Молчание.
Пирам . Шестьдесят лет, при одиннадцати императорах, мы служили Римской империи. Исторически необъяснимо, что еще при нашей жизни она перестанет существовать.
Ахилл . Я умываю руки. Я честно исполнял свои обязанности.
Пирам . Мы были во всех отношениях единственными устойчивыми столпами империи.
Ахилл . Когда нас не станет, по праву скажут: античности пришел конец.
Молчание.
Пирам . Подумать только, наступит время, когда будут говорить не по-латыни и не по-гречески, а на каком-то немыслимом языке, вроде германского.
Ахилл . Представить себе, что главари германцев, китайцев и зулусов, чей культурный уровень в тысячу раз ниже нашего, берут бразды мировой политики. Anna virumque cano. Я всего Вергилия знаю наизусть.
Пирам . А я Гомера. Mehnin aeide thea.
Ахилл . Так или иначе, нас ждут ужасные времена.
Пирам . Да, мрачная эпоха средневековья. Не хочу быть пессимистом, но, по-моему, от нынешней катастрофы человечество уже никогда не оправится.
Входит Ромул в императорской тоге и лавровом венке.
Ахилл и Пирам . Salve, Цезарь.
Ромул . Salve. Я задержался. Меня утомило это непредвиденное скопление посетителей. Едва перелез через рекордсмена, который все еще храпит у моей кровати. Минувшей ночью я больше управлял государством, чем за все двадцать лет своего правления.
Ахилл . Конечно, ваше величество.
Ромул . Какая странная тишина. И так пусто кругом, словно все нас покинули.
Молчание.
Где моя дочь Рея?
Молчание.
Ахилл . Принцесса...
Пирам . И Эмилиан...
Ахилл . И императрица...
Пирам . Министр внутренних дел, рейхсмаршал, повар и все остальные...
Молчание.
Ромул . Ну?
Ахилл . Утонули при переправе на Сицилию.
Пирам . Эту весть принес один рыбак.
Ахилл . Уцелел, должно быть, только Зенон Исаврийский со своими камергерами — они отправились в Александрию очередным рейсом.
Молчание. Император по-прежнему спокоен.
Ромул . Моя дочь Рея и мой сын Эмилиан... (Смотрит на камердинеров.) Я не вижу у вас на глазах слез.
Ахилл . Мы слишком стары.
Ромул . А я должен умереть. Меня убьют германцы. Еще сегодня. Горе меня уже не задевает. Тот, кому скоро умирать, не оплакивает мертвых. Я никогда не был спокойнее и бодрее чем сейчас, когда все уже позади. Подать утреннюю трапезу!
Пирам . Завтрак?
Ахилл . Но германцы, ваше величество, германцы могут каждую минуту...
Пирам . И принимая во внимание всеобщий траур в империи..
Ромул . Чепуха. Империи, которая могла бы объявить траур, больше нет, а сам я хочу умереть так, как жил.
Пирам . Как прикажете, ваше величество.
Император садится в кресло на авансцене. Пирам приносит небольшой столик, накрытый как обычно. Император задумчиво разглядывает посуду.
Ромул . Почему последнюю трапезу мне подают на этих старых жестяных тарелках и в этой треснувшей чашке?
Пирам . Парадный императорский сервиз ее величество увезла ] с собой. Он принадлежал ее отцу.
Ахилл . А теперь лежит на дне морском.
Ромул . Ничего. Для предсмертной трапезы эта убогая посуда, пожалуй, даже лучше. (Разбивает яйцо.) Август, разумеется, опять ничего не снес.
Пирам устремляет на Ахилла молящий взгляд.
Пирам . Ничего, государь.
Ромул . А Тиберий?
Пирам . Юлии ничего не кладут.
Ромул . А Флавии?
Пирам . Домициан снес. Но ведь ваше величество не желает есть его яйца.
Ромул . А это чье яйцо? (Доедает яйцо.)
Пирам . Как всегда, Марка Аврелия.
Ромул . А еще кто-нибудь несется?
Пирам . Одоакр. (Несколько смущен.)
Ромул . Смотри-ка!
Пирам . Снес три яйца, ваше величество.
Ромул . Эта курица нынче установит рекорд. (Его величество пьет молоко.) У вас торжественный вид. Что это сегодня с вами?
Ахилл . Вот уже двадцать лет как мы служим вашему величеству.
Пирам . И сорок лет предшественникам вашего величества.
Ахилл . Шестьдесят лет мы были готовы прозябать в нищете, дабы служить императорам.
Пирам . Любой извозчик зарабатывает больше императорского камердинера. В конце концов, это надо было сказать, ваше величество.
Ромул . Признаю. Но учтите, что извозчик получает больше самого императора.
Пирам устремляет на Ахилла молящий взгляд.
Ахилл . Фабрикант Цезарь Рупф предлагает нам места камердинеров.
Пирам . Четыре тысячи сестерциев в год и три раза в неделю свободные вечера.
Ахилл . На такой работе было бы время писать мемуары.
Ромул . Фантастические условия. Вы свободны. (Снимает с головы лавровый венок и дает каждому по листику.) Последние два листика моего золотого венка. И последняя финансовая операция моего правительства.
Слышны боевые возгласы.
Ромул . Что там, однако, за шум?
Ахилл . Германцы, ваше величество. Пришли германцы.
Ромул . Придется их принять.
Пирам . Быть может, ваше величество пожелает опоясаться императорским мечом?
Ромул . А разве он не заложен?
Пирам устремляет на Ахилла молящий взгляд.
Ахилл . Его не брал ни один ломбард. Меч ржавый, а драгоценные камни вы, ваше величество, давно уже выломали.
Пирам . Принести его?
Ромул . Лучше всего, дорогой Пирам, оставить императорский меч там, где он валяется.
Пирам . Вашему величеству ничего больше не нужно?
Ромул . Еще немного спаржевой настойки.
Пирам, дрожа, наливает.
Теперь можете идти. Императору вы больше не нужны. Вы были безупречными слугами.
Оба в страхе уходят. Император выпивает рюмку. Справа входит германец. Он двигается свободно и непринужденно, несколько высокомерен и ничего варварского, кроме штанов, на нем не заметно. Он озирается по сторонам, как будто пришел в музей, временами делает заметки в записной книжке, которую достает из кожаной сумки. Он в штанах, на нем просторная легкая куртка, широкополая дорожная шляпа — словом, ничего воинственного, кроме меча, которым он опоясан. Его сопровождает молодой человек в военной форме, однако и в нем нет ничего оперного. Разглядывая комнату, германец как бы случайно среди других предметов обнаруживает императора. Оба с удивлением глядят друг на друга.
Германец . Римлянин!
Ромул . Здравствуй!
Молодой германец обнажает меч.
Молодой человек . Умри, римлянин!
Германец . Убери меч, племянник!
Молодой человек . Как прикажешь, дядюшка.
Германец . Прости, римлянин.
Ромул . Отчего же, пожалуйста. Ты — настоящий германец? (Недоверчиво на него глядит.)
Германец . Древнейшего рода.
Ромул . Этого я уж не понимаю. Тацит пишет, что все вы варвары — великаны с дерзкими голубыми глазами и рыжими волосами, а глядя на тебя, подумаешь — переодетый византийский ботаник.
Германец . Я тоже представлял себе римлян совсем иначе. Говорили, что вы бесстрашные герои, а оказывается ты единственный, кто не сбежал.
Ромул . У нас порой бытуют совершенно ложные представления о расах. А то, что у тебя на ногах, это и есть штаны?
Германец . Ну да.
Ромул . В самом деле странная одежда. А где же ты их застегиваешь?
Германец . Спереди.
Ромул . Очень практично. (Пьет спаржевую настойку.)
Германец . Что ты пьешь?
Ромул . Спаржевую настойку.
Германец . Можно попробовать?
Ромул . Сам настаивал.
Император наливает. Германец пьет, морщится.
Германец . Отвратительно. У этого напитка нет будущего. Пиво лучше. (Садится рядом с Ромулом за стол и снимает шляпу.) Должен тебя поздравить. У тебя в парке над прудом отличная Венера.
Ромул . А что в ней особенного?
Германец . Подлинный Пракситель.
Ромул . Вот незадача. Я-то всегда думал, что это грошовая копия, а теперь антиквар уехал.
Германец . Позволь-ка! (Рассматривает скорлупу яйца, которое съел Ромул.) Недурно.
Ромул . Ты куровод?
Германец . Страстный.
Ромул . Удивительно! Я ведь тоже куровод.
Германец . Ты тоже?
Ромул . Я тоже.
Германец . Наконец-то есть с кем поговорить. Это в парке твои куры?
Ромул . Мои. Отличная домашняя порода. Импортные — из Галлии.
Германец . Несутся?
Ромул . Ты сомневаешься?
Германец . Скажи честно. Судя по яйцу, неважно они несутся.
Ромул . Ладно, признаюсь, они несутся все хуже и хуже. Между нами, куроводами, говоря, это меня тревожит. В хорошей форме только одна несушка.
Германец . Серая с желтыми крапинками?
Ромул . Как ты догадался?
Германец . Это ведь я велел доставить ее в Италию. Хотелось проверить, как она себя будет чувствовать в южном климате.
Ромул . Могу тебя поздравить. Отличная порода, ничего не скажешь.
Германец . Сам вывел.
Ромул . Ты, я вижу, выдающийся куровод.
Германец . В конце концов, как правитель, я вынужден этим заниматься.
Ромул . Как правитель? А кто ты, собственно, такой?
Германец . Я Одоакр, князь германцев.
Ромул . Рад с тобой познакомиться.
Одоакр . А ты кто?
Ромул . Я — римский император.
Одоакр . Мне тоже очень приятно завести такое знакомство. Я, правда, и раньше знал, с кем говорю.
Ромул . Ты знал?
Одоакр . Прости меня за притворство. Врагам бывает неловко оставаться с глазу на глаз, и я решил, что для начала разговор о куроводстве будет уместнее, чем разговор о политике. Позволь представить моего племянника. Поклонись, племянник.
Племянник . Как прикажешь, дядюшка.
Одоакр . Оставь нас одних, племянник.
Племянник . С удовольствием, дядюшка. (Уходит.)
Молчание. Они глядят друг на друга.
Одоакр . Ты, значит, Ромул. Все эти годы я много о тебе думал.
Ромул . А ты, стало быть, Одоакр. Для меня ты был олицетворением врага, а оказывается, ты такой же куровод, как я.
Одоакр . Настала минута, которой я ждал столько лет.
Император вытирает рот салфеткой, встает.
Ромул . Как видишь, я готов.
Одоакр . К чему?
Ромул . Умереть.
Одоакр . Тебе грозит смерть?
Ромул . Всему миру известно, как германцы обходятся с пленными.
Одоакр . Ты слишком поверхностно знаешь своих врагов, император Ромул, если полагаешься на то, что о них болтает весь мир.
Ромул . А чего ты можешь хотеть, кроме моей смерти?
Одоакр . Сейчас увидишь. Племянник!
Справа входит племянник.
Племянник . Что прикажешь, дядюшка?
Одоакр . Поклонись римскому императору, племянник.
Племянник . Как прикажешь, дядюшка. (Кланяется.)
Одоакр . Ниже, племянник.
Племянник . С удовольствием, дядюшка.
Одоакр . Стань перед римским императором на колени!
Племянник . Как прикажешь, дядюшка. (Преклоняет колени.)
Ромул . Что это значит?
Одоакр . Встань, племянник.
Племянник . С удовольствием, дядюшка.
Одоакр . Выйди, племянник.
Племянник . Как прикажешь, дядюшка. (Уходит.)
Ромул . Ничего не понимаю.
Одоакр . Я пришел не за тем, чтобы тебя убить, римский император. Я пришел, чтобы вместе со всем моим народом вступить к тебе в подданство. (Тоже преклоняет колени.)
Ромул (насмерть перепуган) . Но это же безумие!
Одоакр . И германец может поступить разумно, римский император.
Ромул . Ты что, издеваешься?
Одоакр (встает). Ромул, о курах мы с тобой поговорили, отлично понимая друг друга. Неужели нельзя, понимая друг друга, поговорить о судьбах наших народов?
Ромул . Говори.
Одоакр . Можно сесть?
Ромул . Нечего спрашивать, ты победитель.
Одоакр . Ты забываешь, что я только что вступил к тебе в подданство.
Молчание.
Ромул . Садись,
Оба садятся. Ромул мрачен. Одоакр внимательно на него смотрит.
Одоакр . Ты видел моего племянника. Его зовут Теодорих.
Ромул . Видел.
Одоакр . Очень воспитанный молодой человек. «Как прикажешь, дядюшка», «С удовольствием, дядюшка». И так с утра до вечера. Его поведение безукоризненно. Он весь народ заразил своей добропорядочностью. К девушке но прикоснется, пьет только воду, спит на голой земле. Каждый день — боевые учения. И сейчас в прихожей небось тренируется.
Ромул . Так он же герой!
Одоакр . Воплощенный идеал германца. Мечтает о мировом господстве, и весь народ вместе с ним. Потому мне и пришлось затеять этот поход. Я был один, а против меня племянник, стихотворцы и общественное мнение — пришлось уступить. Я надеялся вести войну гуманно, ведь римляне почти не оказывали сопротивления. Но чем дальше я продвигался на юг, тем больше преступлений совершала моя армия. И не потому, что она кровожаднее других армий, а потому, что всякая война — зверство. Я был в ужасе. Хотел даже прервать поход. Собирался взять деньги у фабриканта штанов, — моих полководцев еще можно было купить, я еще мог, наверное, все сделать по-своему. Какое-то время еще мог. Но вскоре я уже ничего больше не смогу. Тогда мы окончательно станем народом героев. Спаси меня, Ромул, на тебя вся моя надежда.
Ромул . Какая надежда?
Одоакр . Остаться в живых.
Ромул . А что тебе грозит?
Одоакр . Мой племянник пока еще кроток, он еще вежлив, но в один прекрасный день он меня убьет. Знаю я эту германскую преданность.
Ромул . И поэтому ты решил вступить ко мне в подданство?
Одоакр . Всю жизнь мне хотелось увидеть подлинное человеческое величие, не похожее на дутое величие моего племянника, которого, увидишь, они еще назовут Теодорихом Великим — я этих историков знаю! Я — мужик и ненавижу войну. Я ищу человечности, которой я не мог сыскать в дремучих германских лесах. Я нашел ее в тебе, император Ромул. Твой обергофмейстер Эби тебя раскусил.
Ромул . Эби был у меня при дворе по твоему заданию?
Одоакр . Он был моим шпионом. Но он доносил о хорошем, о настоящем, о справедливом человеке, о тебе, Ромул.
Ромул . Он доносил тебе о дураке. Всю жизнь я отдал на то, чтобы приблизить день, когда Римская империя рухнет. Я считал собя вправе судить Рим, раз я сам готов был умереть. Я требовал от моей страны неслыханных жертв, поскольку я жертвовал собой. Я спокойно смотрел, как льется кровь моего народа, который я обезоружил,- ведь я решил пролить свою собственную кровь. И вот я должен жить. Моя жертва не будет принята. Мне суждено быть тем единственным, кто уцелеет. Мало того. Перед твоим приходом мне сообщили, что моя дочь, которую я люблю, погибла вместе с женихом. Погибла моя жена и весь мой двор. Я принял эту весть с легкостью — ведь я думал, что сам умру, а теперь эта весть беспощадно меня разит, безжалостно меня опровергает. Все, что я сделал, стало бессмыслицей. Убей меня, Одоакр.
Молчание.
Одоакр . Ты это говоришь от горя. Преодолей свою боль и прими меня в подданство.
Ромул . Ты боишься. Победи свой страх и убей меня.
Молчание.
Одоакр . Ты думал о своем народе, Ромул, подумай теперь о своих врагах. Если ты не примешь меня в подданство, если мы с тобой не будем действовать сообща, мир достанется моему племяннику. Тогда возникнет новый Рим — германская империя, столь же бренная, как и Римская, и столь же кровавая. Если это случится, дело всей твоей жизни — гибель Рима — и впрямь станет бессмыслицей. Ты не вправе растоптать собственное величие, Ромул, ты — единственный человек, который умеет править этим миром. Будь милостив, прими меня в подданство, стань нашим императором, защити нас от кровавого величия Теодориха.
Молчание.
Ромул . Я больше не могу, германец. Даже если бы и хотел. Ты выбил у меня из рук оправдание моих поступков.
Одоакр . Это твое последнее слово?
Ромул (преклоняет колени) . Убей меня! На коленях тебя молю!
Одоакр . Я не могу тебя заставить помогать нам. Дело плохо. Но я не в силах тебя убить. Я ведь люблю тебя.
Ромул . Если ты не хочешь меня убить, я найду выход. Единственный человек, еще жаждущий моей крови, спит у меня под кроватью. Пойду разбужу его. (Встает.)
Одоакр (тоже поднимается). Это не выход, Ромул. Ты просто отчаялся. Твоя смерть тоже бессмыслица, — в ней был бы смысл, если бы мир был таким, каким ты его себе представлял. А мир не таков. Твой враг тоже человек, и так же, как ты, он хочет быть справедливым. Надо покориться судьбе. Ничего другого не придумаешь.
Молчание.
Ромул . Присядем-ка опять.
Одоакр . Что нам еще делать?
Ромул . А как ты поступишь со мной?
Одоакр . Переведу тебя на пенсию.
Ромул . На пенсию?
Одоакр . Другого выхода нет.
Молчание.
Ромул . Выход на пенсию, пожалуй, самое страшное, что может со мной случиться.
Одоакр . Не забудь, что и меня ждет нечто ужасное. Тебе придется провозгласить меня королем Италии. Это будет началом моего конца, если я сразу же не приму меры. Итак, хочу я или нет, придется начать мое царствование с убийства. (Обнажает меч и устремляется направо.)
Ромул . Что ты собираешься делать?
Одоакр . Убить племянника. Я покуда еще сильнее, чем он.
Ромул . Теперь ты отчаялся, Одоакр. Если ты убьешь своего племянника, на его место придут тысячи новых Теодорихов. Твои народ мыслит не так, как ты. Ему нужен культ героев. Не в твоей власти это изменить.
Молчание.
Одоакр . Сядем-ка опять.
Садятся.
Ромул . Мой дорогой Одоакр, я хотел играть роль судьбы, а ты хотел избежать своей судьбы. Но обоим нам судьба быть политиками, потерпевшими крах. Мы надеялись освободиться от мира, ты от Германской империи, я от Римской, а теперь придется приводить в порядок их развалины. Нельзя их оставлять без присмотра. Я осудил Рим — меня пугало его прошлое; ты осудил Германию — тебя пугало ее будущее. Мы были во власти призраков, ведь мы не распоряжаемся ни тем, что было, ни тем, что будет. У нас есть власть лишь над настоящим, но мы о нем не думали и потерпели крах.
1 2 3 4 5 6 7