И Крону было до корней волос стыдно за свою почти мальчишескую выходку.
Крон зашел в спальню и наткнулся на мокрую хиторну Калеции. Вздохнув, поднял ее и, выйдя в зал, аккуратно положил на край каменной подставки для ваз. Затем вернулся в спальню, переоделся, прихватил с собой большой кошель со звондами и спустился в людскую. Прислугу будить не стал - сам нашел на кухне кусок сыру и лепешку, поел, запил из кувшина баруньим молоком с сильным привкусом аскорбиновой кислоты и, выйдя из виллы через толпный вход, направился в город.
Невольничий рынок располагался у портовых кварталов. Уставленная ровными рядами деревянных навесов, вытоптанная тысячами ног, глинистая площадь рынка после ночного дождя стала скользкой, и, возможно, поэтому покупателей было немного. Впрочем, товара тоже. После бунта древорубов, начавшегося массового бегства рабов к ним этот товар в Пате потерял спрос - и рабовладельцы, и работорговцы заняли выжидательную позицию. Только возле одного навеса кто-то выставил большую партию рабов. Очевидно, работорговец прибыл со своим товаром издалека, морем, и еще не знал о событиях в Пате.
Осторожно передвигая ноги по скользкой почве и не обращая внимания на небольшие группы рабов, выставленные у других навесов, Крон направился туда. Рабы были как на подбор - мужчины, здоровые, сильные. Таких обычно берут пленными или заложниками, но спрашивать об этом не полагалось. Здесь же вертелись два-три перекупщика, цокали языками, качали головами - наверное, просили много, а им рисковать не хотелось. У дальнего конца навеса парламентарий Требоний, приспешник сенатора Страдона, темпераментно торговался с надсмотрщиком. Он уже отобрал двух молодых парней, но, заметив приближающегося сенатора Крона, стушевался и быстро исчез между рядами навесов. В свое время Крон пообещал Требонию, что если застанет его подыскивающим мальчиков для утоления противоестественной похоти своего сюзерена, то завяжет ему язык узлом, поэтому Требоний старался не попадаться ему на глаза.
Крон подозвал к себе надсмотрщика и попросил показать образованного раба. Вначале надсмотрщик опешил - видно, он не интересовался такими подробностями о своем товаре, - но быстро нашелся. Гортанно крикнув в толпу рабов, он приказал выйти вперед обученным грамоте.
Несколько человек, насколько позволяли цепи, надетые на продольную балку навеса, выдвинулись вперед. Крон не стал выбирать - подошел к ближнему, молодому, темнокожему, высокому, с прямыми светлыми волосами и приятным открытым лицом.
- Нумериец? - спросил сенатор.
- По отцу, - ответил раб. - Мать асилонка.
«Теперь понятно, откуда у тебя светлые волосы», - подумал Крон.
- Читать, писать умеешь?
- Да.
- Надо добавлять: мой господин, - поморщился Крон. - Сколько языков знаешь?
- Четыре. Нумерийский, асилонский, дарийский и патский… - Раб запнулся и добавил: - Мой господин.
Крон кивнул.
- Сколько он стоит? - не оборачиваясь к надсмотрщику, спросил он.
- Вы посмотрите на его телосложение, его мышцы, - растерянно проговорил надсмотрщик. Очевидно, он не привык к такой торговле. - Он способен в одиночку поднять коня!
- Его мышцы меня не интересуют, - надменно скривил губы Крон. - Если бы была такая возможность, я бы с удовольствием оставил их тебе. Сколько он стоит?
- Со всадником… - вконец растерявшись, выдавил надсмотрщик.
Крон презрительно молчал.
Наконец надсмотрщик собрался с духом и выпалил:
- Восемьсот звондов!
Спиной Крон почувствовал, что надсмотрщик даже зажмурился от такой баснословной суммы. Он достал кошель и отсчитал деньги. Все еще не веря в такую удачу, надсмотрщик дрожащими руками пересчитал звонды, большую часть засунул за пазуху, а остальные спрятал в хозяйский кошель.
- Может, господину угодно купить еще кого-нибудь? - засуетился он.
- Мне угодно, чтобы моего раба расковали.
- Сейчас!
Надсмотрщик исчез и через мгновенье появился с кандальником, который сразу же принялся расковывать раба.
- Как тебя зовут? - спросил сенатор раба.
- Врадпшекрогсотн, - с нумерийским выговором в нос ответил раб и, снова запнувшись, добавил: - Мой господин.
Крон надменно поглядел на раба.
- Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я о твое имя сломал язык? Я буду звать тебя кратко - Врад.
- Если вам угодно… мой господин, - попросил раб, - то лучше зовите меня Шекро. Я к этому имени привык - так звала меня мать.
- Пусть, - благодушно махнул рукой Крон. Он бросил звонд кандальнику, расковавшему раба.
- Следуй за мной.
Ни на кого не глядя, сенатор пошел вдоль толпы рабов. Несмотря на приобретенные им здесь надменность и чванливость, так необходимые сенатору, унизительное зрелище людей, продаваемых в рабство, действовало на него угнетающе.
- А меня господин сенатор не желает выкупить? - услышал он вдруг чей-то насмешливый голос.
От неожиданности Крон вздрогнул и остановился. Вопрос был задан на чистом линге. Перед ним стоял коренастый, ничем не примечательный, разве только многодневной густой щетиной, покрывавшей почти все лицо, раб.
В его светлых глазах играли откровенные веселые искорки.
- И даже если сенатор и не желает, - продолжал раб на линге, - ему придется это сделать.
«Это же Бортник, - узнал Крон. - Так вот откуда рабы - с острова Крам…» Он демонстративно нахмурился.
- Что он сказал? - спросил он семенившего за ним надсмотрщика.
- Что ты сказал?! - гаркнул надсмотрщик и замахнулся на Бортника тонким, белесым от жгучих мелких шипов прутом.
Крон перехватил его руку, подавив в себе желание сломать ее. Скорее всего, надсмотрщик не имел никакого отношения к пиратам - те были осторожны и предпочитали действовать через перекупщиков.
- Я сказал, - смиренно проговорил Бортник, - что у такого щедрого господина я бы с удовольствием выполнял самую грязную работу.
- Вот как?
Крон окинул взглядом его фигуру. Затем подошел, пощупал мышцы рук, живота.
- Н-да… - неопределенно протянул он и вдруг, схватив его за щетину на бороде, резко открыл рот и стал внимательно изучать зубы. Глаза Бортника прищурились от злости.
- И сколько он стоит?
Надсмотрщик сглотнул слюну.
- Тысячу! - выпалил он.
Сенатор только цыкнул сквозь зубы и молча пошел прочь. Мгновенье надсмотрщик стоял на месте как вкопанный, затем опомнился и побежал за ним.
- Господин, господин! - закричал он. - Я ошибся! Пятьсот!
- Ты ошибся еще раз и ровно наполовину, - бросил Крон через плечо. - Ибо в данном случае я покупаю мышцы, а не голову.
- Триста!
- Двести.
Надсмотрщик опешил. С трудом оправился и выдавил:
- Двести пятьдесят…
- Сто восемьдесят.
Надсмотрщик поперхнулся и совсем севшим голосом предложил:
- Двести тридцать…
- Сто семьдесят, - сказал Крон и повернулся, чтобы уйти.
- Согласен… - просипел надсмотрщик, ловя сенатора за тогу.
- И раскуешь раба за свой счет, - добавил Крон.
На этот раз надсмотрщик не торопился. Он долго торговался, переругиваясь с кандальником о цене работы, и, когда они договорились, кандальник, явно недовольный ценой, вяло принялся за дело. Жадность надсмотрщика дорого ему обошлась - недовольный кандальник при расковке основательно попортил цепи. Они снова принялись ругаться, но Крон оборвал их, заплатив надсмотрщику за Бортника. Воспользовавшись заминкой, кандальник быстро скрылся, весьма довольный собой. Надсмотрщик принялся было поносить всех и вся, начиная с рабов и кончая господами, но тут Бортник, явно имевший с ним свои счеты, двумя короткими ударами сбил его с ног. Надсмотрщик упал на колени, широко открытым ртом беззвучно ловя воздух.
- Хорошо начинаешь службу, - одобрительно сказал Крон и с усмешкой встретил злой взгляд Бортника.
Затем наклонился к надсмотрщику.
- Запомни, - сказал он, - не советую тебе в Пате оскорблять гражданина. Ибо, лишив тебя жизни, гражданин заплатит штраф всего в сто двадцать звондов - дешевле, чем я купил у тебя раба.
Крон приказал купленным рабам следовать за собой и пошел прочь.
Вначале, когда они, оскальзываясь на глине, шли по территории рынка, Бортник, как и полагается рабу, шел сзади. Но когда они ступили на мощеную улицу и рынок скрылся за поворотом, он поравнялся с Кроном.
- Радостная встреча двух коммуникаторов, - язвительно процедил он. - Еще бы за набедренную повязку заглянул. Очень жалею, что не откусил тебе палец, когда ты считал мне зубы.
Крон расхохотался.
- Не стоит насмехаться над сенатором, когда сам находишься в бедственном положении, - назидательно сказал он.
Бортник невольно улыбнулся. Он вспомнил, как заставил Крона обратить на себя внимание.
- Все-таки хорошо чувствовать себя свободным, - сказал он на линге, глубоко вздохнув всей грудью. - А знаешь, что самое неприятное в рабстве? Думаешь, издевательства надсмотрщиков? Чепуха! Грязь и насекомые - вот самое страшное зло.
- Ионный душ не обещаю, - проговорил Крон. Он покосился на Шекро.
- Хоть бы лохань с водой и мылом… - мечтательно протянул Бортник.
- Мыла тоже не обещаю, - хмыкнул Крон. - Ты куда потом? Назад, на остров?
- He знаю, - пожал плечами Бортник. - Вначале нужно переговорить с Комитетом…
И тут Крон остановился. Навстречу по улице шла Ана. Рядом с ней, рассказывая что-то веселое и сильно жестикулируя, шагал сенатор Бурстий. Ана бросала на него лукавые взгляды и молча улыбалась.
Они не дошли до Крона шагов тридцать, как Ана заметила его. Улыбка исчезла с ее лица, и оно приняло отчужденное выражение. Не останавливаясь, она свернула в переулок. Бурстий растерянно огляделся, увидел Крона, по его лицу расплылась самодовольная улыбка, и он поспешил за Аной.
«Как она меня, - с тоской подумал Крон. - Только что презреньем не облила…»
- Знакомые? - спросил Бортник, перехватив взгляд Крона.
Крон не ответил. Он мельком глянул на Бортника, затем перевел взгляд на Шекро. Раб обогнал внезапно остановившегося господина и теперь стоял шагах в пяти впереди него, с любопытством осматривая улицу.
- Шекро, - процедил сенатор, - рабу положено следовать за своим господином, а отнюдь не впереди него. И если рабу вздумается поступать иначе, то его ждут шиповые прутья.
Шекро повернулся и наткнулся на колючий взгляд сенатора.
- Виноват, мой господин, - потупился он и быстро зашел за его спину.
- Вот так-то лучше. И запомни: второй раз об этом тебе напомнят прутья.
- Интересно было бы посмотреть, - проговорил на линге Бортник, - ты в самом деле так наказываешь своих рабов?
Даже не посмотрев в сторону Бортника, Крон молча зашагал вверх по улице. Бортник недоуменно пожал плечами и пошел следом за ним.
Несмотря на раннее время, на улицах было многолюдно. Сновали водоносы с бурдюками через плечо, во весь голос предлагая свой товар. Степенно шествовали древорубы с огромными вязанками хвороста. Они не спешили, ничего не кричали и не предлагали - стряпухи находили их сами, зазывая зайти во дворы. То здесь, то там копошились на мостовой рабы, убирая улицу возле домов своих хозяев после ночного ливня. В одном месте надсмотрщик улиц громогласно отчитывал управителя дома за плохо убранную территорию. Управитель только молча кивал, опасаясь штрафа, затем набросился с бранью на рабов, и те снова вяло принялись за уборку.
Не обращая ни на кого внимания, Крон прошел через весь город и вывел спутников на окраину. Здесь кончались бесконечные каменные заборы, начинались пустыри с маленькими, по три-пять деревьев рощицами, огороды, кое-где стояли небольшие домики. К одному из таких домиков, выглядывавшему из зарослей чигарника, Крон и привел своих спутников.
Дворик у фасада дома густо порос сорняком, только к крыльцу вела еле заметная тропинка. С одной стороны крыльца высилась поленница дров, с другой - стояла большая бочка с водой.
- Наконец-то! - воскликнул Бортник и, обогнав Крона, устремился к бочке.
- С вашего, конечно, позволения, сенатор! - Оглянувшись на Крона, он ухватился за края бочки, подтянулся на руках и прыгнул в нее, погрузившись в воду с головой. Тяжелая волна выплеснулась на землю, окатив крыльцо и забрызгав сандалии Крона.
- Чудненько! - вынырнув, с восторгом выдохнул Бортник и снова окунулся в воду.
Крон не смог сдержать улыбки.
На крыльцо из дома выскочил молодой парень, худой, как жердь, в одной тунике, и с недоумением уставился на бочку. В бочке бурлило и клокотало. Парень растерянно перевел взгляд на Крона.
- Гелюций! Честно говоря, я уже заждался. Приветствую тебя, сенатор! - радушно поздоровался он и снова недоуменно покосился на бочку.
- Здравствуй, Ниркон, - проговорил сенатор. - Познакомься: это мой новый раб, Шёкро.
Он кивнул головой назад, где с ноги на ногу переминался раб.
- Сегодня купил, - продолжал Крон. - А это, - он указал глазами на бочку, - Бортник.
Из бочки вынырнула голова Бортника.
- Губку бы… - страдальчески простонал он.
Ниркон растерянно посмотрел на сенатора. Крон улыбался.
- Вынеси ему губку, - разрешил он. Затем добавил: - И купальную простыню.
Ниркон, постоянно оглядываясь, исчез в доме и скоро вернулся.
Крон взял у него простыню, закинул ее на плечо, а губку бросил Бортнику в бочку.
- Чудненько… - блаженно простонал Бортник, растирая себе грудь. Затем постучал себя губкой по спине: - Потри!
Крон рассмеялся и взял губку.
- Кто это? - шепотом спросил Ниркон на линге.
- Свой… - сдавленно ответил Крон, сильно, до красноты растирая спину Бортника. Бортник кряхтел от удовольствия.
- Возьми раба, - сказал сенатор Ниркону, - и приготовьте что-нибудь перекусить. На всех.
- Хорошо, Гелюций. Кстати, ты принес мне то, что я просил?
- Потом поговорим, - отмахнулся от него Крон.
Ниркон кивнул и, подхватив под руку Шекро, оторопело таращившего глаза на сенатора, моющего спину своему рабу, увлек его в дом.
- Хватит, - наконец сказал Бортник, отбирая у Крона губку. - А то ты с меня шкуру сдерешь. Дорвался…
Он стащил с себя набедренную повязку, шлепнул ее на край бочки и стал домываться. Последний раз окунулся, вылез на бочку и прыгнул на крыльцо. Бочка зашаталась, расплескивая воду, и чуть не опрокинулась.
- Чудненько! - Бортник стащил с плеча сенатора купальную простыню и принялся растираться.
- Теперь побриться бы… - мечтательно протянул он.
Крон снял с руки браслет, заломил один сегмент и протянул Бортнику.
- Это ключ от бункера, - сказал он. - Вход в подвал позади дома. Замок - в левом углу от входа, пятый кирпич снизу. В бункере синтезатор и рация. Побреешься, оденешься и заодно переговоришь с Комитетом.
- Синтезатор - это хорошо… - причмокнул языком Бортник и вдруг с укоризной посмотрел на Крона. - А мог бы и мыло мне синтезировать. Тоже мне - гостеприимный хозяин!
- Но! - одернул его сенатор. - И ионный душ тебе, а заодно и всю коммунальную систему, и не здесь, а прямо на Сенатской площади?
- Ладно-ладно, - примиряюще махнул рукой Бортник. - Конспиратор…
- Он закутался в простыню, взял у Крона браслет и пошел вокруг дома. Крон проводил его взглядом и ступил на крыльцо.
В доме была всего одна комната. В углу у окна стоял топчан, рядом с ним на сундуке вразброс лежали книги, листы бумаги, стояли чернила. Одну из книг Крон узнал по корешку - «Астрофизику», зачитанную Нирконом до дыр. Посреди комнаты высился грубо сколоченный стол, больше похожий на строительного козла. Вокруг него уменьшенными уродливыми копиями «козлят» сгрудились табуретки. На столе беспорядочной грудой уже лежали скромные запасы Ниркона: сыр, черствые лепешки, вяленая рыба, зелень; в кувшине белело скисшее барунье молоко.
Крон сел на табурет и облокотился о стол. Стол пошатнулся.
- Бастурнак! - выругался сенатор, убирая локти. Он нагнулся, нашел под столом чурбак и подложил под ножку.
Ниркон поставил кувшин с водой, чаши и тоже сел. Шекро стоял в стороне, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, и голодными глазами смотрел на стол.
- Садись, - сказал Крон. - И не стесняйся. Ешь вволю, пока не насытишься.
Он сочувственно посмотрел, как раб жадно рвет зубами черствую лепешку, запивая ее кислым молоком, отвел взгляд и, отломив небольшой кусочек сыру, стал вяло жевать. На Ниркона он старался не обращать внимания, хотя чувствовал, что тот не сводит с него внимательного ожидающего взгляда.
Честно говоря, сенатор немного побаивался этого человека, гения по своей природе в истинном смысле слова. Сын вольноотпущенников, выросший в портовых кварталах, с детства не знавший своих родителей, то ли умерших, то ли бросивших его, рахитичный, с крайне выраженной дистрофией, Ниркон сумел не только в одиночку, без чьей-либо помощи, расшифровать и прочитать написанный на незнакомом ему языке том «Астрофизики», найденный им где-то, но и усвоить и понять все теории и научные данные, изложенные в нем. Крон обнаружил его случайно, возвращаясь из порта, где провожал отбывшего в Таберию купца Эрату. Ниркон сидел на корточках в тени старой, заброшенной, отслужившей свой век галеры, с разбитой морем кормой, и вслух с упоением читал на линге «Астрофизику».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Крон зашел в спальню и наткнулся на мокрую хиторну Калеции. Вздохнув, поднял ее и, выйдя в зал, аккуратно положил на край каменной подставки для ваз. Затем вернулся в спальню, переоделся, прихватил с собой большой кошель со звондами и спустился в людскую. Прислугу будить не стал - сам нашел на кухне кусок сыру и лепешку, поел, запил из кувшина баруньим молоком с сильным привкусом аскорбиновой кислоты и, выйдя из виллы через толпный вход, направился в город.
Невольничий рынок располагался у портовых кварталов. Уставленная ровными рядами деревянных навесов, вытоптанная тысячами ног, глинистая площадь рынка после ночного дождя стала скользкой, и, возможно, поэтому покупателей было немного. Впрочем, товара тоже. После бунта древорубов, начавшегося массового бегства рабов к ним этот товар в Пате потерял спрос - и рабовладельцы, и работорговцы заняли выжидательную позицию. Только возле одного навеса кто-то выставил большую партию рабов. Очевидно, работорговец прибыл со своим товаром издалека, морем, и еще не знал о событиях в Пате.
Осторожно передвигая ноги по скользкой почве и не обращая внимания на небольшие группы рабов, выставленные у других навесов, Крон направился туда. Рабы были как на подбор - мужчины, здоровые, сильные. Таких обычно берут пленными или заложниками, но спрашивать об этом не полагалось. Здесь же вертелись два-три перекупщика, цокали языками, качали головами - наверное, просили много, а им рисковать не хотелось. У дальнего конца навеса парламентарий Требоний, приспешник сенатора Страдона, темпераментно торговался с надсмотрщиком. Он уже отобрал двух молодых парней, но, заметив приближающегося сенатора Крона, стушевался и быстро исчез между рядами навесов. В свое время Крон пообещал Требонию, что если застанет его подыскивающим мальчиков для утоления противоестественной похоти своего сюзерена, то завяжет ему язык узлом, поэтому Требоний старался не попадаться ему на глаза.
Крон подозвал к себе надсмотрщика и попросил показать образованного раба. Вначале надсмотрщик опешил - видно, он не интересовался такими подробностями о своем товаре, - но быстро нашелся. Гортанно крикнув в толпу рабов, он приказал выйти вперед обученным грамоте.
Несколько человек, насколько позволяли цепи, надетые на продольную балку навеса, выдвинулись вперед. Крон не стал выбирать - подошел к ближнему, молодому, темнокожему, высокому, с прямыми светлыми волосами и приятным открытым лицом.
- Нумериец? - спросил сенатор.
- По отцу, - ответил раб. - Мать асилонка.
«Теперь понятно, откуда у тебя светлые волосы», - подумал Крон.
- Читать, писать умеешь?
- Да.
- Надо добавлять: мой господин, - поморщился Крон. - Сколько языков знаешь?
- Четыре. Нумерийский, асилонский, дарийский и патский… - Раб запнулся и добавил: - Мой господин.
Крон кивнул.
- Сколько он стоит? - не оборачиваясь к надсмотрщику, спросил он.
- Вы посмотрите на его телосложение, его мышцы, - растерянно проговорил надсмотрщик. Очевидно, он не привык к такой торговле. - Он способен в одиночку поднять коня!
- Его мышцы меня не интересуют, - надменно скривил губы Крон. - Если бы была такая возможность, я бы с удовольствием оставил их тебе. Сколько он стоит?
- Со всадником… - вконец растерявшись, выдавил надсмотрщик.
Крон презрительно молчал.
Наконец надсмотрщик собрался с духом и выпалил:
- Восемьсот звондов!
Спиной Крон почувствовал, что надсмотрщик даже зажмурился от такой баснословной суммы. Он достал кошель и отсчитал деньги. Все еще не веря в такую удачу, надсмотрщик дрожащими руками пересчитал звонды, большую часть засунул за пазуху, а остальные спрятал в хозяйский кошель.
- Может, господину угодно купить еще кого-нибудь? - засуетился он.
- Мне угодно, чтобы моего раба расковали.
- Сейчас!
Надсмотрщик исчез и через мгновенье появился с кандальником, который сразу же принялся расковывать раба.
- Как тебя зовут? - спросил сенатор раба.
- Врадпшекрогсотн, - с нумерийским выговором в нос ответил раб и, снова запнувшись, добавил: - Мой господин.
Крон надменно поглядел на раба.
- Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я о твое имя сломал язык? Я буду звать тебя кратко - Врад.
- Если вам угодно… мой господин, - попросил раб, - то лучше зовите меня Шекро. Я к этому имени привык - так звала меня мать.
- Пусть, - благодушно махнул рукой Крон. Он бросил звонд кандальнику, расковавшему раба.
- Следуй за мной.
Ни на кого не глядя, сенатор пошел вдоль толпы рабов. Несмотря на приобретенные им здесь надменность и чванливость, так необходимые сенатору, унизительное зрелище людей, продаваемых в рабство, действовало на него угнетающе.
- А меня господин сенатор не желает выкупить? - услышал он вдруг чей-то насмешливый голос.
От неожиданности Крон вздрогнул и остановился. Вопрос был задан на чистом линге. Перед ним стоял коренастый, ничем не примечательный, разве только многодневной густой щетиной, покрывавшей почти все лицо, раб.
В его светлых глазах играли откровенные веселые искорки.
- И даже если сенатор и не желает, - продолжал раб на линге, - ему придется это сделать.
«Это же Бортник, - узнал Крон. - Так вот откуда рабы - с острова Крам…» Он демонстративно нахмурился.
- Что он сказал? - спросил он семенившего за ним надсмотрщика.
- Что ты сказал?! - гаркнул надсмотрщик и замахнулся на Бортника тонким, белесым от жгучих мелких шипов прутом.
Крон перехватил его руку, подавив в себе желание сломать ее. Скорее всего, надсмотрщик не имел никакого отношения к пиратам - те были осторожны и предпочитали действовать через перекупщиков.
- Я сказал, - смиренно проговорил Бортник, - что у такого щедрого господина я бы с удовольствием выполнял самую грязную работу.
- Вот как?
Крон окинул взглядом его фигуру. Затем подошел, пощупал мышцы рук, живота.
- Н-да… - неопределенно протянул он и вдруг, схватив его за щетину на бороде, резко открыл рот и стал внимательно изучать зубы. Глаза Бортника прищурились от злости.
- И сколько он стоит?
Надсмотрщик сглотнул слюну.
- Тысячу! - выпалил он.
Сенатор только цыкнул сквозь зубы и молча пошел прочь. Мгновенье надсмотрщик стоял на месте как вкопанный, затем опомнился и побежал за ним.
- Господин, господин! - закричал он. - Я ошибся! Пятьсот!
- Ты ошибся еще раз и ровно наполовину, - бросил Крон через плечо. - Ибо в данном случае я покупаю мышцы, а не голову.
- Триста!
- Двести.
Надсмотрщик опешил. С трудом оправился и выдавил:
- Двести пятьдесят…
- Сто восемьдесят.
Надсмотрщик поперхнулся и совсем севшим голосом предложил:
- Двести тридцать…
- Сто семьдесят, - сказал Крон и повернулся, чтобы уйти.
- Согласен… - просипел надсмотрщик, ловя сенатора за тогу.
- И раскуешь раба за свой счет, - добавил Крон.
На этот раз надсмотрщик не торопился. Он долго торговался, переругиваясь с кандальником о цене работы, и, когда они договорились, кандальник, явно недовольный ценой, вяло принялся за дело. Жадность надсмотрщика дорого ему обошлась - недовольный кандальник при расковке основательно попортил цепи. Они снова принялись ругаться, но Крон оборвал их, заплатив надсмотрщику за Бортника. Воспользовавшись заминкой, кандальник быстро скрылся, весьма довольный собой. Надсмотрщик принялся было поносить всех и вся, начиная с рабов и кончая господами, но тут Бортник, явно имевший с ним свои счеты, двумя короткими ударами сбил его с ног. Надсмотрщик упал на колени, широко открытым ртом беззвучно ловя воздух.
- Хорошо начинаешь службу, - одобрительно сказал Крон и с усмешкой встретил злой взгляд Бортника.
Затем наклонился к надсмотрщику.
- Запомни, - сказал он, - не советую тебе в Пате оскорблять гражданина. Ибо, лишив тебя жизни, гражданин заплатит штраф всего в сто двадцать звондов - дешевле, чем я купил у тебя раба.
Крон приказал купленным рабам следовать за собой и пошел прочь.
Вначале, когда они, оскальзываясь на глине, шли по территории рынка, Бортник, как и полагается рабу, шел сзади. Но когда они ступили на мощеную улицу и рынок скрылся за поворотом, он поравнялся с Кроном.
- Радостная встреча двух коммуникаторов, - язвительно процедил он. - Еще бы за набедренную повязку заглянул. Очень жалею, что не откусил тебе палец, когда ты считал мне зубы.
Крон расхохотался.
- Не стоит насмехаться над сенатором, когда сам находишься в бедственном положении, - назидательно сказал он.
Бортник невольно улыбнулся. Он вспомнил, как заставил Крона обратить на себя внимание.
- Все-таки хорошо чувствовать себя свободным, - сказал он на линге, глубоко вздохнув всей грудью. - А знаешь, что самое неприятное в рабстве? Думаешь, издевательства надсмотрщиков? Чепуха! Грязь и насекомые - вот самое страшное зло.
- Ионный душ не обещаю, - проговорил Крон. Он покосился на Шекро.
- Хоть бы лохань с водой и мылом… - мечтательно протянул Бортник.
- Мыла тоже не обещаю, - хмыкнул Крон. - Ты куда потом? Назад, на остров?
- He знаю, - пожал плечами Бортник. - Вначале нужно переговорить с Комитетом…
И тут Крон остановился. Навстречу по улице шла Ана. Рядом с ней, рассказывая что-то веселое и сильно жестикулируя, шагал сенатор Бурстий. Ана бросала на него лукавые взгляды и молча улыбалась.
Они не дошли до Крона шагов тридцать, как Ана заметила его. Улыбка исчезла с ее лица, и оно приняло отчужденное выражение. Не останавливаясь, она свернула в переулок. Бурстий растерянно огляделся, увидел Крона, по его лицу расплылась самодовольная улыбка, и он поспешил за Аной.
«Как она меня, - с тоской подумал Крон. - Только что презреньем не облила…»
- Знакомые? - спросил Бортник, перехватив взгляд Крона.
Крон не ответил. Он мельком глянул на Бортника, затем перевел взгляд на Шекро. Раб обогнал внезапно остановившегося господина и теперь стоял шагах в пяти впереди него, с любопытством осматривая улицу.
- Шекро, - процедил сенатор, - рабу положено следовать за своим господином, а отнюдь не впереди него. И если рабу вздумается поступать иначе, то его ждут шиповые прутья.
Шекро повернулся и наткнулся на колючий взгляд сенатора.
- Виноват, мой господин, - потупился он и быстро зашел за его спину.
- Вот так-то лучше. И запомни: второй раз об этом тебе напомнят прутья.
- Интересно было бы посмотреть, - проговорил на линге Бортник, - ты в самом деле так наказываешь своих рабов?
Даже не посмотрев в сторону Бортника, Крон молча зашагал вверх по улице. Бортник недоуменно пожал плечами и пошел следом за ним.
Несмотря на раннее время, на улицах было многолюдно. Сновали водоносы с бурдюками через плечо, во весь голос предлагая свой товар. Степенно шествовали древорубы с огромными вязанками хвороста. Они не спешили, ничего не кричали и не предлагали - стряпухи находили их сами, зазывая зайти во дворы. То здесь, то там копошились на мостовой рабы, убирая улицу возле домов своих хозяев после ночного ливня. В одном месте надсмотрщик улиц громогласно отчитывал управителя дома за плохо убранную территорию. Управитель только молча кивал, опасаясь штрафа, затем набросился с бранью на рабов, и те снова вяло принялись за уборку.
Не обращая ни на кого внимания, Крон прошел через весь город и вывел спутников на окраину. Здесь кончались бесконечные каменные заборы, начинались пустыри с маленькими, по три-пять деревьев рощицами, огороды, кое-где стояли небольшие домики. К одному из таких домиков, выглядывавшему из зарослей чигарника, Крон и привел своих спутников.
Дворик у фасада дома густо порос сорняком, только к крыльцу вела еле заметная тропинка. С одной стороны крыльца высилась поленница дров, с другой - стояла большая бочка с водой.
- Наконец-то! - воскликнул Бортник и, обогнав Крона, устремился к бочке.
- С вашего, конечно, позволения, сенатор! - Оглянувшись на Крона, он ухватился за края бочки, подтянулся на руках и прыгнул в нее, погрузившись в воду с головой. Тяжелая волна выплеснулась на землю, окатив крыльцо и забрызгав сандалии Крона.
- Чудненько! - вынырнув, с восторгом выдохнул Бортник и снова окунулся в воду.
Крон не смог сдержать улыбки.
На крыльцо из дома выскочил молодой парень, худой, как жердь, в одной тунике, и с недоумением уставился на бочку. В бочке бурлило и клокотало. Парень растерянно перевел взгляд на Крона.
- Гелюций! Честно говоря, я уже заждался. Приветствую тебя, сенатор! - радушно поздоровался он и снова недоуменно покосился на бочку.
- Здравствуй, Ниркон, - проговорил сенатор. - Познакомься: это мой новый раб, Шёкро.
Он кивнул головой назад, где с ноги на ногу переминался раб.
- Сегодня купил, - продолжал Крон. - А это, - он указал глазами на бочку, - Бортник.
Из бочки вынырнула голова Бортника.
- Губку бы… - страдальчески простонал он.
Ниркон растерянно посмотрел на сенатора. Крон улыбался.
- Вынеси ему губку, - разрешил он. Затем добавил: - И купальную простыню.
Ниркон, постоянно оглядываясь, исчез в доме и скоро вернулся.
Крон взял у него простыню, закинул ее на плечо, а губку бросил Бортнику в бочку.
- Чудненько… - блаженно простонал Бортник, растирая себе грудь. Затем постучал себя губкой по спине: - Потри!
Крон рассмеялся и взял губку.
- Кто это? - шепотом спросил Ниркон на линге.
- Свой… - сдавленно ответил Крон, сильно, до красноты растирая спину Бортника. Бортник кряхтел от удовольствия.
- Возьми раба, - сказал сенатор Ниркону, - и приготовьте что-нибудь перекусить. На всех.
- Хорошо, Гелюций. Кстати, ты принес мне то, что я просил?
- Потом поговорим, - отмахнулся от него Крон.
Ниркон кивнул и, подхватив под руку Шекро, оторопело таращившего глаза на сенатора, моющего спину своему рабу, увлек его в дом.
- Хватит, - наконец сказал Бортник, отбирая у Крона губку. - А то ты с меня шкуру сдерешь. Дорвался…
Он стащил с себя набедренную повязку, шлепнул ее на край бочки и стал домываться. Последний раз окунулся, вылез на бочку и прыгнул на крыльцо. Бочка зашаталась, расплескивая воду, и чуть не опрокинулась.
- Чудненько! - Бортник стащил с плеча сенатора купальную простыню и принялся растираться.
- Теперь побриться бы… - мечтательно протянул он.
Крон снял с руки браслет, заломил один сегмент и протянул Бортнику.
- Это ключ от бункера, - сказал он. - Вход в подвал позади дома. Замок - в левом углу от входа, пятый кирпич снизу. В бункере синтезатор и рация. Побреешься, оденешься и заодно переговоришь с Комитетом.
- Синтезатор - это хорошо… - причмокнул языком Бортник и вдруг с укоризной посмотрел на Крона. - А мог бы и мыло мне синтезировать. Тоже мне - гостеприимный хозяин!
- Но! - одернул его сенатор. - И ионный душ тебе, а заодно и всю коммунальную систему, и не здесь, а прямо на Сенатской площади?
- Ладно-ладно, - примиряюще махнул рукой Бортник. - Конспиратор…
- Он закутался в простыню, взял у Крона браслет и пошел вокруг дома. Крон проводил его взглядом и ступил на крыльцо.
В доме была всего одна комната. В углу у окна стоял топчан, рядом с ним на сундуке вразброс лежали книги, листы бумаги, стояли чернила. Одну из книг Крон узнал по корешку - «Астрофизику», зачитанную Нирконом до дыр. Посреди комнаты высился грубо сколоченный стол, больше похожий на строительного козла. Вокруг него уменьшенными уродливыми копиями «козлят» сгрудились табуретки. На столе беспорядочной грудой уже лежали скромные запасы Ниркона: сыр, черствые лепешки, вяленая рыба, зелень; в кувшине белело скисшее барунье молоко.
Крон сел на табурет и облокотился о стол. Стол пошатнулся.
- Бастурнак! - выругался сенатор, убирая локти. Он нагнулся, нашел под столом чурбак и подложил под ножку.
Ниркон поставил кувшин с водой, чаши и тоже сел. Шекро стоял в стороне, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, и голодными глазами смотрел на стол.
- Садись, - сказал Крон. - И не стесняйся. Ешь вволю, пока не насытишься.
Он сочувственно посмотрел, как раб жадно рвет зубами черствую лепешку, запивая ее кислым молоком, отвел взгляд и, отломив небольшой кусочек сыру, стал вяло жевать. На Ниркона он старался не обращать внимания, хотя чувствовал, что тот не сводит с него внимательного ожидающего взгляда.
Честно говоря, сенатор немного побаивался этого человека, гения по своей природе в истинном смысле слова. Сын вольноотпущенников, выросший в портовых кварталах, с детства не знавший своих родителей, то ли умерших, то ли бросивших его, рахитичный, с крайне выраженной дистрофией, Ниркон сумел не только в одиночку, без чьей-либо помощи, расшифровать и прочитать написанный на незнакомом ему языке том «Астрофизики», найденный им где-то, но и усвоить и понять все теории и научные данные, изложенные в нем. Крон обнаружил его случайно, возвращаясь из порта, где провожал отбывшего в Таберию купца Эрату. Ниркон сидел на корточках в тени старой, заброшенной, отслужившей свой век галеры, с разбитой морем кормой, и вслух с упоением читал на линге «Астрофизику».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15