Типичный палач. Ненавижу.
После сауроновских прихвостней меня пытками не напугаешь. Нету у них против Горлума методов.
– Так, – сказал палач. – Ну что, бомжара, допрыгался? По лесам бродишь, народ пугаешь? Считай, свезло тебе: на сына начальника моего ты в лесу наткнулся. Напугал его, между прочим. А начальник у нас ого! Сидеть теперь тебе на нарах, о еде и крыше не беспокоиться. Ты ведь, верно, только того и добивался?
Я промолчал. Крыша – она только таким уродам нужна. Лучшая крыша для меня – свод деревьев. А еда… Что еда? Сегодня не пообедал, зато завтра уж точно поужинаю.
– Будем оформляться, – сказал палач.
Ага, вот и пытки! Достал бумажку какую-то и еще штучку наподобие пера. Только не очень похоже. Что за пытка? Хочет меня до смерти защекотать, что ли? А бумага зачем?
Ан нет, он этой штучкой писать собрался. Ишь какие у них тут палачи грамотные. Уважаемые люди, наверное.
– Ты говорить-то умеешь?
– Умею, – сказал я.
Чего отнекиваться? Еще пытать раньше времени начнет, чтоб проверить, могу ли я говорить. А я орать буду. Орать буду. Орать под пытками – самое милое дело. Помогает от боли отвлечься.
– Фамилия, имя, отчество? Год и место рождения?
– Смеагорл.
– Нерусский, что ли? Хотя какой ты русский? На таджика не похож, на кавказца тоже. Ты кто по национальности? Хохол?
– Хохол, – сказал я.
Почему бы и нет. Хохол – это, наверное, что-то типа хоббита. А я хоббитам, хоть их, козлов, и ненавижу, близкий родственник.
– Год рождения?
– Не помню. Давно это было.
– Знаешь, на глубокого старца ты не похож. Хоть выглядишь и… – этого слова я так и не понял. – Сколько лет-то тебе?
– На пятой сотне со счета сбился, – честно сказал я.
– Под психа косить собрался? Думаешь, в психушке тебе лучше будет, чем на зоне?
– Не знаю, – честно ответил я.
– Слушай, бомжара, давай лучше по-хорошему. А не хочешь – так сейчас сержанта Петренко кликну. Правда, потом пол от крови отмывать придется, ну так десятку уборщице накину, всех делов. Так сколько тебе лет?
– Четыреста пятьдесят три. С половиной.
– Не хочешь по-хорошему, – с деланым сожалением сказал он. – Сержант Петренко!
Ага, вот и помощник палача. Здоровенный, каббалистических знаков поменьше, рукава уже закатаны. Ненавижу.
– Да, товарищ капитан.
– Не хочет бомжара со мной по душам поговорить. Все врет и врет. Не помнит, сколько ему лет. Ты бы ему память освежил.
– Так точно, товарищ капитан. Это мы запросто.
Кулаком под ребра – разве ж это пытки? Ну, упал я со стула, ногами посучил для проформы, но даже орать не стал. Не от чего орать.
Помощник палача мне еще пару раз ботинком по ребрам съездил, потом схватил за плечи и обратно на стул посадил.
– Прояснилась память?
– Не, – сказал я, – все равно не помню.
– Крепковат для бомжа, – заметил палач.
– Повторить, товарищ капитан?
– Повтори, сержант.
Уроды. Дилетанты. Даже по почкам попасть не могут.
– Сколько лет?
– Не помню.
– Сержант!
Это уже солиднее. Дубинка. Может, дубинкой у этого Урода лучше получится? Нет, не получилось. Сунь свою дубинку себе в ухо, парень. Толку и то больше будет.
Ой, блин. Прямо в нерв угодил.
Рука сама и разжалась, Прелесть из пальцев выкатилась и прямо к ногам помощника палача. Может, не заметит? Ха, с моим-то везением…
– Товарищ капитан, вот.
– Ага, это уже интереснее! – Угол обзора из лежачего положения вообще никакой, но похоже, что палач Кольцо Всевластья рассматривает. – Золотое. Где рыжье взял, бомжара?
Рывок. Я опять на стуле.
– Пробы нет, – сказал палач. – На обручальное кольцо похоже. У кого ты его резанул, недомерок?
Молчу.
Мгновенный анализ ситуации. Камера на втором этаже, окно забрано решеткой. Строили некачественно, хорошего удара такая решетка не выдержит. Объектов двое. Один стоит за спиной, в полушаге справа. Другой напротив, за столом. Стул к полу привинчен, в качестве оружия его использовать невозможно. Руки скованы за спиной, но кандалы не очень серьезные. Цепь тонкая, замок простенький. Можно работать.
– Откуда золотишко?
Молчать. Спровоцировать новый удар. На пол, на пол. Оттуда и начнем.
Вот оно. На этот раз ударил в ухо. Я на полу. Ботинок заносится для пинка.
Запястья сужаются, руки выскакивают из кандалов. Перехватить ногу. Повернуть. Короткий крик. Сержант на полу.
Ногой в солнечное сплетение. Человек – существо хрупкое. Хорошего удара не держит.
Группируюсь, прыжок на стол, прямо на его бумаги Удивленное лицо палача. Удивление сменяется страхом. Слева в челюсть, теперь справа. Голова мотается, как у эльфийского болванчика. Удар головой в лицо. Верхотура черепа – самая крепкая часть тела.
Палач обмякает на своем стуле и сползает на пол. Сержант корчится от боли. Шуму много. Сейчас сюда еще кто-нибудь прибежит.
Хватаю Кольцо, следующим прыжком вышибаю решетку, вместе с ней и стекло, лечу на улицу. Плечо порезано осколками. Группируюсь в воздухе, приземляюсь на обе ноги и ходу, ходу…
Все они козлы, голм.
Ненавижу.
Голм.
Глава десятая. ПЛОХИЕ НОВОСТИ ДЛЯ ГЕРМАНА
Гермес
Во владения моего дяди прямого Дромоса нет. И правильно, что нет. А то повадятся все кому не лень в царство мертвых шастать, порядок нарушать и безобразия всяческие устраивать.
Единственный вход Кербер охраняет. А рядом с ним две таблички, какими-то шутниками поставленные.
«Оставь надежду, всяк сюда входящий».
«Осторожно: злая собака».
Хорошо, что еще не додумались написать «Здесь был Вася». Хотя тут не один Вася был. Все Васи тут рано или поздно будут.
Дяде эти таблички не нравятся. Пару раз уже их выкидывали, но потом они появлялись вновь. Видать, стража нашего трехголового кто-то прикормил.
Кербер дрых под второй табличкой, которая про собаку. Я пнул его в бок для проформы – проснулась правая голова и посмотрела на меня одним глазом.
– А, это ты, – сказал доблестный страж и вознамерился вернуться к дреме.
– Спишь, кобелина немытая! Совсем мышей не ловишь, а у тебя под носом кто-то душу мертвую умыкнул.
– Эка невидаль, – пробормотал пес. – У твоего дяди этих душ – хоть бульдозером греби. Одной больше, одной меньше – какая разница?
– Выговор с занесением в личное дело, – пообещал я. – За халатность и манкирование служебными обязанностями.
– Хоть два, – сказал Кербер. – Осточертело мне все. Скучно.
– На пенсии повеселишься, – пообещал я.
Нет, надо его фотоэлементом заменить. Расходы меньше, а толку неизмеримо больше. И болтать не будет. Вы где-нибудь разглагольствующий фотоэлемент видели?
Дядю я нашел прогуливающимся по берегу Стикса в компании с супругой. В последнее время он стал уделять семье куда больше времени, чем раньше. Да и тетя Персефона пообвыкла: с несколько мрачным антуражем смирилась.
– А, племяш, – пророкотал дядя. – Каким ветром тебя ко мне занесло? Неужто дядьку проведать решил?
– Нет, – сказала тетя Персефона, – он слишком занят, чтобы визиты вежливости наносить. Он по делу пришел, правда, Гермесик?
– Тетя, – я поцеловал ей руку, – вы проницательны, как всегда. Могу я украсть у вас дядю на пару минут?
– А вы за пару минут точно управитесь? А то у нас званый ужин вечером. В честь героев Троянской войны.
– Управимся, тетя, – сказал я. – Как они? В смысле, герои. Хандрят?
– Здесь все хандрят. Климат такой.
Мы с дядей отошли на пару шагов. Он мало изменился за пролетевшие века. Все такой же большой, грузный. серьезный. Тяжелая ему работенка досталась, и выбора у него не было.
Папа небо выбрал, дядя Посейдон– море, а старшему брату досталась земля. Точнее, то, что под землей.
– Что случилось, племяш?
– Кто-то у тебя мертвяка умыкнул.
– Ага. – Он стал еще серьезнее, хотя казалось, что это невозможно. Ведь речь шла о его работе. – Кого?
– Из новых, – сказал я. – Разбойник какой-то.
– С какими целями?
– Не знаю. Я его в мире живых видел, в старое тело его вселили. Жалкое зрелище.
Дядя кивнул:
– Пора нам стража менять. Староват Кербер стал для такой работы. Не тянет.
– Пора, дядя. А то начнут люди туда-сюда шастать…
– Жалко… Все-таки столько лет беспорочной службы. Да и потом, традиция…
– От традиций, которые мешают правильному функционированию организации, надо отказываться.
– Ты молод еще, племяш. А по молодости все максималисты. На кого я его поменяю?
– Я могу подобрать пару вариантов. Посмотришь, прикинешь, что к чему, выберешь. Никто ж тебя не торопит. Не хочешь от Кербера избавляться – давай его просто продублируем. И овцы цели, и волк на месте.
– Я подумаю, – сказал он. – Кто умыкнул-то?
– Не знаю. Ты точно никому разрешение на вывоз не подписывал?
– Нет, в последние пару веков точно. У меня вон за Элвиса как просили, на всех уровнях, так сказать, и то отказал.
– Ты всегда был принципиальным.
– Это не принципы, – сказал он. – Это основа мироздания. Живые – там, – он указал пальцем вверх, – а мертвые – тут.
– Что делать будем? – спросил я.
– Я ничего делать не буду. Режим усилю, проверки проведу, и все. У меня других хлопот полон рот. Ужин этот опять же.
– Нормальный ход.
– Нормальный, – подтвердил он. – Я отвечаю за свои владения, так? Ну, недосмотрел я, увы мне. Но на этом и все. Душа эта из моих владений выпорхнула, мне она более неподвластна. Ты теперь этим и занимайся, ты же у нас Душеводитель. Кстати, а чего ты ее сразу на кадуцей не взял и сюда не приволок?
– Хочу посмотреть, что дальше будет, – сказал я. – Не просто так ее отсюда вытащили, это точно. Значит, продолжение будет. А может, и автор композиции нарисуется.
– Правильно мыслишь, – одобрил дядя. – Итак, план действий у тебя есть. Иди, работай.
Так и живем. Испокон веков в нашей семейке такой порядок установлен. Проблемы Старших – это проблемы Младших.
А проблемы Младших – это проблемы Младших.
Правда, есть еще САМЫЕ Старшие.
Темная громадина заворочалась перед гигантскими окованными медью воротами. Это вам не Кербер, мимо такого стража просто не проскользнешь. Пятьдесят голов, сто рук и мощь, постичь которую не в силах ни человек, ни бог.
– ПАРОЛЬ! – громыхнуло пятьдесят глоток одновременно.
– Пошел на фиг, скотина сторукая.
Громадина отодвинулась, совсем немного, только чтобы дать мне проскользнуть внутрь, и тут же заняла исходное положение.
– Странные дела, – пробормотала одна из голов, та, что была ближе всех ко мне. – Целую вечность тут службу несу, и так ни разу пароль и не сменили.
– Все нормально, Бриарей, – сказал я.
– Опять дедушку проведать зашел?
– Ага.
– Ты один из всей семьи к нему и ходишь.
– Знаешь, он не самый популярный родственник. Здесь никаких надписей на входе нет. И так все ясно. Как выразились бы смертные, зона особого внимания. Тартар.
Место заключения для павших богов. Дедушка Крон – Повелитель Времени обитал в мрачной медной пещере, где не было ни времени, ни пространства. Чтобы нечем было повелевать. Гекатонхейры охраняют выход, и подкупить их нельзя.
«Даже сейчас его боятся, – подумал я. – Даже сейчас, когда все мы, по сути дела, никому на Земле больше не нужны».
Разве что магам, когда их совсем припирает к стенке.
– Радуйся, дедушка.
– Радуйся, внучок. Каким ветром тебя занесло в Тартар? Шутка. Ветров здесь нет.
– Посоветоваться надо, дедушка.
– Почему именно со мной? Я сижу здесь, что происходит в мире смертных, знаю лишь понаслышке.
– Откуда же ты узнал, что проблема, которую я хочу с тобой обсудить, касается мира смертных?
– Потому что я мудрый.
– Вот поэтому я и хочу посоветоваться именно с тобой.
Вечер, устроенный в честь героев Троянской войны, был в самом разгаре, когда на него явился непрошеный гость. Я.
Дядюшка Аид сидел во главе стола и о чем-то оживленно разговаривал с Агамемноном. Тетя скучала рядом с ним. Хоть она и устроила это вечер, ей здесь не особенно нравится. Смотреть, как пьют мертвые герои, слушать их бесконечные рассказы о войне, со времени которой минуло больше четырех тысяч лет.
Забыты старые распри. Троянцы братаются с ахейцами и вспоминают, кто из них кого убил. Вот неразлучная тройка – Ахилл, Патрокл и Гектор. Самый очевидный пример. Все они друг друга поубивали, а теперь вместе пьют вино и обсуждают подробности поединков и прелести Елены Прекрасной.
Вон Менелай обнимается с Энеем. Диомед поднимает тост за упокой Приама, а старец Нестор рассказывает скабрезные анекдоты кучке менее именитых троянцев.
Все в сборе. Не хватает только моего правнука Одиссея. Но он никогда не посещает подобного рода мероприятия. Его здесь не любят.
Троянцы продолжают ненавидеть его за то, что он был автором плана, позволившего ахейцам стереть Илион с лица Земли и сделать карьеру Шлиману.
Ахейцы не любят его, потому что он один, кто после многих приключений сумел благополучно вернуться домой и не был зарезан женой в собственной постели.
Нигде не любят везунчиков. Даже здесь.
Зато Парис сидит герой героем. Хотя, если уж кого не любить, так именно его.
Всех подвигов: украл чужую жену, спровоцировал бойню, на которой погибли пятьдесят тысяч человек, и убил Ахилла. Последнее больше всего похоже на подвиг, если не принимать во внимание некоторые подробности.
А именно – как он это сделал. Застрелил из лука. И кто, кроме этого смазливого подонка, сподобился бы стрелять в прославленного воина сзади, да еще и целя ниже пояса?
– … нельзя им верить, нельзя, – говорил Агамемнон. – Вот я вернулся домой, думаю, приму ванну, выпью чашечку кофе. Ага, принял ванну из собственной крови. Прямо в купальне меня зарезали, представляешь?
– Слышь, вождь вождей, – сказал я. – Шел бы ты кому-нибудь другому на жизнь жаловаться. Мне с дядей перетереть надо.
Обиделся, заткнулся и ушел. Тетя на меня строго посмотрела. Тетя считает, что у меня есть недостатки в воспитании. Тетя считает, что я хам. Это она просто на Земле давно не была.
– Проблема у нас, дядя. Помнишь, я тебе давеча о пропаже рассказывал?
– Помню.
– Не одного покойника у тебя увели. Пару.
– Ну и что? – пожал он своими мощными плечами. – Пусть еще пару лет покуролесят. Все равно все здесь будут.
– Ты хоть знаешь, кто был вторым?
– Я даже не помню, кто был первым.
Я сказал.
– Ну и что? Мне какая разница? Виновных накажу, бдительность усилю, а эти… пусть их, если уж выбрались. Бывали, между прочим, прецеденты.
– На Земле такая буча может начаться…
– Ты самый странный из всех богов, кого я знаю, Гермес, а знаю я, поверь, почти всех. И всем им абсолютно наплевать, что творится в мире смертных, лишь бы не ущемлялись их интересы. Если начнется твоя гипотетическая буча, твои интересы будут ущемлены?
– Непосредственным образом нет.
– Так наплюй и забудь.
– Не могу.
– Почему?
– Есть такая штука, она называется ответственность.
Дядя хохотал минут пять.
– Ответственность? У тебя? Перед кем? Они в тебя даже не верят!
Я долго раздумывал над тем, как ему ответить. Ответ-то был готов, готов давно, несколько тысячелетий даже размышлял я над тем, стоит ли произносить его вслух.
Для этого уже было столько возможностей, но я все время молчал. Обижать старших не хотел.
Но на этот раз терпение мое лопнуло.
– Ты хороший бог, дядя, – сказал я. – А знаешь, какая была самая плохая вещь во времена нашего правления, та самая мелочь, что завела нас в проклятый тупик, в коем мы пребываем по сей день? Знаешь, что это было? Равнодушие хороших богов.
Глава одиннадцатая. РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ В ЛОБ
Герман
После ухода Гермеса я развил бурную деятельность.
Во-первых, я позвонил Борису и сообщил, что сдвиги по его проблеме есть, что с Юриком мне если и не все ясно, то процесс выяснения пока мне неясного не требует присутствия вышеозначенного Юрика в моей лаборатории. Так что я был бы весьма благодарен, если бы Борис забрал Юрика и держал бы его где-нибудь, хоть в собственном гараже, до тех пор, пока мы накопим достаточно информации для принятия правильного решения о дальнейшей судьбе того же Юрика.
Борис сказал, что это не вопрос, Юрик – парень тихий, а у Бориса есть предостаточно мест, где можно содержать и более буйных товарищей.
Спустя минут тридцать после нашего с ним разговора у ворот просигналила машина, присланная лидером «лосей» за двумя своими пацанами – живым и условно мертвым. Вован и Юрик погрузились в зеленый «ленд-круизер» и отбыли в неизвестном мне направлении.
Одной проблемой меньше.
Во-вторых, я позвонил Сереге. Это занятие отняло у меня гораздо больше времени, нежели переговоры с Борисом и отгрузка паразомби Германа. И было куда более непродуктивным. Серега не отвечал.
Это было странно. Поскольку Серегин сотовый телефон обладал магическим усилителем, ответа «Абонент находится вне зоны действия сети» не могло быть в принципе. Тем не менее я услышал его более двух десятков раз.
И меня сразу же, как говорится в одном небезызвестном кинофильме, начали терзать смутные сомнения. И даже не столько смутные, сколько вполне конкретные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
После сауроновских прихвостней меня пытками не напугаешь. Нету у них против Горлума методов.
– Так, – сказал палач. – Ну что, бомжара, допрыгался? По лесам бродишь, народ пугаешь? Считай, свезло тебе: на сына начальника моего ты в лесу наткнулся. Напугал его, между прочим. А начальник у нас ого! Сидеть теперь тебе на нарах, о еде и крыше не беспокоиться. Ты ведь, верно, только того и добивался?
Я промолчал. Крыша – она только таким уродам нужна. Лучшая крыша для меня – свод деревьев. А еда… Что еда? Сегодня не пообедал, зато завтра уж точно поужинаю.
– Будем оформляться, – сказал палач.
Ага, вот и пытки! Достал бумажку какую-то и еще штучку наподобие пера. Только не очень похоже. Что за пытка? Хочет меня до смерти защекотать, что ли? А бумага зачем?
Ан нет, он этой штучкой писать собрался. Ишь какие у них тут палачи грамотные. Уважаемые люди, наверное.
– Ты говорить-то умеешь?
– Умею, – сказал я.
Чего отнекиваться? Еще пытать раньше времени начнет, чтоб проверить, могу ли я говорить. А я орать буду. Орать буду. Орать под пытками – самое милое дело. Помогает от боли отвлечься.
– Фамилия, имя, отчество? Год и место рождения?
– Смеагорл.
– Нерусский, что ли? Хотя какой ты русский? На таджика не похож, на кавказца тоже. Ты кто по национальности? Хохол?
– Хохол, – сказал я.
Почему бы и нет. Хохол – это, наверное, что-то типа хоббита. А я хоббитам, хоть их, козлов, и ненавижу, близкий родственник.
– Год рождения?
– Не помню. Давно это было.
– Знаешь, на глубокого старца ты не похож. Хоть выглядишь и… – этого слова я так и не понял. – Сколько лет-то тебе?
– На пятой сотне со счета сбился, – честно сказал я.
– Под психа косить собрался? Думаешь, в психушке тебе лучше будет, чем на зоне?
– Не знаю, – честно ответил я.
– Слушай, бомжара, давай лучше по-хорошему. А не хочешь – так сейчас сержанта Петренко кликну. Правда, потом пол от крови отмывать придется, ну так десятку уборщице накину, всех делов. Так сколько тебе лет?
– Четыреста пятьдесят три. С половиной.
– Не хочешь по-хорошему, – с деланым сожалением сказал он. – Сержант Петренко!
Ага, вот и помощник палача. Здоровенный, каббалистических знаков поменьше, рукава уже закатаны. Ненавижу.
– Да, товарищ капитан.
– Не хочет бомжара со мной по душам поговорить. Все врет и врет. Не помнит, сколько ему лет. Ты бы ему память освежил.
– Так точно, товарищ капитан. Это мы запросто.
Кулаком под ребра – разве ж это пытки? Ну, упал я со стула, ногами посучил для проформы, но даже орать не стал. Не от чего орать.
Помощник палача мне еще пару раз ботинком по ребрам съездил, потом схватил за плечи и обратно на стул посадил.
– Прояснилась память?
– Не, – сказал я, – все равно не помню.
– Крепковат для бомжа, – заметил палач.
– Повторить, товарищ капитан?
– Повтори, сержант.
Уроды. Дилетанты. Даже по почкам попасть не могут.
– Сколько лет?
– Не помню.
– Сержант!
Это уже солиднее. Дубинка. Может, дубинкой у этого Урода лучше получится? Нет, не получилось. Сунь свою дубинку себе в ухо, парень. Толку и то больше будет.
Ой, блин. Прямо в нерв угодил.
Рука сама и разжалась, Прелесть из пальцев выкатилась и прямо к ногам помощника палача. Может, не заметит? Ха, с моим-то везением…
– Товарищ капитан, вот.
– Ага, это уже интереснее! – Угол обзора из лежачего положения вообще никакой, но похоже, что палач Кольцо Всевластья рассматривает. – Золотое. Где рыжье взял, бомжара?
Рывок. Я опять на стуле.
– Пробы нет, – сказал палач. – На обручальное кольцо похоже. У кого ты его резанул, недомерок?
Молчу.
Мгновенный анализ ситуации. Камера на втором этаже, окно забрано решеткой. Строили некачественно, хорошего удара такая решетка не выдержит. Объектов двое. Один стоит за спиной, в полушаге справа. Другой напротив, за столом. Стул к полу привинчен, в качестве оружия его использовать невозможно. Руки скованы за спиной, но кандалы не очень серьезные. Цепь тонкая, замок простенький. Можно работать.
– Откуда золотишко?
Молчать. Спровоцировать новый удар. На пол, на пол. Оттуда и начнем.
Вот оно. На этот раз ударил в ухо. Я на полу. Ботинок заносится для пинка.
Запястья сужаются, руки выскакивают из кандалов. Перехватить ногу. Повернуть. Короткий крик. Сержант на полу.
Ногой в солнечное сплетение. Человек – существо хрупкое. Хорошего удара не держит.
Группируюсь, прыжок на стол, прямо на его бумаги Удивленное лицо палача. Удивление сменяется страхом. Слева в челюсть, теперь справа. Голова мотается, как у эльфийского болванчика. Удар головой в лицо. Верхотура черепа – самая крепкая часть тела.
Палач обмякает на своем стуле и сползает на пол. Сержант корчится от боли. Шуму много. Сейчас сюда еще кто-нибудь прибежит.
Хватаю Кольцо, следующим прыжком вышибаю решетку, вместе с ней и стекло, лечу на улицу. Плечо порезано осколками. Группируюсь в воздухе, приземляюсь на обе ноги и ходу, ходу…
Все они козлы, голм.
Ненавижу.
Голм.
Глава десятая. ПЛОХИЕ НОВОСТИ ДЛЯ ГЕРМАНА
Гермес
Во владения моего дяди прямого Дромоса нет. И правильно, что нет. А то повадятся все кому не лень в царство мертвых шастать, порядок нарушать и безобразия всяческие устраивать.
Единственный вход Кербер охраняет. А рядом с ним две таблички, какими-то шутниками поставленные.
«Оставь надежду, всяк сюда входящий».
«Осторожно: злая собака».
Хорошо, что еще не додумались написать «Здесь был Вася». Хотя тут не один Вася был. Все Васи тут рано или поздно будут.
Дяде эти таблички не нравятся. Пару раз уже их выкидывали, но потом они появлялись вновь. Видать, стража нашего трехголового кто-то прикормил.
Кербер дрых под второй табличкой, которая про собаку. Я пнул его в бок для проформы – проснулась правая голова и посмотрела на меня одним глазом.
– А, это ты, – сказал доблестный страж и вознамерился вернуться к дреме.
– Спишь, кобелина немытая! Совсем мышей не ловишь, а у тебя под носом кто-то душу мертвую умыкнул.
– Эка невидаль, – пробормотал пес. – У твоего дяди этих душ – хоть бульдозером греби. Одной больше, одной меньше – какая разница?
– Выговор с занесением в личное дело, – пообещал я. – За халатность и манкирование служебными обязанностями.
– Хоть два, – сказал Кербер. – Осточертело мне все. Скучно.
– На пенсии повеселишься, – пообещал я.
Нет, надо его фотоэлементом заменить. Расходы меньше, а толку неизмеримо больше. И болтать не будет. Вы где-нибудь разглагольствующий фотоэлемент видели?
Дядю я нашел прогуливающимся по берегу Стикса в компании с супругой. В последнее время он стал уделять семье куда больше времени, чем раньше. Да и тетя Персефона пообвыкла: с несколько мрачным антуражем смирилась.
– А, племяш, – пророкотал дядя. – Каким ветром тебя ко мне занесло? Неужто дядьку проведать решил?
– Нет, – сказала тетя Персефона, – он слишком занят, чтобы визиты вежливости наносить. Он по делу пришел, правда, Гермесик?
– Тетя, – я поцеловал ей руку, – вы проницательны, как всегда. Могу я украсть у вас дядю на пару минут?
– А вы за пару минут точно управитесь? А то у нас званый ужин вечером. В честь героев Троянской войны.
– Управимся, тетя, – сказал я. – Как они? В смысле, герои. Хандрят?
– Здесь все хандрят. Климат такой.
Мы с дядей отошли на пару шагов. Он мало изменился за пролетевшие века. Все такой же большой, грузный. серьезный. Тяжелая ему работенка досталась, и выбора у него не было.
Папа небо выбрал, дядя Посейдон– море, а старшему брату досталась земля. Точнее, то, что под землей.
– Что случилось, племяш?
– Кто-то у тебя мертвяка умыкнул.
– Ага. – Он стал еще серьезнее, хотя казалось, что это невозможно. Ведь речь шла о его работе. – Кого?
– Из новых, – сказал я. – Разбойник какой-то.
– С какими целями?
– Не знаю. Я его в мире живых видел, в старое тело его вселили. Жалкое зрелище.
Дядя кивнул:
– Пора нам стража менять. Староват Кербер стал для такой работы. Не тянет.
– Пора, дядя. А то начнут люди туда-сюда шастать…
– Жалко… Все-таки столько лет беспорочной службы. Да и потом, традиция…
– От традиций, которые мешают правильному функционированию организации, надо отказываться.
– Ты молод еще, племяш. А по молодости все максималисты. На кого я его поменяю?
– Я могу подобрать пару вариантов. Посмотришь, прикинешь, что к чему, выберешь. Никто ж тебя не торопит. Не хочешь от Кербера избавляться – давай его просто продублируем. И овцы цели, и волк на месте.
– Я подумаю, – сказал он. – Кто умыкнул-то?
– Не знаю. Ты точно никому разрешение на вывоз не подписывал?
– Нет, в последние пару веков точно. У меня вон за Элвиса как просили, на всех уровнях, так сказать, и то отказал.
– Ты всегда был принципиальным.
– Это не принципы, – сказал он. – Это основа мироздания. Живые – там, – он указал пальцем вверх, – а мертвые – тут.
– Что делать будем? – спросил я.
– Я ничего делать не буду. Режим усилю, проверки проведу, и все. У меня других хлопот полон рот. Ужин этот опять же.
– Нормальный ход.
– Нормальный, – подтвердил он. – Я отвечаю за свои владения, так? Ну, недосмотрел я, увы мне. Но на этом и все. Душа эта из моих владений выпорхнула, мне она более неподвластна. Ты теперь этим и занимайся, ты же у нас Душеводитель. Кстати, а чего ты ее сразу на кадуцей не взял и сюда не приволок?
– Хочу посмотреть, что дальше будет, – сказал я. – Не просто так ее отсюда вытащили, это точно. Значит, продолжение будет. А может, и автор композиции нарисуется.
– Правильно мыслишь, – одобрил дядя. – Итак, план действий у тебя есть. Иди, работай.
Так и живем. Испокон веков в нашей семейке такой порядок установлен. Проблемы Старших – это проблемы Младших.
А проблемы Младших – это проблемы Младших.
Правда, есть еще САМЫЕ Старшие.
Темная громадина заворочалась перед гигантскими окованными медью воротами. Это вам не Кербер, мимо такого стража просто не проскользнешь. Пятьдесят голов, сто рук и мощь, постичь которую не в силах ни человек, ни бог.
– ПАРОЛЬ! – громыхнуло пятьдесят глоток одновременно.
– Пошел на фиг, скотина сторукая.
Громадина отодвинулась, совсем немного, только чтобы дать мне проскользнуть внутрь, и тут же заняла исходное положение.
– Странные дела, – пробормотала одна из голов, та, что была ближе всех ко мне. – Целую вечность тут службу несу, и так ни разу пароль и не сменили.
– Все нормально, Бриарей, – сказал я.
– Опять дедушку проведать зашел?
– Ага.
– Ты один из всей семьи к нему и ходишь.
– Знаешь, он не самый популярный родственник. Здесь никаких надписей на входе нет. И так все ясно. Как выразились бы смертные, зона особого внимания. Тартар.
Место заключения для павших богов. Дедушка Крон – Повелитель Времени обитал в мрачной медной пещере, где не было ни времени, ни пространства. Чтобы нечем было повелевать. Гекатонхейры охраняют выход, и подкупить их нельзя.
«Даже сейчас его боятся, – подумал я. – Даже сейчас, когда все мы, по сути дела, никому на Земле больше не нужны».
Разве что магам, когда их совсем припирает к стенке.
– Радуйся, дедушка.
– Радуйся, внучок. Каким ветром тебя занесло в Тартар? Шутка. Ветров здесь нет.
– Посоветоваться надо, дедушка.
– Почему именно со мной? Я сижу здесь, что происходит в мире смертных, знаю лишь понаслышке.
– Откуда же ты узнал, что проблема, которую я хочу с тобой обсудить, касается мира смертных?
– Потому что я мудрый.
– Вот поэтому я и хочу посоветоваться именно с тобой.
Вечер, устроенный в честь героев Троянской войны, был в самом разгаре, когда на него явился непрошеный гость. Я.
Дядюшка Аид сидел во главе стола и о чем-то оживленно разговаривал с Агамемноном. Тетя скучала рядом с ним. Хоть она и устроила это вечер, ей здесь не особенно нравится. Смотреть, как пьют мертвые герои, слушать их бесконечные рассказы о войне, со времени которой минуло больше четырех тысяч лет.
Забыты старые распри. Троянцы братаются с ахейцами и вспоминают, кто из них кого убил. Вот неразлучная тройка – Ахилл, Патрокл и Гектор. Самый очевидный пример. Все они друг друга поубивали, а теперь вместе пьют вино и обсуждают подробности поединков и прелести Елены Прекрасной.
Вон Менелай обнимается с Энеем. Диомед поднимает тост за упокой Приама, а старец Нестор рассказывает скабрезные анекдоты кучке менее именитых троянцев.
Все в сборе. Не хватает только моего правнука Одиссея. Но он никогда не посещает подобного рода мероприятия. Его здесь не любят.
Троянцы продолжают ненавидеть его за то, что он был автором плана, позволившего ахейцам стереть Илион с лица Земли и сделать карьеру Шлиману.
Ахейцы не любят его, потому что он один, кто после многих приключений сумел благополучно вернуться домой и не был зарезан женой в собственной постели.
Нигде не любят везунчиков. Даже здесь.
Зато Парис сидит герой героем. Хотя, если уж кого не любить, так именно его.
Всех подвигов: украл чужую жену, спровоцировал бойню, на которой погибли пятьдесят тысяч человек, и убил Ахилла. Последнее больше всего похоже на подвиг, если не принимать во внимание некоторые подробности.
А именно – как он это сделал. Застрелил из лука. И кто, кроме этого смазливого подонка, сподобился бы стрелять в прославленного воина сзади, да еще и целя ниже пояса?
– … нельзя им верить, нельзя, – говорил Агамемнон. – Вот я вернулся домой, думаю, приму ванну, выпью чашечку кофе. Ага, принял ванну из собственной крови. Прямо в купальне меня зарезали, представляешь?
– Слышь, вождь вождей, – сказал я. – Шел бы ты кому-нибудь другому на жизнь жаловаться. Мне с дядей перетереть надо.
Обиделся, заткнулся и ушел. Тетя на меня строго посмотрела. Тетя считает, что у меня есть недостатки в воспитании. Тетя считает, что я хам. Это она просто на Земле давно не была.
– Проблема у нас, дядя. Помнишь, я тебе давеча о пропаже рассказывал?
– Помню.
– Не одного покойника у тебя увели. Пару.
– Ну и что? – пожал он своими мощными плечами. – Пусть еще пару лет покуролесят. Все равно все здесь будут.
– Ты хоть знаешь, кто был вторым?
– Я даже не помню, кто был первым.
Я сказал.
– Ну и что? Мне какая разница? Виновных накажу, бдительность усилю, а эти… пусть их, если уж выбрались. Бывали, между прочим, прецеденты.
– На Земле такая буча может начаться…
– Ты самый странный из всех богов, кого я знаю, Гермес, а знаю я, поверь, почти всех. И всем им абсолютно наплевать, что творится в мире смертных, лишь бы не ущемлялись их интересы. Если начнется твоя гипотетическая буча, твои интересы будут ущемлены?
– Непосредственным образом нет.
– Так наплюй и забудь.
– Не могу.
– Почему?
– Есть такая штука, она называется ответственность.
Дядя хохотал минут пять.
– Ответственность? У тебя? Перед кем? Они в тебя даже не верят!
Я долго раздумывал над тем, как ему ответить. Ответ-то был готов, готов давно, несколько тысячелетий даже размышлял я над тем, стоит ли произносить его вслух.
Для этого уже было столько возможностей, но я все время молчал. Обижать старших не хотел.
Но на этот раз терпение мое лопнуло.
– Ты хороший бог, дядя, – сказал я. – А знаешь, какая была самая плохая вещь во времена нашего правления, та самая мелочь, что завела нас в проклятый тупик, в коем мы пребываем по сей день? Знаешь, что это было? Равнодушие хороших богов.
Глава одиннадцатая. РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ В ЛОБ
Герман
После ухода Гермеса я развил бурную деятельность.
Во-первых, я позвонил Борису и сообщил, что сдвиги по его проблеме есть, что с Юриком мне если и не все ясно, то процесс выяснения пока мне неясного не требует присутствия вышеозначенного Юрика в моей лаборатории. Так что я был бы весьма благодарен, если бы Борис забрал Юрика и держал бы его где-нибудь, хоть в собственном гараже, до тех пор, пока мы накопим достаточно информации для принятия правильного решения о дальнейшей судьбе того же Юрика.
Борис сказал, что это не вопрос, Юрик – парень тихий, а у Бориса есть предостаточно мест, где можно содержать и более буйных товарищей.
Спустя минут тридцать после нашего с ним разговора у ворот просигналила машина, присланная лидером «лосей» за двумя своими пацанами – живым и условно мертвым. Вован и Юрик погрузились в зеленый «ленд-круизер» и отбыли в неизвестном мне направлении.
Одной проблемой меньше.
Во-вторых, я позвонил Сереге. Это занятие отняло у меня гораздо больше времени, нежели переговоры с Борисом и отгрузка паразомби Германа. И было куда более непродуктивным. Серега не отвечал.
Это было странно. Поскольку Серегин сотовый телефон обладал магическим усилителем, ответа «Абонент находится вне зоны действия сети» не могло быть в принципе. Тем не менее я услышал его более двух десятков раз.
И меня сразу же, как говорится в одном небезызвестном кинофильме, начали терзать смутные сомнения. И даже не столько смутные, сколько вполне конкретные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39