– Возьми, – сказал он. – Ты права. Это яйца выеденного не стоит. Давай есть суп.
Фрэнсис лежала среди груды подушек и смотрела, как серебристо-розовый свет зари полосками расчерчивает потолок. Найджел спал на такой же груде подушек по ту сторону плиты. В бельевой кладовой они нашли чистые рубашки, скатерти и стопку белых простыней. Найджел снял с себя то, что осталось от рубашки, и сжег. Ночью он время от времени громко стонал, а один раз даже выкрикнул, не просыпаясь, что-то быстрое и непонятное. Фрэнсис провела эти долгие ночные часы без сна, ожидая утра, которое, казалось, никогда не наступит.
Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой. Это было похоже на долгое путешествие: пустынное море и завывающий ветер, холодный воздух, продувающий ее тонкий плащ, сгущающаяся вокруг нее тьма, вздымающаяся соленая пена и никаких признаков земли. Неужели для нее уже не найдется тихой гавани? Какой-нибудь безопасной бухты? Неужели ей суждено вечно скитаться по этому темному морю, пока холодные волны не поглотят ее и не превратят ее кости в кораллы?
«Я не знаю, что представляет собой Фрэнсис Вудард. И вы тоже, правда? Вы потеряли себя и не знаете, как найти дорогу назад».
Кто она такая? Кем она была когда-то? Обычной английской девочкой, не особенно хорошенькой – угловатой, как жеребенок-сосунок. Она играла в одиночестве среди поросших высокой травой бескрайних лугов, придумывая волшебные сказки. Прекрасный Принц. Ромео. Мистер Эдвард Мертон со смеющимися глазами, приехавший как-то летом к ним в деревню. Он улыбался ей, застенчивому четырнадцатилетнему подростку, в церкви, но уехал с мисс Райт и женился на ней. Затем, в семнадцать лет, Майкл Пеншоу, который сказал ей, что она прелесть, и попытался поцеловать. Она захихикала, когда пышные светлые усы укололи ее щеку. Молодые офицеры в Индии, с которыми она протанцевала целый сезон до их с отцом рокового путешествия в горы.
Она никогда не сомневалась, какая судьба ее ждет. Когда они вернутся в Лондон к ее первому официальному выходу в свет, она влюбится. В снежно-белом наряде – воплощении невинности – она пойдет к алтарю с приличным молодым человеком, кандидатуру которого одобрит отец. Закрыв глаза, она исполнит супружеский долг и будет рожать детей.
Теперь она знала, как не забеременеть. Ее лишили невинности. Ни один приличный молодой человек не захочет ее. Она погибла. Ей ничего не осталось. Ничего. Она изо всех сил старалась сохранить мужество. Но она влюбилась, и он оказался не прекрасным принцем, не Ромео, не любезным молодым офицером, а зрелым мужчиной, блистательным и двуличным. Боже мой! Почему все так мучительно?
Фрэнсис откинула одеяло и села. Она поджала под себя ноги и закрыла глаза, вслушиваясь в тишину и сдерживая дыхание. Вместо этого на нее, подобно кричащим обезьянам, скачущим на крышу храма, нахлынули видения. Она вновь зарылась в подушки и натянула на голову одеяло.
* * *
– Завтрак, – сказал Найджел.
Он нагрел воду. Они вымылись и оделись. Пока Фрэнсис приводила себя в порядок, Найджел ждал в кладовой. Было довольно странно, что он отдал дань ее скромности, но она была ему благодарна за это. Найджел немного пошутил на эту тему, как будто они были старыми друзьями, и он не знал, что его обманули. В его словах не было тайного смысла, ничего, кроме юмора.
Они нашли сушеную мяту для чая, и Найджел сварил кашу. Фрэнсис смотрела на жидкую массу в своей миске и кусала губы. Пар колечками поднимался от каши.
– Как ты думаешь, сколько здесь нас продержит Катрин?
Он откинулся на спинку стула, отодвинул пустую миску и рассмеялся:
– Ты отгоняешь от себя мысли о свежих яйцах и хрустящих булочках? Ешь свою кашу и будь благодарна! Катрин не бросит нас здесь. Я гвоздь в седле, камень в башмаке. Так было всегда. Она должна будет нагнуться за ним.
Фрэнсис послушно набрала полную ложку каши. Она была соленой и вкусной. Девушка взяла в рот вторую ложку и чуть не обожгла себе язык.
– Покаяние и жертва? Каша и власяница? Действительно, овсянка не так уж плоха. Чем Катрин была для тебя? Разве она тебя не любила?
– О нет, – тихо ответил он и улыбнулся. – Словом «любовь» она называла власть и умение подчинять себе других. Катрин была моим седлом и моим, правда, достаточно тесным, башмаком.
– Но ты тем не менее не умер?
– Не уверен. А ты как думаешь?
Она собрала со стола посуду и отнесла ее к умывальнику.
– Я думаю, что если бы ты не появился в Фарнхерсте, то теперь я бы уже была любовницей милого джентльмена, обладателя библиотеки, и на завтрак ела бы взбитые сливки.
Он взял чистое полотенце и принялся вытирать тарелки.
– Увы, Фрэнсис. А ты уверена, что хочешь сливок? Последний раз мы ели сливки…
Она внезапно залилась краской – с этим ничего нельзя было поделать. Она удивилась самой себе.
– А ленч?
– Можем приготовить себе «скирли».
Она подошла к плите и залила листья мяты горячей водой.
– «Скирли»? Что это такое?
– Так мистер Грант называл свой знаменитый пудинг. Еще одно шотландское блюдо: овсяная мука и лук, приготовленные на пару.
– А на обед?
Он с грохотом поставил тарелки в шкафчик.
– Мы могли бы испечь картошку, присыпав ее тонкой овсяной мукой, но, увы, картошку мы съели вчера вечером. А как насчет форели в муке – только без форели?
Фрэнсис расхохоталась. Этот смех походил на истерику, но ей было все равно.
– Этому тебя тоже научил мистер Грант? Кто был этот человек, так хорошо знакомый с овсом? Конюх?
– Не сказал бы, – ответил Найджел. Он взял чашку горячего мятного чая и сел за стол. – Майор Колхаун Грант – благородный шотландский дворянин и начальник разведки Веллингтона. Хотя при желании он мог бы ухаживать за лошадьми. Этот человек умеет почти все. Кроме прочего, он готовит непревзойденный «этл броз».
– Что это такое?
– Овсяная мука, виски, вода и немного меду.
Она тоже вернулась к столу с чашкой в руке.
– У нас не хватает только виски и меда. А без них не получится?
Его непроницаемые глаза пристально разглядывали ее.
– Я подумал, – медленно произнес он, – не заняться ли нам вместо этого любовью?
Ее сердце вздрогнуло, как испуганная лань. Она поставила чашку на стол, не делая попыток убежать, хотя рука ее дрожала и блюдце постукивало о деревянную столешницу.
– Ты хочешь знать, чему еще меня научили?
Он сжал ее запястье и притянул к себе, зажав между ног.
– Не предлагай мне свою проклятую науку. Зачем она мне? Отдай мне себя, Фрэнсис!
– Я не могу! Я не знаю как!
– Тогда я должен еще кое-что рассказать тебе о поцелуях.
Она стояла у него между колен, а он гладил ее ладонями.
– Нет ничего такого, чего бы я не знала, Найджел.
– Может, хочешь заключить пари?
– Пари? На что?
– На твою добродетель, глупая девушка. Расскажи мне еще о поцелуях, Фрэнсис.
Она посмотрела ему в глаза, собрав все свое мужество и принимая вызов, хотя душа ее была пуста, как зимняя равнина.
– Очень хорошо. В литературе описаны четыре вида поцелуев: прямой, наклонный, повернутый и прижатый.
– Это такие же упражнения для ума, как разгадывание шифра! Любовников связывает нечто большее, чем умение или знание. Ты не допускаешь удивления, веселья, изобретательности?
– Я не уверена, что понимаю тебя. Чему я могу удивляться?
Улыбка его стала шире.
– А вот это вызов! Итак, ты считаешь, что тебе известно о поцелуях все?
Его пальцы скользнули под шелковую накидку Фрэнсис, пробежав по талии и коснувшись обнаженной груди. Он медленно поднял тонкую ткань и обхватил ладонями ее груди, проведя большими пальцами по соскам. Он повторял это движение снова и снова, пока ее соски не отвердели. Фрэнсис откинула голову назад. Желание пульсировало в ее крови, разливаясь по животу и опускаясь между ног.
– А вот этому тебя учили, Фрэнсис?
Он набрал в рот чай и подержал его там несколько секунд. Глаза его смеялись. Ее охватила дрожь. Что он задумал? Как бы отвечая на ее вопрос, он быстро проглотил чай и тотчас приник горячими губами к ее соску. Волна жара прокатилась по ее телу. Фрэнсис вскрикнула и запустила пальцы ему в волосы.
– Найджел!
Он принялся сосать, касаясь ее тела горячим и влажным языком, а она стонала и извивалась в его руках, беззащитная перед огнем его чувственности. Он отпустил ее горящий и ноющий сосок, но только затем, чтобы прильнуть горячими губами к другому. Ослабев от желания, Фрэнсис вскрикивала и прижимала его голову к своей груди, ощущая под пальцами его шелковистые волосы.
– Не надо, не надо! Я больше не могу!
Он послушался. Поцеловав каждый сосок, он разжал руки и отпустил ее.
– Можешь, Фрэнсис. Я же выдержал, когда ты соблазняла меня. Это всего лишь обычное наслаждение.
Он встал, и она как подкошенная упала в его объятия. Ловким движением он подхватил ее на руки и стал покрывать нежными поцелуями.
– Ради всего святого, Фрэнсис, я хочу тебя!
Она обвила ногами его талию, прижалась к его груди и кивнула.
Его горячий и пахнущий мятой рот прильнул к ее губам. Найджел положил ее на стол, смахнув чашки. Одежда упала на пол. Он провел горячим языком по ее животу и стал ласкать ее лоно, пока оно не запылало огнем. Он заставил ее принять его ласки, не давая ей сдвинуть ноги. Это было восхитительно и одновременно страшно. Фрэнсис неистово извивалась под ним, когда он вновь поцеловал ее в губы. Его язык был сладким от мяты и мускуса.
Он приподнял ее над собой. Его пульсирующая плоть касалась ее, и она обхватила его ногами, раскрываясь ему навстречу. Он медленно опускал ее, и она уступала этому упругому и сладостному давлению. Восхитительно, восхитительно… Ей казалось, что она распадается на части от наслаждения. Распадается и исчезает. Шепот среди зарослей олеандра, шевелящий лианы и отравляющий воздух сада. Онемев от страха, она призывала на помощь все свое умение, отчаянно пытаясь взять себя в руки и спрятать свою незащищенность.
Его горячее дыхание касалось ее уха.
– Фрэнсис! Не борись со мной! Доверься мне, милая!
Тем не менее она ласкала его медленными уверенными движениями, и он, застонав, перевернулся и прижал ее спиной к столу. Бедра его ритмично задвигались. Его лоб покрылся капельками пота, черные пронзительные глаза горели исступленным восторгом. Он казался ей ангелом, прекрасным, как Шива, но страх проникал в нее все глубже – она застывала и цепенела. Наслаждение умирало в ней, и она переставала чувствовать что-либо.
Он замер в нерешительности, весь напрягшись от желания.
– Фрэнсис! Будь со мной! Будь со мной! Ради всего святого, не давай нам просто использовать друг друга.
Она покачала головой, почти не видя и не слыша его, отдавая ему свое тело, но скрывая и оберегая душу. Она опустила руку и провела ладонью по его ягодицам. Она ласкала и гладила его плоть, зная, что он не в силах сопротивляться ей. Он стонал, напрягаясь под ее рукой, пытаясь отвергнуть ее ласки. Наконец по телу его пробежала дрожь.
– Боже мой! – простонал он. – Боже мой!
Фрэнсис отвернулась и разрыдалась, прижавшись щекой к твердому деревянному столу.
Такого опустошения Найджел еще никогда не испытывал. Он отнес Фрэнсис на их импровизированную постель и долго не выпускал из объятий. Она всхлипывала, уткнувшись в его плечо. Наверное, ее голос охрип от плача. Ему хотелось лить горькие слезы вместе с ней – подобно тому, как Веллингтон плакал после битвы. Он перебирал пальцами ее волосы – волосы, в которых можно было легко затеряться, – и задавал себе вопрос, может ли он пасть еще ниже.
– Прости меня, Найджел, – сказала она слабым, похожим на шелест камыша на ветру голосом.
– Ш-ш. Все хорошо. Это ерунда. Скажи мне, Фрэнсис, что случилось в Индии?
– Ничего.
Она села. Волосы цвета меда рассыпались по груди. Его прекрасная и недоступная девушка с цимбалами. Ее бедро касалось его ноги. Найджел напрягся от мгновенно проснувшегося желания. Но он не поддался ему.
– Нет, – медленно произнес он, не отводя взгляда от своих пальцев, касавшихся ее спины. – Что-то случилось.
– Я просто трусиха, вот и все. – Она попыталась улыбнуться, но эта улыбка походила на бледное зимнее солнце, едва проглянувшее сквозь тучи. – Это всего лишь громкий шорох среди лиан, за которым следует долгое молчание.
– Расскажи мне об этом, Фрэнсис.
Изогнувшись, она оперлась на руку, другой рукой дотянулась до него и игриво провела большим пальцем по его возбужденной плоти.
– Я доставила тебе наслаждение, Найджел?
– О да, – небрежно ответил он, хотя в голове его теснились слова горького сожаления и он проклинал себя за грубость и глупость. Она боялась. Она касалась его, как будто была вынуждена выполнять какую-то тягостную обязанность.
Он ласково убрал ее руку. В мучительном отчаянии Найджел держал ее в объятиях, пока она не заснула.
Фрэнсис проснулась среди скомканных простыней. Она была голодна. Ей казалось, что на ней надета лишь тонкая льняная рубашка, а в комнате холодно. Неужели огонь погас?
Она неуверенно встала. Все тело ее болело.
– Найджел?
Он не отвечал.
Сон ее совсем прошел, и Фрэнсис обвела взглядом кухню. Каменное помещение было пусто, лишь чугунные и медные кастрюли молча висели на стенах. На столе ярко горели две свечи, хотя лучи полуденного солнца проникали через зарешеченное окошко под потолком. Фрэнсис, как мотылек, двинулась на огонь. Рядом со свечами к столу был приколот ножом чистый лист, вырванный из книги. Внизу, под несколькими строчками, написанными сильным, энергичным почерком, виднелась круглая капля розового воска.
«Прошу прощения, что вынужден был погасить огонь. С сажей я смирюсь, но огонь и дым заставят меня почувствовать приближение Судного дня. Может, я и заслужил, чтобы меня поджарили, но долг требует пока отложить это дело.
Перед тем как снова зажечь огонь при помощи этих двух свечей, достань мешок, который висит в дымоходе.
Ты была не права относительно святого Николая. Он никого не судит. Он дарит нам подарки просто потому, что мы дети.
Я должен знать, что моя маленькая птичка полетела туда, куда я ее послал.
Я вернусь за тобой. Не бойся».
Кружочек воска был неровным, похожим на крошечную розу. Даже не глядя на него, Фрэнсис знала, что это грифон с его перстня. Найджел ушел. Он должен доставить это важное донесение, свою маленькую птичку, Веллингтону. В его жизни есть более важные вещи, чем проститутка из Индии. Так было всегда, еще с Фарнхерста.
Фрэнсис подошла к плите. Прямо над решеткой висел перепачканный сажей мешок. Она подумала, что в нем, наверное, хранили зерно для лошадей. Девушка разрезала веревку и заглянула в дымоход. Длинный черный туннель заканчивался крошечным голубым кружочком, далеким, как само небо. Неужели он выбрался наружу через дымоход? Она понимала, что никогда бы не смогла сделать этого, даже если бы дом охватил огонь или затопила вода.
Фрэнсис открыла мешок. Внутри оказался другой мешок из-под муки. Она отбросила мешавшие ей волосы и развязала его. На нее пахнуло ароматом свежего хлеба. В чистом мешке были булочки, белые с золотистой корочкой. Там же лежали два круглых, еще теплых хлеба. Она нашла также фрукты: яблоки, клубнику, крыжовник, а еще салат, орехи и сыр. Фрэнсис не могла прийти в себя от изумления. Она выложила все это на стол. Под фруктами оказалось несколько маленьких горшочков и бутылочек, а также корзиночка с крышкой. Она открыла один за другим горшочки: джем, взбитые сливки, мед. В бутылочках обнаружилось молоко, вино и сидр. Лихорадочным движением она сдернула с корзинки крышку. Яйца. Дюжина ярких коричневых яиц. Некоторые в крапинку.
Фрэнсис села и принялась рассматривать это свалившееся с неба изобилие. Она съела клубнику, обмакнув ее во взбитые сливки. Клубника помогает нам понять, что сладость более приятна, когда содержит некоторый привкус кислинки. Чтобы почувствовать это, достаточно одних сливок. Она намазала немного сыра на хлеб. Под хрустящей корочкой хлеб был мягким и ароматным. Поперхнувшись, Фрэнсис закашлялась до слез. Листок бумаги слетел со стола. Фрэнсис подняла его и на мгновение прижала теплый воск к щеке, понимая, как это глупо. Оскалившийся серебряный грифон с красным языком.
На обратной стороне листка был отпечатан рецепт. Буквы немного выцвели и стерлись, но были хорошо различимы.
«Овсяный пудинг.
Залейте пинту тончайшей овсяной муки квартой кипящей воды и оставьте на ночь. На следующий день добавьте два яйца и немного соли. Смажьте маслом форму, плотно завяжите посыпанной мукой тканью и варите полтора часа. Едят пудинг с холодным маслом и солью. Когда пудинг остынет, его можно разрезать на ломтики, поджарить и есть, намазав маслом, как овсяную лепешку».
Внизу энергичным почерком было приписано:
«Теперь яйца у тебя есть».
Глава 18
Тяжело дыша, Найджел выбрался на крышу. Несмотря на обмотанную вокруг головы скатерть, сажа проникала повсюду, забив уши, глаза, нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41