Однако Мартин понимал, что Тиберией руководило не столько желание угодить Мариалве, сколько похвастаться достатком в доме, пышностью праздника, изобилием вин и закусок.Женщины — и те, что жили в заведении, и приглашенные, — не скрывая любопытства, толпились вокруг Мариалвы, разглядывая ее платье, туфли, прическу и с усмешками обсуждали все это. Можно было считать, что состоялся первый выход Мариалвы в местное общество. И если бы на этом развеселом празднестве был репортер светской хроники, он не преминул бы отметить столь замечательное событие в соответствующих восторженных выражениях. Мариалва чувствовала себя в центре внимания и держалась высокомерно по отношению к этим продажным женщинам и раболепно и искательно по отношению к Тиберии. Она не отпускала от себя Мартина, показывая, как он ее любит и какой властью она над ним пользуется. С высоты своего положения она презрительно поглядывала на остальных женщин. Что-то шептала Мартину, покусывая ему ухо, целовала его, томно воркуя. Женщины осуждали поведение Мариалвы, но лишь из зависти.Хотя бы потому, что мужчины больше ни на кого не глядели, в том числе и те, что познакомились с нею в доме Мартина и успели завязать приятельские отношения за чашкой кофе и рюмкой кашасы. Мариалва долго готовилась к празднику и была во всем новом; юбка и кофточка сидели как влитые, выгодно подчеркивая контуры ее тела, садясь, она старалась как можно выше показать ноги. Хорошая портниха, Мариалва сама шила себе наряды. Единственным, кто избегал ее, был Курио. Он едва попробовал фейжоаду и не переставал наливаться кашасой.Инцидент с Оталией случился вечером, в самый разгар бала. Многие гости так и не ушли домой и прямо после еды приступили к танцам. Мариалва же уходила переодеться и вернулась в синем, сильно декольтированном платье, с распущенными волосами. Она появилась с Мартином, когда пары уже танцевали в зале, где обычно девицы поджидали клиентов. Когда Мариалва переступила порог, музыка чуть было не оборвалась, так как Андре да Флаута ошибся нотой, а Тибурсио, вытаращив глаза, положил кавакиньо Кавакиньо — маленькая четырехструнная гитара.
.Тибурсио — студент-юрист, заядлый гуляка, большой друг Тиберии и превосходный музыкант — играл сегодня вместе с двумя гитаристами, гармонистом и флейтистом, тоже друзьями дома. Мариалва, не выпуская руки Мартина, прошла через весь зал и приблизилась к качалке, где, как на троне, восседала виновница торжества в окружении своих девушек и принимала поздравления вновь прибывших гостей. Мартин и Мариалва преподнесли Тиберии отрез на платье и тут же пустились танцевать.Все знали, как танцует Капрал, привыкший демонстрировать свое искусство на гафиэйрах. Он любил танцевать и танцевал превосходно, а теперь, после долгого перерыва, решил всех поразить. Мариалва не была для него достойной партнершей. Она часто ошибалась и компенсировала свои ошибки смелыми жестами: она то будто отдавалась, то ускользала. Ее движения были откровенными, не то что легкий, грациозный танец Мартина, напоминающий полет птицы. Но кто же не станет смотреть на стройные бедра, раскачивающиеся в такт музыки?Когда танец кончился, Капрал оставил Мариалву, чтобы пойти опрокинуть с друзьями стопку кашасы в задних комнатах. Там собрались все: Жезуино, негр Массу, Ветрогон, Ипсилон, Гвоздика, Изидро, Алонсо и многие другие. Не хватало только Курио, который совсем напился, его, должно быть, увели куда-нибудь. Танцевали они мало, зато пили много. Капрал присоединился к друзьям, он был в отличном настроении — до сегодняшнего дня размолвка с Тиберией, как заноза, не давала ему покоя. Впервые после возвращения в Баию он пил, как в добрые старые времена — с самого утра, и ему было весело. А в зале Мариалва, развалившись в кресле, представляла всем желающим возможность восхищаться собой. Время от времени она тайком смотрела по сторонам, отыскивая Курио. Когда после фейжоады она отправлялась домой, молодой зазывала уже так набрался, что начал неприлично ругаться. Наверное, его увели отсюда. А жаль! Мариалва хотела бы видеть его сейчас, пьяным от любви, потерявшим волю, всецело в ее власти… Именно такими ей нравилось видеть мужчин: ползающими в пыли у ее ног. Она чувствовала обращенные на нее взгляды, скользившие по ее икрам, груди, шее, и скрестила ноги, приняв соблазнительную позу.Оркестр играл самбу, одну из самых быстрых. Мариалва была бы не прочь потанцевать, но почему не возвращается Мартин? А Мартин наливался кашасой, — Мариалва поразилась бы, увидев, сколько он выпил. Зал быстро наполнялся оживленными парами. Мариалва любила самбу, потому что, танцуя ее, можно раскачивать бедрами, зажигая желание в глазах мужчин, то вспыхивающих, то гаснущих. Почему Мартин не идет пригласить ее? А другие не решаются, ведь она супруга Капрала, может получиться неприятность. К тому же никто не танцует так, как Мартин, и он принадлежит ей, только ей.Нет, он не принадлежит только мне, решила Мариалва, увидев его вдруг танцующим с Оталией. Она не заметила, когда они пошли танцевать, когда началось это безобразие. Откуда он выкопал эту вертлявую худышку, эту сопливую девчонку с косичками? Оталия была в том же платье, что и утром в церкви, и действительно казалось провинциальной девчонкой со своими косичками, уложенными на затылке.Она улыбалась, кружась в объятиях Мартина. Улыбался и Капрал, радостной, пьяной улыбкой. Кто не знал его близко, тот не мог заметить, насколько он уже пьян: ничто, кроме шального веселья, светившегося в его глазах, не выдавало его состояния. А ведь он уже пил с тех пор, как кончилась служба: первые несколько стопок они с Жезуино и Массу хватили неподалеку от церкви. Мартин смотрел в глаза Оталии, точно подбадривая ее; танцуя, она не покачивала бедрами, как Мариалва, она была похожа на листок, гонимый ветром, и ноги ее едва касались пола. Нежная, наконец найденная девочка, рожденная музыкой, настоящая танцовщица, она была достойной парой Капралу.Это был чистый, строгий и красивый танец, и другие пары одна за другой покинули середину зала, предпочитая любоваться великолепными танцорами.Мартин выпустил Оталию из своих объятий и стал танцевать перед ней все быстрее и быстрее, выделывая разнообразные па, а девушка кружились вокруг него. Потом они снова понеслись по залу, легкие, беззаботные и грациозные, как птицы. Когда мужчины любовались Мариалвой, их глаза горели желанием, теперь же и мужчины, и женщины с каким-то трепетным восхищением следили за Оталией. А Мартин все смеялся, продолжая свой стремительный танец.Еще никогда в жизни Мариалва не чувствовала себя столь оскорбленной. Она зажмурилась, чтобы не видеть их, и сжала зубы, чтобы не закричать. Бледная, она покрылась холодным потом.Но они все кружились и кружились перед ней, на губах Оталии играла улыбка, взгляд Мартина блестел. Глаза Мариалвы застлала пелена, больше она ничего не видела, ничего не понимала. А когда очнулась, то стояла посреди зала и кричала, наступая на Оталию:— Убирайся отсюда, задрыга! Оставь в покое мужа!Это было столь неожиданно, что многие гости, в частности те, что выпивали в задних комнатах, не успели вовремя подбежать и прозевали самое интересное, что было на этом празднике.Мариалва теснила Оталию, пытаясь оттолкнуть ее от Мартина. Оталия, однако, не отступала и не прерывала танца, будто ничего не случилось. Мартин же, казалось, был доволен, очутившись между двумя женщинами, которые оспаривали его, и раскрывал объятия то одной, то другой. Гости возбужденно зашумели, предвкушая одно из самых сенсационных зрелищ — драку двух соперниц.Мариалва на минуту замерла с разинутым ртом, у нее перехватило дыхание, но едва опомнившись, снова накинулась на Оталию:— Шлюха! Сопля чахоточная!Однако Оталия была настороже и, не прерывая танца, ударила Мариалву ногой, как раз когда супруга Капрала хотела схватить ее за косы. Мариалва со стоном отступила, держась за ушибленное место. Кое-кто из женщин кинулся к Оталии, но девушка вырвалась от них и, танцуя, влепила Мариалве пару пощечин. Только после этого Тиберия потребовала уважения к своему дому и к своему празднику. По мнению Жезуино, она могла бы сделать это и раньше. Бешеный Петух даже утверждал, что она помешала Жезусу, который хотел было удержать Оталию, когда та подняла руку на Мариалву. Тиберия величественно спустилась со своего трона и подозвала разбушевавшуюся Оталию:— Пойди сюда, доченька, ты не должна равняться с этой…Мариалву, несмотря на ее крики, оттащили. И хохочущий во все горло Мартин с помощью негра Массу и Ветрогона увел свою рыдающую супругу. Капрал пока не задумывался, что же будет дальше: отлупит ли он дома жену или простит ее и утешит. В тот вечер он не мог ни на кого сердиться. Даже на Тиберию, хотя та и бросила ему с издевкой, когда проходила мимо:— Забери отсюда, сынок, свою растяпу. А если надумаешь снова жениться, посоветуйся прежде со мной, чтобы выбрать невесту получше…Не сердился он и на Оталию — девчонка оказалась храброй, умеет за себя постоять. И на Мариалву тоже, ведь она приревновала. Словом, ни на кого из них не держал Капрал сердца и возвращался домой веселый. Он помирился с Тиберией, самым дорогим другом. Они повели Мариалву к трамваю, и Капрал будто только теперь вернулся в свой город; недели, прошедшие до этого, казались ему сном.Негр Массу и Ветрогон помогли Мартину втащить Мариалву, которая упиралась, билась и даже укусила Ветрогону руку. Уже в трамвае, на потеху немногочисленным пассажирам, она пыталась вцепиться Мартину в лицо с криком:— Собака! Связался с этой доской! Подлец! Мерзавец!Мартин и негр Массу хохотали. Ветрогон разводил руками, с некоторым трудом удерживая равновесие, и объяснял пассажирам, кондуктору и вожатому:— Никогда и нигде еще не было такого праздника. Ни в Германии, ни во времена Великой империи, ни в какие другие времена. Правильно я говорю?Трамвай шел, увозя Мариалву и Капрала, хохот которого гулко разносился по пустынным в этот утренний час улицам. 14 После дня рождения Тиберии события стали разворачиваться стремительно.В любой истории наступает момент, когда события начинают «разворачиваться стремительно», и это, как правило, волнующий момент. Уже давно было пора ускоряться событиям в жизни Капрала; по правде говоря, их за последнее время было совсем немного и происходили они в замедленном темпе. Впрочем, мы вовсе не хотим сказать, что теперь события эти начнут развиваться с головокружительной быстротой, просто они станут более напряженными. Готовилась развязка трагической любви Курио и Мариалвы.Когда страсти улеглись и Мариалва оказалась в состоянии размышлять, она стала вынашивать планы мести. Скандал, прервавший веселье на празднике Тиберии, подтвердил худшие опасения, овладевшие ею в первый же день приезда в Баию. Она должна принять меры, иначе Капрал оседлает ее, набросит на нее узду, словом, станет хозяином положения. И в один прекрасный день уйдет, бросив ее, как ненужную, грязную тряпку. Но она этого не допустит. Она воспользуется тем, что он пока еще влюблен в нее, поставит его на колени. Мартин узнает, чего стоит Мариалва. А для этого ей очень пригодится Курио со своим безнадежным чувством. Интересно отметить, что после бурных событий в доме Тиберии Мариалва не затаила злобы ни против Тиберии, ни против Оталии. Она, конечно, хотела показать девушкам из заведения и соседкам свою власть над Мартином, показать, что она может заставить его плакать и насмехаться над ним. Злилась она лишь на Мартина, вернее, — на его глупый хохот. Вместо того чтобы немедленно покинуть эту девчонку и смиренно вернуться к Мариалве, извинившись за свою оплошность, которую никто бы не принял всерьез, он остался между ними, чуть ли не подстрекая их к драке и даже как будто довольный тем, что из-за него разгорелись страсти. О, это ему так не пройдет, она сумеет отомстить! И чем скорее, тем лучше, пока еще не забыта ссора на празднике у Тиберии. Все увидят Мартина униженным, она еще посмеется над ним и сделает так, что другие будут над ним смеяться. На него станут показывать пальцем, она навсегда положит конец его фанфаронству и тщеславию.Однако планы Мариалвы оказались под серьезной угрозой, так как Курио не захотел помогать ей. Мариалва замышляла сделать связь с зазывалой всеобщим достоянием, в том числе и рогоносца Мартина. Но прежде надо было водрузить это ветвистое украшение на лоб Капрала, то есть стать любовницей Курио. Это казалось Мариалве вовсе нетрудным. Разве не желание иссушило Курио? Достаточно было одного ее слова или одного ее жеста, и он пошел бы на все.Но получилось совсем не так, как она задумала. Правда, страсть Курио росла с каждым днем, и он все больше терял голову, однако стойкость его была поразительной. Он не мог предать друга и скорее бы умер от любви и желания, но не лег бы в постель с женой своего брата по вере.Прошло два дня после событий на празднике Тиберии, и толки вокруг этого скандала еще не охватили весь город. Мартин, который, казалось, по-прежнему был заботливым супругом и домоседом, как и раньше, время от времени отправлялся добывать деньги на хозяйственные расходы. В связи с днем рождения Тиберии ему пришлось потратиться: подарок для именинницы, платье, туфли, чулки, браслеты и серьги для Мариалвы. Касса опустела, Мартину ничего не оставалось, как сунуть колоду карт в карман и пуститься на поиски партнеров. Мариалва тем временем послала мальчишку предупредить Курио, а сама принарядилась, сделала затейливую прическу, надушилась и выбрала платье, которое особенно рельефно подчеркивало ее фигуру. Затем она спустилась в Уньян и стала поджидать Курио в уединенном месте.Курио ушел от араба. Он настолько выбился из колеи, что не искал другой работы, а бродил по городу, повсюду должая за кашасу, и, к сожалению, его многие поили в долг. В таком отчаянном состоянии его еще никогда не видели. Бедный Курио и прежде влюблялся, и прежде женщины покидали его. Однако на этот раз дело было серьезнее — влюбленность его длилась дольше обычного. Раньше достаточно бывало двух-трех дней, чтобы исцелить Курио от неудачного увлечения. Теперь же ему конца не было видно, и бедняга Курио даже заговорил о самоубийстве. Мальчишка нашел его в баре неподалеку от рынка, где он в одиночестве сидел за стопкой кашасы.Когда он пришел в Уньян, Мариалва была уже там. Печальная и прекрасная, она стояла у причала и смотрела на море рассеянным взглядом. Курио вздохнул. Не было в мире человека несчастнее его; разумеется, он еще узнает горести, но никогда, наверно, судьба не будет к нему так беспощадна. Он любит, и ему отвечает взаимностью — он отказывается верить, что заслуживает этого! — прекраснейшая из женщин, но боже мой, столь же верная, сколь и красивая, столь же чистая, сколь и нежная. Связанная узами благодарности с нелюбимым человеком, она хранит ему верность, сдерживая желание и страсть, и не переходит границ чистого влечения, робкого, безнадежного, платонического чувства. Можно ли быть более несчастным, чем Курио? Нет и нет!Однако после этой встречи, он почувствовал себя еще несчастнее. И все же был доволен собой и горд тем, что нашел в себе силы противостоять, когда Мариалва готова была пасть, сраженная любовью, и лоб Мартина едва не украсился рогами. Курио еще раз доказал, что он достойный и верный друг.Едва он пришел и обменялся с Мариалвой первыми взволнованными словами, она взяла его руки в свои и заявила:— Я больше не могу, дорогой… Будь что будет, но я хочу быть твоей… Я знаю, что это нехорошо, но ничего не могу поделать.Курио вытаращил глаза, он не был уверен, что правильно ее понял, и попросил повторить; она повторила то же самое, уже смелее. Пламя страсти сжигало ее, она попыталась тут же броситься ему на шею и подарить первый поцелуй, в котором до сих пор отказывала.Курио на минуту заколебался, ведь он желал ее, желал бессонными ночами и сидя за столиком бара; он представлял себе, как они, не таясь, идут по улице и она клонит голову ему на плечо; в тумане хмельных паров он раздевал ее, любовался ее прекрасным телом в темных родинках и нежным животом. Он страстно желал ее и мучился этим желанием, однако стоически сносил все это, так как Мариалва с самого начала воздвигла непреодолимую преграду между его мечтами и действительностью. Ему еще не приходилось выбирать между любовью к Мариалве и верностью Мартину, другу и брату по вере. И вот сейчас она так сразу, без всякой подготовки, предлагает себя. Она готова на все, сделает, как он пожелает: или соединится с ним навеки, или, переспав с ним, вернется домой.Курио с головой ушел в свои переживания, он чувствовал себя кустом на ветру, парусом шхуны, унесенной в бурное море. Перед ним Мариалва — больше ему никто не нужен. Но между ним и Мариалвой стоит Мартин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
.Тибурсио — студент-юрист, заядлый гуляка, большой друг Тиберии и превосходный музыкант — играл сегодня вместе с двумя гитаристами, гармонистом и флейтистом, тоже друзьями дома. Мариалва, не выпуская руки Мартина, прошла через весь зал и приблизилась к качалке, где, как на троне, восседала виновница торжества в окружении своих девушек и принимала поздравления вновь прибывших гостей. Мартин и Мариалва преподнесли Тиберии отрез на платье и тут же пустились танцевать.Все знали, как танцует Капрал, привыкший демонстрировать свое искусство на гафиэйрах. Он любил танцевать и танцевал превосходно, а теперь, после долгого перерыва, решил всех поразить. Мариалва не была для него достойной партнершей. Она часто ошибалась и компенсировала свои ошибки смелыми жестами: она то будто отдавалась, то ускользала. Ее движения были откровенными, не то что легкий, грациозный танец Мартина, напоминающий полет птицы. Но кто же не станет смотреть на стройные бедра, раскачивающиеся в такт музыки?Когда танец кончился, Капрал оставил Мариалву, чтобы пойти опрокинуть с друзьями стопку кашасы в задних комнатах. Там собрались все: Жезуино, негр Массу, Ветрогон, Ипсилон, Гвоздика, Изидро, Алонсо и многие другие. Не хватало только Курио, который совсем напился, его, должно быть, увели куда-нибудь. Танцевали они мало, зато пили много. Капрал присоединился к друзьям, он был в отличном настроении — до сегодняшнего дня размолвка с Тиберией, как заноза, не давала ему покоя. Впервые после возвращения в Баию он пил, как в добрые старые времена — с самого утра, и ему было весело. А в зале Мариалва, развалившись в кресле, представляла всем желающим возможность восхищаться собой. Время от времени она тайком смотрела по сторонам, отыскивая Курио. Когда после фейжоады она отправлялась домой, молодой зазывала уже так набрался, что начал неприлично ругаться. Наверное, его увели отсюда. А жаль! Мариалва хотела бы видеть его сейчас, пьяным от любви, потерявшим волю, всецело в ее власти… Именно такими ей нравилось видеть мужчин: ползающими в пыли у ее ног. Она чувствовала обращенные на нее взгляды, скользившие по ее икрам, груди, шее, и скрестила ноги, приняв соблазнительную позу.Оркестр играл самбу, одну из самых быстрых. Мариалва была бы не прочь потанцевать, но почему не возвращается Мартин? А Мартин наливался кашасой, — Мариалва поразилась бы, увидев, сколько он выпил. Зал быстро наполнялся оживленными парами. Мариалва любила самбу, потому что, танцуя ее, можно раскачивать бедрами, зажигая желание в глазах мужчин, то вспыхивающих, то гаснущих. Почему Мартин не идет пригласить ее? А другие не решаются, ведь она супруга Капрала, может получиться неприятность. К тому же никто не танцует так, как Мартин, и он принадлежит ей, только ей.Нет, он не принадлежит только мне, решила Мариалва, увидев его вдруг танцующим с Оталией. Она не заметила, когда они пошли танцевать, когда началось это безобразие. Откуда он выкопал эту вертлявую худышку, эту сопливую девчонку с косичками? Оталия была в том же платье, что и утром в церкви, и действительно казалось провинциальной девчонкой со своими косичками, уложенными на затылке.Она улыбалась, кружась в объятиях Мартина. Улыбался и Капрал, радостной, пьяной улыбкой. Кто не знал его близко, тот не мог заметить, насколько он уже пьян: ничто, кроме шального веселья, светившегося в его глазах, не выдавало его состояния. А ведь он уже пил с тех пор, как кончилась служба: первые несколько стопок они с Жезуино и Массу хватили неподалеку от церкви. Мартин смотрел в глаза Оталии, точно подбадривая ее; танцуя, она не покачивала бедрами, как Мариалва, она была похожа на листок, гонимый ветром, и ноги ее едва касались пола. Нежная, наконец найденная девочка, рожденная музыкой, настоящая танцовщица, она была достойной парой Капралу.Это был чистый, строгий и красивый танец, и другие пары одна за другой покинули середину зала, предпочитая любоваться великолепными танцорами.Мартин выпустил Оталию из своих объятий и стал танцевать перед ней все быстрее и быстрее, выделывая разнообразные па, а девушка кружились вокруг него. Потом они снова понеслись по залу, легкие, беззаботные и грациозные, как птицы. Когда мужчины любовались Мариалвой, их глаза горели желанием, теперь же и мужчины, и женщины с каким-то трепетным восхищением следили за Оталией. А Мартин все смеялся, продолжая свой стремительный танец.Еще никогда в жизни Мариалва не чувствовала себя столь оскорбленной. Она зажмурилась, чтобы не видеть их, и сжала зубы, чтобы не закричать. Бледная, она покрылась холодным потом.Но они все кружились и кружились перед ней, на губах Оталии играла улыбка, взгляд Мартина блестел. Глаза Мариалвы застлала пелена, больше она ничего не видела, ничего не понимала. А когда очнулась, то стояла посреди зала и кричала, наступая на Оталию:— Убирайся отсюда, задрыга! Оставь в покое мужа!Это было столь неожиданно, что многие гости, в частности те, что выпивали в задних комнатах, не успели вовремя подбежать и прозевали самое интересное, что было на этом празднике.Мариалва теснила Оталию, пытаясь оттолкнуть ее от Мартина. Оталия, однако, не отступала и не прерывала танца, будто ничего не случилось. Мартин же, казалось, был доволен, очутившись между двумя женщинами, которые оспаривали его, и раскрывал объятия то одной, то другой. Гости возбужденно зашумели, предвкушая одно из самых сенсационных зрелищ — драку двух соперниц.Мариалва на минуту замерла с разинутым ртом, у нее перехватило дыхание, но едва опомнившись, снова накинулась на Оталию:— Шлюха! Сопля чахоточная!Однако Оталия была настороже и, не прерывая танца, ударила Мариалву ногой, как раз когда супруга Капрала хотела схватить ее за косы. Мариалва со стоном отступила, держась за ушибленное место. Кое-кто из женщин кинулся к Оталии, но девушка вырвалась от них и, танцуя, влепила Мариалве пару пощечин. Только после этого Тиберия потребовала уважения к своему дому и к своему празднику. По мнению Жезуино, она могла бы сделать это и раньше. Бешеный Петух даже утверждал, что она помешала Жезусу, который хотел было удержать Оталию, когда та подняла руку на Мариалву. Тиберия величественно спустилась со своего трона и подозвала разбушевавшуюся Оталию:— Пойди сюда, доченька, ты не должна равняться с этой…Мариалву, несмотря на ее крики, оттащили. И хохочущий во все горло Мартин с помощью негра Массу и Ветрогона увел свою рыдающую супругу. Капрал пока не задумывался, что же будет дальше: отлупит ли он дома жену или простит ее и утешит. В тот вечер он не мог ни на кого сердиться. Даже на Тиберию, хотя та и бросила ему с издевкой, когда проходила мимо:— Забери отсюда, сынок, свою растяпу. А если надумаешь снова жениться, посоветуйся прежде со мной, чтобы выбрать невесту получше…Не сердился он и на Оталию — девчонка оказалась храброй, умеет за себя постоять. И на Мариалву тоже, ведь она приревновала. Словом, ни на кого из них не держал Капрал сердца и возвращался домой веселый. Он помирился с Тиберией, самым дорогим другом. Они повели Мариалву к трамваю, и Капрал будто только теперь вернулся в свой город; недели, прошедшие до этого, казались ему сном.Негр Массу и Ветрогон помогли Мартину втащить Мариалву, которая упиралась, билась и даже укусила Ветрогону руку. Уже в трамвае, на потеху немногочисленным пассажирам, она пыталась вцепиться Мартину в лицо с криком:— Собака! Связался с этой доской! Подлец! Мерзавец!Мартин и негр Массу хохотали. Ветрогон разводил руками, с некоторым трудом удерживая равновесие, и объяснял пассажирам, кондуктору и вожатому:— Никогда и нигде еще не было такого праздника. Ни в Германии, ни во времена Великой империи, ни в какие другие времена. Правильно я говорю?Трамвай шел, увозя Мариалву и Капрала, хохот которого гулко разносился по пустынным в этот утренний час улицам. 14 После дня рождения Тиберии события стали разворачиваться стремительно.В любой истории наступает момент, когда события начинают «разворачиваться стремительно», и это, как правило, волнующий момент. Уже давно было пора ускоряться событиям в жизни Капрала; по правде говоря, их за последнее время было совсем немного и происходили они в замедленном темпе. Впрочем, мы вовсе не хотим сказать, что теперь события эти начнут развиваться с головокружительной быстротой, просто они станут более напряженными. Готовилась развязка трагической любви Курио и Мариалвы.Когда страсти улеглись и Мариалва оказалась в состоянии размышлять, она стала вынашивать планы мести. Скандал, прервавший веселье на празднике Тиберии, подтвердил худшие опасения, овладевшие ею в первый же день приезда в Баию. Она должна принять меры, иначе Капрал оседлает ее, набросит на нее узду, словом, станет хозяином положения. И в один прекрасный день уйдет, бросив ее, как ненужную, грязную тряпку. Но она этого не допустит. Она воспользуется тем, что он пока еще влюблен в нее, поставит его на колени. Мартин узнает, чего стоит Мариалва. А для этого ей очень пригодится Курио со своим безнадежным чувством. Интересно отметить, что после бурных событий в доме Тиберии Мариалва не затаила злобы ни против Тиберии, ни против Оталии. Она, конечно, хотела показать девушкам из заведения и соседкам свою власть над Мартином, показать, что она может заставить его плакать и насмехаться над ним. Злилась она лишь на Мартина, вернее, — на его глупый хохот. Вместо того чтобы немедленно покинуть эту девчонку и смиренно вернуться к Мариалве, извинившись за свою оплошность, которую никто бы не принял всерьез, он остался между ними, чуть ли не подстрекая их к драке и даже как будто довольный тем, что из-за него разгорелись страсти. О, это ему так не пройдет, она сумеет отомстить! И чем скорее, тем лучше, пока еще не забыта ссора на празднике у Тиберии. Все увидят Мартина униженным, она еще посмеется над ним и сделает так, что другие будут над ним смеяться. На него станут показывать пальцем, она навсегда положит конец его фанфаронству и тщеславию.Однако планы Мариалвы оказались под серьезной угрозой, так как Курио не захотел помогать ей. Мариалва замышляла сделать связь с зазывалой всеобщим достоянием, в том числе и рогоносца Мартина. Но прежде надо было водрузить это ветвистое украшение на лоб Капрала, то есть стать любовницей Курио. Это казалось Мариалве вовсе нетрудным. Разве не желание иссушило Курио? Достаточно было одного ее слова или одного ее жеста, и он пошел бы на все.Но получилось совсем не так, как она задумала. Правда, страсть Курио росла с каждым днем, и он все больше терял голову, однако стойкость его была поразительной. Он не мог предать друга и скорее бы умер от любви и желания, но не лег бы в постель с женой своего брата по вере.Прошло два дня после событий на празднике Тиберии, и толки вокруг этого скандала еще не охватили весь город. Мартин, который, казалось, по-прежнему был заботливым супругом и домоседом, как и раньше, время от времени отправлялся добывать деньги на хозяйственные расходы. В связи с днем рождения Тиберии ему пришлось потратиться: подарок для именинницы, платье, туфли, чулки, браслеты и серьги для Мариалвы. Касса опустела, Мартину ничего не оставалось, как сунуть колоду карт в карман и пуститься на поиски партнеров. Мариалва тем временем послала мальчишку предупредить Курио, а сама принарядилась, сделала затейливую прическу, надушилась и выбрала платье, которое особенно рельефно подчеркивало ее фигуру. Затем она спустилась в Уньян и стала поджидать Курио в уединенном месте.Курио ушел от араба. Он настолько выбился из колеи, что не искал другой работы, а бродил по городу, повсюду должая за кашасу, и, к сожалению, его многие поили в долг. В таком отчаянном состоянии его еще никогда не видели. Бедный Курио и прежде влюблялся, и прежде женщины покидали его. Однако на этот раз дело было серьезнее — влюбленность его длилась дольше обычного. Раньше достаточно бывало двух-трех дней, чтобы исцелить Курио от неудачного увлечения. Теперь же ему конца не было видно, и бедняга Курио даже заговорил о самоубийстве. Мальчишка нашел его в баре неподалеку от рынка, где он в одиночестве сидел за стопкой кашасы.Когда он пришел в Уньян, Мариалва была уже там. Печальная и прекрасная, она стояла у причала и смотрела на море рассеянным взглядом. Курио вздохнул. Не было в мире человека несчастнее его; разумеется, он еще узнает горести, но никогда, наверно, судьба не будет к нему так беспощадна. Он любит, и ему отвечает взаимностью — он отказывается верить, что заслуживает этого! — прекраснейшая из женщин, но боже мой, столь же верная, сколь и красивая, столь же чистая, сколь и нежная. Связанная узами благодарности с нелюбимым человеком, она хранит ему верность, сдерживая желание и страсть, и не переходит границ чистого влечения, робкого, безнадежного, платонического чувства. Можно ли быть более несчастным, чем Курио? Нет и нет!Однако после этой встречи, он почувствовал себя еще несчастнее. И все же был доволен собой и горд тем, что нашел в себе силы противостоять, когда Мариалва готова была пасть, сраженная любовью, и лоб Мартина едва не украсился рогами. Курио еще раз доказал, что он достойный и верный друг.Едва он пришел и обменялся с Мариалвой первыми взволнованными словами, она взяла его руки в свои и заявила:— Я больше не могу, дорогой… Будь что будет, но я хочу быть твоей… Я знаю, что это нехорошо, но ничего не могу поделать.Курио вытаращил глаза, он не был уверен, что правильно ее понял, и попросил повторить; она повторила то же самое, уже смелее. Пламя страсти сжигало ее, она попыталась тут же броситься ему на шею и подарить первый поцелуй, в котором до сих пор отказывала.Курио на минуту заколебался, ведь он желал ее, желал бессонными ночами и сидя за столиком бара; он представлял себе, как они, не таясь, идут по улице и она клонит голову ему на плечо; в тумане хмельных паров он раздевал ее, любовался ее прекрасным телом в темных родинках и нежным животом. Он страстно желал ее и мучился этим желанием, однако стоически сносил все это, так как Мариалва с самого начала воздвигла непреодолимую преграду между его мечтами и действительностью. Ему еще не приходилось выбирать между любовью к Мариалве и верностью Мартину, другу и брату по вере. И вот сейчас она так сразу, без всякой подготовки, предлагает себя. Она готова на все, сделает, как он пожелает: или соединится с ним навеки, или, переспав с ним, вернется домой.Курио с головой ушел в свои переживания, он чувствовал себя кустом на ветру, парусом шхуны, унесенной в бурное море. Перед ним Мариалва — больше ему никто не нужен. Но между ним и Мариалвой стоит Мартин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39