Петворт обводит взглядом комнату и узнает в ней, за всем великолепием и простором, истинный гостиничный номер, подходящий пейзаж для одиночества и тоски, внешнюю архитектуру под стать заключенному в ней внутреннему миру.
Петворт подходит к окну и смотрит на город, которому себя обрек. Между стеклами бьется пленная пчела. Внизу мощеная площадь, всё тихо, только дребезжат трамваи. На остановке входят и выходят немногочисленные пассажиры в пальто и плащах. На улице под вывеской «РЕСТОРАНЬ» скучают несколько столиков. Два мальчика покупают воздушные шары у продавца на углу. Рядом другой торговец предлагает газеты и журналы с импровизированного лотка, установленного на велосипедных колесах, но покупателей не видать. Бритые военные из Академии, сжимая под мышкой портфели, беседуют с группой девушек в темных жакетах поверх ситцевых платьев – Петворт уже не припомнит, когда так одевались в Англии. По другую сторону площади – высокие дома с причудливыми островерхими фронтонами, внизу у них безликие магазинные фасады, маленькие неоновые вывески гласят: «ЛИТТІ» и «ФИЛИАТАЫІІ». Дальше, на фоне гаснущего неба чернеют восточного вида купола, возможно, крыши правительственных зданий. Пыльный ветер метет по улице, шевеля гравий. Дальше по улице полощутся на ветру строгие Маркс и Ленин, Брежнев, Григорик и Ванко, исполненные глубоко исторического прозрения. Продавец воздушных шаров уходит, забрав товар, торговец прессой складывает лоток, так что тот превращается в велосипед, и уезжает. Петворт поворачивается, берет ключ и выходит через прихожую в коридор.
Там тоже уже сумерки. Из ламп по стенам сочится тусклый желтый свет, искусственные цветы мрачно торчат из каменных ваз. Петворт не без труда запирает номер; пожилая горничная стоит в нескольких шагах от двери, словно ждала, когда он выйдет. Она смотрит, как он вызывает лифт и входит в зеркальную кабину. Кнопки загадочны; Петворт нажимает нижнюю, лифт едет вниз, останавливается, двери приоткрываются, так что на мгновение видно огромный зал. Играет музыка, пары танцуют, мужчины в военной форме, девушки в платьях с люрексом. Кабина снова едет вниз, и вот перед Петвортом знакомый вестибюль: лысый портье курит, мигает вывеска «ЛИТТІ», у регистрационной стойки толпятся арабы в бурнусах. В кадках растут огромные папоротники, в красных пластиковых креслах сидят люди и читают «Пъртьш Популятш». На одном из кресел лежит серая сумка и «Мужчины без женщин» Хемингуэя, однако Марыси Любиёвой нигде, совершенно нигде не видно. Петворт садится в соседнее кресло; мужчина справа опускает газету.
– Вы – англичанин, вижу по вашей обуви, – говорит он. – Я имею научную степень и безупречный вкус. Если вас интересует антиквариум, я знаю очень хороший за доллары и за фунты.
Рядом садится человек в плаще и большой шляпе.
– Нет, спасибо, – отвечает Петворт.
– Мой трамвай, – говорит обладатель безупречного вкуса и вскакивает. Позади регистрационной стойки открывается дверь с надписью «ДИРИГЪЯЫП», и выходит девушка в мохеровой шапочке.
– Ой, товарищ Петвурт! – весело кричит Марыся Любиёва, направляясь к нему. – Только минута, как вы вышли, и вот вы снова здесь. Нравится ли вам комната, там есть комфорт?
– Комната прекрасная, даже слишком большая, – отвечает Петворт.
– Я говорила, вы очень значительный гость. Это наша лучшая гостиница, поблизости от правительственных зданий. Все официальные фигуры приезжают сюда делать дела и развлечения. Петвурт, Петвурт, я попыталась устроить ваш телефонный звонок. Тут такие бюрократчики! Мне пришлось указать час, вы можете звонить только в это время. Я сказала, сегодня в одиннадцать ночи, вам это хорошо?
– Очень хорошо, – отвечает Петворт.
– Ну, будем как официальные партийные фигуры, занимать дела? – Любиёва снимает с кресла Хемингуэя и садится. Мужчина в плаще и большой шляпе пересаживается на кресло ближе.
– Может быть, выпьем? – предлагает Петворт. – Я вижу, в гостинице есть бар.
– Ой, вы уже знаете? – восклицает Любиёва. – Думаю, вы ревизовали всё важное. Значит, вы любите делать дело и выпивать одновременно?
– Если вы не торопитесь, – добавляет Петворт.
– Петвурт, в моей стране мы всегда ставим работу выше личного, – говорит Любиёва. – Вот почему у нас такой быстрый экономический рост. Вы – моя работа. Если вам надо в бар, значит, я должна идти с вами.
– Это совершенно не обязательно… – начинает Петворт.
– Товарищ Петвурт, вы не подумали, что я немножко дразню? – Любиёва встает и хватает его за руку. – Хотите бар с цыганами? Это здесь, вниз по лестнице. А с кем вы говорили, пока я была в диригъяыіі? Нашли друга?
IІІ
Итак, Петворт и его гид спускаются по ступеням в темное, сырое, сводчатое помещение – вероятно, бывший погреб. Теперь, как многие погреба в современном мире, он превращен в место увеселений. Узкий каменный коридорчик озарен приглушенным красным светом и ведет к низкому дверному проему, тяжелой портьере, гардеробщице и витой чугунной вывеске «Баръп Ромэн». За портьерой сам бар, оформленный в цыганском стиле. Стены расписаны сценками из привольной кочевой жизни: цыган играет на скрипке, пастушок – на дудочке. В нишах стоят красные столики под красными клетчатыми скатерками, на них маленькие красные лампы под маленьким красными (тоже клетчатыми) абажурами. На официантках, которые обслуживают посетителей, маленькие красные клетчатые платья. Сами посетители – по большей части серьезные мужчины в темных костюмах – пьют в одиночку или большими, делового вида компаниями. Видимо, здесь румынская нефть пьет с русским зерном, албанские маслины – с вьетнамским рисом. В одну стену вмонтирована половина цыганской кибитки, превращенная в стойку бара; неулыбчивый бармен в пестром цыганском наряде медленно смешивает напитки. На высоких табуретах у стойки – единственный оазис веселья: здесь расположились рядком девицы в ярких платьях, с серебристыми тенями на веках. Они пьют, хихикают, болтают ногами.
– Ну вот, очень типично, – говорит Любиёва, когда они садятся в одну из ниш. – Разумеется, такие места рассчитаны натуристов, поэтому напитки дороги. Но, может быть, вам это будет очень интересно, потому что вы – иностранец. И здесь есть возможность получить ваши любимые западные напитки. Чего вы хотите? Может быть, джинитоники или коктейль?
– Нет, я предпочел бы что-нибудь здешнее, – отвечает Петворт, закуривая. – Люблю пробовать местные напитки.
– А еще, я вижу, вы любите курить. – Любиёва расстегивает длинное серое пальто. Под ним длинное серое платье. – Интересно, что еще вы залюбите, прежде чем покинуть мою страну? Сперва вы ко мне обнимаетесь, потом хотите выпить, теперь курите. Хотела бы я знать, не будет ли мне от вас нервотряпка?
– Не думаю, – отвечает Петворт.
– Ну, хорошо, что вы желаете слакский напиток, – говорит Любиёва. – Может быть, это значит, что вам у нас уже нравится. Ну, скажите, чего бы вы хотели? Персиковый коньяк, мы зовем его ротьвит іі, или водька?
– Ротьвит іі я уже пробовал, – отвечает Петворт. – Так что пусть будет водка.
– О, конечно! – восклицает Любиёва. – Вы пробыли здесь целых четыре часа и, разумеется, попробовали ротьвит іі. Ладно, водька, скажите мне, какую вы хотите? Простую или ароматичную? Ароматичная из бутылки, в которой лежит длинное растение, никогда не пробовали? Тогда я вам закажу. Очень жалко, что нет музыки, здесь часто бывает цыганская музыка, но даже наши цыгане любят немного отдыхать в воскресенье. Вы не скучаете?
– Ничуть, – отвечает Петворт, окидывая взглядом посетителей в костюмах, сумрачного бармена, девиц на высоких табуретах.
Девицы довольно интересные. Две из них блондинки со взбитыми волосами, на них белые блузки с глубоким вырезом, узкие черные юбки и сапоги с украшенными голенищами, три другие – жгучие блондинки; на этих облегающие бархатные платья, чулки в сетку и туфли на высоких каблуках. Все пятеро заразительно смеются, оглядывают посетителей и болтают длинными ногами.
– Вам тоже водку? – спрашивает Петворт.
– Нет, мне только шъвепп іі, – говорит Любиёва. – Иногда я люблю сильные напитки, но сегодня мы должны делать наше дело, и мне нужна крепкая голова. К тому же другие гиды могут заметить, что я пью сильные напитки с официальным иностранным гостем.
– А что вот эти девушки, они тоже гиды? – спрашивает Петворт, указывая на девиц возле барной стойки.
Любиёва со смехом шлепает его по руке.
– Ах, Петвурт, Петвурт, неужели вы думаете, что я – одна из них? Разве вы не видите, кто это? Они – разлюбезные дамы.
– А, понятно, – говорит Петворт.
– Тоже в своем роде гиды, – продолжает Любиёва. – Разумеется, на самом деле их не должны пускать. Но это хорошая гостиница, здесь живет много иностранных гостей, которые приехали без жен, и мы не хотим, чтобы им было скучно. А вот и наша официантка. Может быть, вы хотите сами сделать заказ? Мне кажется, вы очень хорошо говорите нашим языком.
– Нет, нет, отнюдь, – отвечает Петворт.
– Хоть вы и лингвист? – смеется Любиёва. – Ладно, сейчас я закажу, а вы следующий раз, запоминайте. Видьки франьтишка, та, ей шьвеппии, фролики, слибоб.
– А, та, – отвечает клетчатая официантка.
– Вот видите, совсем просто, – говорит Любиёва. – Главное запомнить, что существительные кончаются на «и», иногда на два или на три, хотя есть много исключений. У нас один язык разговорный и один книжный. Падежей вообще-то всего три, но иногда семь. Слова изменяются по падежам, но иногда нет. В городе и в деревне говорят по-разному, и по районам тоже, потому что у нас была такая сложная история. Корни немножко романские, немножко германские, немножко финно-угорские. Так что все совсем просто. Думаю, скоро вы будете говорить очень-очень хорошо.
– Сомневаюсь, – отвечает Петворт.
– Тогда вам нужен ваш гид, – улыбается Любиёва. – И я повезу вас в хорошие места. Я же привела вас сюда посмотреть на разлюбезных дам. Вам какие больше нравятся, блондинки или брюнетки?
– Я как-то не задумывался, – говорит Петворт, глядя в сторону бара.
– Нет, пожалуйста, скажите, – настаивает Любиёва. – Я хочу проведать все ваши вкусы.
– Ну, наверное, брюнетки, – говорит Петворт.
– О, вам нравятся восточные красавицы? – восклицает Любиёва. – Значит, вы не «иванов», эти любят блондинок. А знаете, я ведь тоже немного в восточном вкусе, вы заметили? Черные волосы здесь типичные. Это от турецкого владычества, когда против нас совершалось многие зверства.
– А блондинки, они тоже типичны? – спрашивает Петворт.
– О да, – смеется Любиёва, – типично крашеные. Не всё такое, каким кажется, даже в моей стране. Ой, смотрите, она принесла наши напитки. Теперь, пожалуйста, товарищ Петвурт, не пейте. Я хочу научить урок. Вы не против, если я буду вашей учительницей?
– Ничуть, – говорит Петворт.
– Хорошо, – отвечает Любиёва. – В моей стране, когда мы пьем, мы любим делать тосты.
– Тосты? – переспрашивает Петворт.
– Бокалом, – отвечает Любиёва. – У меня налит шьвеппіі, это неправильно, но я покажу. Пожалуйста, делайте, как я. Сначала бокал, его надо поднять. Теперь глаза, смотрите на меня, прямо, серьезно, нет, так не годится, вы смеетесь. Сделайте очень искреннее чувство, вы мне нравитесь. Теперь запрокиньте голову назад, еще, еще, водька льется прямо в горло. Нет, нет, кашлять потом не надо. Всё остальное очень хорошо. Надо потренироваться еще. Готовы?
– Да, – говорит Петворт.
– Ну давайте, очень серьезно, прошу вас, дорогой, – говорит Любиёва. – Подняли бокал, сделали взгляд. Смотрите, как я о вас думаю: вы мне нравитесь, вы замечательный, я хочу вас в свою постель. Теперь пейте, прямо в горло. Отлично, товарищ Петвурт, очень хорошо. Ваша самокритика великолепна, на этот раз превосходна. А теперь, я думаю, мы очень хорошие друзья, как вы скажете?
– Думаю, да, – отвечает Петворт.
– И еще я как друг знаю про вас много вещей, – продолжает Любиёва. – Вы пьете, вы курите, вы любите брюнеток. Ну да, конечно, вы говорили, что ваша Лотти – брюнетка. И ваш брак не очень для вас прост. Не думаю, что наши мужчины очень любят дам. Конечно, они любят постель, но для других вещей они больше любят быть с мужчинами. Ну, у нас маленькие квартиры, и люди не часто бывают вместе, но я думаю, они не очень, правда, нас любят. У вас, наверное, по-другому.
– Может быть, немного, – отвечает Петворт.
– Не двигайтесь быстро… – Любиёва внезапно понижает голос. – Посмотрите в соседнюю нишу. Видите брюки? Видели раньше похожие?
Петворт медленно поворачивается. Некто сидящий в соседней нише покачивает ногой, так что периодически виден ботинок и черные брюки в тонкую белую полоску. На столике лежит мужское портмоне.
– Возможно, – отвечает Петворт,
Любиёва лезет в сумку, вынимает футляр и достает очки в красной оправе; они большие и закрывают ей пол-лица.
– Товарищ Петвурт, – сурово говорит она, – Думаю, нам пора занимать дело. Вот, пожалуйста, посмотрите свою программу.
Любиёва протягивает Петворту очередное слепо отпечатанное письмо, очень похожее на то, что у него в кармане, тоже на официальном бланке Минъстратіікультури комитетьиіі, Оно озаглавлено «Вояжьна прифиссорім Петвортім» – это явно сюжет его дней, сюжет, о котором он так мечтал. Здесь записана его упорядоченная судьба; очевидно, этот Петвортім будет всё время занят. Почти все его часы расписаны: встречи и лекции, поездки и осмотр достопримечательностей. Здесь он посещает минъстратіі, там лавру, здесь делает реформистские дидактические рекомендации на факултьтіі фильгаыім, там слушает опер. Дни его мобильны и подвижны: здесь он едет на машине в Глит, там поездом в Ногод, потом поездом в Провд. Правдоподобная история, живая, безобидная, как раз по способностям Петворта.
– Пожалуйста, прочтите очень внимательно, – говорит Любиёва, глядя на него поверх очков. – Мы делаем вам свои пропозиции. Вы можете возразить или попросить измену, но скажите мне сейчас. Иначе это наш договор, и вы должны его делать,
– Да, всё замечательно, – говорит Петворт, кладя письмо на стол.
– Вы внимательно прочли? – спрашивает Любиёва, пристально глядя на него. – Пожалуйста, обратите внимание, все дни учтены. Во всех местах, куда вы поедете, есть хорошие ученые. Все очень любезные. В Глите есть башни на старом замке. В Ногоде вы увидите старую лавру с картинами и лес с оленицами. Провд современный, знаменит своим сталеварением.
– Замечательно, – отвечает Петворт.
– Вы вернетесь в Слаку ко дню нашего всенародного торжествования, вы видели флаги, – продолжает Любиёва. – Вы прочтете семь лекций и посетите четыре места. Ясно?
– Да, всё превосходно.
Любиёва с раздражением смотрит на него поверх очков.
– Всё так, четыре места, вы не хотите три? – спрашивает она. – Вы принимаете названия для ваших лекций? Вы привезли их с собой? Вы не хотите их изменить? Нет мест, куда вы хотите поехать, кроме включенных в список? Нет людей, с которыми бы вы хотели встретиться, кроме упомянутых в программе?
– Нет, – отвечает Петворт.
– Правда? – настаивает Любиёва. – Вы не хотите один день просто отдохнуть? Не желаете другие развлечения, например, рыбалку? Может быть, вам не нравится этот опер, «Ведонтакал Вроп»? Он поется только на нашем языке и длится пять часов. Может быть, у вас есть какая-то критика процедуры?
– Нет, – отвечает Петворт.
– Тогда, думаю, у вас много вопросов?
– Вообще-то нет.
– Товарищ Петвурт, – строго произносит Любиёва. – Вы правда приложили всё внимание? Думаю, вы всё время смотрели на разлюбезных дам. Вы понимаете, что должны будете сделать все эти вещи? Тогда почему вы не устраиваете мне нервотряпку, как другие?
– Мне всё нравится, – отвечает Петворт. – Я люблю организованность и рад, что мои дни заполнены. Я не люблю быть предоставленным самому себе. Всё замечательно.
– Так вы соглашаетесь? – спрашивает Любиёва.
– С радостью, – отвечает Петворт.
– Вы знаете, что я должна буду ехать с вами во все эти места? Или вы против?
– Нет, я очень рад, – говорит Петворт.
– Вот и хорошо. Без гида ездить запрещено. Знаете, для меня это будет очень интересно. Значит, мы покончили наши дела. Хотите теперь заказать напитки?
После долгих уговоров Петворт наконец с грехом пополам самостоятельно делает заказ. Клетчатая официантка приносит напитки и счет на блюдечке. Любиёва берет его.
– Вы меня пригласили? – спрашивает она, протягивая счет Петворту. – Вы хотите заплатить?
– Да, конечно, – отвечает Петворт, – но у меня нет денег.
– Разумеется, – говорит Любиёва. – Это потому, что вы не делаете свои дела как следует, вы что-то забыли. Теперь вы видите, почему вам сильно нужен гид. Вот ваши деньги, в конверте. Я ждала, пока вы попросите. Нет, Петвурт, пожалуйста, пожалуйста, не убирайте их в карман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Петворт подходит к окну и смотрит на город, которому себя обрек. Между стеклами бьется пленная пчела. Внизу мощеная площадь, всё тихо, только дребезжат трамваи. На остановке входят и выходят немногочисленные пассажиры в пальто и плащах. На улице под вывеской «РЕСТОРАНЬ» скучают несколько столиков. Два мальчика покупают воздушные шары у продавца на углу. Рядом другой торговец предлагает газеты и журналы с импровизированного лотка, установленного на велосипедных колесах, но покупателей не видать. Бритые военные из Академии, сжимая под мышкой портфели, беседуют с группой девушек в темных жакетах поверх ситцевых платьев – Петворт уже не припомнит, когда так одевались в Англии. По другую сторону площади – высокие дома с причудливыми островерхими фронтонами, внизу у них безликие магазинные фасады, маленькие неоновые вывески гласят: «ЛИТТІ» и «ФИЛИАТАЫІІ». Дальше, на фоне гаснущего неба чернеют восточного вида купола, возможно, крыши правительственных зданий. Пыльный ветер метет по улице, шевеля гравий. Дальше по улице полощутся на ветру строгие Маркс и Ленин, Брежнев, Григорик и Ванко, исполненные глубоко исторического прозрения. Продавец воздушных шаров уходит, забрав товар, торговец прессой складывает лоток, так что тот превращается в велосипед, и уезжает. Петворт поворачивается, берет ключ и выходит через прихожую в коридор.
Там тоже уже сумерки. Из ламп по стенам сочится тусклый желтый свет, искусственные цветы мрачно торчат из каменных ваз. Петворт не без труда запирает номер; пожилая горничная стоит в нескольких шагах от двери, словно ждала, когда он выйдет. Она смотрит, как он вызывает лифт и входит в зеркальную кабину. Кнопки загадочны; Петворт нажимает нижнюю, лифт едет вниз, останавливается, двери приоткрываются, так что на мгновение видно огромный зал. Играет музыка, пары танцуют, мужчины в военной форме, девушки в платьях с люрексом. Кабина снова едет вниз, и вот перед Петвортом знакомый вестибюль: лысый портье курит, мигает вывеска «ЛИТТІ», у регистрационной стойки толпятся арабы в бурнусах. В кадках растут огромные папоротники, в красных пластиковых креслах сидят люди и читают «Пъртьш Популятш». На одном из кресел лежит серая сумка и «Мужчины без женщин» Хемингуэя, однако Марыси Любиёвой нигде, совершенно нигде не видно. Петворт садится в соседнее кресло; мужчина справа опускает газету.
– Вы – англичанин, вижу по вашей обуви, – говорит он. – Я имею научную степень и безупречный вкус. Если вас интересует антиквариум, я знаю очень хороший за доллары и за фунты.
Рядом садится человек в плаще и большой шляпе.
– Нет, спасибо, – отвечает Петворт.
– Мой трамвай, – говорит обладатель безупречного вкуса и вскакивает. Позади регистрационной стойки открывается дверь с надписью «ДИРИГЪЯЫП», и выходит девушка в мохеровой шапочке.
– Ой, товарищ Петвурт! – весело кричит Марыся Любиёва, направляясь к нему. – Только минута, как вы вышли, и вот вы снова здесь. Нравится ли вам комната, там есть комфорт?
– Комната прекрасная, даже слишком большая, – отвечает Петворт.
– Я говорила, вы очень значительный гость. Это наша лучшая гостиница, поблизости от правительственных зданий. Все официальные фигуры приезжают сюда делать дела и развлечения. Петвурт, Петвурт, я попыталась устроить ваш телефонный звонок. Тут такие бюрократчики! Мне пришлось указать час, вы можете звонить только в это время. Я сказала, сегодня в одиннадцать ночи, вам это хорошо?
– Очень хорошо, – отвечает Петворт.
– Ну, будем как официальные партийные фигуры, занимать дела? – Любиёва снимает с кресла Хемингуэя и садится. Мужчина в плаще и большой шляпе пересаживается на кресло ближе.
– Может быть, выпьем? – предлагает Петворт. – Я вижу, в гостинице есть бар.
– Ой, вы уже знаете? – восклицает Любиёва. – Думаю, вы ревизовали всё важное. Значит, вы любите делать дело и выпивать одновременно?
– Если вы не торопитесь, – добавляет Петворт.
– Петвурт, в моей стране мы всегда ставим работу выше личного, – говорит Любиёва. – Вот почему у нас такой быстрый экономический рост. Вы – моя работа. Если вам надо в бар, значит, я должна идти с вами.
– Это совершенно не обязательно… – начинает Петворт.
– Товарищ Петвурт, вы не подумали, что я немножко дразню? – Любиёва встает и хватает его за руку. – Хотите бар с цыганами? Это здесь, вниз по лестнице. А с кем вы говорили, пока я была в диригъяыіі? Нашли друга?
IІІ
Итак, Петворт и его гид спускаются по ступеням в темное, сырое, сводчатое помещение – вероятно, бывший погреб. Теперь, как многие погреба в современном мире, он превращен в место увеселений. Узкий каменный коридорчик озарен приглушенным красным светом и ведет к низкому дверному проему, тяжелой портьере, гардеробщице и витой чугунной вывеске «Баръп Ромэн». За портьерой сам бар, оформленный в цыганском стиле. Стены расписаны сценками из привольной кочевой жизни: цыган играет на скрипке, пастушок – на дудочке. В нишах стоят красные столики под красными клетчатыми скатерками, на них маленькие красные лампы под маленьким красными (тоже клетчатыми) абажурами. На официантках, которые обслуживают посетителей, маленькие красные клетчатые платья. Сами посетители – по большей части серьезные мужчины в темных костюмах – пьют в одиночку или большими, делового вида компаниями. Видимо, здесь румынская нефть пьет с русским зерном, албанские маслины – с вьетнамским рисом. В одну стену вмонтирована половина цыганской кибитки, превращенная в стойку бара; неулыбчивый бармен в пестром цыганском наряде медленно смешивает напитки. На высоких табуретах у стойки – единственный оазис веселья: здесь расположились рядком девицы в ярких платьях, с серебристыми тенями на веках. Они пьют, хихикают, болтают ногами.
– Ну вот, очень типично, – говорит Любиёва, когда они садятся в одну из ниш. – Разумеется, такие места рассчитаны натуристов, поэтому напитки дороги. Но, может быть, вам это будет очень интересно, потому что вы – иностранец. И здесь есть возможность получить ваши любимые западные напитки. Чего вы хотите? Может быть, джинитоники или коктейль?
– Нет, я предпочел бы что-нибудь здешнее, – отвечает Петворт, закуривая. – Люблю пробовать местные напитки.
– А еще, я вижу, вы любите курить. – Любиёва расстегивает длинное серое пальто. Под ним длинное серое платье. – Интересно, что еще вы залюбите, прежде чем покинуть мою страну? Сперва вы ко мне обнимаетесь, потом хотите выпить, теперь курите. Хотела бы я знать, не будет ли мне от вас нервотряпка?
– Не думаю, – отвечает Петворт.
– Ну, хорошо, что вы желаете слакский напиток, – говорит Любиёва. – Может быть, это значит, что вам у нас уже нравится. Ну, скажите, чего бы вы хотели? Персиковый коньяк, мы зовем его ротьвит іі, или водька?
– Ротьвит іі я уже пробовал, – отвечает Петворт. – Так что пусть будет водка.
– О, конечно! – восклицает Любиёва. – Вы пробыли здесь целых четыре часа и, разумеется, попробовали ротьвит іі. Ладно, водька, скажите мне, какую вы хотите? Простую или ароматичную? Ароматичная из бутылки, в которой лежит длинное растение, никогда не пробовали? Тогда я вам закажу. Очень жалко, что нет музыки, здесь часто бывает цыганская музыка, но даже наши цыгане любят немного отдыхать в воскресенье. Вы не скучаете?
– Ничуть, – отвечает Петворт, окидывая взглядом посетителей в костюмах, сумрачного бармена, девиц на высоких табуретах.
Девицы довольно интересные. Две из них блондинки со взбитыми волосами, на них белые блузки с глубоким вырезом, узкие черные юбки и сапоги с украшенными голенищами, три другие – жгучие блондинки; на этих облегающие бархатные платья, чулки в сетку и туфли на высоких каблуках. Все пятеро заразительно смеются, оглядывают посетителей и болтают длинными ногами.
– Вам тоже водку? – спрашивает Петворт.
– Нет, мне только шъвепп іі, – говорит Любиёва. – Иногда я люблю сильные напитки, но сегодня мы должны делать наше дело, и мне нужна крепкая голова. К тому же другие гиды могут заметить, что я пью сильные напитки с официальным иностранным гостем.
– А что вот эти девушки, они тоже гиды? – спрашивает Петворт, указывая на девиц возле барной стойки.
Любиёва со смехом шлепает его по руке.
– Ах, Петвурт, Петвурт, неужели вы думаете, что я – одна из них? Разве вы не видите, кто это? Они – разлюбезные дамы.
– А, понятно, – говорит Петворт.
– Тоже в своем роде гиды, – продолжает Любиёва. – Разумеется, на самом деле их не должны пускать. Но это хорошая гостиница, здесь живет много иностранных гостей, которые приехали без жен, и мы не хотим, чтобы им было скучно. А вот и наша официантка. Может быть, вы хотите сами сделать заказ? Мне кажется, вы очень хорошо говорите нашим языком.
– Нет, нет, отнюдь, – отвечает Петворт.
– Хоть вы и лингвист? – смеется Любиёва. – Ладно, сейчас я закажу, а вы следующий раз, запоминайте. Видьки франьтишка, та, ей шьвеппии, фролики, слибоб.
– А, та, – отвечает клетчатая официантка.
– Вот видите, совсем просто, – говорит Любиёва. – Главное запомнить, что существительные кончаются на «и», иногда на два или на три, хотя есть много исключений. У нас один язык разговорный и один книжный. Падежей вообще-то всего три, но иногда семь. Слова изменяются по падежам, но иногда нет. В городе и в деревне говорят по-разному, и по районам тоже, потому что у нас была такая сложная история. Корни немножко романские, немножко германские, немножко финно-угорские. Так что все совсем просто. Думаю, скоро вы будете говорить очень-очень хорошо.
– Сомневаюсь, – отвечает Петворт.
– Тогда вам нужен ваш гид, – улыбается Любиёва. – И я повезу вас в хорошие места. Я же привела вас сюда посмотреть на разлюбезных дам. Вам какие больше нравятся, блондинки или брюнетки?
– Я как-то не задумывался, – говорит Петворт, глядя в сторону бара.
– Нет, пожалуйста, скажите, – настаивает Любиёва. – Я хочу проведать все ваши вкусы.
– Ну, наверное, брюнетки, – говорит Петворт.
– О, вам нравятся восточные красавицы? – восклицает Любиёва. – Значит, вы не «иванов», эти любят блондинок. А знаете, я ведь тоже немного в восточном вкусе, вы заметили? Черные волосы здесь типичные. Это от турецкого владычества, когда против нас совершалось многие зверства.
– А блондинки, они тоже типичны? – спрашивает Петворт.
– О да, – смеется Любиёва, – типично крашеные. Не всё такое, каким кажется, даже в моей стране. Ой, смотрите, она принесла наши напитки. Теперь, пожалуйста, товарищ Петвурт, не пейте. Я хочу научить урок. Вы не против, если я буду вашей учительницей?
– Ничуть, – говорит Петворт.
– Хорошо, – отвечает Любиёва. – В моей стране, когда мы пьем, мы любим делать тосты.
– Тосты? – переспрашивает Петворт.
– Бокалом, – отвечает Любиёва. – У меня налит шьвеппіі, это неправильно, но я покажу. Пожалуйста, делайте, как я. Сначала бокал, его надо поднять. Теперь глаза, смотрите на меня, прямо, серьезно, нет, так не годится, вы смеетесь. Сделайте очень искреннее чувство, вы мне нравитесь. Теперь запрокиньте голову назад, еще, еще, водька льется прямо в горло. Нет, нет, кашлять потом не надо. Всё остальное очень хорошо. Надо потренироваться еще. Готовы?
– Да, – говорит Петворт.
– Ну давайте, очень серьезно, прошу вас, дорогой, – говорит Любиёва. – Подняли бокал, сделали взгляд. Смотрите, как я о вас думаю: вы мне нравитесь, вы замечательный, я хочу вас в свою постель. Теперь пейте, прямо в горло. Отлично, товарищ Петвурт, очень хорошо. Ваша самокритика великолепна, на этот раз превосходна. А теперь, я думаю, мы очень хорошие друзья, как вы скажете?
– Думаю, да, – отвечает Петворт.
– И еще я как друг знаю про вас много вещей, – продолжает Любиёва. – Вы пьете, вы курите, вы любите брюнеток. Ну да, конечно, вы говорили, что ваша Лотти – брюнетка. И ваш брак не очень для вас прост. Не думаю, что наши мужчины очень любят дам. Конечно, они любят постель, но для других вещей они больше любят быть с мужчинами. Ну, у нас маленькие квартиры, и люди не часто бывают вместе, но я думаю, они не очень, правда, нас любят. У вас, наверное, по-другому.
– Может быть, немного, – отвечает Петворт.
– Не двигайтесь быстро… – Любиёва внезапно понижает голос. – Посмотрите в соседнюю нишу. Видите брюки? Видели раньше похожие?
Петворт медленно поворачивается. Некто сидящий в соседней нише покачивает ногой, так что периодически виден ботинок и черные брюки в тонкую белую полоску. На столике лежит мужское портмоне.
– Возможно, – отвечает Петворт,
Любиёва лезет в сумку, вынимает футляр и достает очки в красной оправе; они большие и закрывают ей пол-лица.
– Товарищ Петвурт, – сурово говорит она, – Думаю, нам пора занимать дело. Вот, пожалуйста, посмотрите свою программу.
Любиёва протягивает Петворту очередное слепо отпечатанное письмо, очень похожее на то, что у него в кармане, тоже на официальном бланке Минъстратіікультури комитетьиіі, Оно озаглавлено «Вояжьна прифиссорім Петвортім» – это явно сюжет его дней, сюжет, о котором он так мечтал. Здесь записана его упорядоченная судьба; очевидно, этот Петвортім будет всё время занят. Почти все его часы расписаны: встречи и лекции, поездки и осмотр достопримечательностей. Здесь он посещает минъстратіі, там лавру, здесь делает реформистские дидактические рекомендации на факултьтіі фильгаыім, там слушает опер. Дни его мобильны и подвижны: здесь он едет на машине в Глит, там поездом в Ногод, потом поездом в Провд. Правдоподобная история, живая, безобидная, как раз по способностям Петворта.
– Пожалуйста, прочтите очень внимательно, – говорит Любиёва, глядя на него поверх очков. – Мы делаем вам свои пропозиции. Вы можете возразить или попросить измену, но скажите мне сейчас. Иначе это наш договор, и вы должны его делать,
– Да, всё замечательно, – говорит Петворт, кладя письмо на стол.
– Вы внимательно прочли? – спрашивает Любиёва, пристально глядя на него. – Пожалуйста, обратите внимание, все дни учтены. Во всех местах, куда вы поедете, есть хорошие ученые. Все очень любезные. В Глите есть башни на старом замке. В Ногоде вы увидите старую лавру с картинами и лес с оленицами. Провд современный, знаменит своим сталеварением.
– Замечательно, – отвечает Петворт.
– Вы вернетесь в Слаку ко дню нашего всенародного торжествования, вы видели флаги, – продолжает Любиёва. – Вы прочтете семь лекций и посетите четыре места. Ясно?
– Да, всё превосходно.
Любиёва с раздражением смотрит на него поверх очков.
– Всё так, четыре места, вы не хотите три? – спрашивает она. – Вы принимаете названия для ваших лекций? Вы привезли их с собой? Вы не хотите их изменить? Нет мест, куда вы хотите поехать, кроме включенных в список? Нет людей, с которыми бы вы хотели встретиться, кроме упомянутых в программе?
– Нет, – отвечает Петворт.
– Правда? – настаивает Любиёва. – Вы не хотите один день просто отдохнуть? Не желаете другие развлечения, например, рыбалку? Может быть, вам не нравится этот опер, «Ведонтакал Вроп»? Он поется только на нашем языке и длится пять часов. Может быть, у вас есть какая-то критика процедуры?
– Нет, – отвечает Петворт.
– Тогда, думаю, у вас много вопросов?
– Вообще-то нет.
– Товарищ Петвурт, – строго произносит Любиёва. – Вы правда приложили всё внимание? Думаю, вы всё время смотрели на разлюбезных дам. Вы понимаете, что должны будете сделать все эти вещи? Тогда почему вы не устраиваете мне нервотряпку, как другие?
– Мне всё нравится, – отвечает Петворт. – Я люблю организованность и рад, что мои дни заполнены. Я не люблю быть предоставленным самому себе. Всё замечательно.
– Так вы соглашаетесь? – спрашивает Любиёва.
– С радостью, – отвечает Петворт.
– Вы знаете, что я должна буду ехать с вами во все эти места? Или вы против?
– Нет, я очень рад, – говорит Петворт.
– Вот и хорошо. Без гида ездить запрещено. Знаете, для меня это будет очень интересно. Значит, мы покончили наши дела. Хотите теперь заказать напитки?
После долгих уговоров Петворт наконец с грехом пополам самостоятельно делает заказ. Клетчатая официантка приносит напитки и счет на блюдечке. Любиёва берет его.
– Вы меня пригласили? – спрашивает она, протягивая счет Петворту. – Вы хотите заплатить?
– Да, конечно, – отвечает Петворт, – но у меня нет денег.
– Разумеется, – говорит Любиёва. – Это потому, что вы не делаете свои дела как следует, вы что-то забыли. Теперь вы видите, почему вам сильно нужен гид. Вот ваши деньги, в конверте. Я ждала, пока вы попросите. Нет, Петвурт, пожалуйста, пожалуйста, не убирайте их в карман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40