А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Поверив обещаниям короля Кастилии, Черный принц поспешил в Бордо и даже захватил в плен дю Гесклена, которого предал один из его военачальников.
Но вскоре война возобновилась. Огромный выкуп, который Черный принц потребовал за освобождение храброго бретонца, был уплачен, и дю Гесклен, покинув Бордо, с новой силой обрушился на Кастилию. В битве при Монтьеле близ Толедо он нанес армии Педро Жестокого сокрушительный удар.
Надо заметить, что кастилец никогда не трусил в бою. Он храбро сражался и бросался в самую гущу врагов, однако в рыцарской смерти бог ему отказал. Отступив с остатками своего войска, король Кастилии попытался было снова собрать людей и изгнать французов из страны. Но удача отвернулась от него. Однажды вечером после очередного сражения он приказал оседлать коня и с горсткой верных слуг бежал прочь. Однако ему опять не повезло: в ночной тьме его маленький отряд сбился с пути и прискакал прямиком в лагерь французов. Кастильца привели к шатру дю Гесклена, и к Педро, откинув полог, решительно шагнул рослый мужчина с кинжалом в руке. Кастилец сразу узнал Энрике Трастамара, своего сводного брата, который ненавидел его лютой ненавистью.
Оказавшись лицом к лицу, братья смерили друг друга злобными взглядами. Первым не выдержал Педро: выхватив кинжал, он кинулся на Энрике и повалил его на землю.
Желая прекратить драку, рыцари бросились было разнимать катавшихся в пыли смертельных врагов, но дю Гесклен жестом остановил их.
— Не вмешивайтесь! Пусть рассудит господь! — изрек предводитель французов.
Божие правосудие вскоре свершилось. Педро остался лежать на земле с перерезанным горлом, и его кровь медленно впитывалась в песок. Энрике Трастамар, будущий король Кастилии, шатаясь, поднялся на ноги. Он отомстил за смерть своей матери и своих братьев. Он отомстил за невинно убиенную Бланку де Бурбон и за всех тех, кто пал от руки или по приказу Педро I Жестокого.
В Испании до сих пор помнят это кровавое правление. И спорят: кто же все-таки был более жесток — Педро I или Энрике II Трастамар, который тоже стал деспотом и убийцей.
ЧУДОВИЩНАЯ НОЧЬ. МАРИЯ-ЛУИЗА ОРЛЕАНСКАЯ И КОРОЛЬ ИСПАНИИ КАРЛ II
С некоторых пор стало традицией скреплять мирные договоры не только печатями и подписями государей и первых министров, но еще и брачными союзами. Не был исключением и договор, положивший конец войне в Голландии. Заключенный в Нимвегене 17 сентября 1678 года между Францией и Испанией, договор этот должен был стать началом семейной жизни Карла II Испанского и…
— Кого, ну кого я могу выдать за него замуж? — вслух размышлял Людовик XIV, у которого не было дочери на выданье. — Карлу почти семнадцать, и он вполне может жениться… Хотя выглядит этот король… Он может напугать кого угодно, не то что молоденькую девушку. Но что делать, что делать?..
Беспокойно вышагивая из угла в угол, Людовик перебирал в памяти имена всех принцесс, которые могли бы претендовать на испанский престол. Король старался не думать о своей племяннице Марии-Луизе Орлеанской, но в конце концов вынужден был признать, что дочь его брата Филиппа и Генриетты Английской лучше других подходит на роль королевы Испании.
Французский монарх очень любил свою племянницу и, разумеется, желал ей только добра. На то, как считали многие, имелась причина… При дворе еще помнили о том, как Генриетта Английская бросилась в объятия Людовика едва ли не на следующий день после свадьбы с его братом. Не была ли Мария-Луиза плодом этой страсти?.. Именно так придворные толковали нежную привязанность короля к племяннице.
Марии-Луизе Орлеанской, грациозной брюнетке с восхитительными густыми волосами, огромными карими глазами, свежими алыми губками и прелестными ямочками на щеках, только-только исполнилось шестнадцать. От матери она унаследовала лицо цвета камелий и решительный характер, от отца же — кто бы им ни был! -
благородную стать, в которой никто не отказывал ни королю, ни его брату.
— Что же делать? Впрочем… — сказал вдруг Людовик, вспомнив недавний разговор со своей любовницей госпожой де Ментенон. Речь тогда шла о браке дофина. — До чего же умна эта женщина! — воскликнул король и отправился в апартаменты своей дамы сердца.
— Друг мой, — проговорила она, внимательно выслушав Людовика, — это не менее важное государственное дело, чем женитьба наследника престола. Вы уже разговаривали с отцом принцессы?
— С отцом?.. — Король изумленно посмотрел на госпожу де Ментенон. — Ах да, с отцом… Нет, еще нет…
Людовик опустился на изящную кушетку и грустно вздохнул.
— Вы же знаете, дорогая, как я люблю Марию-Луизу… Она мне почти как дочь. А этот Карл… Да он же настоящий урод! — теряя самообладание, вскричал король.
— Сир, успокойтесь, прошу вас, — тихо произнесла госпожа де Ментенон, присела рядом и ободряюще пожала руку Людовику. — Вы же знаете, что ужасная внешность и расстроенное здоровье испанского монарха — результат кровосмесительных браков восьми поколений…
— Разумеется, знаю, — кивнул совершенно расстроенный король, — но от этого нам не легче. Про него такое говорят! С ним случаются припадки, когда его так трясет, что он замертво валится на пол. Его прозвали Околдованным, и уже не раз из Карла изгоняли бесов. Король Испании отмечен печатью дьявола!
— Друг мой, вы же понимаете, — не выпуская руки короля из своей нежной ладони, повторила его любовница, — что это всего лишь болезнь. А люди есть люди — они любят сплетничать, особенно насчет своих повелителей…
— Но про него говорят, что он… — Людовик запнулся. Помолчав немного, он выпалил: — Говорят, что он не мужчина!
— И все же, Ваше Величество, вам придется поговорить с герцогом Орлеанским. Ничего не поделаешь, интересы государства превыше всего, — с сочувствием глядя на своего венценосного возлюбленного, сказала госпожа де Ментенон.
— Вы совершенно правы, дорогая, как, впрочем, и всегда, — вздохнул Людовик, поднимаясь с кушетки. — Надо уведомить Филиппа о нашем решении.
Нетрудно догадаться, что Филипп Орлеанский, выслушав брата, отнюдь не пришел в восторг. Он предпочел бы, чтобы его дочь вышла замуж за дофина, в которого, кстати, она была влюблена. Девушки в ее возрасте часто влюбляются в своих кузенов, но сын Людовика XIV не обращал на Марию-Луизу никакого внимания. По правде говоря, этот медлительный, задумчивый молодой человек ценил в женщинах ум, а не красоту, поэтому он вовсе не интересовался своей хорошенькой кузиной. Однако девушка на недостаток поклонников пожаловаться не могла. Взять хотя бы принца Конти, который не сводил с нее глаз…
— Судя по портрету, — заметил Филипп Орлеанский, — король Карл с его вытянутым бледным лицом, толстой нижней губой и парой волосков на макушке не слишком привлекательный мужчина…
— А так как это парадный портрет, — вмешалась в разговор Елизавета-Шарлотта, вторая жена герцога Орлеанского и мачеха юной Марии-Луизы, — то на самом деле Карл наверняка еще уродливее!
Лизелотта всегда была откровенна и не стеснялась высказывать свое мнение даже в присутствии Людовика XIV, которого она с давних пор тайно любила.
— Но он правит вторым по величине королевством в христианском мире! — напомнил Людовик, по праву ставя Францию на первое место. — А красив он или нет, особого значения не имеет.
— Имеет, — возразила Елизавета-Шарлотта, — ведь в постель ложишься с королем, а не с короной!
Людовик XIV понимал, что Лизелотта по-своему права, но сознавал также, что если его племянница окажется на испанском троне, то он, король Франции, сможет влиять на этого выродившегося Габсбурга. Брак Марии-Луизы — дело государственной важности, и спорить тут было не о чем.
— Дорогая моя, вы станете королевой Испании! — не терпящим возражений тоном заявил племяннице Людовик XIV.
Ее только что пригласили, и не ожидавшая ничего подобного девушка испуганно замерла на месте. Однако же она очень быстро пришла в себя и подчиниться этому решению наотрез отказалась. Дочь Генриетты Английской умела постоять за себя. Увидев портрет жениха, она разразилась слезами возмущения.
— Ведь он же урод! — рыдая, повторяла Мария-Луиза. Людовик очень долго уговаривал племянницу. Никого другого он не стал бы упрашивать так терпеливо. Наконец он воскликнул:
— Да я бы и собственной дочери не пожелал лучшего!
— Но вы можете предложить лучшее вашей племяннице, — возразила строптивая Мария-Луиза, отлично понимая, что она должна смириться со своей участью. Ослушаться Людовика XIV не смел никто.
Брачный договор был подписан тридцатого августа в Фонтенбло. Мария-Луиза, которую отец и дядя по этому случаю щедро одарили великолепными нарядами и драгоценностями, прибыла во дворец в парадном платье, расшитом золотом и серебром. В зал ее ввели отец и дофин. Несчастная Мария-Луиза, влюбленная в юного Людовика, едва сдерживала слезы, думая о том, как было бы прекрасно, если бы их руки — ее и дофина — соединились при других обстоятельствах. Людовик же, который даже не заметил ее любви, вдруг наклонился и прошептал ей на ухо:
— Вы мне пришлете миндальной халвы, кузина? Я очень на вас рассчитываю…
Еще одним тяжким испытанием стал для принцессы день бракосочетания по доверенности. Церемонию совершал кардинал Буйонский, короля же Испании заменял принц Конти. Страстно влюбленный в невесту, он вынужден был играть роль жениха от имени другого! Принц Конти многое бы отдал, чтобы выступить против испанца во главе многотысячной армии!
Отъезд назначили на двадцатое сентября. Когда приспела пора расставания, Людовик XIV подошел к племяннице, обнял ее, поцеловал в лоб и произнес:
— Я обязан сказать вам: прощайте навек, мадам, ибо самым большим несчастьем для вас будет возвращение во Францию. Запомните хорошенько эти слова, моя дорогая…
— Не беспокойтесь, Ваше Величество, — тихо ответила Мария-Луиза, сознавая, что никогда больше она не увидит ни Францию, ни своих родных. Но все ее несчастья только начинались.
В Испанию принцессу сопровождала большая свита. С Марией-Луизой отправились ее фрейлина мадемуазель де Грансе, герцогиня д'Аркур и супруга маршала де Клерамбо… Среди мужчин она заметила шевалье де Лоррена. Подозвав герцогиню, принцесса возмущенно спросила ее:
— Как человек, отравивший мою мать, оказался в моей свите?
— О, не беспокойтесь, — ответила герцогиня. — Шевалье не поедет в Мадрид. Он вернется во Францию вместе с вашим отцом.
Мария-Луиза знала: герцог Орлеанский огорчен сильнее, чем хочет показать. Он пожелал проводить дочь как можно дальше, чтобы еще хотя бы неделю побыть с нею вместе. Расставаясь вечером с Марией-Луизой, он с трудом сдерживал слезы. Однако зачем Филипп Орлеанский взял с собой человека, которого принцесса считала убийцей своей матери? И в Париж они вернутся вместе…
Путешествие продолжалось. Кортеж принцессы медленно двигался в направлении испанской границы, оставляя позади Францию. Родина провожала Марию-Луизу ласковым солнцем и огненными красками осени. Природа, казалось, хотела на прощание подарить принцессе самый чудесный букет, но девушка была удручена и подавлена. Она уезжала, чтобы никогда больше не вернуться, и не надеялась обрести в конце пути любовь.
Однажды кто-то заметил, что позади кортежа принцессы следует одинокий путник. Кто он и почему так печален его взгляд? Говорили, что этот молодой человек был учителем Марии-Луизы — он давал ей уроки то ли рисования, то ли музыки и страстно полюбил свою ученицу. Теперь его сердце было разбито…
В хмурый и холодный День Всех Святых Мария-Луиза прибыла на берег реки Бидассоа. «Река обмена» помнила, как ее пересекали принцесса Елизавета, сестра Людовика XIII, ставшая женой принца Астурии и будущего испанского короля Филиппа IV, и донья Анна, сестра последнего, спешившая взойти на французский престол; двадцать лет прошло с тех пор, как через эту реку переправилась инфанта Мария-Терезия, чтобы стать французской королевой. Теперь настал черед Марии-Луизы. Здесь ее уже ожидали посланцы короля Карла.
Встреча произвела на принцессу и сопровождавших ее французских вельмож тягостное впечатление. Как ни старались испанцы, они не могли скрыть свою благородную бедность. Высокомерные сеньоры в сильно потрепанных костюмах черного бархата, зато с великолепными украшениями, недовольно взирали на спутников принцессы. Особенно их раздражали наряды французских посланников — графа де Виллара и герцога д'Аркура. Насупившиеся испанцы были мрачнее тучи, они вели себя столь нелюбезно, что к несчастной принцессе вернулись все ее страхи и недобрые предчувствия. Поэтому, когда ночью при свете факелов ее всего лишь с несколькими приближенными из французской свиты перевозили на другой берег, она не смогла удержаться от отчаянных рыданий.
Знакомство Марии-Луизы с первой статс-дамой, герцогиней Терранова, ничуть не развеяло тоски принцессы. Немолодая сухопарая женщина в траурных одеждах, кажется, никогда в жизни не улыбалась. Истинная дуэнья, суровая и чопорная, она должна была отныне руководить испанской королевой. Разумеется, герцогиня считала своей святой обязанностью указать этой взбалмошной французской принцессе, как вести себя при испанском дворе. И она, недолго думая, взялась за дело.
— Мадам, — произнесла она резким тоном, — королева Испании не смеется. Королева Испании не поет.
Мария-Луиза смотрела на герцогиню широко открытыми, полными изумления глазами.
— Королева Испании, — продолжала статс-дама нравоучительно, — не разговаривает с кем попало… Королева Испании не выглядывает из дворцовых окон и уж тем более в окошко кареты…
Статс-дама так увлеклась, что молодая королева с первой же встречи навсегда невзлюбила герцогиню Терранова, окрестив ее в душе «пыльным пугалом».
Но не одной только принцессе не понравилась ее статс-дама. Очень скоро между прибывшими французами и испанцами, с самого начала косо смотревшими друг на друга, вспыхнула ссора. А все из-за того, что одна из служанок нечаянно сболтнула, будто брачная церемония, которая должна была пройти в соборе Бургоса, на самом деле состоится в никому не известной крохотной деревушке Кинтанапалле в четырех лье от города… Именно туда король прибудет на свидание с невестой, там и женится на ней.
Эта новость взбудоражила французских посланников, которые сочли поведение испанцев оскорбительным. Выбор столь странного места для бракосочетания королевской пары объяснялся очень просто — плачевным состоянием испанской казны; но зачем было держать это решение в тайне от французского монарха? Ведь ни для кого не было секретом, что королевская свадьба в большом городе наносила ощутимый ущерб государственным финансам, поскольку жители по такому случаю на год освобождались от уплаты налогов. Другое дело — деревушка в несколько домов…
Что ж, финансы есть финансы, но французы узнали к тому же, что из-за тесноты в местной церкви их не допустят на церемонию. Возмущению посланников Людовика XIV не было предела, и они отправились выразить свое негодование возглавлявшему испанскую свиту герцогу Инфантанадо. По пути им встретилась герцогиня Терранова. Верхом на осле, украшенном цветастой попоной, она поспешала к юной королеве, для которой отвели жилище в более чем скромном домике. Французы в надежде выяснить, правдивы ли дошедшие до них слухи, бросились за герцогиней, но статс-дама не соизволила ответить ни на один вопрос. Раздосадованные французы, схватив животное за хвост, принялись осыпать герцогиню бранью, после чего несчастного осла так огрели хлыстом, что он рванулся вперед, как антилопа.
— Скажите вашему Инфантанадо, — крикнул вслед дуэнье герцог д'Аркур, — что, если для послов Его Королевского. Величества Людовика XIV не хватит места в храме и мы не будем присутствовать на свадьбе, наш король заставит Испанию ответить за это оскорбление!
Герцогиня, с трудом удерживаясь на ослиной спине, ни жива ни мертва добралась наконец до дома, где отдыхала принцесса. Но до этого она успела сообщить герцогу Инфантанадо о требованиях «проклятых французов».
— Они готовы поубивать нас всех! — хватая воздух открытым ртом, заявила дуэнья. — Бог мой, что за люди! Вот несдержанный народ! — возмущалась статс-дама.
— Ничего, ничего, положитесь на меня, я все устрою должным образом, — успокоил дуэнью герцог Инфантанадо. — Ступайте к королеве и поторопитесь с ее одеванием. Скоро прибудут король и архиепископ Толедский.
Герцогиня отправилась к принцессе — но при виде Марии-Луизы просто за голову схватилась. Юная королева, напуганная известием о приближении Карла, которого она боялась как огня, плакала так, что слезы смывали с ее щек пудру и румяна, оставляя на лице темные потеки.
Вне себя от возмущения, первая статс-дама начала отчитывать несчастную:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43