И несчастная женщина, потерявшая ребенка, тоже это знала.
— Рассказать вам о себе и о муже? — тихо предложила Джейн.
— Нет, прошу вас, не надо. Лучше, если мы ничего не будем знать друг о друге… за исключением следующего: девочка — моя дочь и зачата была в величайшей любви. Ей опасно оставаться со мной, и только поэтому я… — Глаза Изабеллы снова наполнились слезами, хотя она долго готовилась к расставанию. — Прошу вас, расскажите ей в двадцатьпервый день рождения о том, что произошло сегодня. Скажите дочери, что я ее очень любила, но у меня не было выбора.
— Да-да, конечно. Когда она родилась? — спросила Джейн, зная, что через двадцать один год эта мать, где бы она ни была, пошлет в никуда послание любви своей дочери, которая в день своего совершеннолетия узнает правду…
— Неделю назад, двадцатого мая.
— Двадцатого… — тихим эхом отозвалась Джейн: этот день и без того уже навсегда запечатлелся в ее сердце — двадцатого мая родилась и ее бедная девочка, так и не сумевшая выжить. — Должна ли я еще о чем-то ей рассказать?
— Объясните, пожалуйста, чтобы она не пыталась меня искать. В любом случае это будет невозможно, к тому же это может оказаться для нее опасным. — Изабелла невольно оглянулась и помрачнела. — Имя девочки, разумеется, на ваше усмотрение, но я хотела…
— Да?
— Если бы одно из ее имен, скажем второе, было бы Александра…
Александра. По тому, с какой любовью было произнесено это имя, Джейн сразу поняла, что отца малышки звали Александр, и в этом заключалось еще одно поразительное совпадение. Но поскольку женщина сказала, что ей лучше ничего не знать о новой семье своей дочери, Джейн не стала говорить ни о том, что ее мужа тоже зовут Александр, ни о том, что имя ее первой дочери — Александра.
— Второе имя девочки будет Александра, — охрипшим от волнения голосом заверила Джейн.
— Благодарю вас.
Изабелла снова заставила себя сосредоточиться на последних важных деталях. Положила голубую бархатную сумочку в большую сумку и достала из нее пакет пеленок, черноволосую куклу и белое в голубую клетку кашемировое одеяло. Женщины, не говоря ни слова, взялись за дело: Изабелла нежно завернула свою обожаемую малышку в бело-голубое одеяло, а Джейн положила куклу в розовое.
Мать стала прощаться со своей крошечной дочуркой. Нежно ее баюкая, она отошла в угол комнаты, где принялась целовать девочку и шептать слова любви на французском языке.
— Je t’aime, je t’aime, je t’aime, — вновь и вновь повторяла она. Поцеловав милое личико в последний раз, Изабелла сменила настоящее время глагола на будущее — будущее, в котором они не будут вместе, но в котором дочь всегда будет жить в ее сердце:
— Je t’aimerai toujours.
Наконец несчастная мать повернулась, стремительно подошла к Джейн и передала ей драгоценный сверток. Затем повысила, большую сумку на плечо, но прежде чем взять куклу, которая должна была обмануть шпиона Жан-Люка, и уйти навсегда, Изабелла приняла последнее, продиктованное сердцем решение — дрожащими пальцами она расстегнула золотой замочек своего ожерелья, до сих пор скрытого под шелковой блузкой.
Ожерелье состояло из сверкающих драгоценных камней с ярко-синим сердечком посередине. Джейн сразу же заметила, что этот синий цвет точно соответствует цвету удивительных глаз матери и дочери, но она понятия не имела, что сверкающие камни — это сапфиры, что такой яркой синевы сапфиры встречаются очень редко и что ожерелье стоит целое состояние. Она поняла совершенно другую ценность удивительного ожерелья…
— Прошу вас, отдайте дочке в двадцать первый день ее рождения. Ожерелье подарил мне отец девочки. Мы с ним жили одним сердцем и теперь отдаем его дочери. — Изабелла замолчала, обдумывая, права ли она, и, решив, что через столько лет это будет безопасно, заверила Джейн:
— Ожерелье очаровательное, потрясающее, но дизайн вполне традиционен. Дочь не сможет по нему найти меня.
Джейн кивнула, принимая дивное произведение ювелирного искусства как символ когда-то очень счастливой любви.
— Что ж, — прошептала Изабелла, едва сдерживая слезы, — мне пора идти. Пожалуйста, побудьте здесь еще полчаса, а если сможете, еще дольше.
— Я буду любить ее, — прошептала Джейн.
— Да. Я знаю. Спасибо вам. Благослови вас Господь. — Изабелла ушла, уводя за собой людей Жан-Люка как можно дальше от Канзас-Сити.
А Джейн осталась, осталась наедине с чудовищностью свершившегося преступления — мать бросила дочь. Все произошло так стремительно, а она так спокойно со всем согласилась! И вот теперь… только теперь она поняла: свершилось чудо.
— Привет, драгоценная крошка, — ласково прошептала Джейн, глядя в сияющие синие глаза, которые требовали от нее любви и обещания безмятежной, счастливой жизни. — Привет, Кэтрин Александра. Тебе нравится это имя, моя маленькая, моя любовь? Мне кажется, оно очень подходит тебе. И твоей сестричке оно понравится, потому что еще больше сблизит вас. Знаешь, Кэтрин, ее зовут Александра. О, малышка Кэтрин, как же все мы — я, твой папочка и старшая сестренка — будем тебя любить! Всем сердцем будем любить.
Джейн подумала о том, что и в первую неделю своей жизни девочка была горячо любима, и пообещала «бесценной Кэтрин», что если когда-нибудь ее мать вернется, то они вместе найдут выход. Но женщина со смешанным чувством печали и облегчения понимала, что мать девочки никогда не сможет их разыскать. Тейлоры жили не в Канзас-Сити, а в Топике, и, несмотря на то что Джейн сказала о потере ребенка, она не уточнила, что ее дочка умерла в детской больнице на другом конце города, а в этой больнице Джейн была лишь обычным пациентом. Если только мать Кэтрин не вернется в течение нескольких дней, она уже никогда не найдет семью Тейлоров.
Джейн добросовестно выждала целый час — время, вполне достаточное, чтобы женщина могла уехать из города или… передумать и вернуться. Всякий раз, когда открывалась дверь, сердце Джейн замирало и вновь учащенно билось, как только она видела, что это не мать девочки.
Груди Джейн были все еще полны живительным молоком. Даже в те дни, что она находилась в реанимационном отделении, когда все ее силы были направлены на собственное спасение, молоко не пропадало, болью раздирая грудь и напоминая о невосполнимой утрате. И теперь, когда крошечный голодный ротик жадно ухватился за набухший сосок, Джейн вдруг с удивлением поняла, что никогда и не предполагала, что способна на такую огромную любовь и такое сострадание к беспомощному существу.
Она открыла оставленную Изабеллой сумку, и тут ее ждал еще один сюрприз — сто тысяч долларов крупными купюрами. Джейн сразу же решила, что положит эти деньги в банк до совершеннолетия Кэтрин Александры. Они с мужем зарабатывали достаточно, чтобы вести привычно скромную жизнь. Впрочем, у Джейн мелькнула мысль о том, чтобы использовать маленькую часть этих денег — совсем маленькую — на то, чтобы Александру не приходилось давать уроки музыки по вечерам и выходным дням, а проводить это время со своими дочерьми. Его дочерьми…
— Александр!
— Привет, дорогая! — прошептал Александр в трубку.
Джейн выписали несколько часов назад, но Александр понимал, что жене необходимо некоторое время побыть в одиночестве. Он догадывался, что Джейн скорее всего сначала зайдет в отделение новорожденных, а потом, возможно, перейдет улицу, посидит в парке на теплом майском солнышке, полюбуется цветами и попытается еще раз осмыслить происшедшее.
Он знал, как это трудно, поскольку и сам не мог смириться со своим горем. Александр понимал, что Джейн должна какое-то время побыть одна, но поскольку минуты уже складывались в часы, то не на шутку встревожился.
— Ты готова? — ласково спросил он. — Можем мы с Александрой приехать за тобой?
Услышав заботливый голос мужа, Джейн почувствовала, как на глаза выступили слезы нежности и благодарности.
До чего же трудной выдалась для Александра последняя неделя! Он проводил дни и ночи без сна и отдыха, разрываясь между двумя больницами, расположенными в разных концах города, и, как ни странно, отчетливо понимая при этом, что вот-вот может потерять и жену, и ребенка. Но Александр гнал смертельный страх из своего любящего сердца. У него хватало сил и на Алексу, которая все еще не знала правду о своей младшей сестричке.
А теперь и не узнает.
— Александра с тобой?
— Она в другой комнате, играет в куклы с новой подружкой. — Голос мужа смягчился.
Насколько же открыта и непосредственна была их очаровательная дочурка! За эту, неделю Алекса обрела немало новых знакомых — ив игровой комнате больницы, и в мотеле. Она легко находила друзей, и это было прекрасно, особенно, сейчас, поскольку ей уже никогда не суждено иметь младшую сестричку.
— Ах, Александр… случилось чудо!
Сидя в телефонной будке с заснувшей на руках малышкой, Джейн рассказала мужу о чуде. Она не видела лица своего обожаемого Александра, талантливого музыканта с тонкой душой поэта, но хорошо себе представляла ошеломленный взгляд родных глаз и чувства, которые в них отразились: надежда, страх, радость, недоверие и… тревога.
— Я не сошла с ума, любовь моя, — после долгого молчания мягко заверила мужа Джейн. Она чувствовала невысказанное беспокойство Александра о том, что горечь утраты вызвала, видимо, психическое расстройство, толкнувшее Джейн на похищение чужого ребенка.
— Но, Джейн, это же слишком… Почему ты смеешься? — Услышав ее тихий, радостный смех, Александр еще больше встревожился.
— Потому что я забыла сказать тебе о деньгах, драгоценных камнях и ожерелье.
До этого Джейн три раза пересказала Александру всю историю от начала до конца, но забыла поведать ему о богатстве в виде драгоценных камней, от которого она отказалась, и о деньгах, которые она обнаружила в сумке. Наличные и ожерелье были неоспоримым доказательством реальности чуда, но Джейн совершенно о них забыла, поскольку единственное и главное сокровище мирно посапывало у нее на руках.
— Деньги, драгоценности и ожерелье?
Джейн в очередной раз повторила историю во всех деталях и услышала, как беспокойные возражения Александра постепенно переходят в радостное неверие их счастью.
— Дорогая, сейчас мы приедем за тобой. Мы с Алексой приедем за вами с Кэтрин.
Мельком взглянув на крошечного младенца, Алекса заявила с присущей ей категоричностью:
— Это не моя сестра.
— Милая, она — твоя сестричка, — быстро придя в себя от изумления, ласково прошептала Джейн, нежно погладила золотистые кудри Алексы и спокойно пояснила:
— Волосы у Кэтрин темные, как у папы, а не светлые, как твои или мои, и глаза у нее голубые, но она все равно твоя сестра.
— Нет.
— Алекса!
— Папа, я не хочу, чтобы она была моей сестрой. Мне она не нравится.
— Алекса!
— Это не моя сестра! Я ее не хочу! Мамочка! Папочка! Отвезите ее обратно в больницу!
Прошло три недели с тех пор, как Изабелла, простившись с дочуркой, продолжила свое бесконечное путешествие, обнимая сверток с куклой. Она была смертельно раненным существом, едва живым от горя, но для людей Жан-Люка несчастная женщина выглядела как и прежде.
Изабелла привела преследователей из Канзас-Сити в Нью-Йорк, где за несколько минут до посадки в самолет на Ниццу подошла к одному из этих страшных парней и сунула ему розовый сверток.
— Я еду на встречу с Жан-Люком, — прошипела она по-французски. — И скажу ему, что вы сделали все, что было в ваших силах, но он нанял простофиль.
Изабелла думала, что никогда уже не вернется на Иль. Но теперь возвращалась, чтобы с презрением посмотреть в лицо человеку, так беспощадно лишившему ее величайшего счастья на свете — возможности жить со своим ребенком. В Ницце она наняла небольшой самолет до Иль д’Аркансьель, и во время непродолжительного полета ей невольно вспомнилось, как родилась их любовь с Александром…
История эта началась в 1948 году. Война, истребившая всю семью Изабеллы, закончилась, но никогда не забывалась. За время фашистской оккупации Изабелла поняла, что никакой страх не может победить веру; и теперь, когда надежда на счастье делала свои первые неуверенные шаги, девушка поверила: в мирное время все мечты сбываются. Она отважно сражалась в рядах Сопротивления, но только теперь решила все-таки попробовать воплотить в жизнь свою мечту и написала принцу Александру Кастилю.
«Я провела тщательные исследования дизайна изделий вашей фирмы в музее ювелирного искусства», — заявляла Изабелла в своем письме, правда, не уточняя, что ее «тщательные исследования» заключались в долгом и пристальном рассматривании сверкающих витрин шикарных магазинов «Картье», «Ван Клиф и Арпельс», «Кастиль». Девушка была уверена в том, что более всех в ее творениях нуждается именно «Кастиль», так как этот дизайн «слишком причудлив, но в нем явно не хватает романтики». К письму она приложила эскизы своего собственного оригинального дизайна в романтическом стиле и сообщила, что готова приехать на остров Иль, «если Его Величеству будет угодно».
Наивное письмо Изабеллы заставило принца не только весело рассмеяться, но и задуматься. Ювелир из Парижа была права. И несомненно, у нее имелся недюжинный талант, о чем свидетельствовали эскизы, а смелость, с которой написано письмо, заинтриговала и очаровала Александра.
После окончания войны принц посвятил себя сохранению природной красоты острова Радуги и возложил управление «Кастиль джуэлс» на своего младшего брата Жан-Люка. Тот очень ловко вел доходный бизнес компании ювелирных изделий в стиле барокко, но в производстве давно уже не было никаких нововведений, в частности не привносилось ничего из современного искусства двадцатого столетия.
Александр собрался в Париж, чтобы познакомиться с Изабеллой. Но накануне своего отъезда, во время ежедневной прогулки верхом, залюбовавшись великолепным зрелищем радуг, в честь которых и было названо островное королевство, Александр упал с лошади и сломал ногу. Поэтому на встречу с дизайнером в Париж отправился Жан-Люк.
Увидев красавицу Изабеллу, ее золотистые волосы, сапфировые глаза, чувственные губы, Жан-Люк сразу решил, что заполучит эту девушку.
Годы сиротства и партизанское движение сделали Изабеллу бесстрашной. Она насмехалась над дьяволами в образе фашистов, оккупировавшими Париж, вела себя независимо и ничего не боялась. В те годы Изабелла была хулиганкой и сорвиголовой, но при этом чудом сохранила в душе мироощущение романтического художника.
У нее никого не было до тех пор, пока Жан-Люк, одержимый похотью, не изнасиловал ее. Отчаянные мольбы Изабеллы лишь распаляли этого сумасшедшего развратника. Грубо насилуя девушку, Жан-Люк шептал ей признания в любви, а когда все было кончено, пообещал, что Изабелла станет его невестой, его принцессой. Она выслушала безумные слова Жан-Люка и, глядя в его темные горящие глаза, тихо поклялась в вечной ненависти.
Вернувшись домой, Жан-Люк сказал старшему брату, что девушка просто разыграла их, что с самого начала собиралась работать на Картье. Подобное известие удивило и разочаровало Александра. Однако когда через шесть недель он приехал в Париж, то неожиданно для себя нанес визит молодому талантливому дизайнеру.
Девушка открыла дверь, и Александр поразился ужасу, застывшему в ее прекрасных синих глазах. Страх постепенно перешел в смущение, как только Изабелла поняла, что мужчина, стоящий на пороге ее дома, вовсе не Жан-Люк: гость был так же красив, но старше; лицо его выражало интерес и расположение, а в добрых карих глазах светился ровный ясный огонь.
Семнадцатилетняя Изабелла и сорокалетний Александр полюбили друг друга, несмотря на ее скрытую ненависть к Жан-Люку и на то, что его дьявольское семя жило в ее теле. Она не хотела давать жизнь этому ребенку, но и не могла заставить себя избавиться от него. Изабелла отчаянно надеялась, что ее беременность каким-нибудь чудесным образом прервется сама собой. После встречи с Александром она поверила в то, что любовь к Александру победит семя дьявола, растущее в ее теле.
Наконец желание Изабеллы исполнилось. В начале четвертого месяца беременности Александр нашел ее дома, без сознания от потери крови, и немедленно доставил в больницу. Немного окрепнув, Изабелла рассказала горькую правду о младшем Кастиле. Александр нежно обнял ее и утешил.
Он изгнал Жан-Люка из королевства и женился на Изабелле. Младший Кастиль исчез, но не бесследно. Александр и Изабелла страстно хотели детей, но за двадцать лет любви у них никто так и не появился. С печальной обреченностью они поняли, что выкидыш сделал их самую большую мечту неисполнимой.
Александр и Изабелла жаждали детей как венец своей любви, а не как наследников королевства, хотя и в последнем была своя необходимость. По законам престолонаследия, веками существовавшим на Иле, королевская власть передавалась от перворожденного к перворожденному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Рассказать вам о себе и о муже? — тихо предложила Джейн.
— Нет, прошу вас, не надо. Лучше, если мы ничего не будем знать друг о друге… за исключением следующего: девочка — моя дочь и зачата была в величайшей любви. Ей опасно оставаться со мной, и только поэтому я… — Глаза Изабеллы снова наполнились слезами, хотя она долго готовилась к расставанию. — Прошу вас, расскажите ей в двадцатьпервый день рождения о том, что произошло сегодня. Скажите дочери, что я ее очень любила, но у меня не было выбора.
— Да-да, конечно. Когда она родилась? — спросила Джейн, зная, что через двадцать один год эта мать, где бы она ни была, пошлет в никуда послание любви своей дочери, которая в день своего совершеннолетия узнает правду…
— Неделю назад, двадцатого мая.
— Двадцатого… — тихим эхом отозвалась Джейн: этот день и без того уже навсегда запечатлелся в ее сердце — двадцатого мая родилась и ее бедная девочка, так и не сумевшая выжить. — Должна ли я еще о чем-то ей рассказать?
— Объясните, пожалуйста, чтобы она не пыталась меня искать. В любом случае это будет невозможно, к тому же это может оказаться для нее опасным. — Изабелла невольно оглянулась и помрачнела. — Имя девочки, разумеется, на ваше усмотрение, но я хотела…
— Да?
— Если бы одно из ее имен, скажем второе, было бы Александра…
Александра. По тому, с какой любовью было произнесено это имя, Джейн сразу поняла, что отца малышки звали Александр, и в этом заключалось еще одно поразительное совпадение. Но поскольку женщина сказала, что ей лучше ничего не знать о новой семье своей дочери, Джейн не стала говорить ни о том, что ее мужа тоже зовут Александр, ни о том, что имя ее первой дочери — Александра.
— Второе имя девочки будет Александра, — охрипшим от волнения голосом заверила Джейн.
— Благодарю вас.
Изабелла снова заставила себя сосредоточиться на последних важных деталях. Положила голубую бархатную сумочку в большую сумку и достала из нее пакет пеленок, черноволосую куклу и белое в голубую клетку кашемировое одеяло. Женщины, не говоря ни слова, взялись за дело: Изабелла нежно завернула свою обожаемую малышку в бело-голубое одеяло, а Джейн положила куклу в розовое.
Мать стала прощаться со своей крошечной дочуркой. Нежно ее баюкая, она отошла в угол комнаты, где принялась целовать девочку и шептать слова любви на французском языке.
— Je t’aime, je t’aime, je t’aime, — вновь и вновь повторяла она. Поцеловав милое личико в последний раз, Изабелла сменила настоящее время глагола на будущее — будущее, в котором они не будут вместе, но в котором дочь всегда будет жить в ее сердце:
— Je t’aimerai toujours.
Наконец несчастная мать повернулась, стремительно подошла к Джейн и передала ей драгоценный сверток. Затем повысила, большую сумку на плечо, но прежде чем взять куклу, которая должна была обмануть шпиона Жан-Люка, и уйти навсегда, Изабелла приняла последнее, продиктованное сердцем решение — дрожащими пальцами она расстегнула золотой замочек своего ожерелья, до сих пор скрытого под шелковой блузкой.
Ожерелье состояло из сверкающих драгоценных камней с ярко-синим сердечком посередине. Джейн сразу же заметила, что этот синий цвет точно соответствует цвету удивительных глаз матери и дочери, но она понятия не имела, что сверкающие камни — это сапфиры, что такой яркой синевы сапфиры встречаются очень редко и что ожерелье стоит целое состояние. Она поняла совершенно другую ценность удивительного ожерелья…
— Прошу вас, отдайте дочке в двадцать первый день ее рождения. Ожерелье подарил мне отец девочки. Мы с ним жили одним сердцем и теперь отдаем его дочери. — Изабелла замолчала, обдумывая, права ли она, и, решив, что через столько лет это будет безопасно, заверила Джейн:
— Ожерелье очаровательное, потрясающее, но дизайн вполне традиционен. Дочь не сможет по нему найти меня.
Джейн кивнула, принимая дивное произведение ювелирного искусства как символ когда-то очень счастливой любви.
— Что ж, — прошептала Изабелла, едва сдерживая слезы, — мне пора идти. Пожалуйста, побудьте здесь еще полчаса, а если сможете, еще дольше.
— Я буду любить ее, — прошептала Джейн.
— Да. Я знаю. Спасибо вам. Благослови вас Господь. — Изабелла ушла, уводя за собой людей Жан-Люка как можно дальше от Канзас-Сити.
А Джейн осталась, осталась наедине с чудовищностью свершившегося преступления — мать бросила дочь. Все произошло так стремительно, а она так спокойно со всем согласилась! И вот теперь… только теперь она поняла: свершилось чудо.
— Привет, драгоценная крошка, — ласково прошептала Джейн, глядя в сияющие синие глаза, которые требовали от нее любви и обещания безмятежной, счастливой жизни. — Привет, Кэтрин Александра. Тебе нравится это имя, моя маленькая, моя любовь? Мне кажется, оно очень подходит тебе. И твоей сестричке оно понравится, потому что еще больше сблизит вас. Знаешь, Кэтрин, ее зовут Александра. О, малышка Кэтрин, как же все мы — я, твой папочка и старшая сестренка — будем тебя любить! Всем сердцем будем любить.
Джейн подумала о том, что и в первую неделю своей жизни девочка была горячо любима, и пообещала «бесценной Кэтрин», что если когда-нибудь ее мать вернется, то они вместе найдут выход. Но женщина со смешанным чувством печали и облегчения понимала, что мать девочки никогда не сможет их разыскать. Тейлоры жили не в Канзас-Сити, а в Топике, и, несмотря на то что Джейн сказала о потере ребенка, она не уточнила, что ее дочка умерла в детской больнице на другом конце города, а в этой больнице Джейн была лишь обычным пациентом. Если только мать Кэтрин не вернется в течение нескольких дней, она уже никогда не найдет семью Тейлоров.
Джейн добросовестно выждала целый час — время, вполне достаточное, чтобы женщина могла уехать из города или… передумать и вернуться. Всякий раз, когда открывалась дверь, сердце Джейн замирало и вновь учащенно билось, как только она видела, что это не мать девочки.
Груди Джейн были все еще полны живительным молоком. Даже в те дни, что она находилась в реанимационном отделении, когда все ее силы были направлены на собственное спасение, молоко не пропадало, болью раздирая грудь и напоминая о невосполнимой утрате. И теперь, когда крошечный голодный ротик жадно ухватился за набухший сосок, Джейн вдруг с удивлением поняла, что никогда и не предполагала, что способна на такую огромную любовь и такое сострадание к беспомощному существу.
Она открыла оставленную Изабеллой сумку, и тут ее ждал еще один сюрприз — сто тысяч долларов крупными купюрами. Джейн сразу же решила, что положит эти деньги в банк до совершеннолетия Кэтрин Александры. Они с мужем зарабатывали достаточно, чтобы вести привычно скромную жизнь. Впрочем, у Джейн мелькнула мысль о том, чтобы использовать маленькую часть этих денег — совсем маленькую — на то, чтобы Александру не приходилось давать уроки музыки по вечерам и выходным дням, а проводить это время со своими дочерьми. Его дочерьми…
— Александр!
— Привет, дорогая! — прошептал Александр в трубку.
Джейн выписали несколько часов назад, но Александр понимал, что жене необходимо некоторое время побыть в одиночестве. Он догадывался, что Джейн скорее всего сначала зайдет в отделение новорожденных, а потом, возможно, перейдет улицу, посидит в парке на теплом майском солнышке, полюбуется цветами и попытается еще раз осмыслить происшедшее.
Он знал, как это трудно, поскольку и сам не мог смириться со своим горем. Александр понимал, что Джейн должна какое-то время побыть одна, но поскольку минуты уже складывались в часы, то не на шутку встревожился.
— Ты готова? — ласково спросил он. — Можем мы с Александрой приехать за тобой?
Услышав заботливый голос мужа, Джейн почувствовала, как на глаза выступили слезы нежности и благодарности.
До чего же трудной выдалась для Александра последняя неделя! Он проводил дни и ночи без сна и отдыха, разрываясь между двумя больницами, расположенными в разных концах города, и, как ни странно, отчетливо понимая при этом, что вот-вот может потерять и жену, и ребенка. Но Александр гнал смертельный страх из своего любящего сердца. У него хватало сил и на Алексу, которая все еще не знала правду о своей младшей сестричке.
А теперь и не узнает.
— Александра с тобой?
— Она в другой комнате, играет в куклы с новой подружкой. — Голос мужа смягчился.
Насколько же открыта и непосредственна была их очаровательная дочурка! За эту, неделю Алекса обрела немало новых знакомых — ив игровой комнате больницы, и в мотеле. Она легко находила друзей, и это было прекрасно, особенно, сейчас, поскольку ей уже никогда не суждено иметь младшую сестричку.
— Ах, Александр… случилось чудо!
Сидя в телефонной будке с заснувшей на руках малышкой, Джейн рассказала мужу о чуде. Она не видела лица своего обожаемого Александра, талантливого музыканта с тонкой душой поэта, но хорошо себе представляла ошеломленный взгляд родных глаз и чувства, которые в них отразились: надежда, страх, радость, недоверие и… тревога.
— Я не сошла с ума, любовь моя, — после долгого молчания мягко заверила мужа Джейн. Она чувствовала невысказанное беспокойство Александра о том, что горечь утраты вызвала, видимо, психическое расстройство, толкнувшее Джейн на похищение чужого ребенка.
— Но, Джейн, это же слишком… Почему ты смеешься? — Услышав ее тихий, радостный смех, Александр еще больше встревожился.
— Потому что я забыла сказать тебе о деньгах, драгоценных камнях и ожерелье.
До этого Джейн три раза пересказала Александру всю историю от начала до конца, но забыла поведать ему о богатстве в виде драгоценных камней, от которого она отказалась, и о деньгах, которые она обнаружила в сумке. Наличные и ожерелье были неоспоримым доказательством реальности чуда, но Джейн совершенно о них забыла, поскольку единственное и главное сокровище мирно посапывало у нее на руках.
— Деньги, драгоценности и ожерелье?
Джейн в очередной раз повторила историю во всех деталях и услышала, как беспокойные возражения Александра постепенно переходят в радостное неверие их счастью.
— Дорогая, сейчас мы приедем за тобой. Мы с Алексой приедем за вами с Кэтрин.
Мельком взглянув на крошечного младенца, Алекса заявила с присущей ей категоричностью:
— Это не моя сестра.
— Милая, она — твоя сестричка, — быстро придя в себя от изумления, ласково прошептала Джейн, нежно погладила золотистые кудри Алексы и спокойно пояснила:
— Волосы у Кэтрин темные, как у папы, а не светлые, как твои или мои, и глаза у нее голубые, но она все равно твоя сестра.
— Нет.
— Алекса!
— Папа, я не хочу, чтобы она была моей сестрой. Мне она не нравится.
— Алекса!
— Это не моя сестра! Я ее не хочу! Мамочка! Папочка! Отвезите ее обратно в больницу!
Прошло три недели с тех пор, как Изабелла, простившись с дочуркой, продолжила свое бесконечное путешествие, обнимая сверток с куклой. Она была смертельно раненным существом, едва живым от горя, но для людей Жан-Люка несчастная женщина выглядела как и прежде.
Изабелла привела преследователей из Канзас-Сити в Нью-Йорк, где за несколько минут до посадки в самолет на Ниццу подошла к одному из этих страшных парней и сунула ему розовый сверток.
— Я еду на встречу с Жан-Люком, — прошипела она по-французски. — И скажу ему, что вы сделали все, что было в ваших силах, но он нанял простофиль.
Изабелла думала, что никогда уже не вернется на Иль. Но теперь возвращалась, чтобы с презрением посмотреть в лицо человеку, так беспощадно лишившему ее величайшего счастья на свете — возможности жить со своим ребенком. В Ницце она наняла небольшой самолет до Иль д’Аркансьель, и во время непродолжительного полета ей невольно вспомнилось, как родилась их любовь с Александром…
История эта началась в 1948 году. Война, истребившая всю семью Изабеллы, закончилась, но никогда не забывалась. За время фашистской оккупации Изабелла поняла, что никакой страх не может победить веру; и теперь, когда надежда на счастье делала свои первые неуверенные шаги, девушка поверила: в мирное время все мечты сбываются. Она отважно сражалась в рядах Сопротивления, но только теперь решила все-таки попробовать воплотить в жизнь свою мечту и написала принцу Александру Кастилю.
«Я провела тщательные исследования дизайна изделий вашей фирмы в музее ювелирного искусства», — заявляла Изабелла в своем письме, правда, не уточняя, что ее «тщательные исследования» заключались в долгом и пристальном рассматривании сверкающих витрин шикарных магазинов «Картье», «Ван Клиф и Арпельс», «Кастиль». Девушка была уверена в том, что более всех в ее творениях нуждается именно «Кастиль», так как этот дизайн «слишком причудлив, но в нем явно не хватает романтики». К письму она приложила эскизы своего собственного оригинального дизайна в романтическом стиле и сообщила, что готова приехать на остров Иль, «если Его Величеству будет угодно».
Наивное письмо Изабеллы заставило принца не только весело рассмеяться, но и задуматься. Ювелир из Парижа была права. И несомненно, у нее имелся недюжинный талант, о чем свидетельствовали эскизы, а смелость, с которой написано письмо, заинтриговала и очаровала Александра.
После окончания войны принц посвятил себя сохранению природной красоты острова Радуги и возложил управление «Кастиль джуэлс» на своего младшего брата Жан-Люка. Тот очень ловко вел доходный бизнес компании ювелирных изделий в стиле барокко, но в производстве давно уже не было никаких нововведений, в частности не привносилось ничего из современного искусства двадцатого столетия.
Александр собрался в Париж, чтобы познакомиться с Изабеллой. Но накануне своего отъезда, во время ежедневной прогулки верхом, залюбовавшись великолепным зрелищем радуг, в честь которых и было названо островное королевство, Александр упал с лошади и сломал ногу. Поэтому на встречу с дизайнером в Париж отправился Жан-Люк.
Увидев красавицу Изабеллу, ее золотистые волосы, сапфировые глаза, чувственные губы, Жан-Люк сразу решил, что заполучит эту девушку.
Годы сиротства и партизанское движение сделали Изабеллу бесстрашной. Она насмехалась над дьяволами в образе фашистов, оккупировавшими Париж, вела себя независимо и ничего не боялась. В те годы Изабелла была хулиганкой и сорвиголовой, но при этом чудом сохранила в душе мироощущение романтического художника.
У нее никого не было до тех пор, пока Жан-Люк, одержимый похотью, не изнасиловал ее. Отчаянные мольбы Изабеллы лишь распаляли этого сумасшедшего развратника. Грубо насилуя девушку, Жан-Люк шептал ей признания в любви, а когда все было кончено, пообещал, что Изабелла станет его невестой, его принцессой. Она выслушала безумные слова Жан-Люка и, глядя в его темные горящие глаза, тихо поклялась в вечной ненависти.
Вернувшись домой, Жан-Люк сказал старшему брату, что девушка просто разыграла их, что с самого начала собиралась работать на Картье. Подобное известие удивило и разочаровало Александра. Однако когда через шесть недель он приехал в Париж, то неожиданно для себя нанес визит молодому талантливому дизайнеру.
Девушка открыла дверь, и Александр поразился ужасу, застывшему в ее прекрасных синих глазах. Страх постепенно перешел в смущение, как только Изабелла поняла, что мужчина, стоящий на пороге ее дома, вовсе не Жан-Люк: гость был так же красив, но старше; лицо его выражало интерес и расположение, а в добрых карих глазах светился ровный ясный огонь.
Семнадцатилетняя Изабелла и сорокалетний Александр полюбили друг друга, несмотря на ее скрытую ненависть к Жан-Люку и на то, что его дьявольское семя жило в ее теле. Она не хотела давать жизнь этому ребенку, но и не могла заставить себя избавиться от него. Изабелла отчаянно надеялась, что ее беременность каким-нибудь чудесным образом прервется сама собой. После встречи с Александром она поверила в то, что любовь к Александру победит семя дьявола, растущее в ее теле.
Наконец желание Изабеллы исполнилось. В начале четвертого месяца беременности Александр нашел ее дома, без сознания от потери крови, и немедленно доставил в больницу. Немного окрепнув, Изабелла рассказала горькую правду о младшем Кастиле. Александр нежно обнял ее и утешил.
Он изгнал Жан-Люка из королевства и женился на Изабелле. Младший Кастиль исчез, но не бесследно. Александр и Изабелла страстно хотели детей, но за двадцать лет любви у них никто так и не появился. С печальной обреченностью они поняли, что выкидыш сделал их самую большую мечту неисполнимой.
Александр и Изабелла жаждали детей как венец своей любви, а не как наследников королевства, хотя и в последнем была своя необходимость. По законам престолонаследия, веками существовавшим на Иле, королевская власть передавалась от перворожденного к перворожденному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45