Второй сместился чуть, вроде как прикрыл босса со спины.
А я уставился на парнишу во все глаза. Худой, высокий, не ниже тиу. Про таких еще говорят: «Ветром сдувает». Фигня! Это «шнурок» сдует, а не «ремень». (И такие породы мужиков бывают.) Если ремень качественный, то цепь стальную легче разорвать. Видал я подобные приколы в спортзале. И с людями и с вещами видал. Как один ладонь себе до кости прорезал. Ремешком. Кожаным, хорошо выделанным. А другому плечо вспороло. Звеном цепи. И самое смешное, не тому, кто эту цепь разорвал.
Вот и парниша, что нарисовался возле ворот, из той же породы – кожаных ремней. Вроде плоский, как таранка, и мускулы – смотреть не на что. Но драться с ним все равно как с тренажером. Ни усталости он не чувствует, ни злости, а отвлечешься на миг, приложит так, что мало не покажется.
Встречал я похожего в армии. Тихий, вежливый. А глянешь в глаза… у псов-убийц еще такие глаза. Лучшим снайпером полка он был. Слышал, на гражданке телохранителем заделался. Ну-ну. Бог в помощь тому, кого он охраняет. И пес кусает своего хозяина. Если тот его предает.
Вот и этот, в темном, одной породы с тем Олегом. А наш мир или другой – один хрен. У снайпера и пианиста есть кой-чего общее – чуткие пальцы. Это еще одна из загадок Саида.
Потом я увидел лицо длинного и выпал в осадок. Без химической реакции.
Серые губы. Бледная кожа. О такой можно сказать: «Бэлый-бэлый, аж сыный…» Правда, о волосах это говорят, ну да ладно. Волосы, кстати, у него черные. Радикально. И брови такие же. Как углем нарисованные. А глаза светлые. То ли бледно-бледно-голубые, то ли светло-светло-серые. Такое вот лицо. И выражение соответствующее. Типа о чем мне с вами, живыми, говорить; не доставайте меня и доживете до утра.
Потом он посмотрел на меня. Не сквозь меня, как всех созерцал, а в глаза заглянул. И лицо у него вдруг стало такое, будто знал он меня, да только имя позабыл. И срочно вспомнить надо. А то ведь я развернуться могу и уйти. Потому как не он мне нужен, а я ему. И нужен очень.
Такая вот фигня мне почудилась, пока мы глазели друг на друга. С расстояния в полдвора.
Потом я вспомнил про Меченого и отвернулся.
Тот как раз упал и катился к ногам юркого. Табуретка и чего-то еще летели к открытым воротам. А в них бледный парниша стоит. С задумчиво-обалделым видом в обнимку.
Первый «снаряд» он взял, похоже, на автомате. Работа у длинного такая – босса защищать. Вот он и защитил. Махнул рукой и оружие юркого справа от ворот впечаталось. А не слева, куда направлялось. Но о себе длинный забыл. Глянул на меня, и от второго «снаряда» уклоняться не стал. Табуретка ему в плечо и въехала. Звук получился такой, словно дерево с деревом столкнулось.
Меня сквозняком на средину вынесло. Не заметил, как и выбрался из-за стола. Меченый юркого завалил и шею ему пометил. Мечом. Убил типа. Мелкая царапина. Такие через полчаса заживают, если ничего не делать.
Амбал стал и не двигается. Как замороженный. Ну Меченый прыгнул к нему – и кулаком! В середину корпуса!
Зря это он, пожалел бы кулак. На такого с кувалдой выходить надо.
Амбал уклоняться не стал. Принял удар и не пикнул. А потом грохнулся так, что кружки на столах подпрыгнули.
И только тут до меня дошло, какая тишина на аукционе. До Меченого тоже, кажется, дошло. Или он почуял чего-то за спиной. И стал оборачиваться. А заметил зрителя у ворот и остановился. Так и замер, недоповернутым. Похоже, и дышать перестал. Лицо у него еще бледнее, чем у светлоглазого, сделалось.
Долго это рассказывать, еще дольше записывать, а произошло все быстро. В пять секунд, наверное, уложилось. Тот, в желто-красном, еще и за кружку не заплатил, а меня уже несло к воротам. И боль длинного я чувствовал так, словно это мне плечо выбили, не ему. Возле Меченого я тормознул. Морда у него была такая, что мертвые живее выглядят. А глаза… никакие они стали. Ни мысли, ни желания, ни жизни. Не мог я пройти мимо него такого. Взял за плечо, тряхнул.
– Забирай свою бабу. Ты победил. Слышишь?
Он мотнул головой, а с места не сдвинулся. Пришлось развернуть его и толкнуть в спину. Пошел. Но как будто не на своих. Не знаю, может, погладили его по кумполу, пока я на бледного вьюношу пялился.
Только подумал о нем, и опять на меня боль накатила.
Ну люблю я свою работу и делать ее умею со знаком совести, и бабло за нее получал всегда реальное. Но никогда меня не тянуло к больному, как нарика к косяку. А тут мчался, как на крыльях. И мысль колотилась: «Не пустят – повбываю. Всех!»
Оказалось, всех не надо. Только одного. Вернее, одну. Напарницу длинного. Его сестру-двойняшку. Похожи они – не сразу и отличишь. Словно Бог мужика начал лепить, а в последний момент передумал, и внес в исходную модель пару изменений. Неплохо получилось. Красиво. Может быть. Но это для тех, кому бабу госпожой нравится называть. И чтоб она в коже да с плеткой была. Эта как раз из породы тех, что с плеткой. В кружавчиках-пеньюарчиках я ее не представляю.
А еще у меня просто пальцы зудели прощупать руку пациента. Ну не гнутся так суставы у нормального человека. И мышцы такую нагрузку выдерживать не могут. Изучал я в свое время анатомию. И не по диагонали, как некоторые, а в полном объеме. И со всем прилежанием. И анатомичку десятой дорогой не обходил. Сколько я там трупов почикал – не сосчитать! Так что соображаю, что к чему. А тут смотрю – и глазам своим не верю. «Не может, не должно», а есть. Глаза видят, а мозги принять отказываются. Мол, глюки все это, обман здрения, руками щупать надо!
Такую вот истерику устроили мои мозги, будь они неладны!
Руками, говорите? Ладно, дойду, пощупаю. А если мне голову потом оторвут, вам же хуже. Мозгам, в смысле.
Не оторвали.
Не знаю, как я убедил сестренку бледноглазого. И чего бы делать стал, если б остановить меня она захотела. Но сказал: «Я врач! Ему нужна помощь!» – и прошел сквозь нее. Ну почти «сквозь». В последний момент «сестренка» отступила. Пациент чего-то буркнул ей. То ли согласился со мной, то ли еще чего. И на табуретку сел. Та рядом валялась. На боку. А он только ногой шевельнул, и она сразу на ножки стала. Садись, мол, дорогой, устраивайся поудобнее. Вот он и сел. Спиной к стене. Аккурат под оружием юркого. Только теперь я рассмотрел его. Оружие, в смысле. Пальцы одним делом заняты, глаза – другим. Так даже лучше получается. У меня, по крайней мере.
В каменной стене торчал шар. С мой кулак величиной. Шипы еще у него были и ручка. А между нею и самим шаром крепился ремень. С проволокой вместе он был сплетен, вот и блестел, как цепь. Короче, оружие многопланового действия. Можно по близкой цели постучать, а можно и в полет отправить. И угадай, Лёха, с трех раз, как будет тому, кто не пригнулся?
Кость легко встала на место. Словно не впервой выходит из суставной сумки. Не знаю, как можно было выбить этот сустав. В смысле, только выбить. Удар же был такой, что раскрошиться кость могла. Похоже, тут не только мебель делают с офигенным запасом прочности, но и людей такими же клепают. Некоторых.
Пока я вправлял плечо, длинный, кажется, и не дышал. Будто прислушивался к чему-то. «Сестренка» его рядом стояла. Спокойно, как неживая.
Тогда я еще не знал, что хороший телохранитель так целый день простоять может. И минут через пять его замечать перестанут. А через десять – посчитают за предмет обстановки. Так это хороший. А высококлассный уже через пару минут становится незаметным. И никаких колдовских штучек вроде невидимости или отвода глаз. Только мастерство и опыт.
Все это мне Ранул ближе к ночи рассказал. И в другой обстановке.
А во дворе я закончил свое дело, посоветовал пациенту беречься и ушел с аукциона. Надоело это действо. Еще и пялились на меня все, словно я вторую голову себе отрастил. Не люблю такое внимание. Будто мишень на спину навесили, и не знаешь, сколько снайперов ее видят. Да и ужинать давно пора. После работы меня всегда на жор пробивает.
7
Стучат – откройте дверь? Ага, как же. К тому, кто это придумал, стучали раз в год, да и то в високосный. А тут всем открывать, здоровья не хватит. И неизвестно еще, кто там, за дверью. Не в сказке живем, понятное дело. Это там мир становится лучше с каждым днем. Не скажу, что меня очень уж тянет в ту сказку. «Нас и здесь неплохо кормят», – как говорил толстый кот одному блудному попугаю.
К чему весь этот базар? К тому, что незваные гости не всегда в кайф. Тем более когда хозяин жрать хочет. А ньюлт с моей порцией где-то запропастился. Знал бы я, что так долго ждать придется, поел бы внизу. Но очень уж пялился на меня один бледный вьюноша своими белыми глазами. А такое повышенное внимание я только от женщин терплю. Приятной, как говорится, наружности. Я ведь не Витька. Это для него каждый незнакомец типа новой жратвы. И «в жизни надо попробовать все, хоть один раз» – это не мой девиз. Обойдусь. Мне достоверно о группе сексменьшинств писать не надо.
Короче, пока бледный со своей двойняшкой болтал, я наверх поднялся. Выпить и закусить в номере не возбраняется. Особенно мне.
Опять стучат. Это не разносчик разносолов. Он по-другому в дверь барабанит. Ладно, постучат и на фиг свалят. Я ужин на одного заказал.
Марла «сняла» двух мужиков и ушла. Еще аукцион не закончился, а они уже умотали. Всегда думал, что трудно быть верным одной бабе, когда вокруг столько других. Наоборот, оказывается, это тоже работает. Равноправие, твою ж мать! Обидно выяснять, что не такой уж ты великий и могучий, раз твоя баба не с тобой. И не настолько умный. Вон сколько девок внизу было! Пригласил бы одну на ужин – и делов! Так нет же, приперся к холодной постели, идиот. Хотя насчет холодной, это я загнул. Сейчас только в погребе не жарко. Лето, однако.
В дверь опять постучали. Не ньюлт, но я пошел открывать. Не поем, так поругаюсь. За каким хреном голодного человека достают?!
Открыл. Нараспашку. И за косяк схватился.
За дверью оказалась девка, у которой грудные и ягодичные мышцы одного размера – девятого. А между ними талия – обалдеть! Не девка, а прям мисс совершенство: сто шестьдесят, девяносто, сто шестьдесят. И при таких габаритах – ростом почти с меня. А из одежды – тесемки с чешуей и плащ. Зеленый. В руке. Совсем недавно я такой же видел у Меченого.
– Чего тебе?
Девка опустила голову и дернула плечом. От этого движения тесемки едва не лопнули под напором девятого вала. Чешуйки шуршат и переливаются… Короче, будь на моем месте Рубенс, тут же бросился бы… к холсту. Малевать. У меня совсем другое желание возникло.
– Миной, меня прислали к тебе.
За этим маловразумительным ответом последовал глубокий вздох. И опять движение-колыхание упругой плоти, шорох-блеск чешуек и… звон. Но звон у меня в ушах. Да еще внезапно пересохшее горло. Тоже у меня.
– Зачем? – сумел прокаркать я.
А вот отойти от двери и взять на столе кувшин, такое уже было не по силам.
– Мне приказали служить тебе.
– Чего?!
Честно говоря, я не поверил. Слишком уж быстро моя невысказанная мечта сбылась. Неужто Меченый умеет читать мысли? Мол, попользовался сам – поделись с другом. Если и думал я об этом на аукционе, то не озвучивал, точно. И не такие уж мы друзья, чтоб он через десять минут отдал мне свою бабу. Чего можно успеть за это время? Люди все-таки не кролики. Да и не гнал его никто в шею. Я и до завтра потерпеть могу. Мог. Вот дернет девка еще плечом, и я тут же у двери оприходую этот «девятый вал».
Плечом она дергать не стала, только насчет службы повторила. Спокойно так сказала, будто сотни раз приходилось повторять одно и то же.
И зачем я спросил, скольким она послужить успела. В кого такой любопытный уродился?
– Ты первый, миной. Ни один муж еще не познал меня.
Блин, а Меченый чего ушами хлопает? Или так устал после драки? Однако мало верится. Не выглядел он очень уж помятым. А такую бабу только мертвый не захочет. Хоть и не баба она, оказывается.
Чего-то везет мне на девственниц. Ну прям каждая вторая! Или это не во мне дело? Может, мир такой, а? Тогда чем тут в свободное время занимаются: молятся да бисером вышивают? А детей им страус приносит? Если у аиста выходной. Типа в порядке очереди и с предоплатой.
Блин, во влип! Хорошо хоть Марла нормальной бабой оказалась. Такой ничего долго объяснять не надо, сама все понимает. И учиться любит.
Только подумал про Марлу и сразу понял, чего с этой красоткой делать. Дверь перед ней не захлопнешь, понятное дело. Меченый со мной своей покупкой поделился, а не со всей гостиницей. Придется завернуть это сокровище в плащ и конвоировать к хозяину. «Спасибо» за такой щедрый подарок сказать, а заодно и выяснить, все ли в порядке с головой у дарителя.
– Знаешь, где Меченый?
Девка кивнула. Я едва успел закрыть глаза. Если б еще уши мог заткнуть. А то этот шорох-шелест…
Че-о-орт! Я ведь живой мужик. Не железный. И терпение у меня не из стали. Еще этот запах!.. Не знаю, что за духи у девки, но заводят реально.
– У себя в комнате, миной.
– Тогда надень плащ, и пошли к нему.
Она зашуршала тканью. Запах усилился. И воображение разыгралось. Мое.
Бли-ин! Ну нельзя же так!.. И почему этот придурок не зашел ко мне сам? Мы бы поговорили с ним, разобрались что к чему. Как два нормальных мужика. Нет, прислал вместо себя эту… этот… ходячий заменитель «Виагры». И как мне теперь через весь коридор топать? Тоже плащ придется надевать. И это в такую жару! Дьявольщина! Но не пугать же местных «готовностью номер один». Еще за сильно озабоченного примут. Пусть лучше идиотом меня считают, для кого и летом зима.
– Миной?..
Я решился открыть глаза, а через пару вдохов-выдохов даже отпустить косяк. Все-таки не зря умные люди придумали одежду. И спасибо всем демонам и богам, что я не видел, как девка снимает свой плащ. Разговаривать с ней я стал бы потом. Намного позже.
– Миной?
– Ну чего тебе?
Мне, понимаешь ли, до стула надо дойти и не забыть, зачем я туда иду, а тут она отвлекает. Но останавливаться и оборачиваться не буду. И для нее же лучше, что «не буду».
– Миной, что с твоими штанами?
Остановился.
– А чего с ними не так?!
– Они очень тесные.
Вот же глазастая! Нет чтобы опустить гляделки и… твою ж мать! – пялиться на мои сапоги хотя бы. Или не задавать глупых вопросов.
– Тогда завтра куплю просторные! Понятно?
Сквозь зубы говорю, не оборачиваясь.
– Да, ми…
– И закрой свой… хорошенький ротик. Пожалуйста.
Тишина-а-а! Целая минута тишины. Это очень много. Я успел взять плащ. Завернуться в него. Выйти из комнаты. Закрыть за собой дверь. И только потом услышал:
– Миной, а откуда ты знаешь, какой у меня рот? Ты не видел еще моего лица.
Точно, не видел. Ни разу даже не вспомнил, что у тела этого еще и голова есть. А в ней и на ней должно быть то, чего полагается иметь нормальной человеческой голове. Слишком уж засмотрелся на все остальное. Слишком уж много этого остального, чтобы помнить еще и о голове.
А лицо оказалось совсем обычным: в золотистых конопушках и полудетским. Лет шестнадцати.
– Ну вот, посмотрел. А теперь идем к Меченому. Он уже заждался нас.
– Он не ждет нас, миной. Он заказал вино.
– Тогда идем быстрее! Пока все не выпил.
И мы пошли. Рядом. Сначала я девку вперед пустил, но ее походка вызывала у меня такой стойкий эффект, что пришлось срочно менять диспозицию.
Двери у Ранула толстые. Такие и топором не сразу вскроешь. И стучать в них принято кулаком. Со всей дури. Или ногой. Если сапоги не жалко. Варварство, одним словом. Ни «глазка», ни звонка на входе нет. Про домофон и видео я вообще молчу. Потому и открывают дверь с мечом в руке. Мало ли кого принесла нелегкая.
Все как в старом анекдоте. «За безопасность постояльцев и сохранность их вещей администрация не отвечает». Вот прочитал это приезжий и спрашивает: «А за что отвечает-то?» Ему и говорят, мол, за то, чтобы в двадцать три ноль-ноль все свет выключали. Для чего и рубильник особый имеется. Типа щелк – и во всем здании ночь.
А в кабаке Ранула свет не экономят. Но и бесплатно свечи не выдают.
Дверь открылась. Оружия у Меченого не было. Вместо него пальцы сжимали горло кувшина. Не такого уж маленького и, похоже, не совсем пустого.
Вовремя успели.
Меченый посмотрел на меня, потом на девку, опять на меня и кивнул:
– Входите.
Буркнул и повернулся спиной. Спиной ко мне! К вооруженному! А на самом кольчуги нет. И дверь открыта.
Похоже, мужику жить надоело. С чего бы это?
8
Мы устроились за столом. Второй кувшин допивали. Девка, как присела между стеной и кроватью, так в том углу и осталась. Я сначала поглядывал на нее, потом перестал. А Меченый словно забыл про свою «невесту». Все к кувшину прикладывался. В натуре, пил из горла! И захлебнуться не боялся. И только сам пил. Мне не предлагал. Хорошо, мой ужин подоспел. И ньюлт так в дверь барабанил, что я и с другого конца коридора услышал.
Меченый аж в лице изменился, когда я жратву в номер занести приказал. В его номер. Мрачным он был, Меченый, а тут совсем никаким стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
А я уставился на парнишу во все глаза. Худой, высокий, не ниже тиу. Про таких еще говорят: «Ветром сдувает». Фигня! Это «шнурок» сдует, а не «ремень». (И такие породы мужиков бывают.) Если ремень качественный, то цепь стальную легче разорвать. Видал я подобные приколы в спортзале. И с людями и с вещами видал. Как один ладонь себе до кости прорезал. Ремешком. Кожаным, хорошо выделанным. А другому плечо вспороло. Звеном цепи. И самое смешное, не тому, кто эту цепь разорвал.
Вот и парниша, что нарисовался возле ворот, из той же породы – кожаных ремней. Вроде плоский, как таранка, и мускулы – смотреть не на что. Но драться с ним все равно как с тренажером. Ни усталости он не чувствует, ни злости, а отвлечешься на миг, приложит так, что мало не покажется.
Встречал я похожего в армии. Тихий, вежливый. А глянешь в глаза… у псов-убийц еще такие глаза. Лучшим снайпером полка он был. Слышал, на гражданке телохранителем заделался. Ну-ну. Бог в помощь тому, кого он охраняет. И пес кусает своего хозяина. Если тот его предает.
Вот и этот, в темном, одной породы с тем Олегом. А наш мир или другой – один хрен. У снайпера и пианиста есть кой-чего общее – чуткие пальцы. Это еще одна из загадок Саида.
Потом я увидел лицо длинного и выпал в осадок. Без химической реакции.
Серые губы. Бледная кожа. О такой можно сказать: «Бэлый-бэлый, аж сыный…» Правда, о волосах это говорят, ну да ладно. Волосы, кстати, у него черные. Радикально. И брови такие же. Как углем нарисованные. А глаза светлые. То ли бледно-бледно-голубые, то ли светло-светло-серые. Такое вот лицо. И выражение соответствующее. Типа о чем мне с вами, живыми, говорить; не доставайте меня и доживете до утра.
Потом он посмотрел на меня. Не сквозь меня, как всех созерцал, а в глаза заглянул. И лицо у него вдруг стало такое, будто знал он меня, да только имя позабыл. И срочно вспомнить надо. А то ведь я развернуться могу и уйти. Потому как не он мне нужен, а я ему. И нужен очень.
Такая вот фигня мне почудилась, пока мы глазели друг на друга. С расстояния в полдвора.
Потом я вспомнил про Меченого и отвернулся.
Тот как раз упал и катился к ногам юркого. Табуретка и чего-то еще летели к открытым воротам. А в них бледный парниша стоит. С задумчиво-обалделым видом в обнимку.
Первый «снаряд» он взял, похоже, на автомате. Работа у длинного такая – босса защищать. Вот он и защитил. Махнул рукой и оружие юркого справа от ворот впечаталось. А не слева, куда направлялось. Но о себе длинный забыл. Глянул на меня, и от второго «снаряда» уклоняться не стал. Табуретка ему в плечо и въехала. Звук получился такой, словно дерево с деревом столкнулось.
Меня сквозняком на средину вынесло. Не заметил, как и выбрался из-за стола. Меченый юркого завалил и шею ему пометил. Мечом. Убил типа. Мелкая царапина. Такие через полчаса заживают, если ничего не делать.
Амбал стал и не двигается. Как замороженный. Ну Меченый прыгнул к нему – и кулаком! В середину корпуса!
Зря это он, пожалел бы кулак. На такого с кувалдой выходить надо.
Амбал уклоняться не стал. Принял удар и не пикнул. А потом грохнулся так, что кружки на столах подпрыгнули.
И только тут до меня дошло, какая тишина на аукционе. До Меченого тоже, кажется, дошло. Или он почуял чего-то за спиной. И стал оборачиваться. А заметил зрителя у ворот и остановился. Так и замер, недоповернутым. Похоже, и дышать перестал. Лицо у него еще бледнее, чем у светлоглазого, сделалось.
Долго это рассказывать, еще дольше записывать, а произошло все быстро. В пять секунд, наверное, уложилось. Тот, в желто-красном, еще и за кружку не заплатил, а меня уже несло к воротам. И боль длинного я чувствовал так, словно это мне плечо выбили, не ему. Возле Меченого я тормознул. Морда у него была такая, что мертвые живее выглядят. А глаза… никакие они стали. Ни мысли, ни желания, ни жизни. Не мог я пройти мимо него такого. Взял за плечо, тряхнул.
– Забирай свою бабу. Ты победил. Слышишь?
Он мотнул головой, а с места не сдвинулся. Пришлось развернуть его и толкнуть в спину. Пошел. Но как будто не на своих. Не знаю, может, погладили его по кумполу, пока я на бледного вьюношу пялился.
Только подумал о нем, и опять на меня боль накатила.
Ну люблю я свою работу и делать ее умею со знаком совести, и бабло за нее получал всегда реальное. Но никогда меня не тянуло к больному, как нарика к косяку. А тут мчался, как на крыльях. И мысль колотилась: «Не пустят – повбываю. Всех!»
Оказалось, всех не надо. Только одного. Вернее, одну. Напарницу длинного. Его сестру-двойняшку. Похожи они – не сразу и отличишь. Словно Бог мужика начал лепить, а в последний момент передумал, и внес в исходную модель пару изменений. Неплохо получилось. Красиво. Может быть. Но это для тех, кому бабу госпожой нравится называть. И чтоб она в коже да с плеткой была. Эта как раз из породы тех, что с плеткой. В кружавчиках-пеньюарчиках я ее не представляю.
А еще у меня просто пальцы зудели прощупать руку пациента. Ну не гнутся так суставы у нормального человека. И мышцы такую нагрузку выдерживать не могут. Изучал я в свое время анатомию. И не по диагонали, как некоторые, а в полном объеме. И со всем прилежанием. И анатомичку десятой дорогой не обходил. Сколько я там трупов почикал – не сосчитать! Так что соображаю, что к чему. А тут смотрю – и глазам своим не верю. «Не может, не должно», а есть. Глаза видят, а мозги принять отказываются. Мол, глюки все это, обман здрения, руками щупать надо!
Такую вот истерику устроили мои мозги, будь они неладны!
Руками, говорите? Ладно, дойду, пощупаю. А если мне голову потом оторвут, вам же хуже. Мозгам, в смысле.
Не оторвали.
Не знаю, как я убедил сестренку бледноглазого. И чего бы делать стал, если б остановить меня она захотела. Но сказал: «Я врач! Ему нужна помощь!» – и прошел сквозь нее. Ну почти «сквозь». В последний момент «сестренка» отступила. Пациент чего-то буркнул ей. То ли согласился со мной, то ли еще чего. И на табуретку сел. Та рядом валялась. На боку. А он только ногой шевельнул, и она сразу на ножки стала. Садись, мол, дорогой, устраивайся поудобнее. Вот он и сел. Спиной к стене. Аккурат под оружием юркого. Только теперь я рассмотрел его. Оружие, в смысле. Пальцы одним делом заняты, глаза – другим. Так даже лучше получается. У меня, по крайней мере.
В каменной стене торчал шар. С мой кулак величиной. Шипы еще у него были и ручка. А между нею и самим шаром крепился ремень. С проволокой вместе он был сплетен, вот и блестел, как цепь. Короче, оружие многопланового действия. Можно по близкой цели постучать, а можно и в полет отправить. И угадай, Лёха, с трех раз, как будет тому, кто не пригнулся?
Кость легко встала на место. Словно не впервой выходит из суставной сумки. Не знаю, как можно было выбить этот сустав. В смысле, только выбить. Удар же был такой, что раскрошиться кость могла. Похоже, тут не только мебель делают с офигенным запасом прочности, но и людей такими же клепают. Некоторых.
Пока я вправлял плечо, длинный, кажется, и не дышал. Будто прислушивался к чему-то. «Сестренка» его рядом стояла. Спокойно, как неживая.
Тогда я еще не знал, что хороший телохранитель так целый день простоять может. И минут через пять его замечать перестанут. А через десять – посчитают за предмет обстановки. Так это хороший. А высококлассный уже через пару минут становится незаметным. И никаких колдовских штучек вроде невидимости или отвода глаз. Только мастерство и опыт.
Все это мне Ранул ближе к ночи рассказал. И в другой обстановке.
А во дворе я закончил свое дело, посоветовал пациенту беречься и ушел с аукциона. Надоело это действо. Еще и пялились на меня все, словно я вторую голову себе отрастил. Не люблю такое внимание. Будто мишень на спину навесили, и не знаешь, сколько снайперов ее видят. Да и ужинать давно пора. После работы меня всегда на жор пробивает.
7
Стучат – откройте дверь? Ага, как же. К тому, кто это придумал, стучали раз в год, да и то в високосный. А тут всем открывать, здоровья не хватит. И неизвестно еще, кто там, за дверью. Не в сказке живем, понятное дело. Это там мир становится лучше с каждым днем. Не скажу, что меня очень уж тянет в ту сказку. «Нас и здесь неплохо кормят», – как говорил толстый кот одному блудному попугаю.
К чему весь этот базар? К тому, что незваные гости не всегда в кайф. Тем более когда хозяин жрать хочет. А ньюлт с моей порцией где-то запропастился. Знал бы я, что так долго ждать придется, поел бы внизу. Но очень уж пялился на меня один бледный вьюноша своими белыми глазами. А такое повышенное внимание я только от женщин терплю. Приятной, как говорится, наружности. Я ведь не Витька. Это для него каждый незнакомец типа новой жратвы. И «в жизни надо попробовать все, хоть один раз» – это не мой девиз. Обойдусь. Мне достоверно о группе сексменьшинств писать не надо.
Короче, пока бледный со своей двойняшкой болтал, я наверх поднялся. Выпить и закусить в номере не возбраняется. Особенно мне.
Опять стучат. Это не разносчик разносолов. Он по-другому в дверь барабанит. Ладно, постучат и на фиг свалят. Я ужин на одного заказал.
Марла «сняла» двух мужиков и ушла. Еще аукцион не закончился, а они уже умотали. Всегда думал, что трудно быть верным одной бабе, когда вокруг столько других. Наоборот, оказывается, это тоже работает. Равноправие, твою ж мать! Обидно выяснять, что не такой уж ты великий и могучий, раз твоя баба не с тобой. И не настолько умный. Вон сколько девок внизу было! Пригласил бы одну на ужин – и делов! Так нет же, приперся к холодной постели, идиот. Хотя насчет холодной, это я загнул. Сейчас только в погребе не жарко. Лето, однако.
В дверь опять постучали. Не ньюлт, но я пошел открывать. Не поем, так поругаюсь. За каким хреном голодного человека достают?!
Открыл. Нараспашку. И за косяк схватился.
За дверью оказалась девка, у которой грудные и ягодичные мышцы одного размера – девятого. А между ними талия – обалдеть! Не девка, а прям мисс совершенство: сто шестьдесят, девяносто, сто шестьдесят. И при таких габаритах – ростом почти с меня. А из одежды – тесемки с чешуей и плащ. Зеленый. В руке. Совсем недавно я такой же видел у Меченого.
– Чего тебе?
Девка опустила голову и дернула плечом. От этого движения тесемки едва не лопнули под напором девятого вала. Чешуйки шуршат и переливаются… Короче, будь на моем месте Рубенс, тут же бросился бы… к холсту. Малевать. У меня совсем другое желание возникло.
– Миной, меня прислали к тебе.
За этим маловразумительным ответом последовал глубокий вздох. И опять движение-колыхание упругой плоти, шорох-блеск чешуек и… звон. Но звон у меня в ушах. Да еще внезапно пересохшее горло. Тоже у меня.
– Зачем? – сумел прокаркать я.
А вот отойти от двери и взять на столе кувшин, такое уже было не по силам.
– Мне приказали служить тебе.
– Чего?!
Честно говоря, я не поверил. Слишком уж быстро моя невысказанная мечта сбылась. Неужто Меченый умеет читать мысли? Мол, попользовался сам – поделись с другом. Если и думал я об этом на аукционе, то не озвучивал, точно. И не такие уж мы друзья, чтоб он через десять минут отдал мне свою бабу. Чего можно успеть за это время? Люди все-таки не кролики. Да и не гнал его никто в шею. Я и до завтра потерпеть могу. Мог. Вот дернет девка еще плечом, и я тут же у двери оприходую этот «девятый вал».
Плечом она дергать не стала, только насчет службы повторила. Спокойно так сказала, будто сотни раз приходилось повторять одно и то же.
И зачем я спросил, скольким она послужить успела. В кого такой любопытный уродился?
– Ты первый, миной. Ни один муж еще не познал меня.
Блин, а Меченый чего ушами хлопает? Или так устал после драки? Однако мало верится. Не выглядел он очень уж помятым. А такую бабу только мертвый не захочет. Хоть и не баба она, оказывается.
Чего-то везет мне на девственниц. Ну прям каждая вторая! Или это не во мне дело? Может, мир такой, а? Тогда чем тут в свободное время занимаются: молятся да бисером вышивают? А детей им страус приносит? Если у аиста выходной. Типа в порядке очереди и с предоплатой.
Блин, во влип! Хорошо хоть Марла нормальной бабой оказалась. Такой ничего долго объяснять не надо, сама все понимает. И учиться любит.
Только подумал про Марлу и сразу понял, чего с этой красоткой делать. Дверь перед ней не захлопнешь, понятное дело. Меченый со мной своей покупкой поделился, а не со всей гостиницей. Придется завернуть это сокровище в плащ и конвоировать к хозяину. «Спасибо» за такой щедрый подарок сказать, а заодно и выяснить, все ли в порядке с головой у дарителя.
– Знаешь, где Меченый?
Девка кивнула. Я едва успел закрыть глаза. Если б еще уши мог заткнуть. А то этот шорох-шелест…
Че-о-орт! Я ведь живой мужик. Не железный. И терпение у меня не из стали. Еще этот запах!.. Не знаю, что за духи у девки, но заводят реально.
– У себя в комнате, миной.
– Тогда надень плащ, и пошли к нему.
Она зашуршала тканью. Запах усилился. И воображение разыгралось. Мое.
Бли-ин! Ну нельзя же так!.. И почему этот придурок не зашел ко мне сам? Мы бы поговорили с ним, разобрались что к чему. Как два нормальных мужика. Нет, прислал вместо себя эту… этот… ходячий заменитель «Виагры». И как мне теперь через весь коридор топать? Тоже плащ придется надевать. И это в такую жару! Дьявольщина! Но не пугать же местных «готовностью номер один». Еще за сильно озабоченного примут. Пусть лучше идиотом меня считают, для кого и летом зима.
– Миной?..
Я решился открыть глаза, а через пару вдохов-выдохов даже отпустить косяк. Все-таки не зря умные люди придумали одежду. И спасибо всем демонам и богам, что я не видел, как девка снимает свой плащ. Разговаривать с ней я стал бы потом. Намного позже.
– Миной?
– Ну чего тебе?
Мне, понимаешь ли, до стула надо дойти и не забыть, зачем я туда иду, а тут она отвлекает. Но останавливаться и оборачиваться не буду. И для нее же лучше, что «не буду».
– Миной, что с твоими штанами?
Остановился.
– А чего с ними не так?!
– Они очень тесные.
Вот же глазастая! Нет чтобы опустить гляделки и… твою ж мать! – пялиться на мои сапоги хотя бы. Или не задавать глупых вопросов.
– Тогда завтра куплю просторные! Понятно?
Сквозь зубы говорю, не оборачиваясь.
– Да, ми…
– И закрой свой… хорошенький ротик. Пожалуйста.
Тишина-а-а! Целая минута тишины. Это очень много. Я успел взять плащ. Завернуться в него. Выйти из комнаты. Закрыть за собой дверь. И только потом услышал:
– Миной, а откуда ты знаешь, какой у меня рот? Ты не видел еще моего лица.
Точно, не видел. Ни разу даже не вспомнил, что у тела этого еще и голова есть. А в ней и на ней должно быть то, чего полагается иметь нормальной человеческой голове. Слишком уж засмотрелся на все остальное. Слишком уж много этого остального, чтобы помнить еще и о голове.
А лицо оказалось совсем обычным: в золотистых конопушках и полудетским. Лет шестнадцати.
– Ну вот, посмотрел. А теперь идем к Меченому. Он уже заждался нас.
– Он не ждет нас, миной. Он заказал вино.
– Тогда идем быстрее! Пока все не выпил.
И мы пошли. Рядом. Сначала я девку вперед пустил, но ее походка вызывала у меня такой стойкий эффект, что пришлось срочно менять диспозицию.
Двери у Ранула толстые. Такие и топором не сразу вскроешь. И стучать в них принято кулаком. Со всей дури. Или ногой. Если сапоги не жалко. Варварство, одним словом. Ни «глазка», ни звонка на входе нет. Про домофон и видео я вообще молчу. Потому и открывают дверь с мечом в руке. Мало ли кого принесла нелегкая.
Все как в старом анекдоте. «За безопасность постояльцев и сохранность их вещей администрация не отвечает». Вот прочитал это приезжий и спрашивает: «А за что отвечает-то?» Ему и говорят, мол, за то, чтобы в двадцать три ноль-ноль все свет выключали. Для чего и рубильник особый имеется. Типа щелк – и во всем здании ночь.
А в кабаке Ранула свет не экономят. Но и бесплатно свечи не выдают.
Дверь открылась. Оружия у Меченого не было. Вместо него пальцы сжимали горло кувшина. Не такого уж маленького и, похоже, не совсем пустого.
Вовремя успели.
Меченый посмотрел на меня, потом на девку, опять на меня и кивнул:
– Входите.
Буркнул и повернулся спиной. Спиной ко мне! К вооруженному! А на самом кольчуги нет. И дверь открыта.
Похоже, мужику жить надоело. С чего бы это?
8
Мы устроились за столом. Второй кувшин допивали. Девка, как присела между стеной и кроватью, так в том углу и осталась. Я сначала поглядывал на нее, потом перестал. А Меченый словно забыл про свою «невесту». Все к кувшину прикладывался. В натуре, пил из горла! И захлебнуться не боялся. И только сам пил. Мне не предлагал. Хорошо, мой ужин подоспел. И ньюлт так в дверь барабанил, что я и с другого конца коридора услышал.
Меченый аж в лице изменился, когда я жратву в номер занести приказал. В его номер. Мрачным он был, Меченый, а тут совсем никаким стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64