Терри. – Это из-за брата?– Да.– Он тоже зельем баловался?– Да.– Что меня печалит, – сообщил Терри, – так это наркотики. Ты когда-нибудь в моем заведении видел толкача?– Нет, – ответил Карелла. – Зато их полно у входа, на тротуаре.– Ясное дело, ведь клиент всегда прав и должен получить то, что ему нужно. Но в моем заведении ты ни одного из этих грязных ублюдков не видел и не увидишь.– Когда ее можно ждать?– Раньше двух она здесь не появляется. А может и вообще не прийти. Ты же знаешь этих наркоманов, Стив. Шустрят, шустрят, все время шустрят. Богом клянусь, что президенту «Дженерал моторс» не приходится проявлять столько выдумки, сколько ее требуется обычному наркоману.Карелла взглянул на часы. Было 12.27.– Я еще приду, – сказал он. – А пока мне надо где-то перекусить.– Ты меня обижаешь, – огорчился Терри.– Обижаю?– Ты что, моей вывески не читал? «Бар и гриль». Вон там, в глубине, стол для горячих обедов. Лучшая еда в городе.– Не шутишь?– Сегодня у меня arroz con polio Цыпленок с рисом (исп.).
. Наше фирменное блюдо. Нанял маленькую пуэрториканочку, которая его и готовит. – Терри ухмыльнулся. – Днем она готовит, а ночью любовь крутит, но arroz con polio у нее райского вкуса.– И как девочка?Ухмылка Терри стала еще шире.– Не знаю, пробовал только дневные блюда.– Ладно, – сказал Карелла, – неси. Не ты первый меня пытаешься отравить. * * * В тот день Мария Эрнандес пришла в «Эль Сентро» только в три часа дня. Какой-нибудь простак из приличного района, отправившийся на поиски романтических приключений, мог принять ее за невинную старшеклассницу. Хотя принято считать, что все проститутки одеваются в обтягивающие шелковые платья с разрезом до пупа, это не так. Большинство проституток 87-го участка одевалось лучше и моднее честных женщин. Они были хорошо вышколены, часто вежливы и обходительны, так что многие девчонки в округе принимали шлюх за сливки местного общества. Коричневая бумага почтовой бандероли скрывает от глаз ее содержимое; так было и с благопристойной личиной этих девиц: только познакомившись с ними поближе, можно узнать, что там на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15