И если богине удачи Потуле станет угодно, чтобы древорубы прорвали осаду и ушли в кустарниковые заросли паралузского Лесогорья, то Пату суждено приобрести на своих северных границах сильного и хорошо обученного военному искусству врага. Ибо этот пока немногочисленный отряд будет пополняться и разрастаться за счет беглых рабов, которые устремятся к нему со всей империи. Поэтому посаднику Люту Конте необходимо активизировать свои действия, чтобы в кратчайшие сроки ликвидировать мятеж подымперских древорубов в самом зародыше». Все.
Крон замолчал и улыбнулся про себя. «Теперь так писать можно, - подумал он. - Пусть пробуют». Он прикинул в уме объем статей для завтрашнего оттиска «Сенатского вестника» и нашел, что дополнительного материала достаточно. Лениво откинувшись на подушки, он принялся дочитывать сводку, но тут же снова привстал.
«Бадазунские острова.
Сообщений от нашего наблюдателя после нападения на остров Крам пиратской армады не поступало. Шедший к нему резервист до цели не дошел - его корабль был обстрелян с берега из огнеметных кибальд, а затем атакован быстроходными весельными шрехами пиратов. Корабль был затоплен, и резервисту пришлось воспользоваться аквастатом.
В настоящий момент проводятся попытки высадки на остров десантной группы спасения с помощью межпространственного лифта».
«Этого еще не хватало, - подумал Крон. - Бортник замолчал. Каких людей теряем…» Он раздраженно щелкнул пальцами.
- Передовицу о триумфе Тагулы мне!
Писец вскочил с места и быстро засеменил к сенатору. На ходу он вытащил из-за пазухи толстый сверток бумаг, нашел нужный черновик и протянул хозяину. Крон не глядя принял свиток и снова поднял пустую ладонь.
- Грифель мне! - опять нетерпеливо щелкнул он пальцами. - Ну?
Он вскинул голову.
Острыми, вездесущими глазками писец так и впился в информационный бюллетень.
- На место, - зловеще процедил сквозь зубы сенатор и вырвал из рук писца грифель. - Глаза выжгу!
Очевидно, в лице сенатора было что-то страшное, потому что писца отбросило от него.
«Спокойнее, - утихомирил себя Крон. - Спокойнее. Не хватало, чтобы ты действительно претворял свои угрозы в жизнь». Он развернул черновик и принялся вносить в него правки.
- Пиши, - буркнул он писцу и начал диктовать статью о пиратстве в водах Аринтииского моря.
Начал он издалека, с истоков возникновения братства пиратов, связанных с присоединением к землям Пата Бадазунских островов. Впрочем об этом он сказал буквально несколько фраз и сразу же приступил к главному. Он привел данные об участившихся нападениях на торговые корабли, а в последнее время и на прибрежные города, свидетельствующие о полной безнаказанности пиратов и вытекающей из этого все возрастающей их наглости. Он подсчитал ежегодные потери Пата в звондах от пиратских набегов и довел до сведения Сената неутешительный вывод, что эти потери с каждым годом растут, как растет и сама армада пиратов. Он припомнил все: и похищение трех сенаторов, выкуп которых обошелся Пату в сорок тысяч звондов, и ограбление золотого каравана из провинции Селюстия, в результате которого пираты захватили шестнадцать судов, в том числе и конвойных, и боязнь купцов в одиночку выходить в открытое море, и перебои в доставке таберийского масла и колонских пряностей. И, наконец, он привел главный козырь - с убедительной точностью финансовых выкладок он показал, что организация кампании против пиратов обойдется Пату дешевле ежегодных потерь от морского разбоя.
- Все, - закончил Крон диктовку и бросил писцу черновик статьи о триумфе Тагулы. Писец с необычайным проворством вскочил и подхватил его на лету.
- Поднимешь сейчас начальника стражи и пять солдат их охраны, - проговорил сенатор, поджигая информационный бюллетень от стоящего рядом светильника, и почувствовал, каким жадным взглядом следит писец за горящим свитком. Он аккуратно раздавил пепел о ручку светильника, а оставшийся в руках уголок бросил в масло рядом с горящим фитилем.
- Поведешь их к Гирону, - продолжил Крон, - и заставишь там всех работать. Чтобы к утру «Сенатский вестник» был готов. За него отвечаешь ты.
Сенатор мельком глянул на писца и увидел, как его глаза, все еще наблюдавшие за обрывком бюллетеня, пыхнули огнем властолюбца. Пусть на одну ночь, пусть над десятком рабов, стражников и ремесленников, но он почувствует себя хозяином.
«Незавидная ночь выдастся сегодня у Гирона», - подумал Крон.
- Но горе тебе, если не будет так! - охладил он писца. Крон выдержал паузу и закончил более спокойным тоном: - Если все не поместится на одном листе, уберешь помеченное мною из передовицы о триумфе Тагулы.
- Все будет исполнено, господин, - ощерился в улыбке писец.
Сенатор махнул рукой.
- Иди.
- Спокойной ночи, господин, - низко поклонился писец и принялся пятиться. Он пятился, шаркая подошвами сандалий, до самого конца зала, пока не скользнул под завесь, согнувшись в последнем поклоне.
Крон сел на ложе, хотел хлопнуть в ладоши, позвать рабыню, чтобы подала ужин, но передумал. Сообщение с Бадазунских островов камнем лежало на сердце. Все они, коммуникаторы, находившиеся здесь, знали, что их ждет в этом жестоком неразумном разумном мире, готовились к этому, годами стажируясь в Центре подготовки, стараясь приучить себя к жестокости, крови, обману, смерти своих соратников - самым невосполнимым потерям, чтобы потом, внедрившись, можно было, сцепив зубы, перенести все это, быть гуманными, уметь погасить в себе ненависть, ибо, ненавидя этот мир, нельзя сделать для него добро.
Крон поднялся и, тяжело ступая, вышел на террасу. Спальное ложе, по-походному простое - деревянный топчан, обтянутый войлоком, легкое покрывало и жесткая маленькая подушка, набитая свалявшейся шерстью, - было уже приготовлено. Сенатор сбросил с себя тогу и хлопнул в ладоши. Из-за колонны появилась все та же сонная рабыня с большим кувшином на голове. Сенатор молча перегнулся через парапет, и она принялась лить ему на спину холодную воду. Фыркая и отдуваясь, Крон умылся, стащил с плеча рабыни купальную простыню и стал энергично растираться. Рабыня зябко переминалась с ноги на ногу. Умывание холодной ночью стылой водой казалось ей сумасбродством патского сенатора.
Крон вытерся и бросил простыню на руки рабыни.
- Завтрак подашь к бассейну, - сказал он. - Иди.
- Спокойной ночи, господин.
- Спокойной ночи, - привычно кивнул Крон и осекся.
Глаза у рабыни стали круглыми и испуганными. Она так и застыла.
- Прочь отсюда! - гаркнул сенатор. Лицо его перекосилось, и он, резко повернувшись, лег на ложе.
«Что за дикий мир, - с тоской подумал он, - в котором человек не может сказать человеку доброго слова?»
Сзади послышался быстрый топот убегающей рабыни, а затем донесся звук разбитого в панике кувшина.
«Вот так мы и несем сюда разумное и доброе…» Он перевернулся на спину. Сон не шел. Ожидаемая после холодного купания разрядка не наступала.
«Не будет нам покоя в этом жестоком, неустроенном мире…» - неожиданно подумал он. Чужие колючие звезды не мигая смотрели на него, и он впервые подумал, как ему не хватает здесь успокаивающего света Луны.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Вода в бассейне отливала зеленью и пряно пахла тарбитским благовонием. В домах знати Пата было принято добавлять в воду ароматические масла и порошки, причем меры в этом не знали: зачастую вода становилась непрозрачной, а по ее поверхности ряской плавали нерастворившиеся хлопья пудры. Вот в такое парфюмерное болото Крону и приходилось погружаться каждое утро. По счастью, в последнее время на рынках города стало практически невозможным приобрести таберийское масло, радужные разводы которого на воде считались у аристократии признаком утонченного вкуса, но вызывали У Крона чувство брезгливости: будто он окунается в воду с керосиновыми пятнами.
«Хоть в этом есть какая-то польза от пиратов», - невесело подумал Крон. Он нырнул и медленно поплыл под водой. Хорошо, что в Пате еще купаются…
Крон вынырнул у стенки бассейна и увидел над собой склоненную фигуру Атрана.
- Хорошего утра, господин, и ароматной воды.
- Что тебе?
- Вас ждет парламентарий Плуст.
- Зови.
Сенатор не торопясь выбрался из бассейна, принял от рабыни купальную простыню и закутался. День начался.
Бассейн находился во внутреннем- дворике виллы - его вырыли на месте ристалищного круга по приказу бывшего владельца виллы Аурелики Крона, сводного брата отца Гелюция Крона, коммуникатора Гейнца Крапиновски. Собственно, в задачу Крапиновски и входила подготовка почвы для внедрения своего преемника. Он прибыл в Пат богатым купцом из провинции, не торгуясь, приобрел эту виллу, перестроил ее на свой лад, не скупясь в звондах, стал вхож в знатные дома Пата, что позволило ему получить статус гражданина, а отпрыску его сводного брата, на правах наследного гражданства, дало возможность баллотироваться в Сенат. И Гелюций Крон был благодарен дяде за подготовку не только своего внедрения, но и своего быта. Вряд ли он для увеселения гостей устраивал бы бои рабов на ристалищном кругу.
- Приветствую тебя, сенатор!
По плитам внутреннего дворика со вскинутой тонкой дистрофичной рукой шел парламентарий Плуст. Худой, костлявый, он производил впечатление изможденного непосильным трудом раба, по случаю праздника набросившего на себя дорогую господскую тунику.
- Проходи.
Крон сделал приглашающий жест в сторону редколистных, чахлых за недостатком света дендроний, меж узловатыми стволами которых лежали ковровые тюфяки. Отодвинув ветви, Плуст прошел к тюфякам, возлег на самый толстый и достал из-за пазухи свернутую в тоненькую трубку бумагу.
- «Сенатский вестник»? - спросил Крон, вытирая голову краем простыни.
Плуст оскалился. Ему доставляло удовольствие первым сообщать свежие новости и сплетни.
- Он самый. Зашел утром к Гирону и взял первый оттиск.
- Так они еще не закончили?
- Заканчивают… - Плуст неожиданно хохотнул. - Старичок, который у Гирона сегодня заправляет, твой?
Крон кивнул.
- Вот бастурнак! Он и меня чуть не заставил работать!
Сенатор закончил вытирать голову и сел на тюфяк напротив Плуста. Ладонью он сильно хлопнул по низенькому столику, стоявшему в стороне. Вбежала рабыня, быстро вдвинула столик между господами, поставила кубки и два кувшина с неразбавленным вином и водой.
- Картретское? - Крон взял в руки кувшин.
- Да, господин.
- Тебе как, разбавлять?
- Я сам.
Крон налил в кубок картрета, отхлебнул и поморщился. Скверный обычай в Пате - пить натощак.
Чтобы не разочаровывать ожидания Плуста, он спросил:
- Ну и как тебе «Сенатский вестник»?
Плуст снова оскалился, обнажая зубы.
- Я всегда говорил, что у тебя обворожительная улыбка. - Крон вальяжно раскинулся на тюфяке. - Это ты по поводу Лекотия Брана?
Будто не понимая, на что намекает Плуст, он поднял бровь.
- Вообще-то, нет, - проговорил Плуст, наливая себе второй кубок. - Хотя любой посадник на месте Брана не будет лучше. Да и какое нам дело до грызни за власть в Асилоне? Лишь бы они оставались верны
Пату.
- Мы ежегодно недополучаем из Асилона треть налога, - недовольно заметил сенатор.
- Ну и что? - пожал плечами Плуст. - Асилон - страна большая, и усиль мы там царскую власть - кто знает, будем ли мы получать налог вообще.
Крон бросил на него быстрый взгляд.
«Здесь ты прав, - подумал он. - Но не ради налога и интересов Пата писалась эта статья. В Асилоне сейчас каждый пятый умирает голодной смертью, каждый третий идет на мечи, чтобы посадить на трон очередного царя за обещанный кусок хлеба, детская смертность в стране выросла почти на порядок, ширится эпидемия черной хвори… И уж, конечно, эти каждый пятый и каждый третий не из высших слоев общества. Но какое вам дело до них, если вы народ презрительно называете толпой? У вас-то и слова такого в словаре нет…»
- Но не об Асилоне я хотел говорить, - продолжал разглагольствовать Плуст. - По-моему, Гелюций, ты положил руку в пасть сулу. У посадника Люта Конты много влиятельных покровителей в Сенате. Не стоило дуть на угли до окончания подавления смуты в Паралузии.
- Мне лучше знать, стоило или нет! - высокомерно отрезал сенатор. - Какое мне дело до того, что он родственник Кикены? Тем хуже для них обоих! Этот бездарный посадник превысил свои полномочия, присвоив жалованье древорубов и превратив их из вольноотпущенников в рабов. Теперь, благодаря его тупости и жадности, на наших северных границах возник инцидент, грозящий безопасности Пата.
- Преувеличиваешь, Гелюций. Тебе снятся плохие сны? Из Цинтийских болот древорубам не выбраться.
- Я воскурю фимиам богине удачи Потуле, если будет так!
Плуст хитро прищурился и допил второй кубок.
- Ставлю карбского жеребца за свои слова, - сказал он.
- Тысяча звондов против. Когда проиграешь, - сведешь свою клячу на живодерню, а мясо раздашь рабам. Если только она не успеет околеть до прибытия паралузской почты.
Плуст промолчал, только снова оскалился. Он ничего не терял, ставя в заклад карбского жеребца - старого, заезженного одра, доживающего свой век.
Подошла рабыня и поставила на стол блюдо с кирейскими птичками, запеченными на спицах в листьях, и две чаши - с острым соусом по-килонски и с зеленью. Не дожидаясь приглашения, Плуст стащил со спицы одну птичку, обмакнул в соус и откусил сразу половину.
- Удивляюсь, как у тебя их готовят, - проговорил он, отправляя в рот изрядный пучок зелени и запивая вином. - Твоих птичек можно есть с костями.
Крон усмехнулся. Необыкновенная прожорливость Плуста, которая, как ни странно, не шла ему впрок, стала притчей во языцех. По городу даже ходили нецензурные стишки о том, что все съеденное им затем переваривается и усваивается желудками его содержанок. И действительно, все его содержанки были тучными и дородными.
- Сегодня в термах Тагула устраивает после-триумфальное омовение, - сообщил Плуст, принимаясь за следующую птичку. - Будут гетеры, кеприйские музыканты и угощение на две тысячи звондов. Сам Солар согласился сочинить ему хвалебную песнь.
- Говорят, Кикена с Тагулай нашли общий язык? - вяло спросил Крон.
- Не удивительно, - подхватил Плуст. - Консул ищет сильных сторонников, поскольку в последнее время его политика не вызывает у Сената особого удовлетворения. А Тагула - как раз тот, кто ему нужен. Герой,»дважды император, армия его превозносит, но в политике, мягко выражаясь, тугодум. И если Кикена приберет его к своим рукам, то весь Сенат будет плясать под его струны.
Плуст перестал жевать и, наклонившись вперед, доверительно сообщил:
- Между прочим, консул предложил Тагуле в жены свою сестру…
- Непорочную Керту, - хмыкнул Крон. - Она же страшнее твоего карбского жеребца.
- Ошибаешься, сенатор, ошибаешься! - повысил голос Плуст. Он отрицательно помахал перед лицом лоснящейся ладонью. Глаза его так и блестели. - Тиксту!
«Вот это да! - присвистнул Крон. - При незамужней старшей сестре выдать замуж младшую? Плевал на приличия наш консул, когда из-под него выдергивают консульскую подушку!»
- Естественно, как предложение, так и согласие пока были неофициальными.
Крон взял спицу с нанизанными птичками и, держа ее, как шампур с шашлыком, стал аккуратно есть. Плуст же принялся наполнять очередной кубок, разливая вино по столику. Он хмелел просто на глазах.
«Это уж совсем некстати, - недовольно подумал Крон. - И откуда у них такая патологическая тяга к пьянству - даже застольный этикет предписывает выпить все, что стоит на столе, в знак уважения к хозяину и его дому. Впрочем, сам виноват. Если тебе нужен трезвый Плуст, то нечего ставить полный кувшин вина».
- До сих пор я считал Кикену если и не очень умным и дальновидным, то достаточно хитрым политиком, - проговорил он. - Но, организуя такую свадьбу, он может потерять лицо в Сенате. И я не уверен, что приобретение зятя-героя в лице Тагулы перевесит потери.
- Напрасно! - захохотал Плуст. - Не такой дурак наш консул. Увидишь, еще до официального предложения Керта станет жрицей в храме Алоны.
Крон промолчал.
«Ну вот, ты и узнал все, - подумал он. - Кикена не обманул твоих ожиданий. Приличия будут соблюдены, общественное мнение удовлетворено. И хотя за спиной Кикены начнут расползаться сплетни и слухи, это не помешает ему сохранить статус добропорядочного гражданина».
Тем временем Плуст охмелел. Заикаясь и постоянно хихикая, он начал рассказывать анекдот о бондаре, его жене и ее любовнике, выдававшем себя за покупателя. Анекдот был старый, заезженный, и Крона всякий раз, когда он слышал его, коробило, как марктвеновского янки - сразу же всплывал в памяти аналогичный анекдот, встречавшийся и у Боккаччио, и у Апулея. Интересно было бы проследить истоки возникновения анекдота здесь, в Пате, - случайное это совпадение или же кто-то из коммуникаторов блеснул остроумием древних?
Крон вытер руки о край простыни, хлопнул в ладоши и приказал рабыне подать одежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15