— Мы не в силах ничего изменить, Пакси. Все свершается на небесах, все в руках Божиих. Чему быть, того не миновать.
Ты не виновата в том, что погиб Билл… и Питер… Не важно, что я тогда говорил. Будем брать, что имеем, пока не поздно.
Будем любить друг друга, будем вместе, пока возможно. А если что-то случится, будем знать, что мы сделали все, что могли, Пакстон, ты же не можешь теперь всю оставшуюся жизнь прятаться в страхе, думая, что может произойти.
— У меня такое чувство, будто я их убила, — печально сказала она со слезами на глазах, и он теперь ненавидел себя за те слова, которые вырвались у него, когда он совсем ее не знал.
— Ты никого не убивала, и прекрасно об этом знаешь… Ты просто испугалась… — Он обнял ее и крепко прижал к себе. — Малышка моя, не бойся. Я никогда никого не любил так, как тебя… Не убегай от меня, пожалуйста… — Он посмотрел на нее, как не смотрел ни на одну женщину, и сказал ей то, чего ни одной женщине не говорил. Но теперь это была правда. — Ты мне очень нужна.
Они оба были нужны друг другу. Каждому нужен кто-нибудь. Это выше человеческих сил, если ты совсем один, — ежедневно сталкиваться с ужасом и жестокостью и переживать это.
Он повел ее наверх в комнату, думая о том, что они только что сказали, и крепко прижимая ее к себе. Дойдя до двери, он еще раз обнял ее, поцеловал, а затем заглянул ей в глаза.
— Что бы ни случилось, Пакстон… что бы ты ни решила… я всегда буду любить тебя.
Он повернулся и, не оглядываясь, ушел вниз по лестнице, а она стояла и смотрела ему вслед.
Глава 23
Через несколько дней Пакстон получила телеграмму от Вильсонов из Сан-Франциско. Габби родила третьего ребенка — девочку, и обе они чувствуют себя хорошо. Пакстон была рада за подругу, но вся их жизнь казалась такой далекой, такой чужой. А в конце недели по телетайпу начали поступать сообщения о грандиозном скоплении молодежи на концерте в незнакомом Пакстон месте, которое называлось Вудсток.
Она снова встретилась с Тони, и на этот раз они попали-таки в кино и посмотрели «Режиссеров» — фильм, который им обоим понравился. Посмотрели и специальный выпуск новостей о первом человеке, шагнувшем несколько недель назад на поверхность Луны, — когда Тони увидел это, он чуть не прослезился.
А потом они на базе ели гамбургеры и пили молочный коктейль, рассказывая друг другу о своем детстве. О том, как она росла в Саванне, а он в Нью-Йорке. Это было как день и ночь.
Когда Пакстон стала рассказывать о дочерях Гражданской войны, Тони отказывался верить.
— Пакстон, этого не может быть… Ты хочешь сказать, что есть такие, кто до сих пор переживает из-за Гражданской войны? Просто не верится…
Еще она рассказывала о своем отце, о том, как они вместе играли, о любимых субботах, когда она сидела у него в офисе. А Тони говорил, как каждое лето они с отцом работали в Бронксе и как в конце концов, очень не скоро, их семья заработала немного денег. И как много он сам работал, чувствуя себя взрослым, хотя был еще ребенком, и как ему это нравилось. И что он испытывал, когда родилась дочь, и что он чувствовал, когда она болела и когда умерла. Он думал, что не переживет этого. А потом появился Джой, маленькое чудо, причем чудо здоровое, сильное, крепкое.
— Ты даже не представляешь себе, что это такое. — Едва он заговорил о дне, когда родился Джой, его глаза заблестели, хотя он теперь нечасто позволял себе вспоминать об этом. — Это ни на что не похожее чувство… когда у тебя появляется ребенок. — И почти без всякого перерыва спросил:
— Ты хотела бы иметь детей, Пакс? — Он еще не знал о ней всего, хотя успел узнать достаточно. Во Вьетнаме люди за несколько дней могут узнать друг друга лучше, чем дома за целую жизнь.
— Наверное. Я еще об этом не думала. — Затем медленно добавила:
— Нет, не совсем так. — Ей хотелось быть с ним до конца откровенной. Такова была ее натура. — Кажется, с Питером я думала, что когда-нибудь мы заведем детей… Но с Биллом нет. Наверное, потому что Я никогда не разрешала себе надеяться, что он на мне все-таки женится. А вдруг нет? Не хотелось разочарований. Но самое смешное, что с детьми я не знаю, как себя вести.
— Так это с чужими, — успокоил ее Тони. — Со своими все совершенно по-другому. Это такое чудо. Трудно даже объяснить. С ними такая сильная внутренняя связь, ведь они — часть тебя самого, и это навсегда.
Она ласково взглянула на него поверх стакана с коктейлем:
— И ты это чувствуешь по отношению к Джою? Даже сейчас?
Тони кивнул, затем задумался И снова взглянул на нее.
— Да, — уверенно ответил он. Несмотря ни на что, сомнений не было. — Именно так.
— Тогда ты должен поехать и навестить его.
— Да, наверное, — хрипло сказал он.
Потом они танцевали, и в завершение Тони проводил Пакетов до гостиницы. Когда они поднимались по лестнице, он крепко обнимал се одной рукой. Тони и не ожидал, что Пакстон пригласит его зайти. Он поцеловал ее на прощание и собирался уходить, но почувствовал, что она удерживает его за рукав. Тони обернулся и увидел, что дверь в комнату Пакстон открыта. Он не посмел спросить, что это значит, а просто пошел за ней и, когда дверь закрылась, крепко обнял ее и прильнул к ее губам. Так, как ее, он не целовал никого годами, а быть может, и никогда. И Пакстон отвечала ему так, как не отвечала никому. С ним все было по-другому. Она иначе чувствовала, думала, вела себя. Тони заставил ее вновь ощутить себя молодой и невероятно женственной и, главное, самой собой. Как будто она с рождения была предназначена ему и ждала его всю жизнь. То же самое чувствовал и Тони. Он так д сказал ей, когда они лежали рядом.
— Знаешь, я никогда никого не любил как тебя, Пакси. Мне даже захотелось собрать вещи и бежать отсюда без оглядки — вместе с тобой, пока мы не окажемся дома, живые и невредимые, навсегда.
Но во Вьетнаме так опасно думать. И они оба это знали.
Он провел эту ночь у нее, а затем и много других ночей. И удивительно — к концу лета они жили уже почти как муж и жена. Повсюду появлялись вместе, когда Тони был свободен. А Пакстон рассказывала ему обо всем, даже о том, чего раньше она ни с кем не обсуждала, например, о выездах с Ральфом.
Тони тоже старался ей все рассказывать, но о своих военных операциях часто умалчивал, когда они оказывались слишком опасными, — он не хотел ее лишний раз беспокоить.
Ральф поначалу принял Тони в штыки, но затем и он смягчился, так что в самом начале сентября они все четверо отправились вместе обедать. Бедная Франс растолстела невероятно, и Ральф все время ее поддразнивал, пока Тони не сказал ей, что она выглядит очень красивой. Пакстон была тронута. Но себя она просто не могла представить в таком положении: как это — ходить с ребенком внутри? Один раз она даже заметила, как он шевельнулся, но больше всего Пакстон поразило то, что Франс, казалось, не обратила на это никакого внимания.
— Это, наверное, больно, — говорила Пакстон, когда они с Тони остались одни. — Как это ужасно — стать такой огромной, неуклюжей.
— Не ужасно, а прекрасно, поверь мне. — Он нежно поцеловал ее. — Честное слово.
Они ни разу не упоминали ни о свадьбе, ни о том, что у них могут быть дети, но оба знали, что так оно и случится, если им удастся выбраться из Вьетнама живыми. Но об этом они также молчали, вместо этого обсуждая отдых в Бангкоке и решая, что подарить Джою на Рождество.
Наконец в середине сентября Тони получил пятидневный отпуск, и они с Пакстон поехали в Гонконг. Там он купил колечко и без всяких объяснений надел ей на палец. Это было миленькое колечко с двумя сердечками — рубиновым и бриллиантовым, и Пакстон оно очень понравилось. Этим подарком было сказано все. Они провели в Гонконге сказочно прекрасные дни, живя в посольской гостинице, как и другие американские военнослужащие, проводившие здесь отпуск с женами и подругами.
Когда они вернулись, Пакстон узнала, что Ральф уехал в Дананг, и подумала, что это совсем неразумно с его стороны. Роды могли начаться в любой момент, и Пакстон уже не раз говорила Ральфу, что он должен быть все время рядом с Франс, на что тот отвечал, что не может сидеть и ждать, пока она родит. К Франс ходила акушерка, а если что-то пойдет не так, то на это существует врач. Кроме того, он оставил ей телефон Пакстон и вообще, уезжая, был уверен, что вернется по крайней мере за неделю до родов.
Однажды ночью, когда после бурных объятий Пакстон и Тони крепко спали в номере «Каравеллы», зазвонил телефон.
Пакстон подняла трубку.
— М-м… да? — Она никак не могла сообразить, кто это может звонить в такое время. В темноте она попыталась разглядеть циферблат часов. Четыре утра.
— Это Пакстон? — говорили с французским акцентом, и Пакстон сначала ничего не могла понять. — С вами говорит Франс.
О Боже! Пакстон села на кровати, мучительно соображая, где может быть сейчас Ральф.
— С вами все в порядке?
— Все хорошо… — Пакстон буквально видела, как Франс сейчас вежливо улыбается в темноте. Она принадлежала к тем людям, которые никогда не жалуются, никому не усложняют жизнь и никогда не выпячивают свое "я". И тем не менее сейчас она звонит Пакстон, с которой едва знакома, — в четыре утра. — Тысячу раз прошу прощения, — вежливо начала Франс, но вдруг замолчала. Пакстон недоумевала, что происходит. Ей и в голову не пришло, что у несчастной начались схватки и от боли она просто не в состоянии говорить. — Ральфа нет, — снова начала Франс, — а мне не удалось связаться с акушеркой… а врач, которому я должна позвонить в случае… — Она снова внезапно замолчала. Пакстон заволновалась.
— Франс! Франс! Вы слышите меня? — Она дернула рычаг телефона, думая, что их разъединили. К этому времени проснулся и Тони.
— Что случилось? — Он поднял голову, и Пакстон начала ему что-то объяснять, но Франс снова заговорила, на этот раз чуть более определенно.
— Я не могу связаться ни с акушеркой, ни с врачом… и у меня здесь ан… Мне очень неловко вас беспокоить, но, может быть, вы могли бы отвезти меня в больницу и подержать Ана у себя, пока Ральф не вернется… — Она снова замолчала, но на этот раз Пакстон сообразила, что происходит. Тони, внимательно смотрел на нее.
— Конечно, я сейчас приеду. Но вы уверены, что все в порядке? Может быть, лучше вызвать «скорую»?
— Нет-нет, не стоит, — вежливо ответила Франс. — А вы скоро приедете?
— Прямо сейчас… Франс… у вас уже начались роды?
— Надеюсь, я успею добраться до больницы. Спасибо… — снова начала она, но неожиданно повесила трубку.
Пакстон не знала, что Франс сейчас корчится от невыносимой боли. Она уже больше не могла стоять на ногах и потому бросила трубку. Она слишком долго ждала, и теперь боль нарастала очень быстро. Тем временем у себя в номере «Каравеллы»
Пакетом поспешно одевалась, Тони тоже соскочил с кровати.
— Я довезу тебя до Джиадинха. Сейчас машин мало, мы быстро доберемся, — сказал он, натягивая униформу.
— Интересно, где там ближайшая больница? — Пакстон старалась сохранять спокойствие, хотя это удавалось с трудом.
Уж лучше, когда по тебе стреляют.
— Кажется… нет, точно не знаю. Надо спросить внизу, когда будем выходить. — Он уже оделся, а Пакстон в блузке, юбке и сандалиях расчесывала волосы. — Как она, кстати?
— Странно как-то. Она все время замолкала, так что я сначала даже подумала, что нас разъединили.
— Если память мне не изменяет, началось.
Пакстон взялась за зубную щетку.
— Иначе бы она не позвонила.
Через двадцать минут они были уже на Джиадинхе. Они добежали до дома, где жили Ральф и Франс, и Пакстон позвонила. Очень долго никто не открывал, и Пакстон уже подумала, не уехала ли Франс в больницу, не дождавшись их, но Тони увидел свет на втором этаже. Они позвонили снова и стали ждать. Прошло немало времени, прежде чем Франс удалось их впустить. Они вбежали вверх по лестнице и увидели несчастную женщину. Она скрючилась от боли у входной двери, за ней по полу тянулся мокрый след. Увидев, что Пакстон не одна, она страшно испугалась, но с первой же минуты Тони повел себя так, будто роды были для него в порядке вещей. Отяжелевшая женщина оперлась на его руку, и он помог ей добраться до кровати. На Франс был халат, а под ним розовая ночная рубашка. В соседней комнате мирно спал маленький мальчик. Пакетом осторожно прикрыла дверь, стараясь не разбудить его, и спросила Франс, не пыталась ли та еще раз дозвониться до доктора.
Но Франс только отрицательно покачала головой и схватила Тони за руку. Ей уже было безразлично, кто ее держит, и она не замечала ни его, ни Пакстон.
— Франс, вам нужно одеться. — Пакстон старалась говорить спокойно, но стоило ей произнести эти слова, как Франс издала слабый крик и, сама того не желая, снова схватила Тони за руку. Он осторожно приподнял ее и аккуратно уложил обратно на кровать. Наконец схватка кончилась.
— Франс, — тихо сказал он, — вас нужно доставить в больницу. Я вас понесу, — добавил он, но она с ужасным криком снова схватилась за него. Женщина совершенно обезумела от болей, которые начались еще до полуночи. Теперь же пробило пять. Внезапно Пакстон увидела на простыне кровь, и ей стало страшно. Она хотела указать на это Тони, но тот и без нее прекрасно понимал, что происходит. И понимал куда лучше, чем Пакстон.
— Мы никуда не едем, — спокойно сказал он. — Принеси полотенца, все, какие сможешь найти, и газеты, много газет. — Он начал снимать ботинки. Пакстон на миг подумала, не сошел ли он с ума.
Тони хотел на минуту отойти от Франс, но она не отпускала его. В перерывах между схватками она шептала: "Извините…
Извините меня…" Но боль снова накатывала. Пакстон совершенно не понимала, что мог Тони находить во всем этом прекрасного. Это было ужасно, страшно и невыносимо больно.
Она вернулась с полотенцами, какие удалось найти, с парой чистых простыней и пачкой газет, лежавших на кухне. Тони велел сложить все это и встать рядом с ним на колени. Она так и сделала. Он встал позади Франс и крепко держал ее. Теперь, когда боль накатывала, Франс с силой сжимала руки Пакстон. Обе женщины крепко держались за руки, когда Франс начала выталкивать ребенка.
— О нет, — кричала она, — он идет.
— Конечно, дорогая, — мягко сказал Тони и объяснил, что ей надо делать. После этого он обвязал себя простыней, как передником, а Франс продолжала сжимать руки Пакстон и тужилась, тужилась, и Пакстон кричала вместе с ней. Затем Тони велел ей держать Франс за ноги, а сам взял ее за плечи, а та продолжала тужиться. В какой-то миг Пакстон захотелось крикнуть и убежать. Было невыносимо видеть такие муки. Но Франс вдруг вся напряглась, и в этот момент послышался тоненький крик. Все трое увидели крохотное красное личико, которое возникло из тела Франс, и она сама смотрела на него в изумлении.
— Так, так, — сказал Тони, — нужно еще усилие. Толкай его, толкай.
Со следующей схваткой показались плечики, и, наконец. Тони понемногу высвободил ребенка, осторожно придерживая его. И ребенок Ральфа и Франс появился на свет. Это оказалась девочка. Пакстон заплакала, наблюдая это чудо. В эту счастливую минуту Тони наклонился и быстро поцеловал Пакстон. Франс же улыбалась. А Пакстон в изумлении смотрела. — как Тони перевязывает пуповину шнурками от ботинок.
— Звони в «скорую», — сказал он ей, в то время как она с благоговением смотрела на Франс и на Тони, который теперь вызывал в ней восхищение. Ей хотелось сказать ему, какой он замечательный, но для этого у нее еще будет время.
Она пошла звонить. Пока не приехали врачи, Пакстон разбудила Апа. Франс уже укрыли одеялом, и мальчик искренне удивился, увидев свою крошечную сестричку.
— Она пришла, когда мама спала? — спросил он, улыбнувшись:
— Она тебя разбудила? — задал он вопрос матери.
Он немного встревожился, узнав, что мама и сестренка уезжают в больницу, но когда ему сказали, что с ними поедет и Пакстон, а его Тони забирает с собой в гостиницу, то даже обрадовался.
Пакстон была ошеломлена всем, что произошло в ту ночь: ужас, муки, боль, — и вдруг это маленькое красное личико, которое выталкивали наружу. Сейчас девочка мирно спала на руках у матери, и Франс казалась очень довольной.
— Мне очень жаль, что пришлось вас побеспокоить, — прошептала она, когда «скорая помощь» везла их в больницу.
Пакстон все еще держала ее за руку, испытывая благоговение перед чудом, свершившимся у нее на глазах. Все это было совершенно нереально. Реальной была война. Смерть стала обычным явлением. Но чудо рождения, эта незнакомая доселе Пакстон часть женского существования, повергло ее в изумление и восхитило.
— Вы вели себя очень мужественно, Франс, — сказала ей Пакстон. — Жаль, что я не смогла быть особенно полезной… Я совсем не знала, что следует делать.
Какое счастье, что Бог послал им Тони.
— Вы мне очень помогли, — сказала Франс сонным голосом и закрыла глаза, продолжая держать Пакстон за руку.
Пакстон оставалась в больнице почти до обеда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40