— Нет! — продолжал гост — Цена выстрела в сочетании! В сочетании стоимости производства, обработки, дефицита. Всех факторов. Включая руководство.
— Кем?
— Снайпером. Ведь кто-то должен найти, объяснить, ввести в курс дела и, наконец, дать команду. И это тоже стоит денег. Видишь, как сложно. А ты боишься пули. Нет, не надо бояться пули. Стоит опасаться сочетания. Пули, стрелка и командира. Целая система взаимоотношений. Целая система. И ее стоит бояться. По-настоящему. Потому что система бывает слепа. И это не самый плохой вариант. Если система будет подчинена чьей-то воле или же обретет волю собственную… Вот это будет действительно интересно. Но ведь ты не знаешь, что является главным в системе! Самым важным! Ценоопределяющнм.
— Что?
— Угадай.
— Не знаю.
— Угадай! — В голосе собеседника послышались стальные нотки. И Семен заволновался. Огорчать гостя не хотелось, до дрожи в коленях.
— Люди?
— Нет. Их производство дешево. Их много. Каждый включен в систему, на своем месте.
— Деньги?
— Ну нет. Деньги — это мерило.
— Сочетание…
— Ладно, хватит. — Гость махнул рукой, и Липинский замолчал. — Ты просто перечисляешь. Стратегия правильная, но не сейчас. Самым главным фактором стоимости человека является руководство.
— Как? — Семен Маркович подался вперед, краем глаза уловив, как удивленно посмотрела на него охрана. Но сейчас Липинскому не хотелось, чтобы эти остолопы, проморгавшие все на свете, вмешивались в беседу.
— Руководство! — повторил гость, делая значительное лицо. — Стоимость человека определяет возможность им руководить. Это очень важно. На свете нет ничего важнее этого. Возможность руководить. Именно это определяет цену человека. Например, человек, которым может руководить каждый. Любой. Он стоит дорого, но невысоко ценится. Его стоимость определена спросом. Таких людей просто мало. Это нижний уровень. Ниша почти не занятая. Как только таких людей станет много, цены встанут на свои места и рынок насытится. Средний уровень. Человек, которым может командовать не всякий. Не первый встречный, но начальников у него все еще много. Не стоит дорого. Таких — большинство. Понимаешь?
Семен Маркович кивнул, глядя широко раскрытыми глазами в лицо гостя. Кошмарный разговор, где людей оценивают и продают, как товар, на удивление не испугал Липинского.
— И верхний уровень, — продолжал собеседник. — Человек, которым могут руководить единицы. В идеале кто-то один. Эти люди, вне зависимости от спроса и предложения, стоят дорого и ценятся высоко.
А те, которые не подчиняются никому? Те, которыми невозможно руководить?
— Они мертвецы, — просто ответил гость. — Они умерли. Нельзя руководить трупами. Такие люди или мертвецы, или… боги. Вот так, дорогой Семен.
И в слове «дорогой» вдруг почувствовалось нечто особенное. Шелестящее уголками банкнот.
— Не стоит бояться пули или стрелка, который ее выпускает. Не стоит бояться даже сочетания «стрелок-пуля». Но кто-то командует снайпером. Кто-то командует даже его командиром. Взаимосвязи, Семен. То, что искали каббалисты, эти алхимики от математики. Они искали связь. Закономерность.
— Кто вы? — Липинский почувствовал, что сейчас заплачет.
Но гость словно и не слышал его.
— Они искали ее веками. Просеивая через мелкое сито песчинки. Считая грани камней. Погружаясь в пучину атомарной структуры и поднимаясь на высоту птичьего полета. Но не нашли, хотя она была у них под самым носом. Один человек подчиняется другому. Подчиненный — начальнику, а у начальника тоже есть свой руководитель… И так выше и дальше. До самого верха, но даже там все не так просто. Потому что человек, пока он не потерял своей человеческой сути, подчиняется одному предмету. Посмотри в свой карман, Семен. Нет, в правый…
Липинский сунул дрожащую руку в правый карман пиджака, пальцы уткнулись во что-то твердое.
— Что это? — спросил Семен Маркович.
— Вытащи, — пожал плечами его собеседник.
Липинский вытащил то, что лежало в его кармане, и с удивлением обнаружил, что держит в руках пачку долларов. Раньше ее там не было. Семен Маркович вообще больше имел дело с банковскими карточками. Глупой привычки таскать наличность в кармане у него не было. Деньги с шелестом посыпались на пол. Их было действительно много. Они мигом покрыли пар-кет толстым зеленым ковром. И продолжали сыпаться. Пачки денег вылезали из карманов Липинского. Валились на пол.
— Понимаешь теперь, Семен? Все люди, во всем мире, подчиняются деньгам. Их много. Разных. Таких же разных, как и люди. Японцы подчиняются йене. Русские — рублю. Англичане — фунту. Ведь фунт похож на англичанина. Такой же… традиционный. А йена? Хитрая маленькая йена… И все больше людей подчиняется доллару. Потому что в мире становится все больше людей особой, американской породы. Всеми людьми повелевает она, Банкнота! На всех уровнях пирамиды власти. И если мы знаем это, то…
Гость посмотрел на онемевшего Липинского, словно ожидая ответа. Семен Маркович молчал.
— …значит, мы постигли закономерность, — закончил за Семена его собеседник. — И следовательно, знаем все причинно-следственные связи, правящие людьми. И теперь в наших руках ключ к снайперу. К его командиру. И даже к начальнику командира.
— Кто ты?
Банкноты продолжали падать и падать. Заполняя собой ресторан, покрывая столики… Люди с трудом пробирались через них, как сквозь болото.
— И теперь бояться пули действительно глупо, Семен. Ты вообще можешь ничего не бояться. Совсем, Никогда. И никого. Потому что ты — один из тех, кто управляем мною лично. Ты под моей защитой. Будешь.
— Когда?.. — Липинский чувствовал, вот сейчас гость скажет что-то важное, от чего будет зависеть судьба самого Семена Марковича и всего, что он знает, имеет, чувствует.
— Когда станешь служить мне. Искренне. Истово. Потому что я — твой Господь! И теперь ты знаешь это! И будешь служить мне! Как и другие. Как и те, кто узнает, что я их Бог. Что я есть начало и конец всего, что они знают. Что я это воля системы, окружающей их. Я — Бог! Мстительный и великодушный, сильный и нуждающийся в помощи, жестокий и милосердный, я — хаос и прядок. Я — Бог людей покупающих и Бог людей продающих. Я — связь. Моя воля — курсы валют. Моя власть — жажда наживы. Мое проклятие — нищета. Мое благословение — процветание. Они узнают, все, что я Господь! Как знаешь теперь ты. Служи мне!
Гость встал, он сделался огромным, большим, величественным. Его белый воротничок светился ярче солнца. Его волосы были уложены с нечеловеческим совершенством. И только в глазах Семен, глядящий теперь снизу вверх, увидел что-то знакомое… Из сна. Когда Оно с огромными блюдцами глаз прильнуло к груди!
— Служи мне! Люби меня! Неси волю мою!
Море банкнот всколыхнулось и огромной волной обрушилось на Семена, сшибая его с ног, прижимая к полу своей тяжестью. И последнее, что он увидел перед тем, как шелестящий монстр закрыл свет, были глаза. Внимательные глаза бога, следящего за своим рабом, везде и всюду.
— Служу тебе… — прошептал Липинский.
— И не будет страха над тобой на земле моей! — громыхнуло пространство вокруг.
Пол ушел куда-то вниз. Внутри ахнуло, колыхнулось.
— Семен Маркович, Семен Маркович… — Кто-то тряс Липинского за плечо. — Врача вызовите. Врача. Меня не волнует, где он, хоть, бля, из синагоги, хоть из Иерусалима, но чтобы он тут был через полчаса! Семен Маркович!
Липинский открыл глаза. Перед лицом плавала нелепая зелень.
«Доллары, — догадался олигарх. — Весь ресторан засыпан долларами».
Он поднял голову и обнаружил, что действительно сидит в ресторане, а зеленая муть перед глазами не что иное, как скатерть, в которую он ткнулся лицом.
— Почему такой цвет? — прохрипел Липинский.
— Что, Семен Маркович? — В поле зрения влезло лицо начальника охраны.
— Цвет скатерти…
— Стол убрать, — негромко, но внушительно рявкнул начальник охраны куда-то в сторону.
— Нет-нет. Оставьте… Что со мной случилось?
— Вы упали лицом вперед, Семен Маркович. Сначала сидели, ничего не кушали. Халдей подошел, вы ему ничего не ответили. Я не стал беспокоить, вы дышали, и глаза были открыты. Задумались там или еще что. Потом в карман полезли и хлоп на стол.
Липинский сунул руку в карман. Вздрогнул. В руку мягко ткнулось что-то плотное.
Уже зная, что увидит, Семен Маркович вынул из кармана пачку долларов.
— Вот значит как… — Липинский потер лицо. Огляделся. Ткнул деньга в руки начальнику охраны. — Это тебе, Дима. За службу.
— Мы за врачом послали. За Гаупманом.
— Не надо. Мне нужно просто выспаться. — Липинский поднялся из-за стола и направился к выходу. Позади суетились охранники и растерянные официанты. — Выспаться. И знаете что, Дима, хватит меня охранять как президента.
— Ну что вы, Семен Маркович, — уже спокойным голосом ответил начальник охраны. — Президента охраняют хуже.
Липинский улыбнулся:
— И все-таки хватит. Снимите лишних людей. Пусть все будет как обычно.
— Не боитесь… — начал было Дима.
Но Семен прервал его:
— Я ничего не боюсь.
Глава 22
Из текста «Россия в говне»:
«В Саратовской области школьники нюхают говно как клей.
В Волгограде из говна гонят самогон.
Дальше вниз по Волге на говно ловят рыбу.
В Мурманске говно используют как стиральный порошок».
За стенкой кто-то заорал неожиданно хриплым голосом:
«You've gotta die, gotta die, gotta die for your government? Die for your country? That's shit!»
Потом гитарист полоснул по струнам, загрохотали ударники.
Соседский парнишка готовился к выпускным экзаменам.
— Правоверный анархист растет, — пробормотал Константин, размешивая кофе в кружке. — Вот тебе и «поколение „Р" выбирает Пепси». Какое тут, на фиг, пепси?
Орлов прислушался.
Славная банда «Anti-Flag» порола правду-матку на все четыре колонки, грозя порвать собуфер ко всем чертям.
— Да, исключительно душевно, — сказал Костя. — Видимо, алгебра.
Он открыл аптечный шкафчик и заткнул уши ватой. Музыка никуда не пропала, но сделалась глуше. Через два часа Константину надо было идти читать идеологические лекции будущей основе российской государственности. Для чего следовало подготовить конспект.
Орлов вернулся к компьютеру, поставил кофе справа, заметки уложил слева и принялся печатать.
«Круговая порука», — вывел Костя и задумался.
Подходить к созданию внутренней идеологии такой силы, как РОЗГИ, следовало осторожно. Тем более когда это касалось вопросов, в будущем способных взорвать организацию изнутри. Если права на вождение автомобиля выдавались человеку, прошедшему специальную подготовку, а право на владение оружием было привилегией немногих, то с идеологией все было еще сложнее. Орлов понимал разработку идей как программирование. Если адепты НЛП и психотехник занимались личностью, то идеолог программировал целое общество. Ошибки и просчеты в этом деле обычно приводили к катастрофе. Сразу или через некоторое время. Поскольку любой программист знает, что конечный пользователь, если будет иметь такую возможность, сделает все непременно через задницу, то следовало максимально ограничить количество неправильных вариантов выбора. Попытаться на самом раннем этапе предусмотреть ошибку и заранее поставить на нее заглушку. В отличие от обыкновенного программиста, у идеолога нет возможности отлаживать свой продукт, выпуская до бесконечности разные заплатки и обновленные версии. Нужно попасть сразу и в цель.
Константин заглянул в черновики, нахмурился и пробежался по клавишам:
«Круговая порука — понятие сложное, чаще употребляемое в негативном значении. Простой девиз, опираясь на который Дюма написал свои самые знаменитые романы. „Один за всех, и все за одного". Именно это можно считать наиболее точным определением круговой поруки. Ответственность каждого перед каждым, внутри определенного круга. Обычно этот термин имеет негативную окраску, связанную с покрывательством нарушений одних молчанием других. Это часто встречается в исправительных заведениях и криминальной среде. Для чего? Безусловно, ответ может быть один — для обороны. Для защиты определенного круга лиц, вовлеченных в какое-либо действие. Причем это средство как индивидуальной защиты, так и общей, коллективной. Но почему такой метод обороны от внешних воздействий является чем-то неправильным? Почему термин „круговая порука" носит в большей степени ругательный смысл?»
Орлов отвлекся от клавиатуры, чтобы хлебнуть кофе.
— Холодный. — Костя задумчиво посмотрел в кружку. — Черт!
Отношения с «кофием» откровенно не складывались. Константин либо увлекался текстом, и тогда напиток остывал, либо… Либо работа катилась к черту, и трудовой день превращался в день отдыха. Холодный кофе Орлов не признавал, считая его чем-то извращенным, вроде некрофилии. Но заваривать каждый раз новый, чтобы через некоторое время обнаружить все те же холодеющие останки, было слишком расточительно.
— Черт, черт, черт… — пробормотал Костя и направился на кухню. — Интересно, получится списать это на производственные расходы? Если рассматривать кофеин в виде допинга, а процесс заварки как необходимую производственную гимнастику…
Пока закипал вредоносный в своей неторопливости чайник, Константин слушал доносящиеся из-за стены завывания. Будущий лидер отечественных анархистов-антиглобалистов теперь гонял избранные места саундтрэка к «Прирожденным убийцам». Надрывно орала Кортни Лав.
Орлов представил себе, каково бы ему было жить за городом. Где нет периодически скандалящих алкашей-соседей, нет припанкованного недоросля с его квадро-грохотом, нет детей, устраивающих бардак под окнами, и котов, испытывающих химическое оружие в подъезде. Тишина, спокойствие, птички летом, снег зимой. Воздух.
— Воздух, конечно, это хорошо, — вздохнул Костя и выглянул в окно. В окне дома напротив тускло сверкнуло. Какой-нибудь дедок или бабулька по-тихому практиковали старческий вуайеризм, подсматривая в бинокль за всем, что только возможно. — Воздух — это хорошо. Но как же я без всего этого?
Ему вспомнилась реклама в метро. Элитное жилье в каких-то загородных не то Холмиках, не то Озерках, не то Речушках. По пунктам перечислялись достоинства предлагаемых новостроек. Среди «эксклюзивной планировки», «общей охраняемой зоны» и прочих «двадцати минут до центра города», значилось: «одинаковый социальный уровень жильцов». Это значит, никаких «синяков», никаких анархистов-антиглобалистов, никаких бабушек с неисчислимыми кошками и биноклями. Только благопристойные, престижные, добропорядочные кровопийцы, сплошь и рядом ходящие под «статьей с конфискацией».
— Хотя, может, я и не прав, — сказал Костя, заливая кипяток в кружку с молотым кофе. — Собрать вот всех наших и поселить компактно. Где-нибудь в лесу. Того же Василия Заводу поселить в доме напротив и ходить к нему по вечерам чай пить. Чем плохо?
Орлов вздохнул, прислушался к «музыке».
На этот раз перло что-то русскоязычное.
«В саду моей души сорняк растет среди цветов любви,
Мне говорят, что я маньяк, что руки у меня в крови.
Хирурги мозга моего хотят, чтоб я вину признал,
Но я не помню ничего, я никого не убивал…»
— Душевно, — сказал Константин и затолкал вату поглубже в уши. Он подхватил горячую, парящую кружку и пошел к столу.
За его спиной, в коридоре, медленно и осторожно поворачивалась ручка входной двери.
— На чем мы остановились? — Костя плюхнулся в жалобно заскрипевшее кресло.
«Почему термин „круговая порука" подается чаще всего в ругательном смысле? Дело в том, что ответственность каждого перед каждым является основополагающей защитной функцией любого закрытого общества. Круговая порука делает общество непрозрачным для проникновения извне. Любые попытки обрести контроль над организацией наталкиваются на сопротивление на всех уровнях, начиная с самого низа. Такая постановка вопроса, безусловно, не устраивает прежде всего государство. Именно поэтому в Средние века были так или иначе уничтожены монашеские ордена. Именно поэтому в наше время любая корпорация, возомнившая себя всесильной, получает весь набор проблем. Фактически, можно говорить о том, что круговая порука запрещена государственной машиной! Негласно.
Однако в нашем с вами случае именно принцип круговой поруки становится во главу угла. Возводится в основополагающую добродетель».
Костя поставил после точки в скобках два восклицательных знака и приписал рядышком более мелким шрифтом: «Акцентировать внимание».
«Именно круговая порука станет первым защитным механизмом ОЗГИ. Принцип ответственности одного перед всеми и всех перед одним. И распространяться он будет на всех членов клана. Включая руководство. Каждый член клана должен отвечать за своего товарища. Каждый руководитель — отвечать за своих подчиненных, и они, в свою очередь, несут ответственность за своего начальника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39